Игорь Скориков : Басман

Подвешенный на крюке за ребра открыл глаза, облизал кровавые губы. Юная ведьма с огненными волосами вышла из костра, поцеловала мученика и прокричала шепотом: "Требуй доказательств, когда тебе скажут, что ты избран..."

Еще в тени сна, ловя блаженные секунды между тишиной комнаты и утренним кошмаром, я в действительности расслышал чей-то крик. Он впорхнул с балкона в дом вместе с тонким ржанием жеребенка и приближающимся топотом копыт со стороны дороги, ведущей в деревню. Этот звонкий крик, похоже, принадлежал мальчику. Кто-то очень юный скакал галопом и гнал к нашему дому лошадей, укрывая их по пути незатейливым матом. Тая выскользнула из-под моей руки и босая, в пижаме выбежала на балкон, выходивший внутрь дворика.

— Ну, надо же! — она обернулась ко мне, — это деревенский, знакомый Айше! Сегодня едем с тобой на конную прогулку... помнишь наш вчерашний разговор? Какая она умница, все-таки… Люблю ее… Я сегодня всех люблю!

Ильдар, шустрый татарчонок лет тринадцати, заломил за два часа аренды лошадей несусветную цену, но Тая согласилась без торга. Тогда он предложил накинуть ещё за то, что покажет дорогу на дальнее горное озеро. Айше, хихикая в сложенные лодочкой ладони, отсоветовала нам сделку. Тае досталась пегая кобыла, я же ехал на гнедом жеребце. Впереди бежал гнедой жеребенок с белой звездой во лбу, постоянно исчезая из виду в кустах. Кобыла не слушалась поводьев, призывно ржала, искала свое дитя, и Тае приходилось сворачивать, следуя за ее материнским беспокойством. Утро выдалось роскошное, не жаркое для середины июля. Со стороны Ялты, из-за возвышающейся над долиной Ай-Петри спустилась прохлада, в лесу у ручья лег туман. Мы спешились, напились ледяной воды. Тая, смеясь и целуя меня, в который раз благодарила судьбу за этот долгожданный отпуск в гостях у Айше. И все было бы хорошо, если бы не совершенно инквизиторские седла. Черноглазая подруга Таи оказалась права. С непривычки, они уже через час езды шагом по горным тропам так отбили нам ягодицы, что хотелось скорее домой.

Мы уже почти спустились в деревню, как внезапно невдалеке, из-за большого кизилового куста на тропе возник истуканом странный человек, испугав жеребенка. Неопределенного возраста коренастый мужчина с огромной спутанной шевелюрой, и такой же неопрятной бородой до середины груди, стоял на дороге в рваной ветровке на голое тело и совершенно диким взглядом смотрел на нас. Откуда-то из бороды с висящими на ней репьями донеслось клекотание, потом утробный вой. Жеребенок, взбрыкнув и задрав хвост, сорвался вниз по тропе к селу. За ним с громким ржанием пошла с места в галоп кобыла, сбив с ног человека на тропе. Пришпорив своего ленивого гнедого, я пустился следом. Бедная Тая, не успев увернуться от несущейся навстречу ветки, получила такой удар в лицо, что чуть не выпала из седла.

На наше счастье на площадке у автобусной остановки уже стоял Ильдар с заарканенным жеребенком. Семья воссоединилась. Лицо Таи алело от удара веткой, вдоль лба протянулась неглубокая ссадина. Стали подходить сельчане. На шум прибежала запыхавшаяся Айше. Тая, всхлипывая, рассказала, что случилось на дороге.

— Ах, он! — Айше выкрикнула какое-то татарское ругательство. — Как ты? Сильно болит?

— Кто этот вурдалак? — спросил я, помогая жене слезть с лошади.

— Да, бродит здесь один… — Айше опять выругалась, — Денька-полудурок... Ну, всё! Нужно снова Романа звать.

— Это того анахорета с корешковкой? Может, не надо, Айше? — Тая уже справилась с испугом. Я приложил влажную салфетку к ее лбу и тоже заинтересовался этим знакомым. Но Айше, пообещав, что всё расскажет за обедом, повела нас к дому. Ильдар, сидя на гнедом с заработанными деньгами за пазухой, погнал свою конницу куда-то на край деревни с прежними, не детскими понуканиями .

Огромный дом Айше с сауной и уютным двориком, где под сонным водопадом виляли в пруду хвостами красные рыбки, был гостиницей для предпочитающих тишину горного Крыма туристов. Большой плавательный бассейн, увитые виноградом беседки с очагами, террасы из дикого камня, поросшие розами и можжевельником — всем эти славилось гостеприимное пристанище и для многочисленных друзей Айше. Они привозили подарки, вкусности, книги, картины, всякую утварь. Кого только нельзя было встретить здесь: друзей детства и просто соседей, бизнесменов и депутатов, артистов, писателей, эзотериков и философов, священников, православных монахов, буддистов и анахоретов, торговцев недвижимостью, местных и столичных художников — широк был круг, побывавших, иногда не раз, в ее доме гостей. Дружбу она заводила не вдруг, присматривалась, впитывая мнения и разговоры, слушая свое сердце. Но если уж чувствовала кого-то, — привязывалась всей душой, и тогда плату за комнату не брала. Сама хохотушка Айше была наследницей выселенных в Среднюю Азию в 1944 году крымских татар, вновь постепенно вернувшихся в начале пятидесятых в это село, уже переименованное к тому времени из Биюк-Озенбаша в Счастливое. После смерти дяди, она оставила работу журналиста в Симферопольской газете, и вступила во владение подаренным богатым домом, осуществив давнишнюю мечту жить в горах. Этот дом в верховьях долины реки Бельбек, у подножья Ай-Петри и стал в то лето и нашим с Таей земным раем. Еще будучи молодым врачом, Тая вылечила от тяжелой болезни дочь Айше, и с тех пор мы были здесь всегда желанными гостями.

Вечерело быстро, как везде в горах. После обеда в беседке мы улеглись на широком и низком дастархане, глядя на пылающие дрова в выложенном из диковинного камня очаге. Айше рассказывала своим низким, как из ущелья, голосом:

— Денька здесь при мне умом тронулся, — она снова умилительно сложила перед грудью ладони лодочкой, — так жалко его… Художником он был хорошим, Бахчисарай все время писал маслом, без кистей. Просто — пальцами. Красивее, чем в жизни. Его изящный фонтан и пейзажи знаете как покупали! А как с Романом они сошлись... так и началось.

— Что началось, Айше? — спросил я.

