Игорь Скориков : В летний рассвет на белых лошадях

1. Рыбалка

План друга был простым и вполне реальным. Гинтару оставалось только предупредить жену о поездке на ночную сомовью рыбалку, вечером собрать снасти, подсак, взять болотники и прийти к Семёну, живущему недалеко от них на квартале. А там уже будет ждать компания друга и двух новых медсестер из отделения Семёна. Девочки подобрались — что надо, уверял он. С одной из них Семён позажигал недавно на смене, а ее подружка та еще, с училища. Он все продумал и подготовил.

Оторвав большой плавник от вяленого леща и посмаковав его, Семён отпил пива, слизнул пену с губы. Сжигая друга взглядом поверх литрового бокала, он всё продолжал уговаривать Гинтара, соблазняя на авантюру, волновался и картавил:

— Да ты пойми, болван! Эти жалкие кувыркания с ними на дежурстве, когда тебя в любой момент в приемное могут вызвать… И выпить толком нельзя. Стрёмно, и все такое. А тут, дома всю ночь! Светка моя на сутках, ее до девяти утра не будет. Я днем вина возьму, сома живого уже заготовил — друзья привезли. Завтра утром принесешь Люсе, типа улов, и все дела. А? Как? Я бы и сам, да подумай, Гиня, вчетвером веселее же! Потанцуем, бухнем. Девочки, похоже, и поменяться не против, если пойдет… Ну, давай, блин, рожай быстрее! Согласен?

Гинтар рассеянно рассматривал огромный, пока еще чистый зал нового, появившегося с времен перестройки, пивбара и его опрятных официантов в красных передниках, снующих с литровыми кружками. В глубине души он уже решился. За пять лет семейной жизни это было не первое похождение налево, но что-то мешало ему именно сегодня. Напрягало, что всё безобразие будет происходить в ста метрах от дома, а не вдали на работе, неуклюжее вранье, да и вот это самое «поменяться». Он вспомнил их с Люсей утренний безобразный скандал из-за какого-то пустяка, икнул и вяло спросил:

— Светка про эту рыбу не знает, точно? А то сдаст ведь на раз… — он взял со стола и повертел золотистого леща в руке, — и что, цыпочки хорошие? Хотя, я твои запросы знаю, минимум в башке, максимум в сиськах и бедрах. Поговорить с ними хоть можно будет о чем-нибудь?

Сёма, поняв, что согласие как-бы получено, выдохнул, взъерошил черные волосы и заулыбался.

— Ну, гейш и хахерезад не обещаю, зато выёживаться точно не будут, когда дойдет… За Светку не бойся, не знает про рыбу она.

— Шехерезад… Чтоб ладный зад… Хорошо, иди звони. Давай часов на девять, в прошлый раз мы с тобой в это время ездили на пруды, — он подозвал официанта, — командир, принеси еще литр светлого.

Летний поздний вечер медлил наступать, неся сегодня с собой ветреную прохладу и какую-то мутную тоску. Люсю привезли с работы на новой служебной иномарке, она молча выгружала продукты в холодильник. Пятилетний Сережка уже спал, выкупанный и накормленный Гинтаром. Предстоял разговор. Собственно, его и не получилось. Люся, затаив утреннюю обиду, ответила на сообщение о рыбалке без эмоций:

— Езжай куда хочешь… Хоть к черту… Только не нажираться как обычно, и завтра в садик ты ведешь, мне рано надо… Все. Я спать.

Но она не спала, ожидая его ухода. Гинтар осоловел от выпитого пива, задремал и чуть не проспал положенное время. В девять он собрался и вышел из подъезда. Соседская девочка Настя, сидевшая с матерью на скамейке, окликнула его:

— Дядя Гинтар, вы опять на рыбалку? Покажете мне рыбку?

— Хорошо, Настенька. Слушайся маму.

Через минуту он стоял в болотных сапогах, с рюкзаком, удочками и подсаком у знакомой двери, из-за которой слышались рулады, обожаемого Сёмой, Чижа, и нажимал кнопку звонка. В проеме показалась маленькая, улыбающаяся крашеная блондинка с огромными глазами и шикарной грудью. Оглядев Гинтара с головы до ног, она принялась хохотать, зовя хозяина квартиры:

— Иди сюда, Сёма!

