НевозможнаЯ : Убить вечер

Питончику с нежностью.
(Это, мой любознательный дружок, к твоему вопросу о входе в мущщину)

Эпиграф.
А что, дедушка, пидары в вашем доме есть?
Как же в таком доме - и без пидаров?

Подтянув на ноге правый чулок, Павлик выскочил в ночь. Танцевать ему захотелось сразу же, как он вышел из подъезда, да только туфли на высоченных каблуках так и норовили сковать ноги судорогой. Павлик жеманно оттюлил попку и, как умел, поплыл лебедушкой.
До клуба было всего два квартала, посему он не стал брать таксо, да и что подумал бы таксист, увидав его по-блятски размалёваннае суровое мужское литцо. И да хуй-та с нимъ, с шафёромъ! А вот что скажут коллеги? шеф-то наверняка прихуеет, а что же она?
А она, увидев его необычным таким, прыснет и тоненько засмеётса, как умеет только она одна, нежновесело да с переливами, будто ручеёк течёт. И вот единственно ради этого он готов был не только натянуть на себя мини, но и весь рот себе измазать яркорыжей помадай.
Стайка чирикающих девчонок, попавшыхся навстречу, удивлённо замолчала и, отойдя уже от них на приличное расстояние, Павлик нечотко услышал в долетевшем до него сдавленном смешке липкомягкое слово "гамасеки". Да и пусть, идти-то ему осталось совсем немного, а уж там...
А там музычка, феерический смех, всё по-доброму, без ззлобы, всеобщее веселье, тучный шеф в костюме пирата, плешывый мудак Носакин в линялых чебурашкиных ушах своего младшего сына, безжопая Людка с кокетливыми клыками, и весь отдел, и все пьяные, все в масках... и вдруг он тут - такой красивый. Нате!
Накрашен, завит, с непомужски стройными ногами в сестриных растоптанных туфлях.
Ночь твоя, кричала Павлику уличная реклама, ты тока дабавь огня! Ну, уж он то сейчас добавитъ!
Шагнув под тёмную арку, Павлик зажмурился, представив себе, какой он чичас произведёт фурор!
Тень, отделившысь от стены, быстро приблизилась. Ему в литцо пахнуло стойким запахом сивушных масел и одекалона "Саша". В пропорцыи пятьдесятъ на пятьдесятъ.
"Обе машыны стоп, падруга, паварачивай на другой галс" - голос был пьянотягучим и помальчишески задорным. На красном шершавом литце морячка цветом морской волны отливали невераятно голубые глаза. Павлик, напугавшысь было, расслабленно усмехнулся, представив, как вот сейчас морячок ахуеет, как наполнятса удивлением эти два его бездонных океана на литце. Как потом Павлик расскажет ему о ней, и о своей безумной жертве во имя неё, как они вместе с морячком посмеютса...
"Палундра?" - криво усмехнулса марячок и Павлик, открыв было рот, с головой окунулся в резкоупавшую на него темноту, больно прикусив язык согласноцокнувшыми зубами.

***

Вместе с сознанием к нему пришли монотонная боль и суровонавалившаяся тяжесть. Неумолимая сила, сломав ево пополам, монотонноболезненно входила резкими толчками глубоко в павликово нутро. Лбом, носом и опухающей челюстью он скрёбся об обоссаную стену в такт поступательным колебаниям ноющего тела. Павлика мутило от едкой смеси перегара и тошнотворных флюидов одекалона с бравым названиемъ "Саша", так нежно любимого многими маряками-балтийцами. Вечер переставал быть томным.

А буквально через квартал в мерцающем огнями клубе она, пригубив пятый дайкири, одним глазом наблюдая, как вокруг неё угарело прыгает потный Носакин в чебурашечьих ушах, другой свой глаз изредка скашивала на вход, как только кто-нибудь внезапно входил в него под пьянорадостные визги приссуцтвующих. Примерно через час она, окончательна поняла, что он уже точно не придёт, ответила что-то хамское совсем распоясавшемуся Носакину, и вызвала таксо до дому.
В этот самый момент многообещающая ночь, начинавшаяся было так радужно для обоих, совершенно окончательно и безнадёжно скомкалась.