Анатолий Власов : Случайная прогулка, или Почему я там оказался

Случайная прогулка,
или
Почему я там оказался









Основано на реальной истории







Редактор Ирина Шанина
Корректор Елена Мануйлова




Пенза, 2019

Кровь стекала по чистой белой раковине тускло-коричневыми разводами, когда я мыл руки. Но это была не моя кровь. Мне почему-то вспомнилась сцена из какого-то фильма. В нём человек вот так же смывает кровь с рук, и она заполняет собой весь белый цвет умывальника, пачкает его. Только кровь там была ярко-красного цвета, у меня же цвет был другим. Красно-коричневый, совсем не похожий на кровь, а, скорее, на разведённое в воде сливовое варенье. Цвет был таким от грязи и пыли, которые прилипли к моим рукам, пока они были в свежей крови. В свежей человеческой крови…
Я поднял глаза к зеркалу и посмотрел на своё отражение. Странно, я себя таким ещё ни разу не видел. Я был одновременно и сильно уставшим, и разбитым — и в то же время каким-то возвышенно одухотворённым и даже немного довольным. Очень непонятное состояние – ведь я уже дома, и всё позади, и можно расслабиться, но мысли, мысли в моей голове кипели и я не мог не думать. Мысли не давали мне покоя и всё спрашивали меня: а всё ли ты сделал правильно… а может… Вот, чёрт, блин! Даа. Бывает же такое… я снова опустил взгляд и принялся намыливать руки второй раз.
Ну почему так получилось, ну почему?! И ведь я точно знал, что неспроста всё это, неспроста… Да, неспроста всё это произошло именно так… Нет, неет – это же очевидно. Но как?! Ведь я не верю в приметы! В эти дурацкие, притянутые за уши, тупые человеческие выдумки, для меня просто лицемерные и боязливые оправдания своих глупых поступков и повседневных жизненных ситуаций!
Ну это же бред какой-то: не делай так, а то будет вот так! Ой-ой, ты что это говоришь? Смотри, накаркаешь! Левая ладонь зачесалась – значит, будешь деньги отдавать? А правая – будешь деньги брать? А как быть, если у меня руки не чешутся?! Я каждый день хожу в магазин за продуктами: отдаю деньги и беру сдачу, а ладони вот у меня совсем не чешутся! И ни одна чёрная кошка не подействовала. Может, потому, что не вся она черная? Нет. Просто в моей жизни никакие приметы не сбываются. Или не сбывались.
Хотя постойте, я всё же с вами нечестен, ведь я верю в провидение. Вот только я до конца не знаю, что это такое. Может быть, это что-то вроде «божественного провидения»? Хотя нет. Какой тут может быть бог? Особенно в моём случае: я же закоренелый атеист, значит, здесь было что-то другое… Возможно, к делу подключились какие-то “высшие силы”, что-то сверхестественное, но я не знаю. И не могу этого знать.
Вообще-то ситуации такого рода со мной уже случались. Называю я их «оказаться в нужное время в нужном месте». Хотя, возвращаясь к событиям прошедшего вечера, я не могу объяснить их кроме как «божественным провидением». Об этом говорили очевидные действия, произошедшие со мной. Если вкратце, то я словно побывал в кино, где делал всё по сценарию, ведомый рукой невидимого режиссёра. И от этого мне было не по себе — оставалось какое-то непонятное осознание — минувшим вечером себе я не принадлежал.
Я вытер руки и посмотрел на часы, а ведь и правда, как кино — прошло всего два с половиной часа. Сев на пол, прислонился к стене. Моё кино быстро перемоталось в начало. Хоть у меня и было ощущение, что я попал в него против своей воли, но оно было про меня. И для меня.
А дело было так. Целый день я занимался насущными делами, и к вечеру уже ничего не хотелось, даже есть. К любимым книгам тоже почему-то не тянуло. Наверное, я был эмоционально вымотан и не знал, что придумать, чем себя занять. Но точно не хотел ни с кем общаться, даже просто видеть людей не хотелось. Хотелось одиночества. Может, приступ социофобии посетил меня… или, может, я просто социопат? Или это все плохое настроение… Я вспомнил, что давно не катался на роликах, но, представив толпу людей, несущихся кто навстречу, а кто за мной, и что там обязательно будет кто-то из знакомых, и мне придётся с кем-то общаться, я передумал.
Состояние было пессимистично-удручающим. Стояло лето, а мне было скучно… Да что ж со мной такое? Может, на велосипеде прокатиться? Ведь этим летом я ещё никуда на нём и не выезжал… Решено. Надо срочно открывать велосезон. Благо лес начинается прямо под окнами. Можно спокойно покататься в одиночестве и поразмышлять о смысле бытия…
Так, теперь надо найти очки с жёлтыми «радостными» линзами, чтобы мошки в глаза не попадали. Ага, вот они — отлично. Быстро подкачиваю насосом колёса и, не протирая зимнюю пыль со своего любимого старенького горного велосипеда GIANT, выхожу на улицу. И вот уже налегке, радуясь, как ребёнок, мчусь по лесным тропинкам! Эндорфины поступают в мозг, шкала моего настроения быстро ползёт вверх.
Ну, полдела сделано — я катаюсь и наслаждаюсь одиночеством. По краям лесных дорожек то и дело шуршат мыши. Самые смелые перебегают прямо перед колесом. Тишина и прохлада леса меня успокаивают, приводят в гармонию и равновесие.
Быстро проехав все знакомые места, я остановился в раздумье, куда бы мне ещё податься. Я был полон сил, поэтому решил дать себе нагрузку, поехав по горам, чтобы порядком попыхтеть. Скоро мне снова стало скучно, а возвращаться домой ещё не хотелось. Объехав пруд, я двинул через дачи. Останавливаясь на развилках, гнал всё дальше и дальше от дома, уже не задумываясь и не планируя свой маршрут…
Лес кончился, началась асфальтовая дорога. Справа появился новый микрорайон домов-таунхаусов, и я автоматически свернул к нему. Петляя по гладкому асфальту среди новостроек, я увидел на детской площадке знакомых – молодая пара с двумя маленькими детьми. Они не обратили на меня внимания, да и я хотел проехать мимо. Не знаю почему остановился, но я стоял и смотрел на них. А они играли с детьми и не замечали меня. Казалось бы, ну садись на велик и езжай дальше. Нет. Я почему-то стоял и наблюдал за ними. Вообще-то они мне очень нравились — такие счастливые и беззаботные, с искренней радостью на лице.