— Я уже не помню, как появился здесь этот Роман. Кажется, его привезли с собой из Питера студенты, дочкины друзья… Бросил там жену с ребенком. Остался на зиму, нанимался к местным на постройку домов. Потом стал подолгу исчезать в горах, медитировать... На дудке дудеть и на варгане трынькать. Со многими он повстречался на этом дастархане, да… Айше задумалась на минуту, вспоминая что-то, подбросила полено в огонь. — Теперь живет где-то в ските, никто не знает, где… То ли, в пещерах. Так вот, значит... Он этому Денису, когда тот еще нормальным был, про золотую колыбель рассказал. На беду...

Тая, начавшая было дремать, оживилась:

— Что это, Айше? Ты никогда не говорила.

— Легенда есть старинная, крымская…

— Расскажи!

— Не хочу на ночь… Вот вызову Романа, он вам в красках все расскажет. Да я так и не сумею. Этот схимник новоявленный мозги и вправил доверчивому Деньке. И до того бедняга поверил, что стал по пещерам здесь по всем лазить. По ночам эту колыбель искал даже... Заболел золотой лихоманкой мужик. Кончилось плохо... после того, как съездил он на Басман. Денька пробыл там месяц в пещерах. А однажды увидели его здесь оборванным, заросшим и не в себе. С тех пор шляется по округе, буровит что-то про князей, про духов горы... Мы его всем селом подкармливаем. Зимой у меня в вагончике ночует. Как начинает туристов пугать, я Романа вызываю. Он подудит Деньке на дудке своей где-то в лесу, попоит корешковкой, — тот и успокаивается на время.

— Зелье какое-то? — спросил я. — Сам готовит?

Тая ответила за подругу:

— Ага, только оно всех по-разному штырит. Как-то давал мне глотнуть… Тогда я здесь без тебя была у Айше, до нашей встречи…

— И, чё? Расширила сознание?

Теперь с хохотом вмешалась Айше:

— Она пыталась улиток помирить. Твоей благоверной показалось, что улит был отвергнут улиткой вот на том камне… Ха-ха… так она ее на закате пол часа агитировала за любовь… — Ползи к нему, — говорит, — он хороший… а потом втроем на Фудзи.
Она залилась громким смехом, а Тая смутилась и вдруг загрустила. Стало совсем темно. Горы слились с ночью, костер догорал.

— Ну вас… — Тая поднялась с дастархана, — я спать пойду. Слушай, Айше, а Басман, это та гора? Ну, на которую ты не хотела меня когда-то пускать, да?

— Именно она, моя дорогая. Если помнишь, я тебе еще название ее перевела с татарского — ступень. Есть и другое толкование. Наши называют ее — «место, куда лучше не ступать». Хотя... можем съездить. Но к пещерам у вас вряд ли сил хватит дойти.

Тая ушла в дом, а я остался с Айше. Пошевелил щипцами угли в очаге. Легенда не шла из головы.

— Чем же этот Рома живет? И как ты его вызовешь, если не известно никому, где его скит?

Она сняла феску, мотнула головой. Мелкие косички рассыпались по плечам.

— Сначала я его тоже подкармливала. Мутный он какой-то, не люблю я таких… Вся эта эзотерика… медитации, места силы. Не верит он сам ни во что, и давно, похоже… Только и дела, что язык подвешен, да играет на варгане и дудке своей. Правда, классно… сам услышишь. Говорили, сейчас приезжают к нему люди отовсюду… Такие же повернутые на этой колыбели, как тогда Деник. Их Рома за большие деньги на Басман водит. Сталкером озенбашским стал, шельмец. Все мечтают то сокровище в пещерах найти, ан нет… Так что долго еще ему безбедно жить. Там без провожатого запросто сорваться можно… и в пещерах заблудиться тоже.

— Мобильник он носит?

— До сих пор не носил. А вызываю его просто. Горка в километре отсюда есть, мы ее Можжевеловой окрестили. На самой макушке ставлю ему знак. Из камней и веток. Такой, что только нам с ним ведомый. Увидит — придет. Ладно, хватит на сегодня. Завтра рано встанем, пойдем в горы на ручей. Окунаться будем. Не побоишься? Ну-ка? — беличьи глазки блеснули в свете костра, она снова расхохоталась. Я поёжился, услышав, как из ночной тишины ее низкий голос прилетел назад, отразившись эхом от невидимых гор.

Ссадина на лбу у Таи затягивалась, и следующие дни так стремительно наполнились событиями, что мы с ней почти забыли о встрече на дороге. Айше оставила на горке условный знак для Романа. Катаясь по живописной долине на квадроцикле, окунаясь в ледяной ручей и плавая в горном озере, уплетая горячие чебуреки возле Ханского дворца в Бахчисарае, мы с женой признавались друг другу, что каждый день ожидаем прихода Романа и думаем о легенде. Тая уже хотела загуглить, но я остановил. Хотелось услышать всё это вечером у костра вместе с пресловутой дудкой и варганом. Она согласилась, предупредив со смехом, чтобы я не прикасался к корешковке. Однажды утром Айше позвонили из Москвы и предупредили, что на несколько дней приедет дочь ее знакомого бизнемена Головина, снимавшего в доме комнату прошлым летом. Айше весь день пребывала в чудесном настроении, предвкушая хороший заработок. Рассказывала нам, каких цветов и кустов накупит для новой террасы. Вечером у ворот послышалось шуршание гравия под шинами. Айше поспешила встречать туристку. Представившись Жанной, бойкая, худощавая девушка лет восемнадцати с розовыми волосами наотрез отказалась от моей помощи, сама затащила тяжелые сумки в свою комнату на втором этаже. Джинсы ее, все в дырах и бахроме показались мне живописнее панорамы обороны Севастополя. «Perhaps, but that's not my problem», отвечала кому-то настырному надпись на футболке. До утра мы больше не видели гостью. Из привезенной ею осетрины наследующий день мне удалось приготовить неплохой шашлык к завтраку. Ящик немецкого «Рислинга» был вынут из внедорожника Жанны и стоял в тени беседки, где ожидал накрыт стол. Скоро она вышла к нам в узком коротком платье с цветами, дорогих берцах и накинутой на плечи кожаной куртке. Когда Жанна садилась рядом со мной, я краем глаза заметил маленькую яркую тату рядом с коленом в виде чаши, или кубка. Разговор почти сразу коснулся Романа. Тая рассказала новой знакомой о встрече с Денькой, а Жанна, сочувствуя, в свою очередь поведала о том, что рассказывал ей отец про Романа, с которым повстречался у Айше. Прошлым летом они вдвоем довольно долго спорили о крымских легендах у этого очага, и, оказывается, теперь Жанна хотела уговорить анахорета показать ей пещеры Басмана.

