Литература:: - Улыбка ангела

спасиба, аффтар

это паходу рак_рак ехал!

Вспомнилась песенка питерского музыканта Майка Науменко:

Я был невинен как младенец,

Скромен как монах,

Пока в ту ночь я не увидел

Страх-трах-трах в твоих глазах

Стало смешно.

В час ночи вагоны бывают обычно почти пусты, и редко когда останавливаются в тоннеле более чем на минуту. Я вжался спиной в дверь, весь вспотев, и в оцепенении взирал на жуткую картину, разразившуюся напротив меня: прошло около получаса, когда поезд застрял в тоннеле, и вдруг семья напротив внезапно взбесилась от клаустрофобии, точнее взбесились мама и папа, а их дочка, шести лет на вид, стала ужасно визжать, когда родители повскакали с мест, заухали и загримасничали, скалясь как разъярённые обезьяны, и хватать свою девочку за волосы, сильно дёргая её голову; меня они не замечали в своём безумии, или полностью игнорировали: мать, шипя, прижимала голову кричащей девочки к сиденью лицом, из-за чего крик был глухой и сдавленный, а отец, хрипло подвывая дочери в тон, схватил её одной рукой за ногу, а другой - с бешенной силой разорвал на ней розовое платьице, и стал мять растопыренными ладонями оголённую спину девочки, урча и пузырясь на губах слюной, ггыгы. А женщина неожиданно грубо взрыкнула, и ухватила разинутой пастью тонкий затылок дочки, ещё крепче вжав её колотившее ножками тело в стык спинки и сиденья: почуяв на зубах кровь, женщина окончательно остервенела, и принялась трепать хрипящего ребёнка, как собака треплет крысу; а отец, отключив от лапанья девочки одну руку, стал расстёгивать ремень, и через секунду скинул штаны, наполнив вагон кислыми испарения пропревшего в жаре паха, из густых зарослей которого вырастала даже на вид липкая, блестящая балдень такого ужасного диаметра, что я закрыл глаза, представив – ЧТО сейчас случится с задним отверстием маленькой девочки, рррр!

- Поезд скоро отправится, сохраняйте спокойствие! – пробормотал по инструкции в микрофом машинист. Я открыл глаза: какое там спокойствие: в душном вагоне голый ниже пояса мужчина с дьявольской силой вдалбливал свой крупный детородный орган в попку взвизгивающей дочери, дырочка её уже лопнула по краям, и по раздвинутым ножкам стекали юркие струйки крови, а отец всё долбил и долбил, с брызгами шлепаясь низом живота об нещадно смятое под ним тело девочки, а мать тоскливо взвывала в такт ударам, запрокинув голову, и по-прежнему крепко прижимала дочь к сиденью, что, впрочем, было уже не столь нужно: от боли и невиданного ужаса девочка прекратила сопротивляться, и ничего уже не соображала, только непрерывно текли слёзы из зажмуренных глаз, размазываясь по щекам об шершавую кожу коричневого кожзаменителя обивки вагонного дивана.

Я смотрел на них долго, и лицо моё осветила счастливая улыпка: какие милые люди! Потные, душные, мама вот уже улыбается. То есть улыбка такая, что, взглянув на неё, хочется перестать существовать, лишь бы её не видеть. А девочка уже не кричит – она по-моему умерла, и мёртвой куклой вздрагивает от толчков неутомимого в своём бешенстве папы, уже переложившего её наискосок между собой и мамой, одетой в неприлично короткую розовую футболку с нарисованной куклой «барби» и розовые же шорты, полуспущенные и изрядно потасканные. Женщина беспрестанно вертится и постоянно зачем-то нюхает воздух.

- Малышка! – звонко и тонко пропищал отец, и с такой силой вошёл в мёртвого ангела, что телце его разорвало пополам.

Ууухахахаааа!

Рассказец кстати ниочем, написан хорошо, но как - то ни о чем...

вышак!

я бы на месте редакции поменял бы твой расказ и аригинал мистами, впрчем аригинал можно уже и стиреть.

Орут истошно там, где шепотом услышат, коли надо.

ты, канешна талант, но пачемута в эту жуткую пагоду, "тихие" тегсты не воспринимаютцца, наверное нужен дождь.