Просто смотреть на них, как на идеальных людей и гармоничную пару, было удовольствием. Мы мало знакомы, и я совсем не знал об их минусах и человеческих слабостях, а таковые, безусловно, есть у всех — есть и у них, но тогда, эта красивая, идеальная семья доставляла мне эстетическое удовольствие наслаждаться их красотой и непорочностью. И это было правдой, и это было на самом деле.
Что заставило меня подойти к ним и заговорить — не знаю. Наверное, тот самый невидимый режиссёр фильма, в который я попал, сам того не зная.
Мы стояли и непринуждённо болтали, и мне почему-то не хотелось уезжать. Я подумал: мне уже пора ехать дальше, но что-то меня держало и не позволяло двинуться с места – и я запомнил этот момент очень отчётливо.
Однако время шло, и я всё-таки помчался дальше. И снова остановился, чтобы посмотреть на начало заката и на фотографа, снимающего ещё одну красивую молодую пару на лужайке недалеко от леса на фоне заходящего солнца. Жизнь снова показалась мне прекрасной и беззаботной, а люди перестали меня раздражать.
Вечерело. Теперь лес казался мистически мрачным, манящим. Мы редко бываем в лесу и порой совсем не обращаем на него никакого внимания. А ведь это такой шикарный подарок для жителей большого города: вот так взять и быстро погрузиться в него.
Решив разведать новую дорогу, я упёрся в коттеджный посёлок с большими, богатыми, красивыми домами. И снова я стоял и смотрел по сторонам, а кто-то невидимый не позволял мне ехать дальше. Время шло…
Накатанная тропинка должна была привести меня к дому, но места́ вокруг оставались незнакомыми. Близился вечер, мне предстояло проехать не один километр, и я прибавил ходу. Вскоре дорога расширилась, стала узнаваемой. Навстречу стали попадаться велосипедисты, а я всё ехал и ехал
— не останавливаясь и не сбавляя темпа, как будто должен был куда-то успеть...
Издалека, по нарастающей, стал слышен звук ревущего мотоцикла или скутера. Я подъезжал к закрытому и очень крутому повороту, а кто-то ехал мне навстречу.
Тропинка шла по левой стороне просеки, и я подумал: мне нужно уступить дорогу и перестроиться вправо, туда, где росла высокая трава и не проглядывалась дорожка. Пришлось сильно сбавить скорость.
Ревущий звук мопеда был уже совсем рядом — за поворотом. Внутренний голос (или интуиция) заставил меня не перестраиваться вправо, а наоборот, прижаться ещё сильнее влево к самым деревьям и затормозить. Всё это я сделал как-то инстинктивно и быстро, почти не задумываясь.
С этого момента всё начало происходить ещё быстрее. Как только я принял решение прижаться влево и начал тормозить, из-за поворота на бешеной скорости выехал мотоциклист без шлема и в тот же момент начал резко закладывать свой скутер на бок, чтобы вписаться в крутой поворот. Мотобайк продолжал заваливаться, его колёса уже не держали дорогу. Секунда — и он полностью лёг, продолжая скользить с такой же бешеной скоростью, объятый клубами пыли, которую он поднял, сбрив до основания весь верхний слой лесной дороги и собрав на себя ворох старой прошлогодний листвы, травы и веток…
Так скутер скользил метров десять, и когда он проносился мимо меня, я увидел, как человек стал отделяться от своего мопеда, но не успел. Вся масса из водителя, скутера и пыли с грохотом врезалась в поваленное и лежащее поперёк дороги дерево — раздался хруст, и во все стороны полетели обломки толстых сухих веток.
Если бы я перестроился вправо, то затормозил бы как раз в том месте, где сейчас корчился этот человек рядом со своим тарахтящим скутером. Но я был в четырёх метрах левее. Может, дерево меня бы и защитило. Ведь оно лежало такое большое и толстое, перегораживая почти всю просеку поперёк и оставляя лишь маленький проезд, где пролегала узкая и накатанная тропинка. Дерево было без коры, сухое и гладкое, с торчащими в разные стороны злобными копьями сухих серых веток. Это была осина. И я мог быть по другую сторону этой поваленной осины, а напротив меня лежал бы в непонятной позе этот человек.
Скутер не заглох, он мирно урчал, лёжа на правом боку. Мне казалось, что после такого падения мотобайку тоже должно быть больно — его сиденье отлетело в сторону, тут же валялись какие-то детали и осколки разбитого зеркала.
Первая мысль, которая пришла мне в голову и за которую до сих пор стыдно — быстро сесть на велосипед и уехать… Ведь вечер так прекрасно сложился! Чудесная поездка по тихому летнему лесу, интересные люди, мысли о прекрасном… а тут вдруг всё это!
Ну вот, угораздил же меня чёрт поехать по этой дороге! В этом лесу полно других дорог и тропинок, которые я знаю! Почему же сейчас я оказался рядом с этим парнем? Кто и почему заставил меня поехать именно здесь?! Зачееем?! Ведь я не хотел этого!!!
Упавший медленно начинал вставать на четвереньки. Ну хоть живой, уже хорошо. Я наклонился к нему и спросил:
— Ты как, дружище?
— Эээ…
— Вот же угораздило тебя, ты цел?! – спросил я, осматривая его.
— Вот я пи… (парень выругался матом).
Вокруг нас всё ещё клубилась пыль. Я помог ему сесть, он поднял голову, и мы встретились взглядами. У него было худое лицо с впалыми щеками и острым носом, глаза как стеклянные. Ну конечно, у парня шок, поэтому взгляд затуманен. Я осмотрел его голову – ни царапины, лишь серая пыль повсюду: и на серой майке, и на черных шортах. Коротко подстриженные волосы торчали ёжиком. Как говорили в моей молодости – стрижка под расчёску.