— Жанна, вы так молоды и, простите, хрупки, — встрепенулась Айше, — я хотела сказать, не тренированы, не имеете опыта подъемов в горах… И потом…

— Это всё пурга, — принимаясь за осетрину, отрезала девушка, — во-первых, я давно в кайтсерфинге… Во-вторых, у меня скилл есть, я уже полгода в скалодром хожу. С тренером…

— Похвально, только здесь это почти не имеет значения. Эти горы надо чувствовать. Городской девушке вашей комплекции будет очень не просто, хоть и с Романом. Но, поверьте, даже не в этом дело…

— В чем же тогда?

— Видите ли, — вмешалась Тая, — местные считают Басман гиблым местом, куда лучше не ступать, и мне кажется… а вам отец об этом рассказывал?

— О, жесть! Что-то говорил… Но тем более надо квест замутить… У меня, кроме всего, на эту тему крутая причина есть. Я и снаряжение привезла!

Айше покачала головой, голос ее стал ниже обычного:

— Вот увидите Деньку, и вам расхочется… Жанна, дорогая, подумайте еще. Ну, что девушке делать в мрачных и холодных пещерах, а? Нет там никакой мистики, а вот узких троп над пропастью сколько хочешь…

— Да, не стоит рисковать ради нескольких селфи для подруг, — подключился я, — давайте лучше на квадрике к озеру поедем.

— Поедем, но поймите... я почти год мечтаю о Басмане. Менять решения не буду. Не бойтесь, это с виду я дрыщ, но вообще-то цепкая…

Видя безуспешность попыток отговорить, мы сменили тему, но Айше до вечера оставалась в тревожной растерянности. Уходя к себе наверх, Жанна спросила:

— Этот ваш Роман скоро придет? Думаете, возьмется? Я нормально отстегну.

Подъем на Ай-Петри начинался уже во дворе Айшет. Петляя между террасами, наверх вела довольно крутая, выложенная дикарем, тропика. От деревни двор отгораживала высокая стена с красивыми воротами, а от горы его отделяла всего лишь невысокая ограда из сетки рабицы и маленькая калитка с символическим засовом. С этой стороны горы со дня на день мы и ждали прихода Романа. Так пообещала Айше.

К вечеру спустился почти не слышный дождик и возле очага в беседке стало еще уютнее. Жарили мясо на решетке, цедили коньяк. Разговор лениво переходил с темы на тему, а то и совсем затихал. Слушая шуршание дождя по крыше, трудно было избавиться от гипноза языков огня в открытом очаге.

Вдруг, женщины взвизгнули, а я выронил от неожиданности сигарету. Из зарослей дикого винограда, со стороны террасы внутрь беседки почти неслышно и неожиданно просунулась голова. Айше, размахнувшись, запустила в нее куриной костью, запричитала:

— А, шайтан, чума! Всё никак не привыкну к твоим шаманским выходкам… Познакомьтесь, это тот самый Роман.

Голова исчезла, и через несколько секунд в беседку, чуть хромая и посмеиваясь, вошел скуластый, смуглый парень в поношенном офицерском камуфляже с бамбуковой тростью в руке. Скрываясь за длинными черными волосами, подвязанными белой лентой, из-за его спины выглядывала толстая бамбуковая дудка, у пояса висела расписная калебаса. Голос гостя оказался неожиданно тонким, почти фальцетным:

— Мир всем. Что на этот раз, сестра?

— Иди ты… — прогудела Айше. — Ведьмы с Сухой речки твои сестры. Денька опять по дороге ходит, воет… Вон, друзей моих на лошадях напугал, чуть беды не случилось. Твоя вина! Надо знать, кому что говорить… Теперь опять, давай лечи его, как умеешь!

Роман тонко, почти визгливо рассмеялся и сказал, повернувшись к выходу:

— Так уже… Денис, иди сюда, не бойся. Мы обсохнем немного? Познакомишь с друзьями?

Возле беседки возник Денька в запыленной одежде. Айше махнула рукой, приглашая, и постелила еще два пледа на дастархане. Роман сел, а Денька остался у входа под навесом, сев по-турецки на ступеньке.

— Это Таисия, она врач. Та, между прочим, которая чуть не убилась на пегой кобыле из-за Деньки. Моя доченька жива благодаря ей. Это ее муж, Олег, тоже врач. А это прекрасное юное создание недавно примчалось из Москвы к тебе, чумовому… Зовут Жанна. М-м… Головина, да? Дочь того бизнесмена, помнишь? Хочет, чтобы ты ее на Басман сводил. Тема, говорит, есть…

Девушка встала. Сделав книксен, улыбнулась и села опять. Я заметил, как в Романе произошла стремительная перемена. Смуглое, обветренное лицо потемнело еще сильнее, пальцы с хрустом сжали трость. В черных глазах заплясали огоньки. Он смотрел не отрываясь на девушку так пронзительно, что она молча потупилась и повыше натянула плед на колени. Айше тоже это заметила, и хотела что-то сказать, чтобы разрядить неловкое молчание, но тут Денис вскочил со своего места и затрясся, как в судорогах. Указывая грязным ногтем на ноутбук Айше, стоящий в глубине беседки, он взвыл:

— Ховра!

И упал без чувств на пол.

Я наклонился к нему, проверил пульс. Это был обморок от долгого скитания по горам и недоедания. Как только мы перенесли Деньку на дастархан, он очнулся и сел. Увидев близко лицо Романа, бедняга опять затрясся. Он попытался встать, выкрикивая что-то бессвязное. Айше попросила нас удержать его, а сама побежала на кухню за супом. С моей помощью Роман влил Деньке в рот несколько глотков своей корешковки из калебасы. Через минуту тот замолчал и обмяк. Айше пришлось накормить его собственноручно. Мы с Романом отвели бродягу в кухню Айше, и уложили на диван.

— Да, уж… я бы тоже такого типа застремалась в чистом поле, — пробормотала Жанна, укрываясь пледом и косясь на дудку Романа. — Можете слабать нам чё-нить душевное? А то мрак…

— Для вас с удовольствием. У этого очага всегда рад подудеть.

Айше хмыкнула. Роман достал из-за спины инструмент, любовно протер салфеткой. Тая, наполнив всем бокалы, спросила:

— Рома, если у вас времени в обрез?..

— Да, не так, чтобы…

— Просто, мы с Олегом сперва хотели бы услышать ту самую легенду.

