Az esm : Песочные города

Мой отъезд на учёбу больше напоминал бегство. В нашем городе только один поезд, он следует до Москвы, поэтому на вокзале людно только в часы его убытия или прибытия. Боковая полка в плацкарте, из багажа только спортивная сумка. Мой парень всё же пришёл постоять возле родителей, купить младшей сестре мороженное «Ореховый батон» и помахать мне рукой.



Поезд уходил в закат, уже за Докшукино начинало темнеть.

Проводник выдал бельё и я улеглась на боковой полке пытаться уснуть, если не уснуть, то просто лежать с закрытыми глазами.



Одно и то же навязчивое воспоминание, ветер, я в лёгком платье, небо быстро становится тёмным, полдень, гремит гром и пахнет намокающим асфальтом.



Мы пешком пришли на «Богданку» туда где граница между пятиэтажками и более старыми двухэтажными домиками.



Забегаем в подъезд. Мой парень напоминает Гойко Митича лицом, сходство усиливается из-за длинных чёрных волос.

Поднимаемся на лестничную площадку между вторым и третьим этажом.



Я маленькая и комплексую из-за этого, смотрю на него снизу вверх.

Не могу себе это объяснить, может это магнетизм, может магия, от его прикосновений мир исчезает.



Вздрагиваю, от того, что кто-то спускается вниз, отстраняюсь, время уходить от объятий.



Через тучи пробивается свет и бликует на мокром асфальте и шоссе, превратившемуся в реку.



До самого конца шоссе на разделительной полосе между сторонами движения автомобилей лежат вывороченные с корнем голубые ели, посаженные когда-то давно и набравшие до бури одинаковую высоту. Возле остановки повален тополь.



Меня пугает, что во время контакта с ним мы ничего не ощущали.



Он мне сказал однажды: «Моя маленькая Данаида монарх».



Мысли похожи на поезд, они идут в сцепке.



Я думаю, что он плохой парень, он стирает прошлое до этих нескольких дней, которые мы знакомы.



Я не знаю, каков механизм, как именно это бывает, но когда я на расстоянии одного города, я его ощущаю, как будто моё сознание и его сознание объединяются. Теперь на вопросы верю ли я в телепатию, буду отвечать, вопрос глупый, знаю что это. Просто вам не дано. Не всем дано. У меня было. Хорошо, что было.



Картинка повторяется, я уже не борюсь с ней- лицо как у Гойко Митича, провал, шаги и голоса над нами, очнулась, свет сквозь синее, баклажанного цвета только по тону светлее и с примесью синего небо, желто белое отражение тысячи рябинок на чёрной воде по асфальту и сосны как в картине «Утро в сосновом лесу на разделительной полосе между двумя сторонами улицы, только медведицы и медвежат не хватает.



За немногие дни нашего знакомства в моей жизни произошло столько событий, что перевешивает всю остальную жизнь.



В поезде легла головой по движению поезда и мне кажется я медленно парю над землёй.



Я не смогу этим поделиться ни с мамой, ни с сестрой, потому, что под этим его гипнозом ничем приличным мы не занимались. На неприличное уходило много времени, но всё- же оставалось и на обычную жизнь.



Неприличное будет навеки моим и его. Неприличное оказалось интересным, но о нём точно не стоит говорить.



Он сказал, что меня надо познакомить с Виктором Петровичем. Виктор Петрович живёт на Горной, это микрорайон такой. Обычный человек, на вид старше моего отца. Виктор Петрович встречался с инопланетянами. Он не носит часов и почти всегда может сказать, сколько сейчас время и без них. И на сумасшедшего не похож.



В его комнате были общие тетради, разного цвета, они стояли на полке.



Я спросила : «Ты ведёшь дневники?».

Он сказал: «Это не совсем дневники».

Я спросила : «Можно посмотреть».

Он ответил: «Теперь да».



Одна тетрадь называлась : «Сны».

Другая называлась «Те, которых я ощущаю».

Другая называлась: «Те, у кого сильный эфир».

И ещё одна, с синей обложкой : « их нужно подавлять».



Тетрадь с надписью «их нужно подавлять» содержала многочисленные фотографии.

Среди фотографий много учительниц- фотографии были явно предназначены для памяти о светлых школьных годах.

У людей были нарисованы фломастером какие-то шары вокруг голов, мне было объяснено, что это видимый спектр биополя.