Не зная, что делать, я опять спросил его:
— Как же ты так сумел упасть? Как чувствуешь себя? Руки-ноги целы?
— Ааа, это… заглуши его.
Подумал, что он в шоке, и у него сотрясение мозга. Но тут до меня дошло, что он про скутер. Я долго копался в руле, но не мог заглушить мопед. Всё время думал о том, что парню нужно оказать помощь: вдруг он ещё не знает, что у него травмировано? Такое бывает.
Как-то раз я нашёл сбитого велосипедиста. Он лежал ночью без сознания на обочине автомобильной дороги. Был весь переломан. Тогда я вызвал скорую помощь. Пока она ехала, привёл его в чувство, но не позволял двигаться.
Сейчас все было иначе. Заглушив таки мопед, я снова вернулся к парню. Он пытался встать, и мне пришлось помочь ему. На вид — лет тридцать, может, чуть старше. Он не мог стоять ровно, покачивался. Я подумал, что с ним не всё в порядке, и ещё раз спросил, где болит. В ответ он начал что-то бормотать. Я наклонился, чтобы переспросить. В нос мне ударил резкий запах алкоголя. Стало понятно, почему он упал и почему сейчас качается — парняга был сильно пьян, но зато цел. Я выдохнул — оказывается, не всё так плохо.
Но тут я посмотрел вниз и увидел кровь под ногами. Это были не капли крови, а небольшая лужица — ого, откуда её столько?!
— Чёрт! У тебя кровь идёт откуда-то, дружище!
— Ааа? Гдее?
Я снова встретился с его стеклянным взглядом, на лице по-прежнему не было ни одной эмоции.
— Подожди, дай я посмотрю!
Наклонился, осматривая его ноги. Толстая струя тёмной крови текла у него между ног на прошлогоднюю листву. Меня поразило, как много ее стекло на землю — кровь показалась мне горячим киселём в момент, когда его наливают в тарелку, чтобы он остыл.
Из стоящего передо мной человека вытекала настоящая кровь. От шока я замер на одно мгновение, но мой взгляд устремился вверх по струе. Парень расставил ноги пошире. Мы одновременно посмотрели на рану с внутренней стороны его правого бедра.
Мне почему-то это напомнило кран с водой, какие были в моей молодости. В них не было рассекателя, как в современных смесителях. Раньше, если открыть такой кран на небольшой напор, вода из него начинала течь бесшумно, но довольно быстро и непрерывно. Так же, как из ноги этого парня, довольно быстро и ровно, не пульсируя и не останавливаясь, текла толстая струя тёмной и густой крови толщиной с палец.
Под нашими ногами быстро собиралась тёмная лужа… Она всё разрасталась и разрасталась. Я опустил голову совсем низко и увидел в бедре раненного ровную круглую дырку, как от пули — кровь текла из неё.
Странно, но в шоке струя показалась мне красивой.
Первая мысль — он может умереть от потери крови. Вторая — мы в лесу, и помощи можем ждать долго. Всё зависит от меня. Мне почему-то стало обидно. Какое-то странное чувство негодования — ну почему именно я должен спасать жизнь этого бедолаги?! Я не сомневался, что он может умереть от потери крови. Значит, действовать надо быстро.
— Так, мужик, у тебя нога пробита, и ты истекаешь кровью! Нужно быстро лечь! — я почти кричал на него.
А он всё стоял, покачиваясь, и пытался заглянуть себе внутрь бедра, откуда всё так же ровно шла кровь. Первый шок у меня быстро прошёл, я уже командовал пьяному гонщику:

Слушай, давай быстро ложись и лежи спокойно! Не шевелись! Я
сейчас тебе перевяжу бедро чем-нибудь! Надо срочно остановить кровь.
— Эх, ё, — услышал я в ответ.
Парень послушался и лёг.
Я начал искать, чем мне перетянуть бедро. В подсумке велосипеда были только ключи и велозамок — им можно перетянуть, но его не получится завязать. Занимаясь поисками, я не заметил, как к нам подошли. Увидел уже стоящих рядом со мной двух велосипедистов — мужчину и женщину.
— Что тут произошло?
— Нужно срочно вызвать скорую помощь и найти что-то для перетяжки бедра.
Мы лихорадочно перебирали свои вещи, но бесполезно. Меня почему-то накрыло негодование.
— Он истечёт кровью до приезда скорой, если мы ему не перетянем бедро. Надо срочно найти верёвку или что угодно!
— А как объяснить скорой, куда ей приехать? — спросила женщина.
— Мы находимся недалеко от Николаевского шоссе, — ответил я.
Мужчина был на редкость спокоен и не переживал совсем. Медленно и спокойно расхаживая, что-то говорил о пьяных лихачах. Он сразу меня спросил, как тот упал, и я пояснил, что парень сильно пьян. Наверное, поэтому он ему и не сочувствовал.
— Смотри, вот тут есть чьи-то шорты, а в них шнурок, — мужчина протянул мне яркие синие шорты, которые валялись в груде вещей, вылетевших из-под сиденья скутера.
— Шнурок почему-то не вынимается! — я начал сильно переживать.
В моей голове пульсировало — время идёт, кровь течёт… Если вытечет слишком много, то он точно умрёт… И это будет на моей совести.
В отчаянии я бросил шорты на пыльную дорогу, встал на них обеими ногами и с силой потянул за оба конца белого шнурка. Но он крепко держался и не хотел отрываться. Вот чёрт! Я потянул ещё сильнее — только бы он не разорвался пополам! Я напрягся изо всех сил, ткань захрустела, и шнурок с глухим щелчком оторвался, но остался цел.
Пострадавший вяло шевелился, все его ноги были в крови. Шнурок показался мне слишком коротким. Я осторожно приподнял пробитую ногу и аккуратно подсунул шнурок под его бедро, чуть выше раны. Руки мои моментально покрылись кровью, но я почему-то был спокоен и думал только о длине шнурка — только бы его хватило! Начал делать узел — так и есть: шнурок короткий!