— Про привидение слепого мальчика? — он облизал губы, приложил к ним дудку, потом убрал, — я вам в прошлый приезд, кажется, рассказывал.

— Нет. О золотой колыбели, — уточнил я. — И все же, Рома, мне вашу игру тоже хотелось бы послушать.

Он молчал. Дождь кончился и теперь ночную тишину наполняло эхо назойливого стрекота сверчков. С горы потянуло сыростью. Айше подбросила поленья в огонь.

— Я помирю вас, — сказал он наконец. — Давайте сделаем так: сначала немного поиграю, потом расскажу. Только одна просьба, — он бросил внимательный взгляд на татуировку Жанны, — не прерывайте меня вопросами, иначе до утра не закончим. У легенды есть исторические корни и свидетельства... но я вам расскажу ту версию, что передают из уст в уста. Она короче...

Мы согласились.

— Да, кстати, — он снял с пояса расписной сосуд, — может, кто-то хочет попробовать моей настойки?

— Изи, — обраловалась Жанна. — Помнится, мой олд нахваливал ваше зелье. А, чё? Сегодня чилим на природе.

Тая, улыбаясь, подмигнула мне. Роман налил девушке немного настойки. Она выпила и поморщилась.

— Ауф! Крепыш. Странный вкус…

Роман поднял дудку к губам, вдохнул носом воздух, и начал играть…

Всего-навсего незатейливая бамбуковая палка с несколькими игровыми отверстиями, но услышав этот сакральный звук я просто забыл обо всем. Как завороженный сидел и слушал. Волшебство какое-то. По звучанию — что-то среднее между флейтой и гобоем, но глуше. Тембр мягкий, теплый, слегка носовой, и до невероятности задушевный, трепетный, как свеча… Жанна раскачивалась в такт мелодии, закрыв глаза. Приоткрыв рот, она собралась что-то сказать, но Айше приложила палец к ее губам. Девушка кивнула, улеглась поближе к костру. Все молчали, глядя на огонь, не имея сил выйти из транса. И тогда он стал рассказывать:

— В средние века в Крыму существовали порознь два могущественных княжества. Одно генуэзское, на побережье. Другое в горах, и называлось Феодоро. Были у него храмы и крепость на горе Мангуп. Княжества вели между собой бесконечные войны. Генуэзцы угоняли стада горцев и разоряли селения. Горцы в ответ нападали на генуэзские крепости. Это не могло длиться вечно. Надо было уладить споры. Генуэзский посол явился к горскому князю и предложил мир. В залог его попросил отдать генуэзцам золотую колыбель. Священную реликвию горского народа, изображенную на знамени феодоритов.

— Передайте ее нам , — сказал генуэзец, — и мы поверим, что вы дорожите миром больше всего на свете. Горский князь обнажил саблю:

— Твои слова так оскорбительны, что я могу тебя убить сейчас. В этой колыбели вскормлены все мы. У нее клялись верности своему народу наши предки.

Посол генуэзцев настаивал на своем.

— Надо попросить у генуэзцев ту бумагу, по которой они владеют землей в Крыму, — решил совет горцев. — Нечего думать, что они на это согласятся. И тогда начнем переговоры о мире на наших условиях.

Генуэзскому послу передали ответ горского князя. Прошло время, и от генуэзского князя явился новый гонец.

— Возьмите у нас все, что угодно, — говорил он, — но только не эту бумагу.

И началась новая война между генуэзцами и княжеством Феодоро. Таяли ряды славных защитников знамени с изображением золотой колыбели. Княжеству грозила гибель. Генуэзцы требовали золотую колыбель, обещая прекратить войну. Тогда горский князь собрал народ и спросил, не лучше ли согласиться на условия генуэзцев.

— Не бывать этому, — ответили воины. — Не допустим позора, пока жив хоть один из нас.

— Пока цела наша святыня, народ живет, хотя бы осталась от него только горстка людей, — сказал князь. Я спрячу святыню так, что ее не отыщет никто из врагов. И наложу на нее заклятие. Колыбель достанется только тому, кто приблизится к ней с чистыми мыслями… остальных ждет смерть или безумие.

— Как Деньку? — в полусне прошептала Жанна. Роман приложился к калебасе, откашлялся и продолжил:

— Молвив это, князь со свитой направился к пещере на горе Басман, близ Гурзуфа. Только им одним известными тропами они добрались туда. Воины внесли золотую колыбель в глубь извилистой пещеры и оставили князя одного. Став на колени, он произнес:

—  Дух горы! Я и народ мой вверяем тебе самое дорогое. Его хотят отнять алчные соседи-генуэзцы, чтобы лишить нас имени, чести и свободы. Горские воины бьются с ними сейчас. Если они не сумеют одолеть врага и погибнут, прошу вас: примите под свою охрану нашу святыню и сохраните ее для потомков.

— Будет так! — раздалось под темными сводами пещеры.

— Молю вас покарать того, кто захочет взять эту колыбель ради порабощения другого народа или ради какого-нибудь иного злого умысла.

— Да будет так! — опять донеслось из мрачной пустоты.

И перед князем появился старец в белой одежде, и сказал ему:

—  Не отчаивайся, если даже потерпишь поражение…

Генуэзцы не смогли захватить золотую колыбель. Но феодориты уступили злобной силе на горе Мангуп. Феодоро погибло. Некоторые князья были убиты, а другие скрылись в горах. Но и ряды их заклятых врагов поредели. И, когда турецкие орды нагрянули на генуэзцев, они с позором бежали. Еще не одно столетие шли битвы за горскую землю... а в пещере на горе Басман хранилась чудесная золотая колыбель. Тысячи храбрецов пытались завладеть ею, но безуспешно. Они гибли в пропасти, или возвращались покалеченные и безумные. Говорят, золотая колыбель по сей день хранится в глубине пещер... Ждет кого-то из потомков князей Феодоро.

Жанна выбралась из-под пледа. В расширенных зрачках девушки, казалось, еще мелькают призраки только что увиденного ею.

— Криповая байка… — она достала из кармана пластиковую карту и показала ее Роману. Проговорила севшим голосом:

— Вот отсюда я сниму зеленый кэш… и его размер вам понравится…

— Я правильно понял? Айше говорила мне… Вы все-таки хотите со мной в те пещеры?

— Именно.

— Даже после услышанного? Эйе! — он замялся, что-то вспоминая. — Правда, сейчас это заповедник... проход туристам закрыт.

Жанна снова повертела перед ним своей карточкой. Послышался шум возле дома. Айше пошла посмотреть.

— Это Денька… в горы убежал, — сказала она, вернувшись.

