Az esm : Направления

В конце сентября приятно ходить в лес и собирать грибы, думая о том, что наступающей зимой тебе будет уже тридцать, а лето 1994 года в твоих местах выдалось сухое, поэтому и грибы сухие. С лесистых гор течёт маленькая речушка, ближе к воде на пнях растут опята.

Опрометчиво это, не брать в лес воды. Чистишь грибным ножиком лесные яблочки, грызёшь, чтобы утолить жажду, не можешь преодолеть себя и выпить воды из ручья.

В лесу не стоит думать, что тебе уже двадцать девять лет, ты почти, что старый, и что-то идёт не так. Нашёл несколько больших и свежих свинушек в куче валежника, собрал в отдельный пакет. Раз они считаются условно съедобными, то домочадцев угощать ими не будешь. Водка тоже условно – пищевой продукт, притом гораздо опаснее свинушек. Свинушки накапливают какой-то мускарин. Водка накапливает глупость и красный цвет физиономии. Однако её употребляют чаще, хоть и травятся, а ты шестнадцати лет собираешь грибы один, не любишь когда в лесу с тобой люди. Каждый год их собираешь, внимательно перебираешь каждый гриб, никогда не берёт гриб, если не уверен, поэтому не отравился ни разу. А вот млечники не берёшь, хотя их много, красивые грибы, можно вымачивать и солить, но у тебя какое-то предубеждение против грибов, которые не надо отваривать, а предполагается солить и есть сырыми.

Млечники можно пожарить теоретически, но из них жарёха горькая получается, Ленерт однажды долго варил млечники, потом сливал воду, надеясь выварить горечь, тем не менее всё, что было на сковороде пришлось выбросить: млечники в жареном виде горькие.

До темноты надо вернуться, (раньше, какой там до темноты?!), раньше, потому, что идти через дачный участок, через кукурузное поле до троллейбусного управления, а грибы ещё перебрать надо. И нести два больших пластиковых ведра, одно полное осенних и летних опят вперемежку, другое полное свинушек. Суббота. На рабочую неделю грибов ему хватит.

Читает на стене заводоуправления завода «Полупроводники»: «Электрон так же не проницаем, как и атом» В. И. Ленин.

Каждый раз, приезжая на конечную остановку всех троллейбусов города, потому, что тут троллейбусное управление, задумывается о том, какое практическое применение может иметь эта замечательная фраза…

В лес надо ходить, чтобы успокоить нервную систему, потому, что во вторник будет рассматриваться в суде дело о разводе с женой.

Инициатором развода был Ярослав Ленерт. Жена по многу месяцев оставалась у родителей в Ворошиловграде, ехала в Энск с трудом, Ленерт не хотел бросать дом в Энске. Они почти не ссорились, просто по мере развала страны разваливалась и семья.

После получения справки о расторжении супружеских уз, Ярослав поехал к другу Васе Школьному, выпить по случаю этого события, неизвестно несчастного или счастливого, но однозначно судьбоносного.

Вася Школьный на три года моложе Ярослава, но опыт в делах брачно-разводных дел имел достаточный.



Не спеша цедя рюмку дешёвой водки, купленной в овощном магазине на «Горняке» в количестве трёх (меньше при разводе не полагается) бутылок Вася, глубоко затягивался сигаретой «Магна» вещал : «Знаешь, старик, разводы бывают двух видов- одни из за постепенно обнаружившихся несовместимостей а другие от рогов. Лучше когда от постепенно обнаруживающихся несовместимостей. От рогов у меня ещё ни разу не было.»

-А ты что об этом думаешь, Уилли?- спросил он у принимавшего участие в распитии Игоря – драматурга и поэта, работавшего литературным секретарём в газете «Северный Кавказ».

-Я думаю, что ничего разводе хорошего нет,- ответил Игорь, но и особенно плохого тоже нет.

Уилли мог вот так глубокомысленно сказать и ничего не сказать одновременно.

Уилли тоже разведён и женат повторно. Жена –поэтесса, на момент их женитьбы студентка литературного института имени Горького . Вилли никогда о ней не говорит. Всё, что известно о текущей семейной жизни Уилли, только то что живёт его семейство на «Искоже», что дочка маленькая подрастает. Но это в конце концов каждого личное дело: не хочет Игорь про семью рассказывать, так и не надо.

Потом Уилли добавил, что в его случае инициатором развода была супруга, что дело было давно, в Днепропетровске, что он счастлив сейчас, и если семейная жизнь не клеится, то надо разводиться.



В среду у Ярослава, работавшего школьным учителем по изобразительному искусству, будет методический день. В субботу уже бывшая жена, забирает обоих детей, сына и дочь уедет в Луганск. С недавних пор это заграница.



«Электрон, так же непроницаем как и атом», -вдруг ни с того ни с сего произнёс Ярослав.

-Что ты хочешь сказать этой цитатой?- осведомился Уилли.

-То, что в воскресенье прочёл это на стене административного здания завода полупроводниковых приборов, когда за грибами ходил и до сих пор вникаю.

