Khristoff : Молоко с пенкой

Молоко с пенкой. Что может быть отвратительнее и тошнотворнее в этом мире?!
Кто они эти воспитательницы в детских домах, заставляющие детишек пить эту отраву?

Они дети латвийских эсесовцев, которые сжигали людей в лагерях. Может, и не все, но уж т Аглая Пытрайте точно их этих. Какое нескрываемое удовольствие она получает, когда видит как маленький русский мальчик в спущенных колготках и с зареванным лицом пытается впихнуть в себя, проглотить одним махом эту ужасную длинную, белую кожицу-пенку. Как мерзко вспыхивают ее глаза огоньками злорадства, когда она видит, как этот мальчуган давится, как из его рта вываливается липкими комками вперемешку с этой непрожеванной пенкой весь обед, как он плачет и бледнее от стыда бежит в туалет.
А потом его наказывают и сажают на стульчик посреди ночной игровой залы, и он будет сидеть там под присмотром до полночи. А если, не дай бог заснет, Пытрайте живо всыпет ему прыгалками по попе.

Кеша Синицин страдал больше остальных. Он ненавидел молоко и ненавидел латвийцев – его дедушку убили латвийские эсесовцы. И Аглаша – огромная дебелая баба со здоровыми ручищами, крупными чертами лица и красным носом, всегда особенно жестоко его наказывала. Например, она очень любила ставить его на колени в углу на толченный горох, иногда заставляя снимать штанишки, чтобы вся группа видела его трусы, обычно, к концу пятидневки несвежие, с бледно-коричневым разводом по шву.
Или, еще любила на прогулке заставлять мальчика всегда ходить только рядом с ней и обязательно повязывать вокруг шеи шарфик на девчачий манер. Это было очень унизительно! Кеша плакал ночами и вынашивал месть, но что мог поделать маленький мальчик с большой, взрослой воспитательницей! К тому же его папа, не верил ему, думал что оно все сочиняет и даже нарочно попросил Аглашу усилить над ним воспитательный процеес.
- Вы с ним построже, - любил говорить отец Кешы, молодой геолог Станислав Синицин, - он у меня хулиганом растет!
- Буду с ним построже, - немного растягивая слова на балтийский манер, улыбалась лошадиным развалом здоровых резцов Пытрайте.

И отец уезжал опять на долгие месяцы в тайгу, а Кеша оставался один на один с этой жуткой женщиной, которая кажется, задалась себе целью извести его в могилу.
Но шли месяцы, годы, и наконец, Кеше исполнилось семь лет. Он пошел в школу, и скоро среди новых друзей, среди учителей – приятных и добрых, среди стен новой школы – начал потихоньку забывать ужасы своего детсадовского детства.

Прошли годы. Кеша, точнее, Иннокентий Станиславович Синицин, шел по улице вдоль высоких разукрашенных витрин – город готовился к празднику. На остановке его окликнули.
- Кеша!
Он оглянулся, и увидел молодую еще женщину с крупными чертами лица. Иннокентию показалось, что он где то видел эту женщину.
- Кеша, милый, помнишь ли ты меня?! – воскликнула женщина подойдя ближе.
- Нет, если честно, - смутился Синицин и опустил взгляд.
- Аглаша я, воспитатель твой в садике, - радостно ответила женщина.
Тут Иннокентий вспомнил. Вспомнил все свое детство, все годы проведенные в садике-пятидневке и конечно же молоко.
- Здравствуйте, - вежливо поздоровался он.
- Какой ты стал большой!
- Да, людям свойственно расти со временем.
- А то бы зашли ко мне, попили бы чайку, фотографии бы посмотрели? – неожиданно предложила Аглаша.
- С удовольствием зайду на минутку! – принял приглашение Иннокентий. В голове у него созрел план.

У Аглаши дома фотографии они смотрели недолго, разве что для приличия минуты три просидели на кухне, а потом поспешили в спальню, где предались неистовой ебле.

- Ах, ты мой поросенок – орала в оргазме Аглаша, - давай, давай, еби меня дуру!!!
- Да, да, да – пыхтел над ней Кеша, - я это собственно и делаю.
А потом Кеша кончил ей прямо в лицо.
- Жри сама эти пенки ебаная дура! – орал он потчуя ее тоннами спермы, и заставляя глотать все подряд.
У Кешы не было женщины целый год, поэтому спермы было очень много, и Аглаша захлебнулась глотая ее, чуть не насмерть. Она лежала на животе и блевала, а Иннокентий бил ее ремнем по спине и поучал:
- Не корми сука, детей кипяченым молоком пенками!
Потом он перевернул ее на живот и прошелся сапогами по лицу. И все поучал:
- Относись фашистская гадина к русским детям с уважением, не бей их прыгалками и ни в коем случае не обвязывай им шарфики на детский манер!

Потом он еще немного поутюжил воспитательницу кулаками, насыпал ей в жопу гороху, потом отжарил ее еще разок в волосатую пасть влагалища и был таков.

- Господи, как хорошо жить! – счастливо подумал Иннокентий и перепрыгивая через лужи поспешил домой.

В это время на него с небес одобрительно посмотрел дедушка и крякнул, кусая ус:
- Ай, внучек, ай молодец – отомстил гадам!