Он быстро намок и выскользнул из моих окровавленных пальцев. Я снова попробовал завязать, но кровь была такой скользкой — она показалась мне жирной, как масло. Очень аккуратно, но с силой, я опять стал затягивать первый узел. Мышца бедра была расслабленной и промялась — вот так туго и нужно перетянуть, чтобы остановить кровь, отметил я про себя. Только бы хватило концов, чтоб завязать бантик — ведь на два узла вязать нельзя: через 20 минут нужно будет ослаблять, чтобы пустить кровь по кругу и обновить — билось у меня в голове.
Эх, был бы шнурок чуть длиннее, было бы удобнее его завязывать! Следующая попытка тоже провалилась — пропитавшиеся кровью концы шнурка снова выскользнули у меня из рук… Меня начинала одолевать лёгкая паника. К этому моменту мои руки были уже полностью в крови.
— Нажми вот сюда, на узел, — обратился я мужчине, который стоял с невозмутимым видом и наблюдал за происходящим.
Он присел на корточки и молча нажал большим пальцем на узел.
— Нет, отцепи, нужно ещё потуже, — попросил я, и он убрал палец, не проронив ни слова.
— Теперь давай жми, — я снова затянул кровавый и скользкий шнурок. — Вот так, хорошо, держи.
Я очень аккуратно и медленно завязал всего лишь один бантик и туго затянул. Победа!
— Засекайте время, через 20 минут нужно будет ослабить ненадолго, а потом снова затянуть, хорошо? — попросил я его. — Видите, я специально завязал на бантик, чтоб удобней было развязать.
— Ладно, — будничным тоном заявил мой помощник.
— Сколько сейчас времени?
— 20.15, я уже засёк, в 35 минут ослабим, — так же равнодушно и спокойно ответил он.
Так, полдела сделано. Моё волнение по поводу остановки крови начало отпускать. Я подложил спасительные шорты под голову пострадавшему, когда тот повернулся на бок. Он принялся тихо стонать, но почти не шевелился и стал очень бледным. Только бы не умер, только бы остался жив…
Женщина уже дозвонилась до скорой помощи и всё никак не могла объяснить им, куда нужно приехать.
Говорят, что не поедут в лес. Куда же им приезжать? — она совсем
растерялась.
Я примерно знал, в каком месте мы находимся. Асфальтовая дорога должна была проходить где-то совсем рядом, но шум автомобилей сюда не доходил, значит, расстояние до неё могло быть приличным.
— Скажите им, что мы находимся рядом с Николаевской дорогой — это примерно второй или третий километр от города, — ответил я.
Женщина начала им объяснять, но тут же посмотрела на меня и обречённо сказала:
— Они не понимают, куда ехать. Объясните им.
— Хорошо, давайте.
Я подошел к ней. Она протянула мне мобильный телефон. Я молча показал ей свои окровавленные руки, и она приложила трубку к моему уху.
— Алло.
— Да, говорите.
— У нас тут парень сильно разбился и может умереть, — я постарался дать ей понять, что ситуация очень серьёзная.
— Да, я уже знаю, — ответили на том конце спокойным и сухим голосом.
— Нужна реанимация.
— Хорошо, говорите куда подъехать. По лесу мы ездить и искать не будем.
— Это место находится в лесу, недалеко от Николаевской дороги, но до него довольно далеко, и я не знаю, сколько.
— Говорите конкретней, куда подъехать скорой.
— Хорошо, пусть скорая подъезжает к третьему километру
Николаевского шоссе, а мы её встретим.
— Принято, бригада выехала, встречайте, — диспетчер отключилась.
— Скорая выехала, но сколько она будет ехать? — как-то обречённо сказал я.
Все промолчали.
В голове я прикидывал, как ускорить весь процесс. Медики ведь могут ехать долго. А мы где-то в лесу, попробуй найди! Скорее всего, они откажутся тащить больного по лесу. До тропинки к асфальту, судя по всему, было ещё далеко. Какие ещё варианты… Может, напрямую через лес, к шоссе — куда, по моим расчётам, должна приехать машина скорой помощи — мы его и дотащим. Но кто нам поможет, ведь нас только двое мужчин и одна женщина?
Мой мозг начал раскаляться до предела, поэтому я принялся рассуждать вслух, а мои помощники стояли и просто слушали. У меня в голове мелькнуло, что всё это напоминает какой-то квест.
Я нервничал. Смотрел на свои окровавленные руки и не знал, куда их деть — надо их где-то помыть… Но вокруг не было даже лужи! Надо их обо что-то вытереть… Только обо что?! Чёрт, да что же мне делать со своими окровавленными руками?! Я то и дело косился на свои руки и чувствовал, как кровь почти застыла на них, но всё ещё липнет между пальцами. Мне было не по себе, мне было противно… Мне хотелось снять эти «кровавые перчатки»! Мне было очень некомфортно. Почему-то я ощущал себя крайним, но в то же время понимал — я заложник этой ситуации, и свою роль мне придётся доиграть до конца.
— Нет, мы должны что-то придумать! — почти кричал я.
Однако нужных мыслей не приходило. Я начал успокаивать себя тем, что не всё так плохо: кровь мы остановили, скорую вызвали, и она едет. Да и не один я, а с двумя нормальными людьми.
Из-за поворота к нам подъехали ещё двое парней на велосипедах и поинтересовались, что случилось и нужна ли помощь. Помощь была нужна. Один из парней был лет двадцати двух. В очках и шлеме, он был похож на типичного ботаника нового поколения с блаженным лицом. Меня такие хоть и не напрягают, но в голове сидит стереотип, что они бывают какие-то бесхребетные, и ты не знаешь, чего от них ожидать. Зато такого я уж точно заставлю тащить носилки с пострадавшим.
Второму было уже за тридцать — большой, грузный, с редкими волосами и в заношенной спортивной одежде. Я замечал, что такие люди всегда имеют своё циничное мнение на все жизненные проблемы, их трудно в чём-либо убедить. Вот сейчас, как только он услышал, что наш пострадавший в стельку пьян, тут же начал разглагольствовать о вреде алкоголя для русского человека и что наши люди не знают меры и творят по пьяни чёрти что и губят себя и других. Он, конечно, был прав, но в данном случае, его рассуждения были не уместны. И я сказал:
— Давайте высказываться по существу — как нам быть и что делать дальше?