Гинтар потер свой мясистый нос, быстро вошел и закрыл дверь, а девушка продолжала:

— На гребалку сегодня едем! Друг твой, гребачок, пришел с полным набором! А-ха-ха-ха! Как вас зовут? Крыся, посмотри на это чудо!

Появился уже поддатый, радостный Семён с лихим взглядом и, видимо, Крыся, высокая серьезная девушка в коротком платье и очках на вздернутом носу. Гинтар вошел в кухню, сложил снасти в углу под общий хохот и подколки про ночную спортивную греблю. Он молча налил полстакана водки, выпил залпом, закурил, и, сев на подоконник, стал снимать сапоги. Семен представил всех, причем Крыся оказалась Кристиной. Она изобразила, к удивлению Гинтара, милый книксен. Все выпили за рыбалку. Медсестру на коленях у Семёна звали Лена. Девушки пили «Токай», плясали под рок в единственной комнате квартиры, похохатывая и поглядывая на угрюмого Гинтара. Семен наклонился к другу, извиняясь:

— Ты чё? Не в духе, чувак? Ну, телки выпили, я им и рассказал про твою конспирацию, они так тебя ждали, чтоб посмотреть, вот и… Как тебе Крыся? Ноги, а? Ну, хочешь, давай пока постреляем? — он достал пневматический пистолет, коробку пулек и мишень, которую под женские визги укрепил на бельевую веревку за открытой дверью балкона.

— Нихт чиссен, фроляйн, в смысле стреляем только мы. Кто выбьет больше из десяти, тот остается в комнате, а мы с Ленкой тогда на кухне.

Дальше пили, танцевали и стреляли. Победил более трезвый Гинтар и уже через полчаса он был на диване с длинноногой Кристиной, а из-за закрытой кухонной двери доносились стоны и вопли пышногрудой Лены под гулкие удары стола о стену. Как ни старалась, не снимая очков, тихая и немногословная Кристина языком, губами и руками, как ни заманчиво белел след от купальника на ее загорелом теле, у Гинтара ничего не получалось. Швырнув презерватив на пол и пробормотав что-то про не задавшийся с утра день, он пошел в кухню. Здесь уже оделись и выпивали под магнитофон. Семён и Лена в этот раз почти не шутили над рыбацким счастьем друга, а через время отправились на диван к Кристине. Гинтар сварил кофе, выключил свет, закурил и стал смотреть сквозь гардину на одиноко светящееся окно в хрущевке напротив.

Все плохо у них с Люсей стало после того, как ей предложили новую работу. Шел девяносто первый, Люся каждый вечер приезжала на служебной машине и он стал все чаще выпивать спирт на работе и на рыбалках. В отделении появилась старшая медсестра из хирургии, с которой они, совмещая графики, встречались у Гинтара на диване в ординаторской. Ссоры дома из-за мелочей изматывали, были почти ежедневными и убивали остатки былого покоя. Сережка становился, как казалось Гинтару, всё тише и грустнее. Жизнь перевернулась с ног на голову и сделать ничего было невозможно, так он думал уже давно, а сегодня это знание почему-то казалось просто невыносимым.

Окно напротив погасло и засветилось другое рядом, на улице уже серел рассвет, и откуда-то пришло дурное: «Тесть полоумный бредит, революцию с войной пророчит. А что? Была бы сейчас война, может и стало у них все на свои места. Он был бы начальником медслужбы полка, она бы писала ему письма на фронт, а он ей… А вот хрен. Ушла бы, наверное, к своему боссу. Господи, о чем я? А Сережа? Чур меня...»

Его разбудил пьяный хохот Семёна из распахнутой двери:

— Вставай рыбачок, весь утренний клёв проспал. Пошли дам проводим, у таксистов пива и водки еще возьмем. Опохмелимся, а потом я тебе пару сомиков выдам для Люси. Что-то ты мрачишься сегодня, Гиня? Брось. Жизнь — чудо! Разгоняй ее, свою стылую кровь прибалтийскую. У меня учись. Болотники наденешь? А-ха-ха!