Я спросила: « А почему я не вижу»

Он ответил: «Хорошо, что мало кто видит».

Я спросила «Почему хорошо, что не видят»

Он сказал : «Твоё поле закрыто. Очень сильное. Я еле –еле нащупал чревоточину».

Я спросила: «Какую чревоточину?».

Он сказал: «Ту, через которую произошло слияние. Слияние наших полей. Я не смогу удерживать канал на расстоянии. Тофик Дадашев смог бы. И Мессинг. А у меня дар в разы слабее».

Я спросила: «Как меня угораздило с тобой связаться?»

Он сказал: « Ты бы не смогла сопротивляться, у тебя чревоточина».

Я спросила: « Почему я?».

Он ответил : «Эффект Данаиды»

-Какой Даниды?

-Такая бабочка из семейства нимфалид.

-Почему я ничего не вижу?

-Контакт недостаточно чёткий. Ты очень закрыта. Постоянно пытаешься закрыть чревоточину.

Из –за этого сложно показать.

-Можешь попробовать.

-Да, но нужно где много людей.



Мы пришли в центр, на Республиканскую. Был август. Только что прошёл дождь. Он сказал -повернись к мне спиной и прижмись своим затылком к моему затылку, постарайся, чтобы наши волосы переплелись.



Я потом этого уже не видела. Чёрные кляксы, плывущие по воздуху( это сгустки очень опасной энергии, от них надо уходить. И спектры над людьми, а также существ- животных, только причудливых- например собак у которых нет головы, а там где голова ещё один хвост. Молчащие голоса.



Я отдёрнула голову. Морок ушёл.



Мой парень стоял как вкопанный. Глаза его смотрели в улицу. Я взяла его за локоть, стала тормошить.

-Ты видел то –же что и я?

-Нет, гораздо хуже.

-Что ты видел.

-Тебе не надо об этом знать.

-Что именно?

-Он приближается.

-Кто?

-Тот, кого не смогу остановить.

-Он страшный.

-Нет. И у меня ещё много времени.



Когда параллельно стоят два поезда, а один из них начинает двигаться, то это вовсе не обязательно тот поезд, в котором ты находишься, мы всегда в плену иллюзий, мы никогда не знаем, какой медиум на нас сейчас воздействует, уезжаю и иллюзия постепенно стирается, чужой эфир становится всё слабее, люди похожи на радиостанции, только у одних волны слабые, у других сильнее, одних размытые и с помехами, а у некоторых направлены на тебя острыми иглами, присосались к твоей душе, к мозгу, ауре, энергии: ты не знаешь, отдаёшь или наоборот забираешь, позабытое знание, очевидная истина внятная для одних и неприемлемая для других, тем не менее, существующая, осязаемая, вот она, пришла, а твою волю подавили, в тебя вошли липкими щупальцами чужой воли, может с добром, может с деструкцией, разрушением и гибелью, и всё это называется рок, рок не в том смысле в каком «Битлз» и «Дип Пепл», рок в понимании Виктора Гюго.



То, что впервые –приключение, во второй раз повтор, в третий обыденность, далее рутина, только приходит грань, когда дальше и рутины нет, нет будней, всё попало в сети времени, ловчую паутину Хроноса, всё что дыбилось, грохотало колёсами, встречало на вокзале, дарило цветы, задыхалось от счастья –всё стало песком, переплетением веток, безжизненными камнями Марса, мёртвой гравитацией Юпитера, сломанным кольцом Сатурна, время бросать дома и строить новые, объединено одним – временем жить, жить, жить.





Тот же вокзал, ночёвка у сестры в общаге на полу а утром идти снимать квартиру, потому, что потеряли в училище заявление на общежитие, жить где-то надо.



Мне сняли квартиру и сестра ушла. У неё своя жизнь. У нас одни и те же родители, похожий набор генов и хромосом, но мы разные, у нас разный эфир, разные биополя, разные дороги и разные тайны.



Пришла Светлана Константиновна- хозяйка квартиры- она похожа на Мальвину, а может на группу «Кисс» в мансарде моего друга, преданного и брошенного, оставшегося в городе, связанном железным проводником рельс, но коммутатор уже отключен.