-У тебя сейчас есть кто-нибудь? Может с бабой какой тебя познакомить? -спросил Василий.

-Нет, - ответил Ленерт, сам разберусь.

- Так ты же в школе работаешь, - вставил Уилли- я сам вел в школе русский язык и литературу, как раз перед разводом. Там молодых учительниц пруд пруди. А ты хоть и не Аполлон, так сказать,(Уилли любил говорить эту фразу «так сказать») но парень спортивный, найдёшь себе какую-нибудь достойную интеллигентную даму сердца, обольстишь, какие твои годы…



От Школьного Игорь и Ярослав ушли вместе и против против обыкновения не поздно. Ярослав проводил Игоря до серой искожевской( потому что микрорайон, где жил Мазуренко назывался «Искож» ) пятиэтажки и побрёл к родительскому дому в Александровку(так назывался граничивший с Искожем микрорайон, где обитал Ленерт.



Ленерт не хотел думать об устройстве личной жизни. Ему вспоминался лес, круто уходящая наверх дорога, солнце и тени, свинушки, большие как грузди, которые он собирал, разгребая хворост, млечники, красными огнями горевшие в осенних листьях, красноголовые, напоминавшие светофорные огни.

Угораздило же его доходиться в увольнение во время службы в Ворошиловграде до женитьбы и приехать на дембель под руку с женой в интересном положении.



«Съездить бы в Приэльбрусье нормальных грибов набрать, белых или подберёзовиков, думалось Ленерту- только откуда машина, деньги и время, если и без того маленькая зарплата школьного учителя по изобразительному искусству после развода урезалась на тридцать три процента.



« А вот под Луганском в лесах больше грибов, -подумалось Ленерту, только вот теперь когда я попаду, в этот самый, Ворошиловград, ой простите, не привыкну никак, ну Луганск, ну конечно же Луганск… В гости туда уже не поедешь.



Сентябрь на излёте в прошлое чередовал дождливые и и сухие дни. Это хорошо после засушливого лета. Значит, грибы ещё будут, только некому теперь их мариновать и закупоривать в семьсот граммовые банки. Да и не для кого. Хотя привычка ходить за грибами по окрестным лесам осталась.



В первых числах октября позвонила Мона, в миру скульптор Елена Мамонтова. Они дружили, дружили в хорошем смысле этого слова, и если между мужчиной и женщиной одного приблизительно возраста может быть то, что может называться словом «дружба», то именно это между ними и было.

Голос из синего телефона с дисковым наборником.



«Ленерт, сводишь меня за грибами? Только чтобы они обязательно были.»

«Свожу, только будем собирать рядовки. Собирать будем под моим чутким руководством.» -согласился Ленерт. После развода его тянуло к общению с природой.травление

«Когда соберём поедем к тебе и я лично просмотрю каждый гриб. Каждый отдельно взятый. Ты мне слишком дорога, чтобы я допустил твоё отравление, а у таких рядовок есть похожие грибы, но они токсичные.»

«Значит в воскресенье. У меня есть бутылка чёрного вина из Абхазии. Очень давно хранится, ещё с довоенных времён. Разопьём за удачный сбор. Но если не соберём, тоже разопьём.»

«Замётано. Выходим рано, едем первым автобусом»



В трубке синего телефона с диском из прозрачной «под стекло» пластмассы гудки.



Мона ходила по лесу хорошо, почти не уставая. Ленерт повёл её к своему заветному месту, в район серных ванн. Грибов было немного, но Лена стала собирать шиповник.

Вечером они сидели в мастерской у Лены, пили чай.

-Лена погадай мне.

Если верить гаданиям, то в недалёком будущем у Ленерта должна была появиться дама, которая разобьёт его сердце…

-В первых числах октября ещё раз сюда придём,Ленчик. Грибы точно будут.



Дома Ярослав поменял лампу в старом ламповом телевизоре и с трудом но настроил один канал.

Приблизительно в середине октября Ленерту позвонила некая Лариса работавшая врачом и попросила позаниматься немецким, потому, что собиралась в Германию. Лариса была почти вдвое старше, её старший сын был почти Ленертов ровесник и в дамы сердца она никак ему не годилась…

Лариса жила в центре города, добираться к ней предполагалось на доживающем последние дни горчичного цвета «Икарусе» с прицепом.

Ленерт ехал домой после частного урока немецкого языка, был полный теплого и мягкого солнца день, его взгляд упал на женскую смуглую руку, лежавшую на поручне, за который следовало держаться едущим стоя пассажирам. Ослепительно белый луч солнца лежал на бежевом приталенном пиджаке, если под пиджаком и была блузка, то с коротким рукавом.

Ярик сидел на варварски изрезанном стуле старого, ещё советского горчичного «Икаруса» и бесцеремонно, со спины разглядывая идеальную по его мнению фигуру молодой женщины, с выгоревшими и некрашеными русыми волосами, в стареньких светло синих застиранных(естественной застиранностью а не искусственно состаренных) джинсах, белый луч солнца лежал на плече пиджака, джинсы были длинные, обычного кроя и заканчивались такими же белыми кроссовками.

