Madman : Больничный роман

Комната была угловая, с холодными стенами. С люстрой-свастикой, с пластиковыми подсолнухами, лезущими в глаза из напольных (в пояс!) типа амфор...
Единственное окно так и не раззанавешивается - смотреть не на что. Впрочем, прилагается масляный обогреватель. Впрочем, он не то чтобы запрещается хозяйкой-жабой, но , скажем так - не одобряется - мотает счётчик...
Со временем так и привыклось - сидеть в линялом от химчисток исландском свитере за круглым раздвижным столом и греть руки кружкой чая...
Взял было размешивать сахар, бросил - звяк, ложка грязная. Помешал черенком вилки. И всё одно какие-то капельки...

Ночами стали нападать судороги. Икры попеременно каменеют. Сосуды что-ли узкие?,- думалось безразлично. В конце концов можно наведаться... к невропатологу? Проколоться, что ли, витаминами?..
И потом - куда же "их" водить? Они же обожают спать голыми, а тут какие-то судороги икроножных мышц, понимаешь ли...

"Боли справа под ребром? Когда лежите? А когда сидите, извиняюсь, на унитазе? Хорошо, разденьтесь до пояса. Спустите штаны ниже. Здесь болит? А так?... Можете одеваться. Человек, знаете ли, сооружение деликатное. Как сорваный цветок. Да-с...". И началось: УЗИ, МРТ, эндоскопия...
Узистка мучила долго: "лягте на бок", "вдохните", "не дышите", "встаньте". И всё давила на печень пока не заныло. Всё как в известной песне: "Когда давили на ребро, так ёкало моё нутро...". "Взгляните, у вас в печени новообразование". Он взглянул в дисплей японского прибора, придерживая рукой сползающие штаны, но ничего не понял. Уже вытирая салфеткой с пуза глицерин, спросил - "а что это такое?". "Это определит томография... возможно".
Томограф тоже был японский, Toshiba Aquilion 64. Принудили выпить литр воды разом, тёплой. Еле осилил и забрался на лежак. В вену загнали иглу, "не двигайтесь" и пошла работа: лежак ездил туда-сюда, он то дышал, то не дышал. Как там у Высоцкого: "У вас тут выдохни. Поди, навряд-то и вдохнёшь.". Под конец контрастная жидкость пошла под давлением и бросило в жар. Он слышал, что от такого случается "кирдык". Выдали дискетку с картинками брюшной полости послойно и "приговор" на страничку, но и тут он не врубился - ни одного русского слова...
Эндоскопии запомнилилась. Первая звалась просто - видеоэзофагогастродуоденоскопия. "Мне в горло сунули кишкУ. Я - выплюнул обратно", воспел и эту процедуру Владимир Семёнович. Только он художественно приврал - "кишку", зонд по научному, не выплюнешь, хотя на рвоту пробивает сильно, как с лютого перепоя. Благо дело происходит натощак...
А вот другую, колоноскопию, и не какую-нибудь, а тотальную, стоит помянуть особо. Мало того, что "до того" пришлось упиваться слабительным, что уже позорно, но хоть не прилюдно, так и во время "того" - срамота и стыдуха. А колоноскопист напевает про "карий глаз", смотрит на экран и рассказывает как вчера его чуток обосрали. Работа у него такая...
В онкодиспансере врач, которого постоянно дёргали по телефону и влетая типа "всё пропало!", всё ж дочитал "приговоры"-онкопоиски и заключил - "херня какая-то". Опять-двадцатьпять: УЗИ с разглядыванием известной картины Репина "Приплыли", кровь из вены на онкомаркеры, пункция с биопсией... Он уже вполне пообтесался и "как все" стал требовать строгой очерёдности, безжалостно пресекая всякие "я только спросить": "тут не справочная, вы за вон той девушкой". Выйдя, озадаченый направлением на пункцию печени, он присел на свободное место рядом с "той девушкой" и машинально взглянул на неё. Они встретились глазами...
Их палаты оказались на одном этаже, только в разных концах. Они с жадностью разговорились. Поначалу о ерунде, о еде - что очень вкусно, "как дома", особенно каши, что у неё в палате две пенсионерки и только дрыхнут, перекусывают или болтают ниочём, а у него сосед храпит так, что ложка в кружке дребезжит...
У неё была лейкемия, рак крови и врачи давали ей до десяти лет жизни. "Врут, и пяти много...". Ей нужна была пересадка костного мозга, но не могли подобрать донора и пока переливали кровь. "Во мне бурлит чужая кровь", шутила она.
Он "болел" в спортивном костюме, она - в халате на казённую рубаху-ночнуху с длинными рукавами. Жаловалась - "женщине трудно в больнице, всё на виду". Перекурить ходили на улицу, но не в курилку, где все, а за угол под козырёк какого-то служебного входа. Был ноябрь, зябко и он стал распахивать куртку, а она прижиматься спиной. Собственно курила только она, он бросил лет как десять. "Как ты смог?, я бросала-бросала... впрочем, уже не важно".
Ему назначили лучевую терапию. Обнадёжили - "у вас видимо сильный иммунитет, пока без метастаз, попробуем консервативное лечение".