— Пошел на хер, Сёма, задрал ты со своим половым гигантизмом. Не хочу ничего. А сомики — это хорошо, только давай сейчас.

На трамвайной остановке девушки зашли в телефонную будку кому-то срочно звонить, а друзья отправились к пустой таксомоторной стоянке. Сели на скамейку, ожидая первую машину, чтобы купить у таксиста выпивки. В пять утра ее можно было добыть только здесь. Семен поднял со скамейки какой-то странный плоский предмет.

— Погляди, чё нашел, — он вертел в руках небольшой тюбик голубого цвета со странными значками и надписями. Гинтар только принялся рассматривать находку в руках друга, как в утренней тишине завизжали тормоза, и возле них остановилась желтая «Волга» с шашечками. Из задней двери выпрыгнул мужик в плаще и сразу завопил:

— Парни, не трогайте, пожалуйста, это мое! Я забыл!

Семен спрятал тюбик за спину, потемнел взглядом, отвечая незнакомцу:

— Еще чего! Что это за хрень? Чем докажешь? — он вынул предмет из-за спины и протянул Гинтару, — посмотри, Гиня, может, что ценное? На клей импортный похоже, — они вдвоем склонились над тюбиком. Мужчина сложил руки в мольбе и простонал:

— Ради всего... Только не нажимайте!

— Да ну его, нафига оно тебе, отдай, — Гинтар попытался взять тюбик у друга. Мужчина в плаще тоже вцепился в него, но вещь внезапно засветилась изнутри приятным оранжевым светом, потом тихо пискнула...


2. Растворитель

Трое стояли на ветру посреди широкой, вымощенной железными плитами площади с огромными белыми куполами по периметру и оглядывались вокруг. Такси, лавочек, квартальных хрущевок, остановки и телефонной будки с девушками как не бывало. Первым заговорил новый знакомый. Он почти плакал:

— Я же вас просил! Вы случайно нажали, черт… Это мой Растворитель, а не клей никакой... Теперь вы… Теперь мы в вашем будущем.

Он забрал у оторопевшего Гинтара посеревший тюбик и стал двигать по нему пальцем, продолжая скулить:

— Теперь вы в две тысячи тридцать шестом. И я, к сожалению тоже…. Проклятье, я могу не успеть, — он уже рыдал. Семен стоял, открыв рот и выпучив черные глаза на мужчину. Гинтар всматривался в купола, запустив пальцы в свои мелкие кудри, и не мог произнести ни слова, чувствуя сильную тошноту. Наконец он вздохнул и смог прошептать:

— В каком?.. Шестом… — удочки, подсак и рюкзак выпали из рук на плиты. Семён тоже очнулся и вскрикнул:

— Кин-дза-дза какая-то, мать ее! Пиздец, приехали!

Мужик быстро заговорил, постоянно водя пальцем по светящемуся уже ярким зеленым светом предмету:

— Это вы приехали! А я не доехал. Как вы сказали? Пи… Что?

— Ты, чё? Иностранец?

— Я из сорок первого, а в ваши девяностые растворился, чтобы помешать произойти одной встрече. Это очень важно для нас. Но я минуту назад случайно оставил свой растворитель на остановке, а ты, Семён — идиот, забрал, да еще и нажал...

— Сам идиот, а откуда ты моё имя…

— Постой, Сёма, — Гинтар посмотрел через плечо мужчины на тюбик, там сменяя друг друга плыли на экране синие цифры и точки. — Мужик, ты прости его, он с бодуна. Объясни нормально, что это за растворитель, что за встреча? И что нам, блядь, теперь делать со всем этим, а?