Бывшая жена была рослой брюнеткой, а эта была невысокой, внешне она напоминала ему его самую первую девочку из далёкой юности, Ярослав даже забыл, что неприлично пристально, ну пусть хоть сзади глазеет на женщину.

Вот уже более двух месяцев близких отношений с противоположного пола у него не было, развод нервотрёпка, разговоры, дружеские попойки.

«Какая фемина, Ленерт!-сказад он сам себе- с ума сойти какая фемина!»

Секундой позже он узнал изменившуюся Наташу Цраеву с их района. Она училась в одиннадцатой школе, он в двадцать первой, он встречал её давным - давно на каких-то магнитофонно танцевальных посиделках, которые любил устраивать его друг Денис Швагерус.

Эта Цраева была первой красавицей у себя в школе, была вся такая эталон стиля, вся такая идеальная, недоступная, просто была какая –то вечеринка ничему особенно не посвящённая, собралась кампания из соседних дворов, там была ещё этого Дениса Швагеруса сестра старшая и её подруги, был август 1983 года, Денис получил отсрочку от призыва в ряды, пригласил своих однокурсниц из университета.

Ленерт встал со своего сиденья чтобы поздороваться с Наташей Цраевой, просто, чисто по человечески, без задних мыслей, просто привет как дела. А ещё ему хотелось увидеть лицо прекрасной незнакомки.

Узнавание длилось долго, с рассматриванием синих глаз, губ, загорелой до состояния полированного коричневого письменного стола красивого, настоящего южнославянского типа лица с полными губами, губами чуть подкрашенными светлой помадой и серо- голубыми, очевидно тоже узнающими, теряющимися в поисках узнавания глазами.



Та самая Ленка Снегирёва, полненькая, не снимающая очки, в шуршащей явно не дорогой и не импортной курточке, не модная, не посещающая школьных дискотек Ленка Снегирёва с комсомольским значком на школьной форме, вдруг превратившаяся в сногсшибательную женщину.

Он проехал свою остановку, понимал что проедет ещё много остановок, понимал, что автобус в конце концов едет по городу, что можно перейти через улицу и сесть в автобус, едущий в нужном тебе направлении.

Они говорили о разном, он промолчал о том что разведён, хотя обеих не видел уже лет более десяти как, поэтому они и не знали, что он был женат и уже разведён, что привозил жену из Луганска, потому что служил на в Украинской ССР в городе Ворошиловграде и вместе с демобилизацией и возвращением домой привёз жену, которая уже третий месяц ждала Веронику, что когда был дембель ещё были живы все, а теперь дед уже на небесах,но живы остальные вроде, что бабушка живёт «в старом доме» папа с мамой на «Горняке» в квартире, что завод закрылся и отец, работавший инженером –конструктором работает подметальщиком улиц в «Горзеленхозе», а ему Ленерту удалось устроиться школьным учителем по рисованию.

Ему удалось узнать Лены Снегирёвой адрес, это было в старом центре города в районе кафе «Купола» только к речке, он боялся забыть адрес, времени в тот день было ещё много и он решил сразу поехать туда, чтобы визуально запомнить, но приехав домой и размашисто, в своей комнате, куда кроме деда и него никто никогда не заходил, там лежал очередной начатый и не законченный дневник на полированном письменном столе( он вспомнил её загорелое лицо) и размашисто написал крупными буквами её адрес и имя, надо же её оказывается не Оля звали, а Лена.

Хорошо когда суббота, когда не надо идти на работу, кода тебе тридцати ещё нет и кажется что всё ещё впереди, ты разведён и у тебя больше трёх месяцев не было женщины, но ты ещё думаешь, что всё впереди.

И завтра придёт новый день, и его наступление будет неизбежным и никто не в силах предсказать, каким он будет.

Вечером он поехал к другу детства и однокласснику Андрею Мыльникову, рассказывать о встрече с женщиной из параллельного класса. Андрюха оказался дома, оказался рад его приезду, сказал что ездил в командировку в Ингушетию и принёс травяную настойку цвета красной умбры, принёс домашней со своей дачи квашеной капусты. Они посмотрели «Музыкальный обоз» и «Подводную Одиссею команды Кусто», потом сходили в соседний магазин за просто водкой а Андрюха постелил ему на своём диване а сам раздвинул старенькую кресло кровать. Они выкурили все Андрюхины запасы сигарет, вспомнили все школьные годы.

Вечером, допивая настойку цвета умбры, Ярослав позвонил по светло синему небесного цвета Андрюхиному телефону Моне, в миру просто скульптору и члену Союза художников Елене Мамонтовой, чтобы она ему ещё раз погадала, на сей раз более предметно. Когда они перебирали школьные фотографии, они обнаружили таки у Андрюхи в альбоме фото с какого-то школьного субботника, где эта Лена Снегирёва всё же была и утром, выпив крепкого кофе Ярик направил свои столпы в скульптурную мастерскую, которая находилась в пятиэтажке напротив дышать перегаром и показывать на фотографию, где на заднем плане совсем в детском варианте и едва различимая, но в почти в полный рост и заслонённая мальчиком с веником в руках эта самая Елена Снегирёва всё же была.

