Женя Атман : Папа
13:20 10-04-2006
Папа очень большой. Не толстый или высокий, просто - большой.
На левой руке у него не хватает пальца. Папа отрубил его топором, потому что тот часто ломался и надоел.
Папа считает, что похож на Сократа. Не знаю…. Сократ – гипсовый, лысый и бородатый, а у папы борода не растёт, так как он частично бурят. От этого у него узкие глаза, что тоже не характерно для Сократа. Ну и ладно – эти бюстики мне никогда не нравились. Наверно сам Сократ предпочёл бы войти в историю в виде какого-нибудь красавчика с диском за пазухой. Жалко, что потомки не догадались ошибиться на его счёт!
Так вот, о папе: в детстве он работал кузнецом, поэтому до сих пор сгибает монетки, а мышцами плеча рвёт толстую верёвку. Мне это очень нравится! Я почему-то ужасно люблю силу, но даже не пытайтесь забить мою некрепкую голову лежалыми психологическими байками. Будем считать, что кому-то могут просто так нравиться сильные люди.
Кроме силы, папа отличается “научным складом ума”. В моём понимании это означает симпатичного человека, с которым я не могу найти общий язык. Такие люди стараются всё объяснить. Я же считаю, что разница между мной и так называемыми учёными в том, что мне приходит что-то в голову, и я этим довольствуюсь. А человек с научным мышлением пытается это самое ещё и доказать, и у него зачастую получается, так как доказывать можно что угодно. Этому меня научил папа - в детстве он заставлял меня что-нибудь доказать, а потом доказать обратное. Полезное упражнение, особенно когда видишь, как мало от этого меняется.
Изначально папа учился на физика-бионика, что бы это ни значило. Из того периода его биографии до меня дошла только байка, как на стене университетской общаги было кровью написано “Слава КПСС!”, так как там водились продвинутые клопы размером с французского бульдога.
Потом папа стал программистом. В те времена программисты работали не на плюгавых и домашних “компах”, но на “машинах” в дом величиной. Папа приносил с работы много бумажек с аккуратным орнаментом из дырочек и портреты известных артистов, нарисованные циферками. Папа говорил, что так рисуют роботы. Картинки внушали благоговение.
Постепенно голову папы стали навещать сомнения. Думаю, дело началось с любопытства, которое свойственно научно мыслящим людям. Папа же вдобавок человек увлекающийся, он увлёкся народной медициной. В квартире появились сушёные травы, подозрительные корешки и дикий дед из Сибири, настоящий Целитель. Дед маму доконал: он не был приспособлен для жизни в городской квартире, и возможно, поэтому очень плохо пах. Папа говорил, что в естественных условиях люди могут не мыться, но не вонять. Видимо, город – условие не естественное. Короче, дед со скандалом съехал назад в лес, а мама выкинула его травы, половина из которых оказалась ядовитыми. “Дура!” – орал папа. – “Яды издавна используются в медицине”. Но мама до сих пор считает, что спасла нас от верной смерти, и возможно она права.
Папа не стал ограничиваться медициной одной страны. Скоро у нас поселилось очень много китайцев и пожилой усатый грузин. Грузин играл с папой в шахматы, причём всегда выигрывал. Китайцы улыбались и готовили вкусную китайскую еду, от которой у мамы постоянно случался понос, но китайцы этого не понимали, потому что она стеснялась им объяснить. Тем не менее, всё это было как-то связано с медициной. Не знаю, как.
Дом наполнился мятыми отксереными бумажками про йогу, медитации, астрологию и вовсе уж запутанную фигню вроде физиогномики - так папа восполнял пробелы материалистического образования. С тех пор у меня стойкая аллергия на завиральные идеи. Мне кажется, что мысль, которую сложно понять, чаще всего того не стоит.
Однажды случился Новый Год. Как всегда, мы нарядили ёлку (на самом деле их было три, связанных вместе для пущей пышности). Такую комбинированную ёлку полагалось установить в запорошенную ватой кастрюлю, а верхушку для устойчивости привязать к стенам лесками, после чего вешались шары, мишура, лампочки и пластмассовый Дед Мороз. Как правило, дедморозов принято под ёлку ставить, а не вешать на, но у нас вечно жили большие кусачие собаки. Собаки любят грызть дедморозов, бороться с этим бесполезно, а Дед Мороз с петлёй на шее всё-таки выглядит лучше дедмороза с отгрызенной головой. Ну вот, когда всё было готово, папа подозвал нас к дивану, на котором возлежал с газетой, и сказал: “ Сейчас я покажу фокус”. Он протянул руку в направлении ёлки, лицо его как-то вдруг покраснело, а на шее вздулись жилы, похожие на мутно-голубые трубочки. Раздался звон, потом наша ёлка начала дрожать, всё сильней и сильней, и вот её верхушка стала плавно раскачиваться, стряхивая игрушки. Собаки взвыли и смотались на кухню. “Прекрати!” – рявкнула мама, всю жизнь считавшая папины увлечения опасной тратой времени. С тех пор папа повадился ловить тех, кто не успевал убежать, и держать над ними руку. От этого по телу жертвы начинали бегать мурашки, только одна я не чувствовала ничего. Папа объяснил это тем, что я “мерзкий энергетический вампир”. Это было очень лестно!