«Рисовать красками здесь нельзя, девочка моя ( я не твоя девочка, даже не мамина девочка, я знаю чья теперь девочка и мне страшно, вспомнила брошенного парня, он бы мог защитить, он –воин, мог бы но остался на другом конце двух проволочек на поверхности шарика, девочка плачет, а шарик, кажется, улетел) потому, что беру с вас не много, а вы можете испортить ковровые дорожки. Но купаться можете каждый день, только очень осторожно, чтобы не протечь на соседей сверху».



Погода стоит жаркая, в этом городе мало деревьев. Вспоминала последний день перед отъездом, когда мы пошли в лес с моим новым парнем.

Мы вышли из троллейбуса в «Дубках» и двинули в сторону гор. На нём была рубашка с длинным рукавом в клетку и горные ботинки из спорттоваров, на мне кеды, мы долго шли по пыльной дороге через дачи, потом он нашёл тропинку, ведущую в чащу вдоль ручья и мы опять шли несколько километров.

Круча, песчаный крутой склон, горная речушка намыла здесь яму, в которой можно плавать, достаточно большую.



Он снял с себя абсолютно всё, сказал, давай купаться. Сказал, ты же художница, привыкай к обнажённой натуре.

Я увидела себя впервые вот так, без ничего, только он вода и небо.

Он был равномерно загорелым, видать не в первый раз тут купается.

Вода сначала казалась холодной, было не очень глубоко.

Чувствовала, что чувствую ветер, смотрела на водомерок, на упавший с дерева уже пожелтевший листик и было такое чувство, что купаться вот так вполне себе нормально.



А потом мы лежали на спинах, моя мокрая голова капала с волос ему на плечо, смотрели на песок с торчащими из него булыжниками, видели небо, я лежала и думала о космосе.



Если бы он повернулся, чтобы поцеловать, он бы всё испортил.

Но он просто лежал с закрытыми глазами.

Я тоже закрыла глаза, слушала шелест ручья, вибрации листьев, нашла его ладонь, скрестила его пальцы с моими.



На пути домой почувствовала, что кожа слегка обгорела на солнце и поспешила намазаться сметаной, чтобы мама не увидела, в каких непозволительных местах обгорела.



Новое ощущение дежа-вю, тоннель от поезда, на этот раз сразу метро, ночёвка на полу на матрасе, квартира в районе Южного вокзала, старые домишки вперемежку с пятиэтажками, вид из окна на какие-то декоративные столбики над башнями Южного вокзала и наконец Светлана Константиновна, которую я про себя назвала Мальвиной из за неестественной чёрно –белой гримировки лица ушла и одна в её чудных апартаментах, снятых на две недели, потому, что бывшая ученица и выпускница этого училища, она же моя сестра обещает всё уладить и поселить меня на какой-то Салтовке.

Я взяла общую тетрадь и новую наливную ручку, купленную ещё в прошлый приезд, залила в неё черных чернил, купленных уже в этот приезд и вспомнив, что мой позабытый и позаброшенный друг когда-то советовал мне начать вести дневники( одно дело -начать вести дневник, а другое –куда его прятать, чтобы мама не прочла), я решила повести дневник две недели, пока сестра уладит вопрос с общежитием, а потом куда-нибудь его спрятать.

У моего нового парня комната, где он живёт, закрывается на ключ и туда никто кроме него не заходит. Через две недели я отошлю ему дневник на хранение, да и пусть хоть и прочтёт, у меня всё равно пока нет никаких тайн, сокровеннее тех, что связаны с ним.

Для начала я написала:

«25 августа 1982 года. Харьков.

Первый день самостоятельной жизни. В первый раз одна в чужой квартире в другом городе. Прямо роман Осеевой «Динка прощается с детством». Юлька прощается с детством.

Мой новый парень сказал, что перевёл бы книгу, которую мне подарил мой бывший друг не «Над пропастью во ржи», а «ловец во ржи», потому, что это единственный роман, который он прочёл со словарём в оригинале. Сказал, что начал читать на зимних каникулах и только к весне закончил, потому, что читал со словарём.

Что мы имеем на сейчас? Пятьдесят рублей, которые надо растягивать неизвестно на сколько. Старшую сестру, которая собирается использовать свою красоту по максимуму, у неё очередная большая любовь и ей не до меня.