Мона пришла в мастерскую в столь ранний час в основном из за того, что обещала Ленерту, был десятый час, приходившая обычно ближе к полудню Мона поморщилась от его амбре.

-Со Школьным пили? –был первый вопрос.

-Нет с Мыльниковым.

Мона хорошо знала обоих. Школьный какое-то недолгое время был мужем Мамонтовой, она знала что не пьющий в повседневной жизни Ярослав напивался так когда у него случались неприятности, позволяя себе это исключительно по выходным. Добрая ведьма Леночка Мамонтова, в твоей мастерской всегда находился эликсир для погорельца.

Мона открыла шкафчик, достала из него большую бутылку в оплётке, налила в высокий, розового стекла по края рубиновой жидкости.

- На выпей, страдалец, только учти больше не налью.

Ленерт выпил полстакана темного, напоминающего церковного вина и стал излагать историю вчерашней встречи.

У Ленерта был друг на районе, занимавшийся на полном серьёзе колдовством, всеми видами магии, оккультных наук и всего прочего, звали парня Виталий, фамилия была Отто.

Так вот этот самый Виталий Отто, который знал Мону только заочно, перед отъездом в Германию на постоянное место жительства оставил ему бутылку с домашним вином, сообщив, что напиток дескать заколдованный, что знает он о его, ленертовых с женой мученьях, предстоящем разводе и всё прочее, а это дескать приворотное зелье, которое он сделал с одной ведьмачкой.

Отто натавлял: «Хочешь верь, хочешь не верь, но зелье весьма сильное. Сделано по всем правилам и содержит ингридиенты правильные. Судя по тому что я видел у тебя на руке, будет у тебя зазноба, на всю жизнь. Вот только трудно тебе будет с ней сблизиться из-за разных обстоятельств. И тут брат без колдовства не обойтись».

Когда Ленерт слушал Отто, он не понимал почему почти не пьющий Виталий говорил ему всё это так серьёзно. Отто слыл совершенно не умеющим врать человеком, работал врачом в детской реанимации, увлечение оккультизмом не вязалось с его дорогой и добротной одеждой, всей солидной внешностью и манерами.

Теперь Ленерта терзали сомнения, та ли это женщина, которой следует влить приворотное зелье и выпить с ней совместно, потому, что после того как зелье будет выпито, обратного хода уже не будет.

Осень мире это не осень в жизни.Если всё время думаь о завтрашнем дне, то не заметишь сегодняшнего. Нужно следовать однажды установленной взвешенной и уточненной модели бытия. Если у тебя есть воля идти куда – глаза глядят, то отпадает желание выходить из комнаты. Можно прожить выходной день так, как захочешь.

Ленерт оглядывал свою комнату, в которой ничего не менялось без его воли. Японская магнитола, которая покрылась пылью. Маленький телевизор( отец получил расчёт на заводе натурой, ну надо же телевизорами, которые спешно наклепали из залежавшихся на складе мониторов для станков с числовым управлением). Книжные полки, книжный стол, в шкафу ламповая большая радиола «ВЭФ «Люкс», подключённая отцом к антенне на крыше и хорошо, кога надо принимающая радиоволны в диапазоне двадцати пяти и тридцати одного метра и прекрасно ловящая «немецкую волну» и «голос Америки», когда перестали глушить стало не интересно. Уехавшая в Луганск жена Ирина всегда обижалась на Ленерта за то, что он никого не пускает в свою комнату, дедова причуда, дед делал этот кабинет для себя, всё было спроектировано так, что не нужно зашторивать окна, потому что единственное очень большое окно выходит на стену пристройки и фрагмент глухого забора к соседям, из окна видно только разросшееся вверх грушёвое дерево, которое Денис каждую осень порывается спилить, но бабушка не даёт, поэтому Денис взбирается на верхушку видеть соседние крыши и горную цепь, в хорошую погоду виден тот самый Казбек, давший название папиросам.

Судьба, интересно находит ли она того. Кому лень двигаться, кому хорошо в этом кабинете здесь и сейчас. Самое странное свойство завтрашнего дня, это то, что он приходит, что надо выходить из этой комнаты, иметь план действий, а тебе просто хочется почитать «На маяк» Вирджнии Вулф и план действий никакой не составлять.

Смысл жизни не может быть найден, но искать приходится всю жизнь.

В воскресенье он обещал повести Мону в лес, собирался уйти далеко за четвёртый посёлок, собирать рядовки и грузди, но весь день шёл дождь.