А как-то раз мне удалось придушить дверью попугайчика. Он долго корчился на полу и, наконец, издох. Я совсем собралась его выкинуть, как папа поднял над ним руку, и судороги возобновились.
- Ты что, его воскресил? – удивился брат.
- Вряд ли, – ответил папа, – я только поддерживаю в нём жизнедеятельность.
Только что посмотревший первый в жизни фильм про зомби брат обрадовался:
- Круто! Он так теперь и будет у нас жит дохлым?
Папа покачал головой:
- Нет. Не могу же я постоянно держать над ним руку!
- Да ладно! Они и живые от дохлых почти не отличаются, - утешила брата я.
Папа убрал руку, и птичка обмякла навсегда. Она была такая зелёненькая, гладенькая… очень похожая на листик, только голова расплющена. Я выбросила её в окно.
Общаться с папой становилось всё труднее – он ужасно нервничал и постоянно орал, потому что не мог научиться двигать предметы силой разума. В конце концов, папа решил, что цивилизация зашла в тупик, (правда не объяснил, почему). С ним никто не спорил – об этом пишут во всех газетах. Не став дожидаться, пока что-то изменится, папа уехал в деревню, купил дом и решил организовать ашрам. В деревне ничего не было, кроме нескольких старух, поэтому для начала пришлось организовать огород. Огород вырос, а вот с ашрамом дело не пошло – бабки не захотели в него вступать.
Старух папа не любил - те предъявляли к нему претензии, выглядели паршиво, и к тому же он с детства верил, что они превращаются в чёрных кошек, чтобы гадить. Кошек папа тоже не любил. Правда, в той деревне, где он поселился, старухи в кошек превращаться не умели, но одна из них действительно оказалась ведьмой. На самом деле это была обычная старушка со сварливым характером, которой ей не нравилось, когда её обижают. Однажды приехавшие погостить соседские внуки жарили шашлык, слушая мерзкую музыку. Бабка предупредила их, что день вообще-то постный, а громкость можно убавить. Соседские внуки обозвали её “старой дурой”, только им пришлось долго тушить костёр, который тушиться никак не хотел и начисто спалил новый забор. Папа бабку зауважал. Ему даже удалось найти к ней подход – дело в том, что он всегда увлекался производством алкоголя. В Москве приходилось ограничиваться бражками, но на природе его талант расцвёл в полной мере. Папа собирал по всей округе самогонные рецепты и конструкции аппаратов, достигнув немереных успехов в области перегонки, очистки, или как там это называется… короче, его продукция пью даже я, несмотря на противоречивые отношения с алкоголем на фоне низкого гемотоинцефального барьера. Старая ведьма не устояла перед рябиновой наливкой. Оставив при себе секреты поджигания заборов и сведения в могилу чужих кур, она объяснила папе много интересного насчёт человеческих костей. Наверно это называется “костоправством”. “Старательный ты, Витёк, но тупой!” – говорила старуха папе. – “Судьба твоя до всего жопой доходить”. Бабка была ужасно умной, смотрела на многое снисходительно и имела только один недостаток – неспособность жить вечно.
Через несколько лет папа переехал в ближайший город – ему хотелось приступить к экспериментам на людях.
В городке наличествуют коньячный завод и баня. Папа работает в ней массажистом, и у него есть, где развернуться: большинство горожан страдает чудовищными болезнями, с которыми папа старается разобраться. Не понимаю, что он в этом находит? Я бы побрезговала. Но папа брезгливостью не отличается. Он по-прежнему возится с чужими костями, и видимо у него получается, раз к нему приезжают даже из Москвы. Он всё так же варит самогоны, которыми угощает всех желающих, так как сам почти не пьёт и самогонов у него страшно много. Иногда папа позволяет себе высказывания, что достиг типа просветления и гармонии с собой, и что ему ничего не надо, кроме того, что есть, и всё такое. Но я смотрю на это сквозь пальцы - каждый имеет право на парочку-другую слабостей, правда?!