— Это на вашем языке машина времени, ну… Читали? Там у вас в конце девяносто первого должна состояться встреча одних важных лиц. Произойдет то, что запустит цепь событий. Мы просчитали все варианты. Из-за этой цепи теперь у нас уже пять лет война за доступы. А то, чем этот… как? пиздец закончится в моем сорок первом, вам лучше не знать…

Он сел на корточки, закрыл лицо и его плечи задергались. Друзья стояли над ним, молча оглядываясь по сторонам. Потом он вытер глаза и продолжил:

— Теперь про вас, — вот вам псифоны, — он достал из кармана плаща два белых шарика и сунул друзьям в руки, — будете им задавать вопросы и всё узнаете. Если хотите назад сейчас, говорите. Если нет, то растворю вас на трамвайную остановку на обратном пути. Поторопитесь...

Семён первый обрадованно ответил, разглядывая скользкий шарик в руке:

— А че? Прикольно. Давай останемся, посмотрим, Гиня?

Гинтар открыл рот, чтобы сказать, что он еще не решил, но мужчина уже быстро поднялся, сказав:

— Тогда до встречи, — нажал на тюбик и исчез. Гинтар взбеленился:

— Ты и правда идиот? На кой хер ты сказал — давай! Мне утром сына в садик вести. Ты о друге подумал? И вообще… Что тебе? Прикольно на войну посмотреть? Все, сука, я ухожу, ты мне надоел со своим дебилизмом. Сколько нам этого психа теперь ждать? Ты знаешь?

— Я не думал, что он так быстро… Прости, — Семён, начиная трезветь, поднес шарик псифона к губам и спросил:

— Эй, ты, псих... колись, где мой дом? — шарик завибрировал и перед Семеном в пространстве появилось изображение в виде светящейся стрелки, направленной в сторону одного из куполов. — Сервис! Ладно, Гиня, погуляем немного врозь, а там посмотрим. Да не думай ты… Вернемся как-нибудь. Давай. На связи...

— Короче, захочешь назад, ищи меня вон через этот, как его, псифон... Гинтар поднял вещи, повесил рюкзак на плечо. — Или приходи на это место и жди.

Он зашагал в другую сторону, где, как ему казалось, должен был стоять его дом. Оказалось, цилиндр угадывал и мысли хозяина. Стрелка появилась в пространстве перед Гинтаром, указывая на купол. Когда он приблизился, из него вышла женщина, остановилась у чего-то похожего на легковую машину. Она стояла и удивленно разглядывала странного, растерянного человека, разговаривающего с самим собой.

— Так, я Гинтарас Вайзекутис. Приехал в город с родителями давно из Риги, я врач, у меня сын и жена, мне двадцать пять… было… в девяносто первом. Из-за этого озабоченного павиана я в две тысячи тридцать шестом. Теперь, значит, здесь мне…

Он прикрыл глаза, считая.

— Ёб же-ж твою!.. Мне же семьдесят в этом году!

Только сейчас Гинтар почувствовал, как ему тяжело нести нагруженный снастями рюкзак.

— А он прав, этот болван Сёма. Любопытно будет увидеть… Сережке тогда сколько? — псифон в руке завибрировал и Гинтар присел от удивления. Перед его лицом в воздухе повисло изображение его самого, только взрослого, где-то около пятидесяти, с другой прической и с бородкой-испанкой. Изображение прищурилось, потом удивленно расширило глаза.

— Сергей Вайзекутис у псифона… Кто вы? — Гинтар сглотнул, снова уронил вещи, и вскрикнул так, что женщина, испугавшись, спряталась за машину:

— Серёжка?!

— Отец? Как ты здесь? А, понял... Только, как к тебе растворитель в руки попал? Что, кто-то отсюда в девяностые растворился? Это преступление, знаешь… Ты себя уже видел? А ее?

Гинтар почувствовал, как слабеют ноги.

— Нет пока... Господи, одно лицо… Хотя... Люсины глаза. Слушай! Где ты? Что делаешь? Как мама? Что у вас за война тут, из-за чего?

Изображение в воздухе по его, Гинтара, привычке, потерло нос.

— Па, как я рад тебя видеть молодым! В общем, я сейчас на другом конце планеты. Помнишь, ты меня в двенадцать лет на компьютерные курсы отвел, ах, да… Ты же не можешь знать. Сейчас я айти-жонглер высшего класса, у меня фирма, серверы и все такое… Хорошо живу. Я тебе благодарен, с тех курсов все началось. А вы с мамой расстались тогда же... она к своему начальнику ушла. Теперь они с ним на той стороне.