Дождь, комната где ты один, память, тихие капли с качающейся в окне груши, рваные тучи на фоне серого за фрагментом черепичной крыши, зримой из окна, где давно нет занавесок, кассета в магнитофоне, где музыка перебивает падающие капли, так может быть с кем то сегодня, так могло быть с кем-то много лет назад, взаимоотношение дождя, крыши твоего же дома, после достроек и пристроек предыдущими поколениями дом напоминает лабиринт, но маркер времени всё же эта кассетная магнитола, а когда дождь стихнет надо ехать с матерью на базар т покупать болгарский перец и помидоры, а потом в большой комнате, именуемой зал резать всё это дольками для домашней консервации, думая о том, что виноград надо собрать позже, чтобы набрал больше сахара, потому что вино делать необходимо, и поколения, живущие в этом доме, делают вино, а он привёз во времена до развода ящик этилового спирта с Украины, что им следует крепить вино, а пить разбавленный спирт это быдлячество.

Кассета в магнитофоне с «Титаником» Наутилуса Помпилиуса. Маркер времени –время это зелёные меняющиеся цифры в электронных часах в твоей комнате, «электрон так же непроницаем, как и атом». Мысль о том, что надо бы поехать и нанести визит леди из параллельного класса, но не сегодня, потому что сыро, что дождь возобновился под вечер и «двойка плохо стала ходить. И надо думать, что всё ещё будет, и тяжесть опустится на веки, чтобы глаза увидели новый рассвет.

Потому, что завтра ты помотришь передачу про бордосского дога, узнаешь о том, как рубят древесину на севере Тасмании. При первой же возможности надо сходить в лес. Бодрый голос диктора сообщит о том, что Мюррей в Австралии разбирают на водопользование так, что в некоторые годы он вообще не доходит до океана, что из Европы завезли карпа, поедающего мальков ценной краснопёрой рыбы.

А воскресным вечером ты надел новые джинсы, новую джинсовую куртку, белую рубашку от костюма и посмотрел на себя в большое зеркало на двери старого шифоньера, в которм висели когда-то костюмы твоего деда и сначала висели его галстуки, но теперь там висят твои.

Интересно, как надо в двадцать девять лет наносить первый визит к женщине из параллельного класса, если к тебя не очень обширный бюджет?

В центре покупаешь шоколадку и идёшь. Стоишь у калитки. Тебе навстречу выбегает сразу несколько собачек, не породистых, разных мастей и размеров и все лают. Леди приглашает в дом, леди живёт с мамой и угощает тебя чаем. Смотришь на её пластинки, на старый, но цветной телевизор, (кинескоп уже посажен и цвета тусклые), пьёшь чай, ведёшь светскую беседу, думаешь о том, как она красиво(такие на долго не остаются одни) и уезжаешь, спрашивая разрешения зайти ещё раз, получаешь это разрешение и уезжаешь.

Тебя провожают к калитке. Ты говоришь «Поехали ко мне».

Она не может. Ты добираешься домой в старом автобусе, меха на гармошке порваны и починены, куришь в окно спальни и чувство одиночества усиливается в зелёном свете часов, отсчитывающих время. Время собирать виноград и делать вино, время писать поурочные планы и скучать на педсовете, время гладить брюки, время завязывать галстук, время аккуратно его снимать и надевать, потому, лень завязывать.

Сентябрь превращается в октябрь, потому, что время не хочет стоять на месте и он думает, что это очень здорово родиться в конце декабря, потому, что весь год тебе всё ещё двадцать девять, а следовательно можно ходить на дискотеку, а не танцплощадку на танцы для тех, кому за тридцать.

Приходит сосед по имени Вадим, моложе тебя на пять лет, весёлый, кудрявый, ну прямо твой Есенин, только стихов не пишет.(Ты ещё не знаешь, что какая-то сволота зарежет его в центре города, когда будет январь ещё не наступившего года, но в октябре он заходит и улыбается и живее всех живых.)

У Вадима в пакете бутылка молдавского коньяка «Белый аист». И предполагается ехать к Шурику, в район университета и распить этот коньяк. Всю неделю ты занимался репетиторством, поэтому покупаешь в магазине на своей улице грузинский «Вазиани» и вы едете к Шурику, (все Саши как Саши, а этот Шурик с детства). Шурик женат, жена молодая, возитесь на кухне хрущёвки, жарите на кухне картофель на закуску, детей у Шурика нет, всего год как женат, жена совсем молодая, по сравнению с вами почти тридцатилетними, взрослыми уже, ей двадцать два, она работает в кафе и Шурик нервничает, когда она поздно приходит, но сегодня она дома и на ней халат и она не накрашена.

Шурикова жена смотрит на тебя оценивающе, ты одет в серые брюки и в серую шерстяную куртку реган. Её зовут Люда и она тоже из Энска.

-Ярик, а давай я тебя познакомлю с сестрой.

-В смысле?

-В смысле ты вроде приличный парень, хоть и разведён, а меня есть старшая сестра.

-Старшая это старше меня лет на пять-десять.

-Нет, Лена на пару лет младше.

( Ты думаешь, что это дежа вю, что вокруг каким-то мистическим образом группируются Лены после развода. Ты дружишь со скульптором, которую зовут Лена. Несколько дней назад тебя угощала чаем красивая русоволосая фемина из параллельного класса, которая Лена. Сейчас тебе предлагают познакомиться с ещё одной Леной.

