Петро Залупа : Розовый слоник

Мы трогаем лето. Ты и я. Одичалые. Усталые но счастливые. Трогаем его и вдыхаем. Усталость клонит в сон. После работы в поле, немудрено. Ресницы наливаются тяжестью. Волосы наши спутались, в дыхания сливаются в одно. Пахнет свежим сеном, августом, и предчувствием быстрого конца летнего счастья. Ты громко и протяжно пердишь, как-будто гудок паровоза разрывает ночную мглу захолустного пустого перрона. И снова тишина, лишь сверчки без устали продолжают обсуждать что-то вероятно очень важное, неведомое нам.
— Саша, ты не спишь — спрашиваешь ты
— Нет пока, - отвечаю
— Скажи, — продолжаешь ты, — а вот Моцарт, он какой был? Очень красивый?
— Хуй его знает, я не помню, а что?
— Просто, он такую музыку писал красивую … — Ну, если по внешности судить, то наш тракторист Гришка, красавчик, тоже мог бы писать как Моцарт…
— Мог бы, да не пишет же..
— Вот тебе и ответ… Он, кстати, про тебя спрашивал сегодня, встречаемся мы или нет… к чему такой интерес?!
… — Саша, давай спать, устала я…вставать рано

Я лежу и думаю, про себя, «ну врет же». Знаю что врет, чувствую. Не говоря ни слова, грубо начинаю стаскивать с неё трико
— Саша, не надо … пожалуйста… не сейчас…Поздно. Мой уже окреп и рвётся в бой. Засовываю два пальца во влагалище. Сверху сухо. Беру глубже. Ещё пару движений и вот уже липкий пахучий сок потек по руке. Можно. Пододвигаюсь ближе. Пытаюсь в темноте наощупь найти «щель». Через щель на стене сарая мне в лицо щерится полная Луна. Есть! Сгребаю ее в охапку, за большую упругую грудь, за мягкий и тёплый живот.. Вхожу глубоко. Стонет. Стони, стони, лживая тварь! Ебу. Долго ебу, кажется вечность, в одной позе, пока она вдруг, в пылу, не произносит:
— Люблю твоего розового слоника!
Я резко останавливаюсь, как состав при ручном тормозе. «Какого ещё слоника?» - хочу я спросить, но молчу, встав в ступор.
— Ну, что ты … продолжай … - стонет она, но “мой” резко обмяк и вывалился из тёплого гнездышка. Ты резко поворачиваешься ко мне лицом:
— Гриша, что с тобой…?
Чувствую твоё горячее дыхание, ты нежно гладишь меня маленькой ладонью по волосам. Я не отвечаю. Неловкое молчание повисает в темноте смутившегося вместе с нами сеновала. Луна продолжает в упор пялится на нас, кажется она стала ещё больше. Где-то вдалеке хрипло залаяла собака, и снова тишина. Я закуриваю. Знаю, что на сеновале это не безопасно, но мне уже плевать. Дым, попадая на тонкий луч лунного света, шевелится замысловатыми седыми барашками. Какое-то время мы молчим. Молчим в осознании, что это, скорее всего, последняя наша встреча, и что завтра мы разлетимся, как бабочки с одного цветка, в разные направления, чтобы дожить наше лето беззаботно и счастливо, но уже порознь, как чужие люди.
*
Летняя ночь бултыхается в заводи щукой, кваканьем лягушек, оголтелым пением сверчков, шумом беспокойного ручья, шорохом листьев, заманивает в свою ловушку молодые неокрепшие души. Все наши трагедии для него лишь краткие сценки, часть его романтического сюжета. Лета много не бывает. Мы с нетерпением ждём его каждый год, наслаждаемся и прощаемся с тяжёлым сердцем в надежде, что судьба нам подарит ещё одно, яркое и незабываемое.
— Потрогай моего розового слоника — говорю я Ольге, юной талантливой пианистке, которую я заманил на дачу рассказами о беспечной сельской жизни. Выгуляв ее в поле и прилично подпоив кабернэ, мы лежим на траве привалившись к стогу сена. Теплая душистая августовская ночь бушует в лугах и в наших взбудораженных душах, Ольга неумело сосет хуй, а огромная далекая Луна, как и много лет тому назад, пялится на нас своими грустными невидимыми глазами.