Повисло молчание.
— Один из вариантов — нести пострадавшего на руках, но без носилок это будет нелегко, — продолжил я мысль.
Нет, конечно, это не вариант, надо дождаться скорую, — ответил циник.
Его друг-ботаник за всё время не проронил ни слова, но с интересом наблюдал за всем происходящим. Мне это нравилось, с такими, как он, мне легче найти общий язык. А вот в его старшем товарище я не был так уверен.
— Неизвестно, сможет ли проехать сюда скорая помощь, — я снова принялся рассуждать, — ведь это лесная дорога, и многие заезды в лес лесники специально перекапывают. Я знаю один открытый, хотя до него далеко, и я не уверен, что водитель скорой помощи захочет долго блуждать по лесу, чтобы приехать сюда. Поэтому никому нельзя уезжать. Скорее всего, нам придётся тащить его до машины.
Все согласились. Вечерело. Приветливый лес вдруг начал укрываться мраком густых сумерек. Люди негромко переговаривались, и казалось, никто уже не обращает внимания на лежащего бледного парня. Хоть бы пульс кто у него проверил…
Откуда-то донесся звук кроссового мотоцикла. Я нередко вижу их в лесу. Они частенько тут гоняют и скромностью не отличаются — скорость у них всегда приличная. Я глянул на разбившегося парня, который лежал ровно посередине накатанной тропинки. Дорогу рядом с ним преграждали упавшее дерево, разбитый скутер и велосипеды четырёх людей — объехать эту массу на скорости в сумерках будет сложно. Я живо представил, как кроссмен проезжает по голове нашего пострадавшего бедолаги…
Рванув навстречу появившемуся мотоциклу эндуро, я замахал поднятыми над головой руками и заорал: стой, стооой!
Мотоциклист остановился, а я вдруг увидел себя со стороны — псевдо-киногерой, бегущий, кричащий, нервничающий. Мне стало так смешно от себя в этой нелепой ситуации — с руками, поднятыми над головой, — что я чуть не рассмеялся, но сумел сдержать даже улыбку.
— У нас тут парень на мотоцикле разбился, лежит без сознания, — затараторил я, — вот скорую помощь ждём.
Мотоциклист был высоким красавцем — весь одет в яркую и цветастую мотокроссовую форму под цвет своего мощного мотоцикла HONDA. Он быстро снял шлем и с сожалением спросил:
— Эх, ну как же так получилось?! И что, сильно он пострадал?
Я быстро и вкратце изложил ему ситуацию и возможные варианты действий, добавив, что парень может умереть.
— Так, какая помощь от меня требуется? — отчеканил красавчик.
— Слушай, ты наверняка знаешь тот заезд, где может проехать скорая помощь, это ближе к городу? — спросил я.
— Мм, наверное, я знаю, о чём ты говоришь. Пожалуй, смогу найти, да.
— Наилучший вариант, чтобы разрешить всю эту ситуацию, — привести скорую помощь прямо сюда! Но сначала её нужно встретить, а потом убедить водителя, чтобы он поехал в эти лесные дебри! Желательно скорую сопроводить от начала и до конца! Вот это сейчас главная задача!
Я говорил это с таким темпераментом, будто передо мной стоял волшебник, который может моментально решить все проблемы.
— Так, ясно. Тогда что мне сейчас нужно делать? — его ответ был наполнен такой уверенностью, что я даже позабыл про всех остальных велосипедистов-помощников.
— Давай езжай на Николаевскую дорогу и жди там скорую помощь. Как только они приедут, звони мне, и я поеду к вам навстречу. Ты веди их машину к заезду у высоковольтки, там и встретимся, договорились? Диктуй свой телефон, я сейчас наберу тебе.
Этот парень внушал мне какую-то странную уверенность. Может, потому, что все слова он говорил очень внятно и доходчиво, каждую фразу отчеканивая как-то по-солдатски. А может, потому, что он был гладко выбрит и выглядел очень опрятно. От него исходило спокойствие, и я точно знал, что на него можно было положиться. Когда такой человек появляется в кино, то всем становится ясно — мир будет спасён. Так с этой минуты показалось и мне.
Мой новый помощник сел на свой японский мотоцикл и, прежде чем тронуться с места, сказал:
— Ну, что — давайте спасём жизнь парню!
Дал газу и был таков. После его фразы мне опять стало смешно, — а
ведь действительно, как-то по киношному всё получалось…
Но радость и уверенность моя тут же улетучились, когда я снова посмотрел на грязного раненного парня. Он тихо лежал, не подавая признаков жизни, словно сам по себе. А мы, живые, стояли чуть поодаль, переговаривались о чём-то, и казалось, что выполняли какие-то свои роли, не связанные с ним. Хотя все находились тут как раз из-за него. Мы — несколько незнакомых людей, оказавшиеся в тёмном лесу, не испытывающие никакого желания быть тут, не желающие оставаться здесь дольше, чем нужно, — мы как-то автоматически выполняли свой человеческий долг,

помогая соплеменнику — такой же человеческой особи, как мы. И это нас объединяло. И это делало нас людьми.
Мне вдруг так сильно захотелось расспросить каждого, почему он находится здесь и что он чувствует к этому умирающему пьяному бедолаге, тихо и скромно лежащему на пыльной дороге?! А может, кто-то из них всего лишь хочет посмотреть, как он умрёт? Как врач скорой помощи подойдёт к нему, пощупает пульс и скажет: «он мёртв»…
Какие же фобии могут скрываться в нас? Ведь я отчётливо видел ненависть к этому пьяному парню в двух мужчинах, которые остались здесь, якобы чтобы помочь… А может, я ошибаюсь в них и сильно преувеличиваю ситуацию, и они, так же как и я, искренне хотят помочь этому пострадавшему выкарабкаться и остаться жить? Я не знаю, не знаю… Я знаю лишь за себя и за того мотоциклиста, что ринулся встречать машину скорой помощи, вот в нём-то я точно уверен.
