Саша Порошок : Весь в отца

Отец пил. Запойно и беспробудно. Вся его ещё в Союзе филигранно выточенная компартией интеллигентность, растворялась на глазах, и наружу выползало липкое и мерзкое скотство. Он мог начать пить в пятницу вечером, а проснуться в среду, пропустив три рабочих дня. Всегда при этом плакал, извинялся, обещал, что это был последний раз. Впрочем, если бы он хоть раз поклялся жизнью, то наверняка бы давно умер.

Маме долгое время мастерски удавалось скрывать его "увлечение" от родственников и соседей, точно так же, как и свои синяки и ссадины, что доставались в неравной борьбе с пьянством. Этого не замечал даже я, живший с ними в одной квартире. Мама просто неожиданно предлагала пожить у бабушки, чему я, был конечно рад. И находясь на этих неофициальных каникулах, я и понятия не имел, что даже не мой родной отец, а скорее его полуживое тело, шатается от стены к стене, что-то разбивает и кричит, каким-то незнакомым голосом.

А ведь мне, сколько я себя помню, всегда говорили, что я похож на отца. Сначала сходство было внешним, затем стали замечать, что я говорю, точно так же, как он, жестикулирую, так же, как он. Я становился его копией. Незаметно для себя и неосознанно. Для маленького мальчика, это было своеобразной гордостью, ведь отец, чьи неровные углы всегда сглаживали - безусловно, пример.

С возрастом я стал смотреть на отца уже по-другому. Он уже не казался мне героем, да и примером с каждым годом был все меньше. Невесть откуда взявшаяся агрессия, вечные причитания на любую тему, недовольства, забывчивость, пустые обещания... Герои такими не бывают.

- Как же ты похож на отца, вылитая копия, - продолжали говорить мне, периодически приезжающие родственники.

Вот только подобные сравнения мне больше не нравились. Я категорически не хотел быть похожим на него. Я хотел быть другим.

Говорят, что алкоголики долго не живут. Я не считал конечно дни, до этого трагического момента, но вот года считал. В уме загибал пальцы. Сколько осталось? Пять лет? Семь? Но жизнь продолжалась. Его и моя. Он старел, пока я взрослел, и я, конечно же, видел кем стану через пару-тройку десятков лет. С каждым прожитым им годом, мне становилось все страшнее и страшнее.

От той интеллигенции, уже не осталось и следа. Только мерзкое и липкое скотство. Ужас и отвращение, которое невозможно было терпеть.

А что мне ещё оставалось, кроме как не убить его?

У меня не было ружья. Я был даже хуже той свиньи из детской сказки, у которой оно было. Таблетки? Удушье? Остановился на втором.

Я пришел в родительский дом. Его не было. Буду ждать его в своей бывшей детской комнате.

На полке стояли фотографии, где мы стоим рядом обнявшись. Где он ещё герой для меня. Где он ещё пример.

Именно эту фотографию я разглядывал, сквозь мокрые от удушья глаза, пока петля затягивалась на моей шее.

А что мне ещё оставалось, кроме как не убить его внутри себя?

Говорят, что алкоголики долго не живут. Я не считал конечно дни, до этого трагического момента, но вот года считал. В уме загибал пальцы. Сколько осталось? Пять лет? Семь? Сколько осталось до того, когда я полностью стану таким же?

Говорят, что алкоголики долго не живут.
Он жив до сих пор.