Коньяк добавляет смелости.

-Фотка есть?

-Здесь нет. Она на меня похоже только ростом выше.

-Смотришь на Люду. Редкое сочетание чёрных волос и серых глаз. Длинные ресницы, густые и загибаются.

-Когда поедем знакомиться.

«Она очень красивая, сам бы женился но у меня Ксюша, -вставляет Вадим.( Не знает, что его убьют из-за этой Ксюши на пустыре, где сгорела вечерняя школа, уже скоро, но ты не можешь об этом знать.)



Они вышли к площади что неподалёку от главного корпуса университета.

-Кстати моя сестра здесь училась.

-На кого? Поинтересовался Ленерт.

-На учителя немецкого языка.

Ленерту показалось что он находится внутри «дежа вю», потому, что предыдущая Лена, закончила этот же университет, тоже на филолога и учителя английского.

-Я плачу, сказал-сказал Вадим усаживаясь на переднее сиденье салатного цвета двадцать четвёртой «Волги».

Когда машина ехала через центр, в окне мелькнул домик, где жила Лена, которая из параллельного класса, с фотоальбомами, пласинками, фотками и фотоаппаратом «Зенит», сердце сжалось, захотелось выйти из машины, постучаться в этот двор, он был там всего один раз, его встретили радушно, напоили чаем, поводили до калитки, нет надо ехать, сейчас надо ехать.

Улица, на которую приехало такси была узкая, в частном секторе и называлась Козлова. Несколько строений в общем с соседями дворе, чистенькая гостиная с пианино.

Худенькая, стройная смуглая сестра, на вид моложе Ярослава, но не намного. Не расстающаяся с сигаретой. Смотрит на Ярослава оценивающе, бесцеремонно и холодно.

У них с Людой есть ещё старший брат, но от другой мамы. Мама жива, это есть Лены мама. Люда рассказывает сбивчиво, но понятно, та женщина от которой старший брат, в Энске, живёт где-то не далеко, тоже в этом районе. Старший брат живёт со своей мамой. У него есть жена и сын в третьем классе.

Их мама была второй женой их отца. Она уехала в «дальнее зарубежье» и вышла там замуж. Девочки выросли с отцом и мачехой. Мачеха была хорошая, но выпивала много. Пьянка до хорошего не доводит.

Ярослав печально смотрел на принесённую отцом по случаю гостей большую бутылку водки «Распутин», потом на часы. Стал обдумывать пути к отступлению, завтра уроки рисования во вторую смену, это после четырнадцати.

Ярославу хотелось подняться и уйти. В голове крутились слова песенки из кассетника Шурика, которая играла перед выходом из квартиры Саши, там что-то пелось про скрипку, леса лужи и грязь дорог.

В голове мысль о том, что всё что сейчас происходит это дежа вю.

Папа прикольный. У обеих дочерей его глаза, не естественно большие, серые и пристальные. В комнате пианино, но на нём никто не играет. И бобинный магнитофон старый, ламповый. Но в нём вполне современные записи -видать Шурика работа. И снова эти слова «Сотни тысяч лет нам ждать возничего и с окриком –Слазь!».

Папик посидел, выпил, ушёл в другое строение- их несколько в этом дворе.

Люда шепнула на ухо: «Сестра хочет с тобой потанцевать, но стесняется об этом сказать».

«Шурик, поставь заново вон ту песню, про скрипку».

-Про какую скрипку. Ты Саруханова имеешь в виду.

-Ну ты понял, что я имею в виду, поставь заново песню.

Шурик поставил магнитофон на перемотку. Аппарат неожиданно хорошо функционировал для своего почтенного для магнитофонов возраста.

Когда Ярослав танцевал медленный танец, его не оставляла мысль о том, что однажды всё это уже было: бобинный магнитофон, водка в простых гранёных стопках, запах сигарет «Эл энд Эм», песня Игоря Саруханова… (Узнал от Шурика автора слов и музыки».

Сказал Елене Рафаиловне, что зайдёт в четверг.

-После дождика?- спросила Елена.

-Дождик не обязателен, в пятницу у меня методический день. Значит нет уроков рисования, которые я веду.

-А пропуск знаешь?

-Какой пропуск?

-Чтобы прийти сюда нужен пропуск. Бутылка хорошей водки, батон колбасы И пачка «Эл Эм».

-Замётано. Только если дождя не будет, я всё равно приду…



Ярослав побрёл домой, от Козлова до его улицы можно было дойти пешком.

Перед сном долго лежал в горячей ванне.

Ночью ему снилась блондинка из параллельного класса.



Утром нужно было отглаживать брюки от костюма, надевать галстук и ехать в школу, для того чтобы во вторую смену рассказывать школьникам о линейной перспективе.



Четверг наступил быстро и в четверг был дождь, серое небо и внезапно похолодало. А к четырём часам пополудни дождь стих, в лужах отражались белые клочья облаков, деревья, повсюду были дождевые черви, напоминавшие не воплощенные замыслы.