Они придумали встречаться очень рано, до шести посреди этажа, где были глубокие кресла, большой диван и даже зеркало на стене. Он проходил в полутьме мимо поста, на котором никого не было, медсестра "дежурила" в сестринской здоровым молодым сном. Сначала недолго целовались, потом он валил её на диван и лез под ночнуху.
Днём от взглядов спускались на первый этаж в типа буфетик. Выстаивали в очереди из беспокойных студенток на практике и непонятно кого в одноразовых бахилах, что за рубль выпуливал автомат тут же рядом. Брали по кофе, он больше ничего, она хотела "Алёнку" или трубочку с кремом. Кофе был горячий, на него дули и пили обжигаясь. Вдоль стен стояли скамейки для очереди в узишную, можно было пошушукаться.
Она была бездетной разведёнкой. "Надоело... не хочу говорить, это не интересно". Он не настаивал, но и сам особо не распространялся: "пять лет промучились... тёща была против, говорила - "инженеришка"... всё оставил, живу на квартире". "А я не думаю о смерти, у меня всё было... кроме любви", и она, глядя в пол, положила руку на его. Он не знал что сказать - "давай сменим тему... обожаю блюз и детективы Сименона...". Она не поддержала... Ей снились интересные длинные сны, где она в незнакомых местах среди незнакомых людей. Но проснувшись она мало что помнила. "Не память, а дырявая авоська", пожаловалась она. "У меня тоже так", поддержал он.
Дни летели. У него была "положительная динамика" и он стал типа учебным экспонатом. Раз в неделю моложавый и многословный доцент приводил стайку студентов, в основном студенток, и повторял одно и то же про локализацию новообразования, угрозу блокады желчного протока и смертельности дозы алкоголя даже в "десять грамм". Иногда студентки учились составлять анамнёз, присаживались парочкой у койки и задавали вопрос "чем болел, начиная с детства". Он не злился и под запись перечислял: "свинка", "ветрянка", ангина, корь... Потом они осматривали живот и трогали место где печень холодными пальцами с длинными как у ведьм когтями разного цвета. Ему даже нравилось.
У неё всё было плохо. Донор нашёлся, но в Индии. Нужна была валюта и Минздрав озадачился. "А если собрать по объявлению?". "Не выйдет. На ребёнка только если, и то трудно. Продать квартиру что ли...". Она начала полнеть. "Это из-за пирожных. Смотри какая гадость", собрала она раз толстую складку жира на животе, бесстыже задрав рубаху. Он возбудился.
Его выписывали в понедельник. Сразу после завтрака он переоделся и обулся. Пока ждал эпикриз она не отходила, только отлучилась на обход, обедать не стала. Проверили мобильные номера. Он обещал назавтра позвонить. Она вызвалась проводить. Уже подмораживало, а он в демисезонных туфлях как заехал и без шапки, но куртка - с капюшоном. Она резко обхватила его шею двумя руками и вытянувшись на цыпочки впилась в губы, что он почувствовал её зубы. На них смотрели...
Он вспомнил про "позвонить" через два дня, но услышал - "абонент недоступен, позвоните позже".
Была большая неразбериха на работе. Его поздравляли как воскресшего, предлагали "отметить". Он уклонялся отшучиваясь: "и хочется, и колется, и доктор не велит". Да и обживался на новом месте, в однокомнатке на втором этаже с балконом. Квартирка была так себе, что называется "убитая", но был письменный стол и рабочее кресло при нём.

Он звонил каждый вечер, неизменно натыкаясь на "абонент недоступен", пока не услышал "набранный вами номер не существует". Надо было жить дальше. Он задумался добить диссертацию.