Жанна встала, потягиваясь. Сонным голосом сказала:

— Роман, если ваши слова не кринжовый пранк, тогда едем завтра же.

Девушка добавила, что поедут они туда на ее внедорожнике. Роман согласился сразу, предупредив только, что с утра пойдет медитировать на Чабрецовую горку, а сейчас, с разрешения Айше, он поспал бы здесь у нее на дастархане. Это было обычным для него делом, и Айше не возражала.

На следующий день мы проснулись рано. Роман к тому времени уже ушел. Мне вдруг тоже захотелось увидеть пресловутую горку. Айше, лукаво переглянувшись с Таей, согласилась отвести нас, пообещав не легкий подъем, но потрясающий вид на Счастливое с вершины. Мы еле дождались, пока встанет крепко спящая после вчерашней корешковки Жанна. Но девушка идти отказалась. Она боялась, что Роман вернется раньше. Решив отправиться не завтракая и устроить пикник уже на горке, мы пожелали Жанне удачной встречи с Басманом. Айше предупредила напоследок:

— Будь там осторожна. Случись что, мне потом перед отцом отвечать… — и все еще не теряя надежды, спросила, — а то, может, на Чабрецовую с нами сходишь, и все, а?

Укладывая снаряжение в багажник, Жанна объяснила:

— Не хочу Романа пропустить. Вдруг будет такой варик, что вы разминетесь... а так мы сразу отправимся, как только вернется.

— Упертая девка, — вздохнула Айше.

Тая попросила:

— Не забывай там фоткать пещеры, виды… скинешь нам потом. Вот, запиши мой номер.

— Ага, гут! Не стремайтесь, Айше... мы к вечеру уже вернемся.

Оставив Жанну, мы пошли вверх по тропике в сторону Ай-Петри. Поначалу всё казалось легкой прогулкой. Дорожка вела вдоль лугов с пасущимися овцами, потом по негустому лесу мимо шумевшего в камнях ручья. Солнце еще не поднялось высоко, прохладный лес после вчерашнего дождя пах грибной сыростью, еловым и можжевеловым ароматом щекотал ноздри, встречал лиственным шумом и птичьими трелями. У большого камня Айше остановилась.

— Здесь поворачиваем и начинаем подъем. Олег, ты впервые… теперь слушай внимательно, как будем подниматься.

— В смысле? Иди вперед, показывай дорогу, я позади. Если что…

— Нет, не так, — она сложила ладони у груди, — первой пойдет самая слабая Тая, она знает направление… и задаст темп тебе.

— Айше. зачем? Ты преувеличиваешь…

— Слушай и не сепети! За ней ты, а потом я… Понятно? И еще: не разговаривать.

Через пол часа подъема я понял, отчего так переглядывались дома подруги. С каждым шагом горка становилась все круче. Солнце поднялось, проникало сквозь листву и уже сильно нагрело и без того разгоряченную голову. Дышалось тяжело. Само слово «горка» показалось сейчас уж слишком ироничным. Камешки предательски выскальзывали из-под ног, приходилось цепляться за коренья и ветки, чтобы не скатиться вниз. А конца этому восхождению всё не было. Просьба Айше не разговаривать теперь представлялась издевательской: мы хватали воздух открытыми ртами и обливались потом, не то чтобы вымолвить хоть слово. Наконец я увидел, как Тая впереди уже восходит на вершину, и почувствовал, что если еще найду в себе силы пройти эти десять метров, то уже точно умру, когда влезу за ней. Взглянув на вершине друг на друга, мы с Таей рассмеялись, увидев себя, как в зеркале. Выпученные от натуги глаза, разгоряченные красные лица, открытые в одышке рты и дрожащие руки — такими мы стояли на вершине Чабрецовой. Айше сидела на камне и хихикала, наблюдая. Отдышавшись, она сказала:

— Это вам первый бонус. А сейчас будет второй. Идите сюда, — она поманила рукой. Мы пошли за ней к краю каменистого обрыва, притаившегося за большим кустом можжевельника. Подойдя, я остановился, пораженный, впервые не ощутив в таком месте самого сильного своего страха высоты. Далеко внизу, в обрамлении вспененного леса, на шерстистых, изумрудных горах, как в малахитовой шкатулке, сокровищем лежала игрушечная деревня. За ней, огороженная дамбой, виднелась голубая чаша водохранилища. Пуховые, маленькие облака неподвижно парили под ногами. И над всем этим до туманного горизонта, захватывая дух и заставляя раскинуть в стороны руки, простиралось бесконечное, величественное, крымское небо. Насмешливый голос Айше прозвучал у меня за спиной:

— И я знаю, что тебе сейчас хочется сделать. Сделай это, не держи в себе…

Я ощутил, что больше всего на свете мне хочется набрать полную грудь воздуха и закричать так, чтобы услышали дальние горы и персиковые сады за ними. Когда стихло эхо, мы обнялись с Таей, я почувствовал, как она трепещет, что-то шепчет и всхлипывает.

Вдруг мы услышали человеческий голос. Кто-то внизу слабо стонал в зарослях крымской сосны. Спустившись с другой стороны горки, мы подошли к заросшей площадке, расположенной метров на десять ниже выступа скалы, на котором мы только что стояли. Я раздвинул ветки в том месте, откуда доносились стоны. Мы увидели лежащего на спине местного сумасшедшего. Женщины разом вскрикнули. Денька стонал и хрипел, изо рта к земле тянулась полоса засохшей крови. Приподняв его веко, я увидел расширенный и почти не реагирующий на свет зрачок. На сонной пульс исчезал под пальцами, тянулся в нитку. Судя по месту, где лежал Денька, он мог упасть с этой скалы. Подавив первое желание отнести беднягу в село на руках, так как был вероятен перелом позвоночника, я попросил Айше:

— Набирай сто двенадцать.

Тая плакала, Айше рассказывала диспетчеру, где мы сейчас находимся, а Денька тем временем открыл один глаз и зашевелил губами. Я наклонился к нему. Вдруг сквозь хрип и стон все явственно услышали уже знакомое слово:

— Ховра…

Он сглотнул, подавившись кровью. По телу прошла судорога и несчастный, захрипев, перестал дышать.

— Господи! — Тая бросилась ко мне, — может, еще что-то можно?

После нескольких минут непрямого массажа и искусственного дыхания мне стало понятно, что здесь уже ничего нельзя…

Постояв в молчании, мы накрыли тело бывшего художника сосновыми ветками, и уже собрались спускаться вниз, чтобы встретить полицию, как Айше вспомнила, что забыла на вершине рюкзак с нашим завтраком. Пока она ходила за ним, Тая, все еще плача, спросила:

— Олег, ты понимаешь, что это за ховра? Что он нам уже второй раз говорил?

