алкей швеллер : Йаа Игорь!

Силантьева закурила и поудобнее устроилась в кресле, любовно поглаживая выпирающий живот.

- Послушай-ка, а давай назовем малыша Игорем!

Силантьев поперхнулся чаем. Только слепой - в метафизическом смысле слова - не смог бы узреть в произнесенном имени пугающих коннотаций со словом "ллойгор".

- Давай уж тогда сразу Йог-Сотхотхом... - непроизвольно вырвалось у Силантьева.

- Что-что?! - жена удивленно застыла, держа сигарету на отлете.

Силантьев решил не говорить больше ничего, заранее приготовившись к худшему.

Вечером, охваченный смутной тревогой, Силантьев эпически нажрался. А наутро у него начала дергаться правая щека.

***

Супруга разрешалась от бремени 23-го февраля. Силантьев бродил взад-вперед по коридору родильного дома, куря сигареты одну за другой. В голове нестройной толпой теснились мысли: "Двадцать три... Фебрариус... Фебруус... бог мертвых... этруски... Древние... Ктулху... Йог-Сотхотх..." и далее в том же роде. Из-за дребезжащей стеклом стены было слышно жену - она протяжно стонала, как раненый зверь. Звякал металл о металл, носились от стены к стене встревоженные голоса, медсестра то и дело пробегала мимо то с окровавленными тряпками, то с жестяной бадьей, за которой тянулся шлейф миазмов. Тревога все плотнее охватывала Силантьева, все глубже заползала в нутро, заливала кожу липким потом - и вот, наконец, из родильного отделения раздарся детский вопль, от которого у Силантьева потемнело в глазах:

- ЙААААААААААААА!!!!!

Непроизвольно глянув на часы, Силантьев медленно сполз по стенке на пол. На электронном циферблате светились кроваво-красные цифры - 23:23.

***

То, что новорожденный ллойгор полностью подчинил себе душу супруги, стало ясно сразу же, как она с младенцем выписалась из роддома. Отныне все внимание Силантьевой было поглощено странным крошечным существом, которое непрерывно требовало к себе внимания. Глядя, как жена меняет пеленки, кормит ребенка грудью, с обожанием в глазах трясет перед загадочно сосредоточенным младенческим личиком погремушкой, Силантьев с ужасом понимал, что видит мистический ритуал поклонения.

Как-то раз, когда жена выбежала на пять минут в магазин за комбикормом для юных монстров, он взял карандаш и очертил колыбель Игоря-Ллойгора пентагоном. Аккуратно, чтоб не заметила Силантьева, к которой он теперь относился с большим подозрением. Все тщетно. Потусторонний морок, во власти которого оказалась жена, не был подвластен человеческому колдовству. Домашнее хозяйство - по крайней мере, та его часть, которая касалась лично Силантьева - приходило в запустение. Под кроватью скапливались грязные носки. От сорочек несло затхлым потом. Все чаще Силантьев уходил из дому, набив брюхо бутербродами. На робкие претензии жена сварливо отлаивалась: "А сам на что? Небось, не маленький!" И, нагнув голову к созданию, лежавшему у нее на руках, умиленно лепетала неразборчивые магические заклинания.

***

Ни жив, ни мертв, Силантьев наблюдал, как ребенок радостно пускает беззубым ртом пузыри, глядя по телевизору какое-то очередное анимэ. Понемногу пришло новое откровение. Мало того, что ллойгор - так еще и тройной агент! Резидент ЦРУ, розенкрейцеров и японской императорской армии. В коей, помимо прочего, состоит в звании полковника.

С этого момента Силантьев решил не выходить из своей комнаты.

Два раза, впрочем, он предпринял последние отчаянные вылазки наружу. Один раз - чтобы купить чек героина. Второй - чтобы подбросить его в детскую коляску и вызвать милицию. Которую, как оказалось, маленький ллойгор-самурай-розенкрейцер каким-то непостижимым образом завербовал загодя. Как и санитаров психиатрической больницы, куда Силантьева доставили стражи порядка. Как, видать, и доктора, который весело перемигивался с санитарами, пока Силантьев сбивчиво излагал свою историю. Ну разве что соседи по палате оказались на редкость вдумчивыми и понимающими людьми. Пускай и несколько беспокойными.