А что сейчас делаю здесь я? И я понял, что не могу оставить парня с четырьмя велосипедистами. Выходит, я им не доверяю? Выходит, он как будто мой — ведь я его нашёл первым, значит, я должен «охранять его как свой трофей», я несу за него ответственность… А если я его им доверю, то с ним может случиться что-то плохое? Вот чёрт — ну что за мысли мне лезут в голову сегодня?!
— Ребята, я поехал встречать скорую помощь, а то вдруг они не смогут найти заезд в лес без меня, — сказал я стоящим в сторонке неравнодушным людям, о которых я только что посмел так плохо думать. —
Вы же останетесь здесь с ним? Его нельзя здесь оставлять одного.
— Да, конечно, поезжайте, — отозвалась женщина с мольбой в глазах, — мы будем здесь вас ждать.
— Вы не забудьте ему ослабить перевязанную ногу в 20.35, хорошо?
— Ну да, мы помним, — ответил мужчина, помогавший затягивать шнурок. У него у единственного были наручные часы, хотя время сейчас можно засечь и по телефону.
Схватив свой велосипед, я так быстро и с такой яростью начал крутить педали, что моментально запыхался и сбавил темп. Ехал в ту сторону, откуда мне навстречу попался разбившийся парень на скутере. Дорога быстро стала знакомой. На открытой поляне я увидел двух парней. Один, сильно запрокинув голову, пил пиво из горлышка двухлитровой бутылки. Другой парень, в трусах и майке, кричал в мою сторону громким голосом не то “Серёёооог”, не то “Лёёёоооох”. Его обращение было не ко мне, а куда-то вдаль, за меня, в глубь леса. Когда я подъехал ближе, увидел, что оба покачиваются – наверное, пьяные. Скорее всего, это были друзья “моего” разбившегося парня на скутере.
— Здорово, парни! — я резко затормозил рядом с ними.
— Даарофф! Чёё? — протянул один из них.
Второй, икнув, продолжал всасывать пиво из сминающейся коричневой пластиковой бутылки.
— С вами был друг на скутере?
— Даа, был, чёт он уехал и не едет обратно! — снова ответил тот же парень, добавив что-то матом.
— А де он? — включился в разговор второй, глядя на меня из-под полуприкрытых глаз.
— Короче, он там дальше по этой дороге, — махнул я рукой. — Он упал и лежит без сознания, пострадал сильно. Я еду встречать скорую помощь, мы её уже вызвали. Давайте идите туда к нему.
— Эх ё! — сказал первый и посмотрел на меня пьяными глазами.
— А где? Далеко? — на второго мои слова тоже подействовали.
— Недалеко, метров пятьсот. Идите прямо и увидите, там уже люди ему помогают.
— Давай, погнали быстрей! — чуть более адекватный и понятливый парень резко развернулся и неуклюже побежал.
Второй, выругавшись, припустил за ним ещё быстрее. Я не ожидал от них такой скорости. Чаще бывает, что до пьяных долго доходит серьёзность ситуации, и поэтому от них тяжело добиться нужной реакции.
Однажды, я видел сильно упившихся молодых ребят на пруду, у которых на глазах тонула их подруга, а они сидели на корточках, разливали и выпивали, приговаривая при этом:
— Ну чё, раз утонула, значит, давай помянем её!
Ту девушку мы не сумели спасти. Хоть на берегу было несколько человек, но ныряли мы только вдвоём. Не сумели отыскать её в мутной холодной воде — искали не в том месте. И мне было очень горько и обидно, что она утонула средь бела дня на глазах у многочисленных людей. Она тоже была пьяна. Её друзья даже не полезли за ней в воду – они и место, где она скрылась под водой, толком не смогли показать.
Я запомнил лишь панику в их пьяных глазах, когда было слишком поздно... Спустя час её бледное тело достали из воды спасатели. Она лежала на земле, а её друг, который недавно выпивал за неё, стоял перед ней на коленях, пытаясь «разбудить»… В это время второй, в стельку пьяный, но осознавший трагедию произошедшего, приставал к спасателям со словами:
— Ну вы чё, давайте оживляйте её! Вы чё, спасатели, — спасли, а не оживили?! Давайте уже оживляйте её! Вы чё ничё не делаете!! — и он прыгал вокруг них, как пьяная качающаяся макака. Зрелище было мерзкое.
Двое упитых людей ещё не могли толком понять — большая часть вины за смерть этой юной девушки лежит на них. Но какая-то часть лежала и на мне, потому что я искал, я нырял, но не смог её найти… А если бы и нашёл, успел бы оживить, откачать?! Не знаю… Мне тогда кто-то сказал — наверное, не получилось бы, ведь она утонула задолго до того, как нас позвали её спасать.
Я помню, как ярко тогда светило солнце и как много людей было вокруг… Но один среди нас был уже мёртв.
У меня в горле стоял такой ком обиды, что я чуть не расплакался. И был бы я один, я бы точно разрыдался, но вокруг были люди, и они не плакали… Не плакал и я.
И теперь, глядя вслед двум пьяным, которые так резво кинулись к своему пострадавшему другу, я порадовался за них. А ещё мне снова стало смешно, потому что бежали пьяные ребята очень неуклюже, хотя старались при этом изо всех сил!
Я помчался дальше, нашёл выезд из леса на автомобильную дорогу и, неистово крутя педали, двинулся по ней — ну где же скорая помощь? Вой сирены стал настоящей радостью, хоть я и не видел пока скорую. В голове крутилось: а что если мотоциклист заведёт машину не туда, и они откажутся ехать дальше?
Показались огни мигалок. Скорая свернула в лес, но это был не тот заезд, о котором говорил я! Эх, только бы они не застряли и не повернули обратно! Но машина реанимации, хоть и медленно, всё же продолжала ехать — молодец красавчик-мотоциклист, всё же нашёл заезд, который был ближе и лучше! Скорая неспешно ехала по лесу.
Я догнал большой микроавтобус с надписью «реанимация» только потому, что он остановился. Что происходит? Почему заминка? Протиснувшись сквозь кусты, я увидел, как мотоциклист пытается приподнять сильно нависшее над дорогой дерево, которое мешает машине проехать. Кое-как, вместе, мы приподняли его, и скорая проскочила.