Сестра говорит, что нужно искать москвича, потому, что в Москве больше перспектив. Мне же кажется, что я зря привязываюсь к этому пацану так сильно. Когда я у него спросила, а будет ли он мне верен, он ответил, пойдём ко мне в кабинет( так он зовёт свою комнату, в которой я не была, в которой крепкая дверь и которая закрывается на ключ, так вот он сначала сделает то, в чём он должен быть мне верен, а потом подумает надо ли. А потом сказал, что до ближайших каникул не женится. Железная логика, купание в речке нагишом это вовсе и не секс, а так обнажённая натура. На сегодня достаточно».

Самое ужасное в чужом городе это то, что пока в нем не ориентируешься. Пошла в ближайший гастроном, за сосисками стояла небольшая очередь. Купила грузинский чай в железной коробочке, чтобы насыпать туда потом заварку для чая, батон, бутылку молока и бумажный пакетик сахара с розовой надписью «Сахар песок». Решила, что утром запишу сон, если он мне приснится. Завтра не надо вставать, поэтому нет необходимости заводить будильник. Вынесла его на кухню, чтобы не слушать «тик –так».

Здание училища старинное, ещё дореволюционная. Первого сентября увидела нашу группу- в ней одиннадцать человек, включая девочку Яну, которой я помогла с рисунком на вступительных экзаменах. Яна села за стол возле меня, она рисовала в общей тетради мотоциклистов и почти не слушала, что говорит преподавательница по живописи.

Нам сказали, что про акварель и гуашь мы можем забыть, в лучшем случае темпера, что грунтованные холсты и подрамники училище не предоставляет, но при желании мы можем это всё или купить здесь или доставать, где хотим.

Я вспомнила постоянно спящего после третьей смены отца, подумала, что лучше бы нас с сестрой отдали в музыкальную школу, потому, что скрипку купила один раз и можно играть на ней до скончания веков.

Мольберты здесь так устроены, что работать за ними приходится стоя. Наш преподаватель по рисунку и классный руководитель по совместительству говорит, что когда вступим в союз художников, тогда можно будет рисовать в своей мастерской хоть лёжа, а пока надо трепеть.

Мальчиков здесь пять, один из них Юрась за мной явно ухаживает, это заключается в том, что провожает меня до дома. Я ему сказала, что в Энске у меня парень, чтобы он ни на что не надеялся. Юрась из города Люботин, он хорошо знает город, не распускает руки, даже прикоснуться ко мне не пытается. Он кудрявый, русоволосый и невысокого роста, хотя всё же выше меня. Он ходил в украинскую школу, путает украинские слова с русскими, но я его понимаю. Люботин это по его словам совсем близко.

« 20 сентября 1982 года.

Город Богодухов.

Я в гостях у своей новой подруги Яны. У них свой двор. Яна старше меня на два года, она поступила в училище на базе десяти классов и ей не надо ходить на общеобразовательные. Ей сразу предоставили общежитие, мне сказали, что смогу заселиться с первого октября.

Она –единственная дочь у папы с мамой, папа хотел мальчика. У Яны есть мотоцикл «Ява».

Когда я попросила, чтобы она дала проехать, она очень удивилась и с недоверием посмотрев на меня сказала;

«А ты сможешь? Не надо дразнить девочек маленького роста, которая была влюблена в парня на «Чезете».

Я ответила, что в юбке и босоножках конечно не смогу.



Она повела меня в свою комнату и открыла шифоньер, сказав : «выбирай».

Я надела её джинсы, они были мне в обтяжку и длинные, но я подвернула и я надела её кеды. Она предложила мне ещё и свой шлем, но я ответила, что гонять не буду и отказалась.

Мы выволокли мотоцикл со двора и я стала заводить, завела на удивление быстро.

Вырулила на пустую улицу, у них в городе очень мало машин. Вначале ехала очень медленно, вспоминала о своём парне, которого предала перед самым отъездом.

Я не знаю, что в меня вселилось. Я вспомнила, как мы с ним мчались от телебашни, перекдючилась на максимум и выжала из «Явы» на прямой всё, что она могла, а она могла ехать очень быстро.



Показался их по видимому центр города с домом культуры и стеклянным кафе «Чебурашка». Медленно развернулась и поехала обратно уже медленнее, но не удержалась и обогнала еле плетущиеся «Жигули».

Подумала по дороге, что это в рифму, Яна и «Ява», теперь будет Юля и «Явуля».



