Khristoff : Мой друг - либерал и демократ

Мой друг либерал и демократ. Он носит галстук с головой известного мультипликационного мышонка. Он не курит, обедает в японском ресторане сырыми водорослями, копит на новую машину (обязательно немецкую) и выписывает журналы «Русский Ньюсвик», «Менсхелт» и «Максим».
В пока еще старой своей машине, но тоже немецкой, он всегда слушает передачу Владимира Соловьева и часто звонит ему сообщая, какой он хороший это господин Соловьев, как он зрит в корень проблем.
Разумеется, у него на антенне до сих пор привязана георгиевская ленточка. Он объясняет это так: «я горжусь своей страной и чту ее героев не только в 9 мая!»

Мой друг много работает. Он является сотрудником крупной международной компании. Но он не менеджер. Он ничем не управляет и ничего не продает. Он не выдумывает новые рекламные ролики туалетной бумаги или йогурта, не занимается вывозом сырья за границу и ввозом нелегалов в Россию. Он ничего и не производит, не анализирует, не систематизирует, ничего не отслеживает и ни за чем не следит.
Признаться, я не совсем понимаю, чем он занимается вообще. Но работа у него важная. После трудового дня он идет в фитнесс центр, где полтора часа поднимает тяжести и бегает на одном месте. Потом он приезжает домой, по дороге залетая на полчасика в местный бар, выпить с друзьями детства кружку пива, съесть свиную отбивную и убедиться, что они остались все такими же ничтожными ничего не желающими в жизни червями с залысинами на черепе и пивным животом.

Дома он смотрит новости по НТВ, читает книги-мэйнстрим, листает журналы.
В одиннадцать он выключает свет и засыпает, чтобы проснуться в семь утра, сделать зарядку ( десять раз руками по часовой, десять против, повращать тазом, потом отжаться двадцать раз на кулаках, потом присесть десять раз), на скорую руку приготовить себе завтрак и убежать на работу.

В выходные он встречается с женщиной из соседнего отдела. Ведет ее в театр, потом в ресторан, потом в постель.

В театре он зевает, в ресторане чавкает, в постели – сопит. Она его бросит через месяц, может быть раньше, впрочем, он не жадный. Не глупый, не грубый, иногда она с ним кончает, реже - смеется. Несколько раз он намекал ей, что не прочь узаконить их отношения, завести детей. Она всегда лишь качала головой и грустно улыбалась – так ей казалось, отказ её будет выглядеть таинственным и загадочным и он не сможет понять истинную причину.
Но он понял. Он вообще, сообразительный, мой друг. Либерал и демократ. Кстати, я не сказал, как его зовут. И не сказал, почему он считается либералом и демократом.

Как зовут его – я не скажу, ибо имя его безнадежно неинтересно – обычная метка, какой штампуют все пищащие конвертики, перевязанные розовой или голубой ленточкой. Все они одинаковы в этом возрасте, поэтому и имена им все дают одинаковые: Алеша, Марина, Света, Сережа.

А демократом и либералом он сам себя назвал. Как-то, в беседе с нами, он сказал:
- Я демократ и либерал. Я за свободу личности. Я против насилия. Против ксенофобии, против гомофобии и против притеснения женщин.

Так вот, он понял. Понял, почему эта молоденькая, с легким пушком над верхней губой, чуть кривоногая, и немного сутулая, но вместе с тем, грудастая, упругозадая, полногубая и синеглазая девчонка из соседнего отдела не хочет выходить за него замуж, не хочет иметь от него детей, а в последнее время не хочет даже с ним встречаться.

Неделю он думал. Неделю готовился. Неделю пытался отговорить себя, общаясь со своими друзьями детства в местном кабаке.
А потом решился и сделал это.
Все просто. Все оказалось просто. И теперь у него нет проблем, теперь девчонка из соседнего отдела улыбается ему как и прежде, и даже намекает, что не прочь взять его скучную фамилию.
А он оставил работу в крупной международной компании, перестал выписывать журналы, ходить в фитнесс центр и читать модные книжки. Вместо этого он устроился работать библиотекарем в МГУ (взяли по знакомству), вечерами выпивать с друзьями водку, чить русскую классику и петь под гитару песни Галича и Высоцкого.
Он отрастил бороду, небольшой живот, мешки под глазами и завел красивую морщину на переносице. Он стал близоруко щуриться, немного сутулиться и курить.

Через год они поженились. Еще через год на свет появилась девочка. Они назвали ее Вальнорой. От слияния их собственных имен: Валя и Нора.
Теперь вы знаете, как его зовут. Теперь вы многое о нем знаете, осталось только добавить, что он – это я.

Я. Я. Я. Я. Я.

Хромой
Больной
Злой
Сутулый
Черствый
Жестокий

Я стреляю глазами в прохожих. Я пержу в многолюдных местах. Я срываю объявления на столбах и тем зарабатываю себе на жизнь. Я не трясу членом после ссанья, сливая все капли в трусы.

Я бью жену. Бью кошку. Бью детей.
Мечтаю избить жидов, негров и крокодила в московском зоопарке.

В детстве отец пытался меня повесить. Чуть позже я повесил суслика.
И вот еще что.
Вот – ебал я в жопу все эти штампы, все эти гладкости и шероховатости.
Все эти капризы метрополитена. Жрите, жрите это немедленно!

А потом, мне пришла в голову замечательная идея. Я решил, что непременно стану мастером на все руки. Каково это быть мастером на все руки! Все женщины от тебя без ума, все норовят пригласить в гости под предлогом починить кран, повесить картину, поправить шторы или розетки. А что на самом деле? Ха, ха, ха! Всем ведь известно, что у мужчины три руки! Две по бокам, а одна между ног с одним большим пальцем. И когда про мужчину говорят, что он мастер на ВСЕ руки, то понятно, о какой руке, прежде всего, говорят женщины!

А мужчины завидуют таким мастерам. И стараются им досадить всячески. Вот у меня, стоило мне только заявить о своем мастерстве, сделать пару показательных выступлений, как тут же появились завистники и враги. Все те, у кого между ног мочой воняющая пустота и вата, у кого из рук вываливается молоток, все они затаили на меня злобу.

А я жил полной жизнью! Чинил всем краны, вешал картины, поправлял шторы и розетки в домах. И ебал, ебал, ебал всех этих полненьких, худеньких, молоденьких, стареньких ( нет, стареньких не ебал пожалуй), брюнеток, блондинок, вдов, разведенок, матерей-героинь, матерей-одиночек, вислозадых, полногрудых, волосатых, колченогих, с родинками на сосках, с вывихнутыми коленками, с коркой на жопах, в общем – всех, всех, всех.

А потом перестал. Взял свой инструментальный ящик и забросил его в реку.
Взял свой хуек – и хуяк, отрубил к хуям.

Вставил в дырку соломинку, чтобы ссать было удобно, взвалил свой нехитрый скарб на плечо и ушел ранним утром по разбитой дороге прочь из города. Прочь из страны. Прочь.

Долго ходил. Много видел. А потом вернулся. Лег под нож хирургу – починил свою руку. Окончил университет. Сбрил бороду, поменял белье. Поступил на службу в крупную международную компанию, где стал работать мастером на все руки, благо большинство начальников были женщинами. Купил машину - новую, немецкую.
Стал посещать спортивный зал, выписывать модные журналы, питаться сырыми водорослями в японских ресторанах.
Стал им.
Он – это я.
А потом, потом вы все уже знаете.