Теперь мы с мотоциклистом ехали впереди. Попалось ещё два затора из погнувшихся деревьев, поднять уже не получалось, пришлось оттягивать их вбок. Как только скорая проезжала, мы их отпускали, и они снова возвращались в привычное положение, закрывая собой лесную дорогу.
Микроавтобус ехал всё медленнее, неуклюже переваливаясь на глубоких ухабах и протискиваясь сквозь заросли кустов к злополучному повороту. Наконец мы доехали. Люди расступились.
Скорая выключила мигалки. Из машины вышли трое — две женщины и мужчина небольшого роста. С ними всё пришло в движение. Я стоял ближе всех к пострадавшему. Кто-то из врачей постоянно что-то спрашивал. Я отвечал. А потом сам начал рассказывать им подробности и говорил без остановки:
— У него вена на бедре пробита и кровь текла очень сильно, но рана небольшая.
— Откуда ты знаешь, что это вена?! — услышал я недовольный голос высокой женщины. — Может, это артерия?
— Ну может, и артерия, — ответил я, — а что это так важно? Главное, что ему кровь остановили, а то бы он истёк кровью.
— Ничего бы не истёк, — снова послышался недовольный женский голос. — Вы ж сказали, что он пьяный, поэтому ему повезло.
Высокая женщина врач или медсестра продолжала расхаживать с деловым видом и говорила недовольным и осуждающим голосом.
Я не стал с ней спорить: возможно, она была главной и опытной в таких делах. Но про себя я отметил, что вроде бы сделал всё правильно: уложил пострадавшего, остановил кровотечение, вызвал скорую… А! Рану я не обработал и не перевязал! Так ведь нечем было. А вдруг он умрёт от заражения крови?!
Я почувствовал какую-то странную свою вину — будто бы я не сдал
какой-то экзамен… И как будто бы я во всём виноват…
Тем временем мы с врачами аккуратно переложили раненного на носилки. Я быстро вытащил из кармана его шорт ключ от мопеда, который с самого начала засунул туда. Передал одному из его пьяных друзей, который не хотел его брать и спросил меня:
— А дэпээсники когда приедут?
Он начал озираться по сторонам.
— Да не приедут никакие дэпээсники, с чего ты взял?! — удивлённо ответил я.
— Ааа, эт, а точно не приедут? — шёпотом переспросил он снова.
— Да точно, давай бери ключи от скутера! Что его, здесь что ли оставлять — посреди дороги?! Вы же его друзья!
Когда мы затаскивали пострадавшего в скорую помощь, он был сильно бледным и не шевелился. Нас быстро выгнали, и последнее, что я увидел, это как врач или медсестра разматывала шланг капельницы. Дверца с лязгом захлопнулась.
Передо мной возник врач-мужчина в синей одежде. Впрочем, они все были в одинаковой синей одежде, кроме высокого водителя с большим животом. И я снова почувствовал себя как на экзамене, потому что врач быстро и спокойным голосом начал мне задавать вопросы.
— Пострадавший был в сознании, когда упал?
— Да, в сознании.
— Он головой ударился?
— Вроде бы нет… Нет не ударялся — я видел момент падения. Но скорость у него была большая.
— Как определил, что он пьяный?
— От него сильно пахло, и он качался, когда встал. Язык у него заплетался.
— Пьяный — это хорошо, — он говорил спокойным твёрдым голосом.
Этот врач тоже внушал мне доверие — не болтал по пустякам.
Наверное, он и был главным в этой бригаде.
— Судороги были?
— Нет, не было.
— Когда потерял сознание?
— Не знаю, но не сразу. Может минут через 5-7.
— Можете что-нибудь добавить?
— Да, мне кажется, он ногу пробил об острый и твёрдый сук, который торчал из поваленного дерева, вон там, куда он врезался. И это, мы ему ослабляли тугой жгут, ну в смысле шнурок… через 20 минут.
— Хорошо, понятно.
Врач больше ничего не сказал — он никак не оценил наши действия. Просто развернулся и пошёл в скорую помощь.
— А он выживет?! — крикнул я вдогонку врачу.
— Не знаю. Посмотрим, — холодно ответил тот.
Все люди вокруг были в возбуждённом состоянии и переговаривались. Кто-то постоянно подходил ко мне и что-то спрашивал. Я снова услышал осуждающие слова: «… пьяный, сам виноват, меры не знают… пьют, калечатся сами… спасай их потом! Водку русскому человеку нельзя вообще давать». Мне вдруг захотелось закричать — а если бы он был трезвый, но так же разбился, то что тогда?! Что бы вы сказали?! — но я промолчал.
Я всё пытался разглядеть через ветровое стекло, что происходит там, внутри машины. Но видел лишь склонившихся врачей. А потом — поднятую вверх руку пострадавшего парня: он ею шевелил. Пришёл в сознание? Я подошёл к водителю, его окно было открыто.
— Скажите, а парень пришёл в сознание?
— Вроде да.
— А что говорят врачи? Он выживет?
— Да откуда я знаю, я всего лишь водитель. Мне никто не докладывает, — водитель равнодушно отвечал мне, лениво растягивая слова.
Открылась боковая дверца скорой, и недовольный женский голос крикнул:
— Кто знает, как зовут пострадавшего?
Толстый парень в трусах полез в скорую помощь, но его вытолкнули со словами:
— Сюда никому не лезть! Стойте снаружи и говорите!
Он виновато попятился, что-то бормоча. Я заглянул внутрь через открытую дверь и увидел, как «мой подопечный» шевелится, а медсестра пытается с ним говорить. Фух, ну значит, живой! И приятное ощущение прокатилось по всему телу.
— Шорты, шорты… отдайте мне шорты, — бормотал в открытую дверцу пьяный друг пострадавшего, но на него никто не обращал внимания.
— Какие шорты, ты о чём?
— Там у них шорты мои. Чё я, в трусах домой пойду?! — он развёл руками и показал на свои трусы.
— Синие шорты? — спросил я.
— Ага. Они у них там внутри на носилках. Зачем им шорты — не пойму. Чё они их мне не отдают?! Это, — они моии! Мои шорты-то!
Он говорил всё это смешным пьяным голосом и выглядел так нелепо, стоя посреди леса только в майке и трусах. Пузо у него сильно торчало, а внушительный второй подбородок плавно переходил в толстые и мясистые щёки, которые как-то даже гармонировали с его круглым лицом — типичный русский парень.