— На какой стороне, Сережа? Что у вас тут происходит?

— Это вторая война за пятнадцать лет, отец. Одни из немногих имеют доступ к информационной пси-сфере планеты. Пока мы продолжали пялиться в гаджеты, они-таки читали книги. Наш город и тысячи других, что остались, теперь воюют за доступ. Это власть, в общем, и большая. Только я, ну... мы нейтралы, и мы на другой, на серой стороне. Многие после эпидемии в Антарктиде, там теперь города тоже. Ладно, не вникай, а то мозги вскипят. Ты лучше расскажи, как возвращаться будешь?

Изображение стало мигать и расплываться, в уши Гинтара болью врезался нестерпимый свист, который тут же смолк. Он присел от боли:

— Что это, сын? Больно как…

— Папа, это их патрули поток блокируют, я сейчас исчезну… Прощай. Помни, у тебя все будет хорошо в...

Голограмма исчезла. Гинтар услышал женский голос, доносившийся от купола, к которому он шел:

— Дядя Гинтар, это я, Настя, — к нему подходила женщина и приветливо улыбалась, — я ваша соседка… была. Помните? Анастасия Ивановна я… Кто это вам растворитель дал? Надо же, вот встреча!

— Настя?! Ты.. вы что, меня помните?.. Анастасия Ивановна?

— Конечно, дядя Гинтар. И рыбу, которую вы мне тогда вечером показали. Вы разошлись с Людмилой Яковлевной, она перебралась к родителям с Серёжей. Говорят, замуж потом удачно вышла. Через несколько лет вы стали с новой женой здесь жить. Она меня всегда вкусненьким угощает, — Анастасия Ивановна запнулась, — маму мою недавно шальной волной плазмы убило, а брата на фронте давно. Я одна теперь. Да, вы… Вы и сейчас здесь живете с ней… Да… Они скоро выйдут, только не надо вам встречаться. А мне идти надо, извините... До свидания, ах, да… Прощайте!

Гинтар удержал ее за руку.

— Постойте, Настя... А почему вечером? Ладно, проехали. О важном сейчас. Скажите, может вам известно, откуда взялась эта, другая, и кто она? Расскажите, прошу вас.

— Такая же как я, сирота после второй войны. Старики первые погибали от волн и плазменных обстрелов. Она младше вас лет на пятнадцать, еще работает педиатром в клинике рядом. А как вы встретились, извините, я не знаю. Как вы там знакомитесь, на симпозиумах, наверное, — она улыбнулась, — видно просто всем, что она любит вас.

— Прощайте, Настя, — пробормотал Гинтар. Женщина ушла, помахав рукой издали, а он вдруг опомнился, прокричал ей вслед:

— Настя, постойте. Как зовут ее? — но она уже не слышала.

Он опять сгреб вещи, зашел за соседний купол и стал наблюдать за выходом. Прохожие оглядывались на мужчину с удочками в болотных сапогах, шептались и шли дальше. Над куполами беззвучно летали серебристые и черные сигарообразные штуки, Гинтар изумленно наблюдал за ними, пока не закружилась голова. Стоило ему подумать о возвращении и о том, где сейчас Семен, как псифон в кармане задрожал, а перед глазами возникло изображение друга, запыхавшегося и с огромным синяком под глазом. Семён орал:

— Гиня, привет! Слушай, тут дурдом какой-то! Он не узнал меня. Это что же получается, я сам себе фингал поставил? Во какие залепухи во времени! Прикинь, ну!

— Я так и знал, что ты куда-то вляпаешься. Хоть без милиции? А то тут, знаешь, военное положение… Что случилось?

Семен пригладил растрепанные волосы, потрогал синяк.

— Ну, пошел я сначала в магазин пивка взять, трубы горят же. Там магазин как три наших аэропорта, так я в нем ничего и не купил. Представляешь, на каждой кассе робот-девушка, как в кино. Я деньги даю, а она мило лыбится и так мне говорит: «Прислоните руку к терминалу, будьте добры...» Я прислонил, а она как заверещит: « Охрана, подойдите, здесь покупатель без чипа...» Что это за байда, ты знаешь?