— Почему ты решила, что это нам? Может, просто так… бред.

— Нет. Не бред… Вспомни, тогда в беседке он еще на ноут показывал.

— Перестань… что ты хотела? Может, в его мозгу он так назывался. Теперь уж не узнаем…

Айше спустилась с рюкзаком за плечами, неся в руках какой-то маленький блестящий предмет. Подойдя ближе, показала нам.

— Странно… он никогда с ним не расстается. Там нашла.

— Что это? — спросил я.

— Варган это, — ответила Тая. Ромкин варган.

Айше положила инструмент в карман, и нахмурившись, заключила:

— Не нравится мне все это. Пойдемте, мне нужно с Жанной поговорить… и полиция вот-вот приедет.

Дома у Айше мы никого не застали. Не было в гараже и внедорожника. Видимо, Жанна с Романом уже уехали на Басман. Айше принялась набирать оставленный девушкой номер, но абонент был вне зоны обслуживания. Пока Айше бегала по двору, ругая связь и прося Аллаха о помощи, Тая с таинственным видом повела меня за руку в беседку, усадила на дастархан и открыла перед собой ноутбук. Она набрала в Гугле «ховра». Открылся поисковик и Тая забормотала, читая:

— Ротозей, неопрятный человек… нет, не то.

— Может это он сам себя просто называл? — сказал я.

— Так… женское персидское имя… не то...Хавронья. Хивря.

— Слушай, а может это фамилия? — смотри в вики есть Ховрины. Смотри. Там мелькнуло: «...а сын его Григорий Ховра играл важную роль в основании Симонова монастыря...»

Тая открыла Википедию, и я прочел слова, от которых мне сделалось не по себе: «Ховрины — российский боярский род… предположительно происходит от правящего дома княжества Феодоро...» Я пробежал глазами текст до конца, и ниже прочел: «...а в шестнадцатом веке они разделились на боярские роды Третьяковых и Головиных...»

— Есть соображения?

— Не знаю, — бормотала Тая, перечитывая текст на экране. — Только вспомни… О крымском сталкере Жанне рассказал отец, так?

— Ну… Слушай, да мало ли Головиных и Третьяковых.

— Нет, нет… — она волновалась всё больше, — после этого девочка целый год готовится к походу в пещеры, потом приезжает сюда, проговаривается, что у нее на эту тему есть крутая причина…

— Но о легенде отец, я так понимаю, подробно не рассказывал, — заметил я.

Тая оторвала взгляд от экрана.

— Она могла и скрывать это зачем-то… так или иначе, мы видели, что рассказ Романа раззадорил ее идти на Басман еще больше… даже несмотря на все опасности.

— Да, нет… — я удивился догадке, — ты хочешь сказать, что она откуда-то знает о родовой связи… и считает себя наследницей княжеского рода Феодоро?

Тая торжествовала:

— Ну, ты тугодум! Жанна приехала с целью найти и присвоить святыню, принадлежащую ей по праву, — ее взгляд ликовал. — За колыбелью она приехала, Олег!

— Не знаю, что там у нее в голове, но какие-то амбиции явно ведут ее в опасное место. Золотом бредит? Интересно, где они сейчас?

— Меня сейчас беспокоит этот варган Романа… Может, случайно он на вершине был. А вдруг, нет…

— Что ты имеешь в виду?

— То, что Денька не зря кричал слово ховра... и в последние секунды шептал… Предупреждал он нас.

К беседке подошла Айше, не переставая возбужденно разговаривать с кем-то по телефону.

— Хорошо, я сделаю все, что смогу, — закончила она, зашла вовнутрь и присела на дастархан, озабоченно глядя на потухший очаг. Я спросил:

— Есть новости, Айше?

— Полиция будет с минуты на минуту.

— Это с ними ты так спорила?

— Нет… боюсь я чего-то. Из-за варгана… из-за смерти Деньки… это звонил отец Жанны сейчас...

— Он приедет? — спросила Тая.

— Позже, он в Англии…

Айше стала разводить огонь в очаге. Тая тем временем рассказала ей про свои догадки о наследнице князей Феодоро, и возможной цели стремления Жанны в пещеры Басмана, о подозрениях, связанных с Романом. Айше с каждым словом Таи делалась все мрачнее. Сырые дрова никак не хотели разгораться, она бросила затею. Усевшись рядом с ноутбуком, она молча читала текст про Ховриных, скрестив руки на груди, сдвинув брови. Я спросил, о чем она думает.

— О разговоре с полицией… я про найденный там варган им сказала.

— А они?

— Заинтересовались Романом. Узнали по базе, что он утром запрашивал разрешение на проход в заповедник для себя и еще одного…

— Так они уже на горе?

— Думаю, да… хоть разрешение он не получил, — Айше дочитала и захлопнула ноут, — но даже не это... меня теперь просто убивает другое…

— Что-то еще случилось?

— Я раньше не знала его по фамилии… Ну, Рома, и Рома… анахорет… а теперь… Полиция назвала его фамилию. Он, оказывается, тоже Головин.

Тая вздрогнула. Затрещав, вспыхнули наконец просохшие в очаге дрова.

— Бедный Денька! Он нам дважды перед смертью указал на опасность этим ховра своим! — воскликнула она. Я подхватил:

— Они оба, Роман и Жанна потомки того московского Ховры, как они считают. Только Жана не знает, что Рома тоже Головин… а Денька знал…

— И поплатился? Договаривай! — всплеснула руками Айше.

— Может, и так… Главное, теперь они вдвоем там, на Басмане.

— А, что ее отец? — спросила Тая.

— Просил меня быть вместе с Жанной, опомнился…

— Слушай, предположим, что эти двое верят в реальность золотого артефакта... но зачем Роману вести в пещеры конкурента? — спросила Тая.

— Он там бывал не раз, а святыню не находил и мучился, я так думаю, — ответила Айше. — Теперь предоставился случай… повести юную, чистую душу, как приманку. Господи... — она сложила в молитве ладони, — ну, как же я не сообразила... чуяла же... Я видела, как он смотрел на ее татушку в виде чаши. Этот хреновар верит, что она избрана. Он сбрендил!

— Ты что-то пообещала старшему Головину? — спросил я. Айше, подумав, ответила раздраженно:

— Ему отпускать дочку одну не следовало… если догадывался. Но теперь-то я поеду туда с полицией.

