ZduZZZ : роман с про Машу

...Про Машу...
Часть 1

Даже если вас съели – у вас все равно есть два выхода.
Э.К.С.Гуманова

Эта девушка никогда не была красавицей, и никогда не станет ею. И она никогда не была умницей, потому что становиться таковою не собиралась никогда. Однако, ей суждено вершить самое главное - ублажать его. Президента.
Она любила в нем его президентство. Его невероятную тягу к президентству, его президентский говорок, отличный от нормативного языка. Президентские шутки, президентское умение завязывать галстук и особый навык - смывать президентское дерьмо в унитазе; его президентский пот, и наконец, его президентское умение заниматься любовью - не по-людски – по- президентски. И главной ее целью было ублажение его. Ибо если не она, то бомбы летали бы над континентами, люди корчились бы в смертельной агонии, реки бежали бы вспять, а орды грызунов, зараженных чумой и проказой, стали бы причиной гибели городов-мегаполисов и целых наций. А ведь он уже переселял народы и расстреливал студентов, когда у нее случилась менструация, и она отказала ему в ласке. С тех пор она не отказывала ему даже тогда, когда варила обед, вязала, разговаривала по телефону, испражнялась или поливала цветы.
Ублажать его во всём - таков был ее лозунг. Ублажать его во всем - от еды, которая пригорала у нее на плите, до сексуальных излишеств, которые были недоступны ее телу и невинному мозгу.
Единственным ее достоинством были ее глаза - озера базедовой болезни. Ее единственным недостатком - недостаток всего. И тем не менее... Она привлекала мужчин своей невинностью, которую до него не смогли пробить четыре любовника; и непорочностью, которую не задели четыре аборта, сделанные втихаря от мужчин, но бурно обсуждавшиеся среди ее подруг.
Четыре нерожденных ублюдка, зачатых по неопытности в пьяном страствовании, среди грязных простынь и скомканных одеял, даже если бы и увидели свет божий, то наверняка прокляли бы свою идиотскую мамашу и поспешили бы удавиться на первом попавшемся гвозде. Четыре нерожденных ублюдка разлагались уже в ее утробе, которая сама предопределила их судьбу, потому что была скорее приемником вялой спермы, нежели животом здоровой самки, вынашивающей плод любви. Четырем нерожденым ублюдкам не было дела до их рождения, потому что в рождении заключалась их смерть, а смерть давала им настоящее рождение.
Абортируемое чрево с легкостью выплюнуло из себя четырех нерожденных ублюдков и чавкнуло напоследок, предвкушая очередную мутную струю так полюбившейся ей жидкости.
Но при этом, склизкая, истекающая слюной утроба была не способна к получению настоящих удовольствий - она лишь пышела желанием, но не могла и не хотела. Она загоралась огнем, но быстро гасла; и во время томливых судорог заходившегося в ней существа, лишь тлела и мечтала о скорейшем завершении уже неприемливого для нее акта.
Таковой и в жизни и в любострастии была ЖЕНА ПРЕЗИЕНТА.
Она стала таковой не потому, что в детстве сверстники дразнили ее Слоном, жирной Свиньей или Бегимотихой. И уж, конечно не потому, что в пять лет у нее начала расти грудь, а к десяти годам она уже носила пятый размер бюстгальтера. Нет, дело совсем не в этом.
Она росла достаточно любознательным и целеустремленным ребенком. Ей было интересно все - от музыкальных инструментов, книг по экибане, собирания гербариев, рисования, разведения домашних животных, лазания по деревьям, хождения по крышам домов, раскаленному углю и иглам; до полетов на Луну, тантризма, того, почему волосы так сильно вьются на лобке, и того, что остается после еды, когда она пережевана и переварена. Ее дом был набит различными книгами, музыкальными инструментами, собиравшими пыль и плесень; живыми и умершими растениями и животными, которые издавали совершенно невыносимый кисловато-приторный запах разложения. И она наблюдала за тем, как медленно выползает жизнь из живых существ, как они умирают, а потом становятся лишь кучей костей, обглоданных червями; как недолговечна эта сука-жизнь, которая похожа на дешевую шлюху - сначала дает, мол, делай со мной, что хочешь, а потом, вдруг, уходит, оставляя тебя наедине с использованными презервативами, неизлечимым триппером, и невероятным желанием чистоты и долгого сна.
Еще тогда, в детстве, ей мечталось, о том, что она станет королевой, первой женщиной страны, а может и мира, и было бы здорово, если - единственной женщиной... Единственной. Главной. Важной. Могущественной. Равновеликой Богам, придумавшим человека. Она хотела быть Евой. Жаждала быть Евой. Изнемогала от бессилия, что она не Ева, а обычная Маша, что ей не суждено родить Каина и Авеля и не принадлежать Адаму, не быть причиной изгнания из Рая рода человеческого... Праматерь - это слово вызывало у нее экстаз, а от имени Адам она впадала в глубокий транс и ничего не замечала вокруг, даже свою колоссальную грудь, которая судорожно поднималась и опускалась в такт ее неравномерному судорожному дыханию. Адам был не намного старше Маши, он как раз вступил в тот возраст, когда мужские гормоны постепенно начинают овладевать неокрепшим юношеским угловатым телом. Жесткий лобковой волос пробивается как травинка, стремящаяся к свету, а потом извивается подобно лиане и превращается в маленький локон, голос напоминает поквакивание, руки непрестанно тянутся вниз - для того чтобы ощутить сокрытую от чужих (в этот период все чужие) глаз часть тела. Нежить ее. Мять ее. Ласкать ее. Баюкать ее. Сжимать ее. Терзать ... А потом со вздохом отпустить на свободу. Но не на долго - ведь руки-то тянутся вниз непрестанно... Адам полюбил себя. Не было на свете подобной любви. Никто никогда ни к кому не испытывал подобных чувств. Он любил себя страстно, нежно, неприкаянно, неистово. Он страствовал собою, грезил только единым образом своим, а в минуты, когда ему было больно и одиноко без собственного присутствия, он доставал свою фотографию и часами не отводил от нее глаз. Он любил себя сильнее во сто крат, чем Тристан любил Изольду, а Ромео - Джульетту. Это была его первая настоящая мужская любовь.
Любить себя может каждый, но не каждому доступно настоящее чувство. Любовь... Это чувство вызывало дрожание скрюченных листьев на поникших тополях, разбрасывающих по округе свое мягкое, воздушное семя. Тополь был любимцем Адама. Тополь точно так же как и сам Адам расплескивал себя. Из-за тополя Адаму нравился июнь в Москве, когда окружающие плевались от надоевшего всем пуха. Пуха, который пытался осеменить ноздри и уши, губы и щеки, подмышки и зубы, скамейки и крыши, землю и речку, Арбат и Тверскую, Кремль и Лубянку, ворон и стрекоз. Осеменить. Оплодотворить. Овладеть и засадить. Но Адам не стремился охватить любовью всех и вся - Адаму нужен был только Адам.
Настоящая любовь делает человека красивым - Адам же стал блистательным. Он нес свой свет всем, и каждая тварь преображалась в блеске его любви. Но не каждая тварь осознавала, почему она становится прекраснее.
Маша, к изумлению окружающих, стала просто красавицей. Родные и близкие не могли наглядеться на нее, она даже пугала всех своей красотой. Она давила и насиловала всех своим видом. От нее невозможно было оторвать своих глаз, и тот кто долго смотрел на нее, терял зрение и слух, а порой и голос. Да что там пугала красотой, она страшила ею. Наконец она начала сама бояться себя. Она боялась подходить к зеркалу, она боялась смотреть на свои ставшие прекрасными до неузнаваемости руки. Избегала смотреть на мерцающее в вечерних окнах свое отражение. Старалась не взглянуть ненароком в витрины магазинов, преследовавшие ее повсюду. Новая беда обрушилась на Машу по осени в виде потоков белесой воды, как назло превращавшихся в зеркальные лужи. Уже привыкшая прятать лицо, что бы не ослеплять прохожих, Маша старалась не смотреть себе под ноги, а бродить по улицам с закрытыми глазами, натянув шапку до самого подбородка. Но все-таки зеркала... Зеркала были самыми заклятыми врагами- кокетливые зеркальца треклятых пудрениц, опасные зеркала общественных сортиров, бесчисленные зеркала мещанских сервантов и трюмо, а эти бесконечные зеркала казенных прихожих, они вообще объявили ей войну- войну ее красоты.

