отец Онаний : ***

Никакой трагедии не случилось. А если вы мне не верите, то Бог вам судья, потому что я никогда не вру.
С самого раннего детства, еще мой дед, которого я должен был совершенно не помнить, потому что мне было всего три года когда он умер, но я прекрасно всё помнил. Так вот, с самого раннего детства, мой дед закалял меня истиной. Суть истины сводилась к одному – никогда никому не врать. Что может быть проще. И я, еще плохо владея словами в виду малолетнего возраста, улыбчиво дал деду честное слово карапуза, что всегда буду говорить только правду.

Дед умер, оставив меня в раздумьях на долгие лета. Так я просидел перед телевизором до тридцати девяти лет. До сорока оставалось чуть менее трех месяцев, но уж больно устал я сидеть на одном месте. Да и телевизор в нашем доме никогда не включали. Так что пялиться в одну пыльную точку, то еще занятие.

Я встал со своего места и немедля стал открывать для себя окружающий мир. Я прошелся по дому, пугая своим появлением родителей и младшую сестру. Стянул со стола последний пирожок и молча положил его себе в рот, несколько раз почесался в разных местах, тем самым давая понять, что неплохо бы помыться за столько лет. Когда родители мои снова закрыли рты, вставив на место свои выпавшие зубные протезы, а сестра перестала креститься, делая это впервые, и потому начинала она ни со лба, а с живота, в котором урчал готовившийся к выходу на свободу очередной малыш, третий за её короткую незамужнюю жизнь. Меня снова приняли в семью, будто бы я только что родился или вернулся с войны, которой не было конца. Наперебой мне стали предлагать еду и услуги. От еды я не отказывался, услуги же придирчиво перебирал. Наконец, к вечеру, когда уже все соседи и ближайшие родственники знали о моём чудесном «возвращении», я чистый и сытый, смог впервые раскрыть рот. Слова путались, цепляясь за нёбо, застревали между зубами, царапали дёсна, и на выходе получалась такая тарабарщина, что хотелось заткнуть уши. У сестры даже начались преждевременные роды, и тот, третий младенец, которого сегодня совершенно не ждали к столу, явился на свет прямо в гостиной. Его нарекли Ванькой. Так всем было проще.

Постепенно, я начал пережевывать слова и превращать их в правильные формы, и они ровными предложениями выписывали пируэты, лились прямо в родственные уши, которые уже не приходилось закрывать. Я поведал почему столько лет был недвижим, а также о том, что планирую делать дальше. Каждый из родственников понимающе угукнул, а новорожденный Ванька ласково срыгнул. Утром я вышел из родительского дома и растворился вместе с туманом.
Я обошёл мир вдоль и поперек и всегда держал слово данное своему деду. Даже в самые трудные моменты, когда ложь была бы во благо, я жертвовал всем, но не сгибался. Вернувшись в родительский дом, я взглянул на себя в зеркало и увидел, что в нём отражается старик, очень похожий на моего деда. Родители мои давно были мертвы, сестра пропала без вести, а её многочисленное потомство разбрелось по белому свету в поисках родных отцов и лучшей доли. Так что я сел на своё место, на котором когда-то просидел до тридцати девяти лет и покорно принялся отсчитывать оставшееся мне время. Вместо старого пыльного телевизора, в мутное око которого я так безнадежно смотрел все эти годы, кто-то поставил горшок с кактусом, который давным давно засох, но смотреть на него мне всё равно было очень колко. Я несколько раз моргнул и в последний раз вспомнил про своё обещание. Думаю, что скоро свижусь с дедом и расскажу ему, как прожил всю свою жизнь под его гнётом. А он улыбнется мне в ответ и скажет, что пошутил.