...подумал что история такая дзеновская чтоли. В смысле свежий взгляд на повседневную красоту, что мы часто не примечаем. Хороший рассказик

- Папа?- шелестя надорванными связками, спросила малышка, косясь уцелевшим глазом на правой стороне разломанного черепа на навалившегося сверху отца. –Давай-ка ещё разок! -

- О да, Светочка, давай, вставай на сидение!

Папа выдернул из порванной детской брюшины свой хер, и постарался утихомирить маму которая, визжа, прыгала по вагону, повисая на поручнях, как настоящая обезьяна.

- Дорогая, там провода с током идут!

- У-ха-уха-уха, – ответила мать, почёсывая взъерошенную голову. - С большим током?

- Да, с большим, - ответил отец, и воткнут свой елдаг в прищуренный глазик дочки, залитый кровью, но не ставший от этого менее очаровательным.

А мать продолжала прыгать, виснуть, и непрестанно при этом болтать ногами. Потом она вскарабкалась на свое место напротив меня, замолчала, и, похоже, стала играть в гляделки с несуществующими пассажирами.

Посмотрит на стену - и зальется звонким смехом. А смех ее был так страшен, так заразителен, что даже глухой не выдерживает самого вида смеющейся мамы, и вот уже вокруг его глаз сеткой расползаются морщины, седеют волосы, и выделяется прямо в штаны кал.

Мне стало хорошо и безмятежно на душе. Я тоже улыбнулся и почти счастливо и с благодарностью взглянул на девочку, из-за которой всё и началось. Правда глазик её был занят выполнением скотской функции для утешения папы, он её улыбка на половинку разорванного лица – ах!

Но внезапно улыбка слетела с ее лица, когда отец, снова как следует распалившись, с такой силой стал протыкать хером девочке голову, что добрался до мозга, из-за чего в глазике малышки я прочитал в начале удивление, а потом страх, переходящий в ужас.

Я не понимал, чем всё это дело закончится, и по инерции все еще стоял с блаженной улыбкой. Вдруг мама склонилась над растерзанным животиком дочки, и сделала что-то очень нехорошее. Наступила тишина.

Папа прекратил трение хера о глазниц, и достал скрученную в трубку газету. Я заметил, что в газету что-то завёрнуто, но продолжал улыбаться.

- Ты что, свинья, сожрала? – вскричал отец, скинув мёртвую девочку на пол, и замахнувшись газетой на женщину. – Ты что сделала, гадина?!!

Мать суетливо, как нашкодившая кошка, чавкала, разжёвывая какой-то упругий кусок, вырванный из тела дочки, давясь, и хрюкая кровью. Даже удар по голове куском арматуры, с которого при размахе слетела газета, не заставил её прервать трапезу: женщина закрыла голову руками, и, рыча, яростно дожёвывала какую-то внутренность девочки, жёлтоватую на вид, и источающую странный запах. Я тут же понял, почему так разъярился отец, и отлично его понимаю – ведь мама съела адреналиновую железу ребёнка одна, не поделившись ни с мужем, ни даже со мной, а я ведь очень люблю пожирать эту часть организма.

Я помог забить до смерти вороватую курву-мать, после чего мы с отцом остывающей на полу девочки, уселись в стороне от загаженного кровью места, расстелили прямо на полу газету, достали водку и шпроты, и без всяких тостов выпили.

Тут же погасло освещение, двери в тоннель открылись, и отец призрачной тенью растворился в их проёме, а я сидел во тьме и скорее почувтвовал чем услышал, как девочка завозилась на полу, обернулась и посмотрела на меня светящимися глазами.

Меня стало отпускать. Я глубоко вздохнул, бросил пакет с бензином на пол, открыл глаза встал и вышел на следующей станции, чувствуя спиной взгляд всей семьи, особенно ДЕВОЧКИ, рррр!

было у меня такое...

вам ф психиатрическаю бальницу батенька, закинуцца паркопаном и спать 2 недели. могет отпустит, гыг. или лаботамия, что будит быстрее и эффективнее

жжесть!

тока я не люблю, когла дети на меня пристально смотрят - не иначе как ПОРЧУ наводят, маленькие гадёныши, и я тут же их проклинаю в ответ

что же касается крео - обычный натюрморт. хорошая стилистика и всё такое, но не понравилось. просто не моё.

спасибо аффтару!

спасибо аффтару!