Яна смотрела на меня как вероятно мой новый парень смотрел бы на пришельцев, про которых он собирает всё, что находит.Вечером подкатил её парень на «Восходе», но кататься мне уже не хотелось и мы пошли во дворец молодёжи на дискотеку. Какой-то знакомый её парня со странной фамилией Леденёв угощал нас мороженным и шампанским. Зато в ресторане. Её знакомые – нормальные ребята. Если бы мой бывший парень увидел бы, что я вытворяю, он бы с ума сошёл! Но, собственно говоря я ничего плохого и не вытворяю. Мне кажется, что «Чезет» немного легче в управлении, но трудно судить, пока не поездишь.

На поезд до Харькова пришлось вставать ни свет ни заря, и я собираюсь проспать всё воскресенье. Домашнее задание по физике и математике делать нет никого желания, но придётся. Когда же уже закончатся эти общеобразовательные».

В начале был лес, но лес вырубили, потому, что надо было сеять рожь или пшеницу, а также сажать картофель.

Но потом город стал наступать и тут стал луг. На лугу росли разные травы среди которых иссоп меловой, волосатик красивейший, козлобородник донецкий, солнцеворот седой, ситнег сосочковый и двурядка меловая, а также венерин башмачок настоящий и кокушник длиннорогий.

Среди трав стрекотали кузнечики, жужжали пчёлы, кусались слепни и совали в цветы свои длинные носы неугомонные бабочки бражники.

А потом в этом месте люди стали стрелять в других людей, несколько человек уронило оружие и осталось тут лежать до поры.

Оружие забрали, остались только осколки, и стреляные гильзы, а пуль почти не осталось, потому, что пули унесли вместе с телами.

Несколько лет подряд сюда приходили коровы, козы и бараны и ели травы, а собаки лаяли на них, а ещё приезжал пастух на лошади, у лошади была железка в пасти, прикрученная ремешками к лошадиной голове, поэтому лошадь отщипывала кусочек какого – либо растенья, при этом в основном доставалось клеверу.

А потом пришли люди, установили рельсы и поставили подъёмный кран.

Землю, где росли травы, выкопал экскаватор и сделал котлован, а подъёмный кран поставил в котлован стену их железобетонных блоков, а люди стали жирно мазать эти блоки чёрной смолой и смола блестела на солнце, было похоже на галоши.

А потом сюда привезли бетонные стены, бетонные потолки и бетонные перекрытия, люди стали зажигать электросварку и с её помощью соединять кусочки арматуры, которые торчали из бетонных плит.

Люди построили девятиэтажное строение, назвали это строение общежитием и в этом строении стали жить люди.

Некоторые травы здесь тоже остались, но их стало значительно меньше.

Города это камни, а люди это капли воды в человеческих реках, люди носят ботинки и это не даёт им пустить корни.

Маме совсем не понравилось то, что надо платить за квартиру, она взяла на работе неделю в счёт не использованного отпуска и билет в купе, потому, что не любила ездить плацкарте, приехала и договорилась с администрацией училища, чтобы меня поселили в общежитии.
Мама несла сумки, я большой этюдник(если я не высокого роста, это не значит маленький этюдник), набитый красками, на которые я успела потратить почти все деньги в художественном салоне. Я не Пабло Пикассо и в своём творчестве голубой период не планировала, мне нравился только Леонардо да Винчи, и я всё время думаю, что если стремиться стать таким как он, то может быть станешь хотя бы таким, как Дейнека иди Моисеенко, а если не стремиться и малевать то, что заблагорассудится и когда есть настроение, то станешь такой как Маттис, при этом даже если твои «Красные рыбки» будут в престижном музее, то почти любой современный человек скажет, что у Маттиса хромает рисунок, а его работа покажет, что он не знаком с пластической анатомией.

По дороге я рассказывала маме, как в последний день августа у нас было посвящение в студенты, нас вымазывали и разрисовывали красками.

Первого сентября было очень торжественно, потому, что нашему училищу именно в этом году исполняется семьдесят лет, в актовом зале, годе большой чеканный профиль Ленина, в училище есть уголок славы, где портреты выпускников, ставших художниками и художницами, великими и не очень. Однажды здесь будет им моё имя и мой портрет. Осталось только выдавить несколько десятков тысяч раз масляные краски из нескольких тысяч тюбиков, покрыть ими несколько квадратных километров загрунтованных полотен на подрамниках и подождать.