Куплен на базаре батон сырокопчёной колбасы. В киоске неподалёку от дома приобретены две пачки синего «Эл энд эм».Водку надо покупать в магазине, чтобы на палёную не нарваться. Взял сразу три бутылки, чтобы хватило наверняка.



Ярослав брился долго и методично, перебрал все сорочки в гардеробе, всё отклонил, надел рубашку из джинсовки, чёрные джинсы.



Дома были Лена и её отец. Отец может и не рад был Ярославу, но бутылка водки сделала его куда радушнее.



Лена пригласила его на кухню, кухня была в соседнем строении.

Ярослав привыкший, к тому, что дома все ножи были отточены до состояния бритвы, отметил про себя, что на кухне нет ни одного острого – Ленины ножи даже помидоры толком не резали.

-Куда Шуриик только смотрит?

-Мужика в доме нет.

Лена сказала это то ли грустно, то ли с иронией.



Кухня соединялась с ещё одной комнатой- там была спальня Елены. В спальне было всё очень лаконично- какой то коврик над кроватью – синего цвета с геометрическим рисунком, напоминающим творения Малевича, простая белая побелка, большое окно с прозрачной занавеской с видом на деревянный туалет типа «сортир».

-Какой омерзительный привкус у этой водки,-вдруг обронил Ярослав тоном каким было сказано : «Какая гадость эта ваша заливная рыба.»

Лена ушла в дом и вернулась с бутылкой коньяка.

Ленерт подумал, что это знак.

Коньяк оказался неожиданно качественным, такой добротный вкус советского настоящего коньяка.

«Папа хранит для особых случаев.»

Ярослав наблюдал, как она курила. Большие серые глаза смотрели на горящий конец сигареты внимательно, словно стараясь что-то там рассмотреть, серые глаза не вязались с чёрными прямыми волосами.



Ленерт проснулся на широкой железной кровати ощущая тяжесть женской головы. Она спала, прижавшись к его груди.

В комнате был виден лунный свет, несколько звёзд, заблудившихся в сплетении листьев и занавесочной тюли, был слышен лай собак. Рука на его плече была неожиданно жилистой и тяжелой.

Ярослав обхватил положил свою большую, широкую ладонь на кисть её смуглой жилистой руки и выстегнулся в тяжёлое пьяное задумье, лишённое сновидений.



Утром его напоили растворимым кофе и поцеловали перед дорогой. Его ни о чём не спросили, он ушёл.

В полдень позвонила Мона, пригласив её в воскресенье в фонд культуры. У неё было открытие выставки, выставка называлась «В поисках Божества.»

Ближний круг Моны после открытия выставки поехал на машине кого-то из близкого круга отмечать это событие в мастерской.

Мона всегда угадывала его мысли, его действия, Мона его видела. На выставке была атмосфера покоя, умиротворения, какой-то особенной энергетики, это не поддаётся описанию при помощи слов.

Его визит был визитом вежливости, он хотел уйти, хотел повторения сумасшедшей бессонной ночи. Мона сказала : «Есть разговор, не уходи пока все гости не уйдут.»



Из гостей в основном были художники из соседних мастерских, Ленерт отмалчивался, читал томик философа Соловьёва, обнаруженный в мастерской, пил чай из трав и скучал.

Когда ушёл последний посетитель, им был широко известный в Европе живописец, чьи работы совершенно не нравились Ярославу, но нравились Моне.

Мона сказала: «Признавайся у тебя новая дама сердца?»

-Лена я тебе ничего не говорил.

-Мне не надо говорить, я вижу.(Мона в очередной раз поражала экстрасенсорными способностями».

Я тебе сейчас погадаю.

Мона принесла колоду гадальных карт со словами: «Я вижу, что ты влюблён и торопишься к той, которой влюблён. Я должна тебе на неё погадать.»

Мона несколько раз раскладывала карты, Ленерт смотрел на копну рыжих волос, на её худых плечах, на фенечки из бисера на запястьях, на бусы, на многочисленные вазы в мастерской.

-Ту, что сейчас с тобой ты должен оставить.

-Лена, помилуй, почему.

-Потому, что карты говорят, что не по судьбе.

-Но мне хорошо с ней.

-Садись вон на то кресло, я буду чистить твою ауру.

-А что дальше?

-Карты говорят, будет знак?

-Какой знак, когда.

-Скоро, ты увидишь.

-А если не будет?

-Если не будет, значит так тому и бывать.

Мона усадила его на деревянный стул и сделала несколько движений ладонями вокруг головы. Со стороны это выглядело так, как будто она что-то искала вокруг невидимого шара вокруг головы Ярослава и стряхивала на пол.

Ярослав вышел из мастерской, взглянув на светящиеся огни «Дворца культуры строителей», взглянул на светящиеся огни пятиэтажки, где жил школьный товарищ Андрюха, вдохнул воздух уходящего сентября, ощутил вибрации города и запрыгнул в горчичного цвета «Икарус», усевшись где-то в хвосте автобусного прицепа.

