ZduZZZ : роман про Машу (часть 2-ая)

...Про Машу...
Часть 2

Заколоченный дом с покосившимися ставнями и дырявым полом уже долгие годы не принимал гостей. Хозяин дома, известный археолог, действительный член академий, русофоб или русофил (он уже и сам не мог вспомнить) Ануфрий Мазерцохавич Шобль заколотил окна и двери, задраил толстым слоем пенобетона все щели, пропускавшие свет и воздух. Только мыши и тараканы могли нарушить уединение Ануфрия Мазерцохавича, но и они были здесь редкими гостями. Дело в том, что хозяин дома в незапамятные времена решил произвести ремонт собственного жилища и однажды, со вздохом откалупывая очередной слой штукатурки обнаружил странную табличку. Табличка была деревянной и наполовину истлевшей, (сразу было видать, что не одно тыячелетие пролежала она под фундаментом дома). Знаки и символы на ней почти стерлись, однако это заставило дремавшее русофило-русофобское сердце Ануфрия загореться позабытым жаром естествоиспытателя. Замирая, Ануфрий Шобль своими трепетными пальцами действительного члена подхватил бесценную находку. И о Боже! Уже во первых строках древних записей он наконец нашел подтверждение тому, что пытался доказать всю жизнь : именно они, великие его сородичи - древние предки русских не обошли своим участием ни одно заметное явление, событие и происшествие, начиная с самых допотопных времен. Именно неугомонные и любознательные русские, кстати, и тогда уже более чем склонные к халяве, решили выяснить местоположение какого-нибудь удобного для жизни райончика и чтоб обязательно текли прямо в рот медово-молочные реки. Между делом, по доброте душевной, русские научили древних египтян писать, читать, а заодно показали в каком месте находится душа ( об этом месте до сих пор спорят все ученые мира и даже перекопав все гробницы, не могут достоверно сказать, что именно показали русские египтянам). Некоторые остряки из компании веселых русобородых витязей научили мусульман биться в религиозном экстазе головой о каменные плиты храмов и душераздирающе кричать "Аллах акбар", именно русские первыми обозвали израильтян евреями (жидами евреев назвали гораздо позднее некоторые выродившиеся русские, конченые тунеядцы и алкоголики, изгоняемые сосновыми кольями на самый край империи, так называемые «украинцы»), и наконец, это они научили пиктов готовить вересковый мед. Кое-кто из молодых, но настоящих древних русских, обладая живыми пытливым умом, попытался разобрать каменную кладку в голове Гизехского сфинкса, дабы узнать нет ли там чего полезного, что может пригодиться. Однако ничего интересного в голове чудища русские не обнаружили, и то ли от злости, то ли случайно обломили сфинксу нос.

С тех пор Ануфрий Шобль ни разу не выпустил табличку из рук. Шли годы - Ануфрий все сидел в кресле и расшифровывал древние письмена. Он перестал пить кофе по утрам, курить в постели ( он перестал спать), он больше не сморкался и не сплевывал в раковину, его даже не мучило похмелье (а ведь раньше он так любил "поддать")- ему было некогда заниматься подобными делами- он работал. От кучи писем, счетов и газет распух почтовый ящик, когда закончилась первая мировая война. Революция и НЭП прошли над расшифровкой восьмого ряда витиеватых значков. А Шобль все бился над смешными закорючками, пока, наконец, не добрался до удивительного слова "Машизм".

Тем временем Маша плюнула на борьбу с собственной красотой и даже немного стала привыкать к ней. Да и народ уже перестал особо глохнуть и слепнуть при виде ее. Если раньше при встрече с Машей зрение с единицы падало до минус восьми, то теперь до минус трех, онемение сменилось на глуховатый хрип, а слух если и пропадал, то только частично. Так прошла осень. За окном кружила метель, а по улице шел чабан Агай в своей потрепанной бурке за ним медленно, как бы нехотя, ковыляла его любимая овца. Маша любила наблюдать эту картину. Всем в городе было известно, что чабан разыскивает свое где-то затерявшееся стадо. Однако, все также знали, что это никакой не чабан с овцой, а полковник ФСБ Абрэк Кожехович Шожубеев в сопровождении секретного агента группы "лямбда" майора Авдеева. Чабан частенько разговаривал с овцой и "Центром". Из-под его бурки предательски выглядывала рация и тревожно поблескивал пистолет. Майор Авдеев как всегда блеял себе под нос слова надоевшего всем шлягера, а полковник орал в рацию: " Елы-палы, семьдесят второй, ты меня слышишь? Е-мое, что за связь?!. Семьдесят второй, все спокойно. Веду наблюдение..." Маше нравилось, как орет в свою рацию чабан Агай. Она от души желала ему поскорее найти свое стадо, и, глядя в грустную спину удалявшегося Агая, начинала предощущать уже хорошо известные симптомы. Сначала Маша, словно сама того не замечая, поглаживала себя по лицу и по бокам, потом очень нежно начинала почесывать руки и бедра, и покусывать себя за пальцы и плечи. И наконец, когда чабан Агай скрывался из виду со своим мерно трусящим и подметающим грязноватой шерстью неровный тротуар майором Авдеевым, Маша уже с остервенением скребла себя где только можно, нет-нет прихватывая для этого все что ни попадя : спицы, зубные щетки и вилки, почти машинально обламывала подсохшие ветки комнатных растений и тут же чесала ими труднодоступные места. А однажды, желая как следует почесать спину, Маша использовала любимый бабушкин бронзовый подсвечник, изображавший изящную нимфу в венке из орхидей. Острыми лепестками бронзовых цветов чесаться было сподручней и приятней всего.

Так начинался у Маши очередной приступ ЗУДА БЛАГОРОДСТВА.
Это был самый великолепный зуд в мире. Это был всем зудам зуд - редчайший дар, передаваемый в Машиной семье через поколение по материнской линии. Этим чудесным зудом гордились еще машины прабабки. Все сероглазые с тонкими запястьями, они то и дело подмигивали лихим гусарам, кто страстным шепотом, кто с воркующей хрипотцой, а кое-кто и звонко смеясь, просили им почесать... Мало кому из них приходили в прелестные женские головы попытаться спастись от зуда благородства. По большому счету, от него не спасали ни серные мази, ни кал горных серн, ни лечебные грязи, ни ласки самых опытных врачей-дерматологов, а колдуны и экстрасенсы, едва заслышав диагноз, бежали от хорошеньких чешущихся барышень как от чумы. Правда, был один древний рецепт, спасающий от зуда. Спасал лишь только специальный порошок, секрет которого передавался из уст в уста на всем протяжении существования Машиного рода. Снадобье должно было содержать две четверти талька, четверть...
(продолжение следует)