Гинтар смотрел на купол, ерошил кудри и вспоминал:

— Читал когда-то в фантастическом романе. Это, вероятно, у них вживляется в руку идентификатор такой... и платежный счет банка, там… документы все, права, страховка. В общем, ты, Сёма чужой на этом празднике!

— Я так и понял. Сбежал потом от охраны и домой пошел, а там новая засада. Дверь не открывается в мой шатер. Хорошо, шароголовый этот надоумил, чтоб я палец к окошку возле входа прислонил. Ткнул я пальцем — двери и открылись, потом лифт меня сразу домой привез, красота. А там! Гинтар, я тебе описать не смогу, какая там у меня квартира. Я такую технику только в нашем главном универмаге электроники видел. Это сон! И выходит ко мне девушка из комнаты, ну точно мисс Мира из «СпидИнфо»!

— Представляю себе…

— Ни фига, ты и не видал никогда такой! Короче, поговорили мы. Оказалось, она тоже робот. И вот, берет она меня за руку и говорит: «Думайте, мой молодой муж...» Муж! Сечёшь, Гиня! Типа, чего тебе надобно сейчас, хозяин? А не так, как Светка: «Где опять лазил, гад?..»

— И о чем ты подумал? Хотя я…

— Да. А чё? Гиня, такого минета мне в жизни никто никогда не делал… Я за малым не чокнулся. Потом она музон врубила. Чижа, представляешь? Разделась, меня раздела и в спальню повела… Тут дверь лифта открывается и входит этот старикан.

— Кто входит?

— Да я же и вошел, только старый и седой весь. Но это я потом только понял… Увидал он нас и без слов как присунет мне в глаз. Я ему. А он, сука, достал трубку серебристую из кармана и на меня направил… Искры из глаз, и дальше ничего не помню. Очнулся на площади. Короче, хорошо я живу в будущем, дружище! Может, остаться, а? Как ты думаешь? А ты там как? Тот придурок из сорок первого не звонил?

Из ближайшего к Гинтару купола вышла пара — пожилой мужчина с кудрявой головой и мясистым носом в белом льняном костюме и высокая, замечательной красоты дама средних лет. Они остановились возле входа, не замечая Гинтара. Не успел он подумать, что Семён сейчас лишний, как его изображение сразу растаяло. Гинтар, обогнув купол, подкрался поближе и стал наблюдать за этой парой из-за стены.

Но как же знакомо было ему ее прекрасное лицо. Всё в нем было. И удивленное выражение той девочки из Риги, с которой Гинтар катался в детстве на лыжах, поцеловав ее украдкой в раскрасневшуюся от мороза и бега щеку. Ему вдруг показалось, что он чувствует на губах вкус этой детской щеки сейчас. И вспомнилось, как ехали они когда-то в другой жизни рядом на белых лошадях в летний рассвет. Зазвучал в ушах у него ее нежный сладкий стон, и увидел Гинтар ее тонкие пальцы, сжимающие в судороге подушку, и ощутил на языке ее благодарные слезы. Почувствовал он, как обнимает любимые плечи, сидя с ней на краю плато горы Ай-Петри, и видит ее глазами заходящее за виноградники солнце. Слышит возле самого уха её и свой шепот о том, что они больше всего на свете хотели бы умереть вдвоем вот так, на закате, на этом плато… Это было лицо из его сна, из его прошлых и будущих жизней. А теперь он видел его в реальности, в нескольких метрах от себя. Гинтар почувствовал, что ему не хватает воздуха, и вдруг испугался, услышав ее ласковый и родной голос:

— Дорогой, ты не слишком легко оделся? Чувствуешь, сегодня прохладно вечером.

Мужчина растерянно пригладил шевелюру, потом обнял женщину и, поцеловав в щёку, заговорил незнакомым треснувшим баритоном:

— Не волнуйся. Машину оставим, да? Прогуляемся немного.