— И чем ты поможешь? Может, они еще не посчитают нужным…

— Да, — задумалась Айше, — эти догадки про фамилии и легенды полиции до фени… посмеются и всё.

— Давайте так, — предложила Тая, — дождемся наряд, всё расскажем, отведем к трупу… потом попробуем их убедить ехать с нами на Басман.

— Не с нами. А со мной… я вас не возьму. Не пролезете вы там.

— Айше, — возразил я, — конечно мы понимаем… никакой золотой колыбели в пещерах нет, но нам с Таей так же тревожно, как и тебе…

— Да, подруга, — добавила Тая, — поедем вместе… мы не полезем в пещеры. В стороне где-то будем, а? Ну пожалуйста!

Айше заметалась по беседке бормоча какую-то молитву. Решившись, она ответила:

— Хорошо, собирайтесь. Я знаю там одну поляну в лесу под горой… Оттуда виден почти весь обрыв и балконы у дальних пещер. Такие площадки. Можно крикнуть, если что...

Выполнив необходимые процедуры, собрав наши показания, полицейские пока не увидели причин задерживать Романа ни в связи с Денькой, ни потому, что он нарушил запрет на посещение заповедной зоны. Айше позвонила в службу «Крым-Спас». Те ответили, что связи на Басмане обычно нет, и что поиски начнут на следующий день, если к вечеру эти двое не объявятся сами. Взяв фонарики, еду, и одевшись для похода в горах, мы погрузились в машину Айше. В середине дня выехали в сторону Бахчисарая, чтобы потом повернуть к Басману. Айше знала тамошнего лесника, так что с нашим проходом в заповедник проблем не было.

В густом лесу поднимающуюся к Басману дорогу перегородил шлагбаум. Здесь же стоял пустой внедорожник Жанны. Оставив машину у него, мы пошли за Айше вверх по пологому склону. Примерно через пол часа лес расступился, мы оказались у начала огромного плато. Покрытое низкой травой, оно уходило еще дальше вверх, где в виде ступеньки господствовала над холмами мощная, величественная скала. Голова у меня закружилась то ли от вида необычной и грозной горы, то ли от пьянящего воздуха. Налетевший ветер принес запахи чабреца, можжевельника, и еще чего-то сладковато-нежного. Показалось, так должны пахнуть сказочные горные цветы, которым нет названия, которых никто никогда не видел, но только в детстве, однажды услышав этот запах, запомнил на всю жизнь. Среди травы угадывалась колея не сильно наезженной дороги, ведущей к вершине.

— Туда они пошли, к пещерам, — сказала Айше. — Нам надо обойти справа. Там поляна, о которой говорила...

Она повела нас вокруг хребта, свернув с дороги. Обходя саму скалу, мы вновь углубились в лес. Оборачиваясь на вершину-ступеньку, я стал замечать первые пещеры. Отсюда показалось, что мы могли бы легко добраться до них. Я сказал об этом Айше, но она разуверила меня:

— Там такие извилистые, крутые тропы и спуски, что и с проводником не все смогут…

Выйдя на поляну после долгой ходьбы по лесу, мы измученные упали в густую траву. Отсюда пещеры Басмана напоминали ноздри задранного в небо скалистого носа. Этот вековой, корявый, поросший кустарником нос, казалось, настороженно принюхивается к незваным гостям. У некоторых мрачных входов площадки с кривыми деревьями походили на причалы, другие гроты дышали зияющими входами прямо в пропасть. Множество тропинок и лазов покрывало склоны. Подруги стали выкрикивать имена Жанны и Романа, и мне пришлось присоединиться к ним, несмотря на накатившую дремоту среди ковра шелковой травы. Устав звать, мы решили перекусить. Солнце уже стремилось к дальним горам.

Только мы присели и Айше разложила еду на простеленном полотенце, как со стороны скалы послышался негромкий гул. Он напоминал шум осыпающихся камней и одновременно удары чего-то тяжелого. Мы вскочили на ноги. Звук шел со стороны самой дальней пещеры. Прямо у ее входа над крутым склоном приютилась ровная площадка, похожая балкон. Мы в три голоса опять выкрикнули имена. Ответа не было. Через минуту гул затих.

— Смотрите! — вскричала Тая, показывая вверх.

Вглядевшись, мы увидели, как вход в черный провал одной из пещер озарил странный мерцающий свет. Он лился изнутри горы и от него на контрасте стал еще мрачнее надвигающийся вечер. На площадку из пещеры выбежала испуганная Жанна, еле успев остановиться у края.

Она не увидела нас, стоящих внизу, не услышала Жанна и рвущегося из сердца крика Айше. Выбежавший из пещеры Роман в сером балахоне с капюшоном напал на девушку сзади. Дальнейшее произошло так быстро, что мы просто стояли и смотрели снизу вверх, опешив. Жанна выскользнула из рук анахорета. Отскочив на шаг, она ударила его в пах ногой, обутой в армейский ботинок. Роман согнулся пополам, потом, скуля, упал на колени. Разъяренная Жанна затянула болтающиеся веревки капюшона петлей и стала душить, став у него за спиной. С багровым лицом и выпученными глазами Роман сучил ногами по земле, вцеплялся в шею, сдирая удавку. В какой-то момент руки Жанны ослабели, Роман попятился от нее, но оступился и сорвался с края площадки. Мы ахнули. Пролетев несколько метров, он зацепился грудью за ствол кривого дерева, почти горизонтально росшего на скале. Тело его вытянулось в струну, ноги задергались. Через секунды все было кончено. Над нашими головами вместе с деревом Басмана, ставшим последним пристанищем авантюриста, раскачивался повешенный на собственных ребрах человек.

Наконец придя в себя, Тая заплакала. Айше криком опять позвала Жанну. Я посмотрел на площадку. Девушки там не было. Свет всё еще струился из темноты пещеры, и теперь я услышал еще один, но совсем другой шум. Показалось, где-то в глубине обрушился вниз мощный водопад. Свет из пещеры погас. Стало так тихо, что я услышал стук собственного сердца в ушах.

— Куда она подевалась? — смогла вымолвить всхлипывающая Тая.

Айше села на траву. Вечер сгущал тени деревьев. Поднявшийся ниоткуда ветер зашевелил волнами потемневшую поляну. Мне захотелось поскорее выбраться на дорогу. Обхватив голову руками и что-то бормоча, Айше долго раскачивалась. Потом опять принялась звать Жанну, но в ответ только скрипело дерево с повешенным Романом.