Пока я разглядывал комичного парня, до меня дошло, что синие шорты, от которых я оторвал шнурок, чтобы остановить кровь, были его. И это их я потом подложил под голову пострадавшему, и это они попали внутрь скорой вместе с парнем на носилках...
— Отойди и не лезь пока, — успокоил я толстяка в трусах, — сейчас поговорю с ними.
Выждав момент, я заглянул в приоткрытую дверь и обратился к адекватному врачу:
— Там у вас на носилках лежат синие шорты под пострадавшим, отдайте их, пожалуйста. Они — его друга, который пьяный лезет к вам.
— Сейчас, подождите.
Врач протянул мне ярко-синие шорты без шнурка, который остановил кровь и, скорее всего, спас жизнь человеку.
— Спасибо. А он будет жить?!
— Скорее всего, да. Вон уже руками машет —успокоить никак не можем, — ответил врач уставшим голосом.
По нему было видно, что для него этот случай был обычной рутиной
— работа у него такая.
Я отдал шорты пьяному. Надев их и озираясь по сторонам, он поднял разбитый скутер и, покачиваясь, покатил его в противоположную от города сторону. Его икающий и молчаливый приятель шёл позади, пытаясь держаться за мопед, но спотыкался и отставал. Эта сцена выглядела бы смешно, но всем было не до смеха. Все взгляды приковывала к себе машина скорой помощи с надписью «РЕАНИМАЦИЯ».
Подошёл мотоциклист-красавчик и с озабоченным и немного виноватым видом стал отпрашиваться у меня:
— Я это, больше тут не нужен, вроде как. Можно я поеду домой? Я с ребятами-велосипедистами договорился — они помогут отогнуть те деревья, ну чтоб скорая смогла выехать из леса.
— Аа, да точно — нам же ещё нужно будет скорую обратно сопроводить, — ответил я. — Если они останутся помочь, езжай, конечно!
Мне опять почему-то стало смешно — взрослый и незнакомый
человек, стоя на лесной дороге, отпрашивается у меня, чтоб поехать домой… Я с улыбкой пожал ему руку и поблагодарил за помощь.
— Спасибо большое тебе! То, что ты сделал, было очень важным. Не знаю, как скорая смогла бы заехать сюда без тебя! Ты здорово помог! Я очень рад, что ты тут оказался, — мне хотелось поблагодарить его как можно искреннее.
— Да не за что. Главное, мы парня спасли, — он улыбнулся в ответ, завёл мотоцикл и быстро уехал.
Темнело. Водитель скорой помощи, озираясь, ходил вокруг машины, прикидывая, как он будет разворачиваться. Потом подошёл ко мне и с лёгким волнением произнёс:
— Вы это — смотрите не уезжайте, а то кто нам будет дорогу от деревьев-то расчищать?!
— Не беспокойтесь. Я точно останусь. И вон те ребята на велосипедах помогут.
— Хорошо-хорошо, — и водитель полез к себе в кабину.
Велосипедисты стояли в сторонке, они молча ждали и смотрели на меня. Больше никто не осуждал нашего «пьяного героя», из-за которого все мы тут сегодня собрались.
— А когда же мы домой поедем? — с мольбой в глазах обратилась ко мне женщина. По голосу было ясно, что она устала.
— Не знаю. Думаю, скоро. Парня-то они уже давно оживили, а вот почему не уезжают — мне и самому интересно.
Четыре человека молча смотрели на меня, и опускающаяся темнота скрывала их лица. Я не знал их имён. Совсем недавно кто-то раздражал меня своими суждениями и даже нервировал. Сейчас же, напротив, — я ощущал от них такую поддержку, будто они были моими давними друзьями. Вдруг каждый стал мне как член семьи. Мне стало так тепло и легко на душе.
Казалось, они остались тут ради меня, а не ради того покалечившегося парня.
Это было немного странно, но я так чётко ощутил себя в центре внимания, что снова начал переживать за жизнь того бедолаги — а вдруг у него ещё есть какие-нибудь травмы? Или он умрёт от заражения крови? Груз ответственности так и давил на меня и не хотел отпускать. От мучительных мыслей меня отвлёк голос велосипедиста — того, кто с самого начала мне помогал завязывать шнурок, чтобы остановить кровь. Теперь он заявил спокойным и ровным голосом:
— Мы все старались как могли. Теперь нам осталось последнее дело
— вывести эту скорую из леса, так что подождём сколько надо, — я удивился той доброте, которая звучала в его голосе. — А лихач будет жить. Тётка-врач ведь несколько раз повторила, что обычно все пьяные выживают, а вот трезвые гибнут. Этому-то точно повезло — вон сколько людей ему помогало.
Его слова успокоили меня. В голове пронеслось — «теперь он будет жить, теперь он должен жить».
Заработал двигатель скорой, мы встрепенулись и включили свои красные фонари на велосипедах. У кого-то был мощный фонарик спереди, и он поехал первым, а мы, колонной, двинулись за ним. Скорая развернулась в несколько приёмов, и я повёл её в свете фар.
Я ехал не спеша, и перед глазами у меня стояло лицо пострадавшего парня — он был бледным, но глаза его были открыты, и он был трезв. В голове пронеслось — «ну конечно, он будет жить — ведь он уже жив!». Велосипедисты уехали далеко вперёд, но мы догнали их у первого согнутого дерева, перегородившего дорогу.
Впятером нам было несложно её расчищать, и мы делали это с таким рвением — ведь сейчас мы были вместе, и мы были силой, мы были
командой — командой хоть и не знакомых друг с другом, но людей…
И я поймал себя на мысли: как хорошо снова очутиться среди людей — среди обычных незнакомых мне людей, от которых пару часов назад я хотел скрыться в тихом пустом лесу, хотел побыть один... Но судьба распорядилась по-другому. Нет, не судьба, — а тот невидимый режиссёр, что устроил мне такую прогулку по лесу — «случайную прогулку», в которой мне пришлось оказаться в нужное время и в нужном месте.
05.08.2019 Г. Пенза