Она, кивнув, взяла его под руку и через минуту пара скрылась вдали за куполами. Гинтар с возмущением подумал: «Какого чёрта он смеет целовать ее? Гнусный старикан, а наглый какой! А, чтоб меня! Это же я сам... Всё, надо уходить. Нужно растворяться назад, а то и правда головой повредиться можно. Где этот мужик со своей пластинкой? Что он там натворит в нашем времени? Может, и вправду полетит еще бабочка Брэдбери? Да и будущие войны предупредить удастся? Хорошо бы. А хорошо ли? А если тогда мне в обновленном будущем с ней не встретиться? Не может быть, сны не врут. Ну, да… Но, война же… И потом, она ведь ничего не решит, только отодвинет на время. Как я мог ее желать? Время. Всё, хватит...»

Вновь затрясся в кармане псифон и появился в воздухе мужчина в плаще на голое тело. Он широко улыбался, почти пел:

— Друзья, всё как нельзя лучше устраивается. Приходите, дорогие мои, на то место на площади, я жду вас! Семён, вы меня слышите?

Они втроем остановились на том же месте, где виделись в последний раз. Мужчина забрал у друзей псифоны. Синяк Семена расцвел, приобретя угрожающий бордовый цвет, но его обладатель был весел.

— Ну, что, чувак, получилось у тебя там в девяностых что-нибудь? Или просто в нашем новом пивбаре посидел, а? Тут у вас ни хера пива попить нельзя, чипы какие-то… Как вы скучно живете! Хотя, с телками здесь налажено, это да. Пусть и роботы, но я аж остаться захотел.

— Остаться можете, воля ваша. Только вам придется проживать этот день десять тысяч раз, пока не переродитесь и время вас не растворит во что-то иное, но тогда… Как хотите. Пока... — и он приготовился нажать на растворитель. Семён испуганно замахал руками и принялся кричать на всю площадь:

— Стой! Стой, осёл! Не дергайся, не вздумай! Ты чего нервный такой? Не можешь подождать? Тут судьба у людей решается. А-ну, поднять быстро руку! Чтоб мы видели. И стоять, не двигаться! Давай растворяй нас бегом взад... Так же, Гиня?

Гинтар утвердительно кивнул, но положил руку мужчине на плечо.

— Уважаемый, мы конечно вернемся при таком раскладе. Только перед отлетом расскажите нам, что вы там имели в виду, когда говорили, что всё хорошо устраивается?

Покосившись на Семёна, мужчина поднял правую руку и, стоя так, начал рассказывать:

— Я исследовал все пространственно-временные синэстезии в ваших девяностых, потом связался с нашими. Мы перепрошили код этого континуума. Теперь я могу сказать вам с гордостью: декабрьская встреча важных лиц не состоится и документы подписаны не будут. Мне удалось выполнить все порученные задания. Это счастье, что теперь наша цивилизация будет спасена и не наступит того, что сейчас творится в моем сорок первом. Ура, друзья!

— Слушай ты, малахольный! Хватит про конитумы втирать нам здесь, жми давай быстрее, трубы же горят! — Семён опустил руку мужчины и придвинулся ближе к тюбику, но тот резко остановил его, заговорив каким-то металлическим голосом:

— Я не все еще рассказал, — он подвигал пальцем по растворителю, и на нем загорелись цифры, а потом на колпачке появился ярко-красный крестик, — вот это ваше время и место. Но перед отправкой я считаю своим долгом сообщить вам нечто… Время уже деформировано моими действиями, но, на вашу беду, вас угораздило повстречаться на моем пути. Время теперь генерирует события так, что один из вас должен умереть по возвращении. Сказать вам, кто это будет, я не имею права по нашим законам. Это может повлиять на ваш выбор… И вообще на всё…

Семён опять поднял руку мужчины от растворителя и заорал:

— Эй, так вот чему он радовался, козел сутулый! Гиня, ты слышал?! Они там со временем творят, что хотят, а я подохнуть должен за все человечество, так?! Что ты молчишь? Ты, может, хочешь пострадать? Нет-нет… Я тогда лучше остаюсь, на фиг, здесь. День еще не закончился… Пойду вырублю себя старого и мою мисс мира трахну наконец. Потом за пивом ее, милую, отправлю. И буду трахаться десять тысяч...