В ту осень в городские больницы вдруг стали привозить ослепших, онемевших и оглохших людей. Сначала по несколько в день, спустя два дня уже десятками. Ослепшие и оглохшие не могли объяснить причину недуга, а врачи не могли взять в толк, что же творится. Симптомы были настолько схожи, что все приняли это за признаки одной и той же неизвестной болезни. Решили, что неведомый вирус завезли студенты, прибывшие на практику из Улан-Баторского национального института имени скромной монгольской кобылки знаменитого героя великой монгольской революции Цаг-Цурэна. По преданию эта коренастая лошадка совершила немало подвигов на своем веку, она, подобно козе Амалтее, вскормила Цаг-Цурэна собственным молоком, научила его бегать легким аллюром от врагов, читать революционные книги, и заложила основу неофундаменталистической теории масс, основанной на эмпирическом сознании монгольской кочующей молодежи. Ко всему прочему она не плохо исполняла танец "Яблочко", а когда была в настроении цитировала Шиллера в оригинале, когда же грустила - вспоминала о лошади Пржевальского, коей являлась внучатой племянницей. Сегодня скульптурная композиция лошадки Цаг-Цурэна, самого Цаг-Цурэна, а так же бабушки Цаг-Цурэна, готовящей чай с соленым овечьим молоком находится во дворе Уланбаторского национального института.
В городе объявили карантин и охоту на монголов. Монголы высылались из страны в специализированных вагонах. Каждый вагон был изготовлен из специального сплава, где в равных пропорциях содержались титан, цезий, ртуть и сок антоновки, выращенной в верховьях провинции Цаг-Цурэн. Вагоны охранялись отрядом Альфа, сотрудниками общества слепых и участником трех войн, сторожем Битцевского конно-спортивного комбината Василием Терентьевичем Пентюховым восьмидесяти четырех лет с трофейным ружьем. Однако подобные меры, не дали желаемого результата, а наоборот привели к неожиданным последствиям. Во-первых, странную эпидемию так и не удалось победить, она даже приобрела какие-то космические масштабы. Во-вторых монголы, не желавшие депортироваться на родину, сильно царапались и кусались. Позже выяснилось, что в слюне монголов содержится ядовитый белок пульпадимитоза-86, вызывающий пожелтение век, позеленение мочек ушей, выпадение волос и саркастический смех, как осложнение - гомерический хохот. В-третьих Международная организация по правам человека выразила свой протест против насилия над монголами и потребовала отмены депортации. С этой целью в Монголию были высланы эмиссары, которые должны были вернуть депортированных. Монголы снова кусались и царапались, совершенно не собираясь покидать родину, однако были доставлены в Москву. После того как заболели эмиссары, монголов больше никто не трогал.
Врачи настойчиво продолжали искать причины странной болезни...
...Тем временем Маша...

(продолжение следует)