— Сейчас идем назад, — Айше бросила растерянный взгляд на разложенную еду, — на сборы нет времени... Как появится связь, буду звонить спасателям… что еще делать…

— Она в пещере... больше ей негде быть, — сказал я, и еще раз посмотрел на поросший деревьями склон. — Что-то случилось... раз не отзывается. Может попробуем зайти туда?

— Нет смысла пытаться, — ответила Айше, — гляньте на себя. Ни я, ни вы никогда не сможем этого сделать.

— Почему? — спросила Тая.

— Чтобы добраться до этой пещеры, нужно сначала войти в другую... а потом уже по узкому тоннелю проникнуть туда. Только эти двое… — она помолчала, глотая комок, — с их худобой смогли бы там проползти.

Назад шли молча, освещая себе путь фонариками. Джип девушки стоял на прежнем месте. Когда появилась связь, Айше позвонила спасателям и договорилась, что мы встретим их у шлагбаума. Ночь прошла в тяжком ожидании. И только на утро вернувшийся из пещер спасатель сообщил плохую новость: ни живую, ни мертвую Жанну пока обнаружить не удалось.

— Как же так? — недоумевала Айше. — А вы пролезли в ту пещеру?

Ответ еще больше обескуражил всех. Оказалось, один спасатель смог пролезть, и в дальней пещере увидел такое, что удивило не только тех, кто никогда раньше не спасал на Басмане, но и бывалых. Под сводами пещеры располагалась глубокая чашеобразная выемка. На ее стенах виднелись круговые полосы, древние следы от бывшей здесь когда-то воды. Считалось всегда, что спасающиеся от набегов феодориты могли собирать по специальным каналам в эту чашу родниковую воду. На стенах пещеры находили рукотворные отверстия и уступы. Было похоже, что здесь жили, или приходили молиться люди. На одном из уступов стоял зажженный туристический фонарь Жанны. Сегодня чаша была доверху наполнена водой, что и поразило спасателей. На вопрос Айше, спускались ли они на дно, был получен утвердительный ответ. Но нигде, ни в одной из пещер, ни под водой в самой чаше Жанны не нашли. Один, похоже, недавно заваленный грот, который раньше вел в тупик, привлек их внимание лежащим на камне клоком розовых волос. Грот расчистили, насколько смогли, и уперлись в гору.

Еще долго шли поиски в окрестностях Басмана, но всё без результата. Тело Романа сняли. Жанна была объявлена пропавшей без вести.

Приехавший вскоре отец девушки настоял, чтобы организовали еще один спуск в пещеры, но это уже был жест отчаяния. Переночевав у Айше одну ночь, молчащий и убитый горем старший Головин уехал. Садясь в машину, он сказал Айше: "Знаешь, было заметно, с каким интересом последние полгода она изучала нашу родословную, но о планах посещения Басмана ни разу не упоминала..." Понимая, что пропажа без вести еще хуже, чем весть о смерти из-за невозможности похоронить, Айше, как могла, выразила ему своё сочувствие.

С тяжелой душой мы тоже засобирались домой. Отпуск заканчивался. Ночь перед отъездом провели без сна у очага вместе с Айше, высказывая бесконечные предположения о том, куда могла деться Жанна или, по крайней мере, ее тело. Одно только было ясно: возле пещеры Басмана на наших глазах разыгралась смертельная схватка двух объединенных одной страстью однофамильцев, считающих себя потомками того самого Ховры из рода князей Феодоро. Были ли звуки и свет из пещеры нашими общими галлюцинациями, навеянными страхом перед горой, или чем то другим, мы так и не могли понять. Что они там увидели, и увидели ли вообще что-нибудь, этого никто не узнает.

Прощание получилось скомканным. Подруги долго стояли у ворот обнявшись и рыдая.

Тая проспала на заднем сиденье до самого Джанкоя. Радио в машине рассказывало о тяжелом водном кризисе в Крыму, о планах администрации построить Бельбекский водозабор и расконсервировать старые скважины. Проснувшись, Тая молча слушала новости, и снова завела разговор о недавних событиях:

— Знаешь... мне кажется я разгадала тайну золотой колыбели.

— Поспи еще чуток, — я рассмеялся, — может узнаем, где Атлантида.

— Да ты послушай. Я почитала… в истории известен факт землетрясения во времена тех войн, это важно...

— Для кого?

— Скажу потом… так вот, кто только её не искал, начиная с чекиста Барченко и гитлеровского «Аненербе», кончая современными раскопками на Мангупе. Кстати, кроме Басмана еще четыре или пять гор в Крыму претендуют по легендам на ее место хранения. И Чуфут-Кале и гора Бойка…

— Так о чем ты хочешь сказать?

— Что если колыбель это вовсе не предмет, а только образ?

— Образ? — я заинтересовался, выключил радио.

— Да, Олег… подумай, те подземные чаши-озера были единственным источником воды для людей, которые там находились. Без воды жизнь среди камней была бы просто невозможна. Но источники были. И неприступные стены Басмана стали для людей настоящей крепостью. До тех пор, пока гору не разрушило землетрясение...

— Да, ты говорила… и, что с того?

— Мне кажется, не следует искать золотую колыбель под ногами. Она вокруг, здесь в Крыму.

— Вода, что ли?

— Пещерные озера, Олег! Предания, как обычно, сыграли с искателями сокровищ злую шутку. Сакральное сокровище действительно было кладом... только не в том понимании, в каком все его представляли.

Тая замолчала. Молчал и я, следя за трассой. Она заговорила снова:

— Пойми... в средние века вода в Крыму ценилась гораздо дороже, чем золото. Поэтому и пещеру, в которой был источник охраняли особенно тщательно.

— Колыбель тут при чем?

— Отсюда и название — колыбель. Место, где хранится жизнь. Женщина бы такой вопрос не задала, — улыбнулась Тая. — Именно пещеры стали для горных народов колыбелью жизни, где они учились бороться с природой, с врагами за выживание... Понимаешь?

Я понимал.

— Да, Тая… поэтичная и изящная у тебя версия. Пришла бы она тебе в голову тогда, на дастархане. Когда Роман на дудке играл…

Она ничего не ответила. Мы въехали на заправку. Выключив двигатель и собираясь выйти из машины, я заметил из окна стоящий у соседней колонки черный Ренж-Ровер с тонированными стеклами. Окно со стороны пассажира слегка опустилось. Я услышал знакомый голос:

— Если чел говорит, что ты достоин большего, требуй пруф…

Мотор гулко рявкнул, машина тронулась и, развернувшись, выехала на трассу. Мне показалось, что за лобовым стеклом мелькнула голова с розовыми волосами. Очнувшись, я повернулся к Тае, но она уже крепко спала.