Пока Сёма возмущался, сильно побледневший Гинтар подступал вплотную к удивленному мужчине в плаще, потом прицелился, унимая дрожащую руку, и, не дав никому опомниться, нажал на красный крестик на колпачке.


3. Сом на скамейке

На трамвайной остановке девушки зашли в телефонную будку кому-то срочно звонить, а друзья отправились к пустой таксомоторной стоянке. Там они сели на лавочку и стали ожидать первую машину, чтобы купить у таксиста выпивки. В пять утра ее можно было добыть только здесь. В утренней тишине завизжали тормоза и возле них остановилась желтая «Волга» с шашечками. Таксист вышел, стукнул ногой по переднему колесу и закурил. Семен подбежал к нему, доставая на ходу кошелек.

— Шеф, пиво, водяра есть? Вдвое забашляю… Есть? Ну, слава тебе…

Подошли Лена с Крысей, присели рядом. Семён откупорил им бутылки, сделал глоток сам и застонал от удовольствия. Лена, глотнув, поперхнулась и облилась, увидев, выходящих из-за остановки двоих парней. Один, постарше, сильно хромал. Заношенная бейсболка смотрела козырьком назад. Узнав Лену, он подсел к ней, обнял за плечи. Приблизив бледное лицо к ее уху и не обращая внимания на Семёна, весело проговорил:

— Привет, коза! Ты чего в такую рань, Ленчик? Что это за олени с вами, Крыся? — он сплюнул под ноги и захихикал. Второй стоял рядом и хмуро разглядывал Гинтара. Семён поднялся, схватил сидевшего за ворот рубашки так, что бейсболка слетела с головы. От волнения он картавил сильнее обычного:

— Руки убери от нее! Ты кто сам такой, а? А ну, иди сюда, урод!

Гинтар поднялся к ним, но получил удар в живот ногой от второго и, согнувшись, упал на лавочку. Кристина завизжала. Лена, закрыв лицо руками, опустила голову на колени. Незнакомцы вдвоем затолкали орущего матом Семена в телефонную будку. Прямо перед его глазами оказались серые водянистые глаза хромого со зрачками-точками. Парень откуда-то быстро вынул заточку и воткнул ее Семёну слева между ребер. Вынув, вытер кровь о плечо осевшего со стоном Семёна. Двое вышли, закрыв за собой будку. Через минуту, забрав пиво и водку, они сели в такси и уехали. Кристина продолжала визжать, Лена молчала, а Гинтар корчился на лавочке.

Вечером Гинтар вернулся домой из милиции, где, не видя ничего вокруг, подписывал какие-то протоколы. Семён дожил до приезда скорой и теперь просыпался в реанимации. Гинтар с двумя коллегами прооперировал его. Они ушили ранение левого легкого и перикард. Повезло. Подходя к своему подъезду, Гинтар зачем-то вспомнил, что он не выбросил презерватив, оставленный у дивана в квартире Семёна, и теперь Светка… И, что Светка? А то она не знала раньше… Было безразлично, появлялись новые смыслы. Сережку он в садик не отвел, как обещал Люсе, хотя и позвонил предупредить, что срочно моется на операцию. И был послан куда подальше. Живот ныл, рюкзак натер плечи, а удочки и подсак он наверное забыл на остановке. Детский голос остановил его у подъезда:

— Дядя Гинтар, вы поймали мне рыбку? Обещали показать вчера, помните?

— Поймал? Конечно, Настя. Это сомик, смотри.

Он развязал рюкзак, выложил на скамейку бурого сома. Рыба тускло блестела в лучах вечернего солнца, помутневшие маленькие глазки удивленно уставились на закат. Девочка захлопала в ладоши. Наклоняясь над полной мелких зубов раскрытой пастью, она осторожно дотронулась пальчиком до повисшего уса.

— Не укусит меня?

Сом шевельнул хвостом. Улыбнулся и ответил басом:

— Не бойся, Настенька! Теперь я уже никого не укушу.