До дома ехать почти через весь город. Проезжая мимо железнодорожного вокзала Ярослав почувствовал желание выйти и направиться к дому на улице названой в честь кого-то, у кого была фамилия Козлов. «Революционер, вероятно», подумалось.



Сентябрь отгорел и кончился, электронные часы в кабинете исправно горели зелёным огнём, отец и мать жили в своей двухкомнатной квартире в микрорайоне в противоположной части города и Ярослав Ленерт продолжал жить в старом но большом и когда-то полном жизни доме, одноэтажном, но с большим количеством комнат, с двумя кухнями, потому, что когда-то в доме жили две семьи, а теперь не одной.



Бабушка сказала, что бывшая жена отказалась от гражданства России и приняла гражданство Украины. Она сообщила об этом по межгороду, позвонила когда Ярослав был на работе.В Чечне, которая географически была совсем рядом творились какие-то странные, непонятные Ленерту события, дома он совсем не говорил с бабушкой по русски, но когда переходя на немецкий он этого не замечал. Его маленькая Германия на шести сотках с грушёвыми, яблоневыми и абрикосовыми деревьями и громадным грецким орехом перед решётчатым железным забором двора.

Он занимался с восемнадцатилетним парнем с фамилией Бреннер, Бреннеры жили в центре города, своего родного, как и многие советские немцы, давным - давно не помышлявшие об исторической родине они (естественно?), не знали.

Отчим и мама никуда выезжать не собирались, мать в отличие от Ярослава говорила на немецком очень неуверенно, ошибалась в каждом предложении и переходила на русский.

Ленерт засыпал в спальне на широкой кровати из дерева, сделанной ещё дедом Андреасом( которого окружающие звали Андреем, но он был Андреасом), кровать имела такие размеры, что даже высокому, носившему одежду пятого роста Ярославу можно было спать там поперёк.

Особенно тяжело было заходить в детскую. Бывшая жена оформила украинское гражданство. Так сказала бабушка. Ленерту жаль. Это она рвалась в свой Луганск. Он не бросит этот дом, уже третье поколение их дом, такие дома- замкнутые, живущие вне политики миры.

Ему думалось, что надо поехать на Козлова, заснуть со смуглолицей черноволосой женщиной на кровати с видами на звёзды, но что-то мешало.

Он точно знал, что в гостях у неё со всей очевидностью придётся пить, это выбивало из колеи, к тому же уезжавшим нужно было быстро ставить разговорные навыки, а это требовало ясную, по меньшей мере трезвую голову.

Был ещё не очень холодный день раннего октября, обычный для тех мест, серый, переменно облачный.

В центре города он встретил блондинку одноклассницу, у которой был в гостях один раз. у самую, которая очень красивая из «Икаруса»

Оно шла с мальчиком лет десяти, на ней была брезентовая мокрая штормовка, она пыталась укрыть мальчика от дождя куском брезента, он подошёл, как –то неловко спросил разрешение зайти завтра, получил это разрешение, долго смотрел вслед блондинке и мальчику(она сказала что это её естественный цвет).

-Вы откуда?

-С рыбалки.

-Много рыбы наловили.

-Ни одной.

-Можно я зайду в воскресенье.

-Не знаю. Попробуй…



В субботу Ленерт и Мона выходили из леса, у каждого было по два пластиковых ведра рядовок, под народным названием «синий корешок». Ленерт заметил, что немного сбился с тропы и вышел к маленькой, но бурной горной речушке не в том месте, где брод.

- Ярослав –мы заблудились?

-Нет, Лена, я уже выходил к этой скале на том берегу? Я хорошо знаю этот лес. Мы просто заболтались, пока собирали грибы.

-Мы пойдём по руслу?

-Нет, мы пойдём на запад, там широкая грунтовая дорога.

-Ты уверен?

-Лес это не сердце, Леночка, если знаешь лес, то всегда выйдешь. А если бы я не знал хорошо это место, не взял бы тебя. Через тридцать минут хода будем в посёлке.



Лес постепенно редел, из за деревьев показалась стоящая на окраине посёлка наполовину развалившаяся водонапорная башня. Старый дребезжащий «Лиаз» вёз в направлении домашних очагов, кисточки на бахроме над ветровым стеклом вздрагивали, временами соприкасаясь между собой. Улыбалась глупой улыбкой молодая женщина с «гэдээровской» переводной картинки.



В лесу тропы изменчивы, они могут зарасти кустарником, могут стать более битыми, но их можно хорошо изучить и набравшись опыта, ходить по ним уверенно, как по комнатам своего жилища.



У судьбы не бывает изученных троп. По какому –то странному совпадению вокруг Ленерта оказалось три женщины, три Елены.



Было какое –то пограничное состояние между полуднем и сумерками :в оранжево красном, перемежающемся с лимонного цета и зелёным от деревьев далеке жёлтыми огнями горит город, надвигающийся под колеблющимися чёрными силуэтами бахромы над ветровым стеклом.