Кедровые орешки

Автор: Хренопотам - Девочка, не подскажешь, как пройти к метро?
- Стрекоза.
Холодные, неподвижные, абсолютно пустые глаза. Глаза, от которых теплым летним вечером непроизвольно пробивает озноб.
- Что-что? – глупо улыбаясь, переспрашиваю я.
- Земля, - невозмутимо отвечает девочка, не сводя с меня пристальный, немигающий взгляд.
Угораздило же – вот так вот подойти к девочке-дауну … Ведь по моим ощущениям метро должно быть там, справа. Мог бы и сам дойти.
- Ладно, извини, - бормочу я, пятясь.
- Яблоко! – повышает голос девочка, и мне становится совсем не по себе.
- Все-все, хорошо, я ухожу, ухожу, видишь?
- Стол! – говорит девочка, и наконец-то в бездонном космосе ее глаз что-то проблескивает, не то жалость, не то презрение.
Я торопливо шагаю к выходу из мрачного колодца двора, туда, где шумит вечерняя Москва, туда, где люди.
- ЧАС!!! – орет мне вслед девочка, срываясь на визг.
Отбросив приличия, я бегу – улепетываю со всех ног.
От этих безжизненных глаз.
***
Мне плохо спится. Я верчусь в постели, как уж на сковородке, стоит забыться – мне начинают сниться какие-то кошмары, кто-то за мной гонится, кто-то в меня стреляет, кто-то меня душит.
В очередной раз открываю глаза. Прищуриваю их, чтобы разглядеть стрелки на настенных часах напротив. Четыре утра. Ну может, две минуты пятого. Уже скоро вставать – а я еще толком не спал, чувствуя себя выжатым как лимон.
Подушку вполне можно выжимать – видимо, сказывается жаркая, душная погода, не дающая даже намека на ночную прохладу.
Приподнимаюсь – убедиться, что форточка открыта.
Падаю на постель и зажмуриваюсь.
Надо поспать, надо чуть-чуть поспать.
А из головы не идет вечерняя встреча со странной больной девочкой. Я точно определил для себя, что она просто больная, потому что таких глаз у нормального человека быть не может.
Слава Богу, она мне пока не снится.
Я переворачиваюсь на живот и начинаю про себя считать – «один, два, три …». Старый метод частично помогает, дремота, которая и так окутывает голову, усиливается, и, кажется, я снова проваливаюсь в сон.
***
Мне снится пустота. Черная, непроглядная пустота. Я вглядываюсь в нее – и мне начинают видеться сгустки темноты. Да, я готов поклясться, что темнота в одних местах гуще, что ли, интенсивнее. Сгустки эти двигаются, к счастью, ко мне не приближаясь.
Из темноты выныривает стрекоза – огромная, не меньше метра в размахе крыльев – и парит на месте в отдалении, уставившись на меня огромными, с кулак, глазами.
Я, наверное, вскрикиваю, но над ней вспыхивают яркие, пылающие буквы – будто кто-то поджег соответствующим образом составленные веточки. “Dragonfly”. «Стрекоза».
Буквы горят несколько мгновений, потом все строчные рассыпаются в огненную пыль, оставив гореть только заглавную, а на их месте проявляется маленький, но увеличивающийся голубой шарик, с очертаниями океанов и континентов, как на виденных тысячи раз фотографиях.
“Earth” – вспыхивает надпись, снова оставляя за собой облачко рассыпавшихся на кусочки букв.
Я уже знаю, что увижу, но не верю – вплоть до того момента, пока часы, удивительно похожие на мои, не совершают быстрый круговой росчерк минутной стрелкой.
И только когда в пустоте остаются гореть только пять букв – я кричу и просыпаюсь.
“DEATH”.
«СМЕРТЬ».
***
Комната наполнена душной тишиной летней ночи. Тихонько пощелкивают отсчитывающие секунды часы. Я приглядываюсь. Пятнадцать минут четвертого.
Остатки сна слетают на постель каплями пота.
Что-то мне приснилось. Видимо, мне просто приснилось в прошлый раз, что я просыпался. Ведь так часто бывает – ты спишь, ты видишь, что ты проснулся, доезжаешь до работы, - а потом просыпаешься безнадежно опоздавшим.
В любом случае надо покурить.
Достаю сигарету, нащупываю зажигалку и закуриваю. Слабое пламя на секунду выхватывает комнату, и боковым зрением я замечаю на полу что-то, что нарушает однообразный рисунок ковра.
Я глубоко затягиваюсь и пытаюсь притормозить сердцебиение. Бесполезно – я чувствую, как учащается мой пульс, а по всему телу разливается ледяной сосущий холод. Я смотрю на противоположную стену – и ветки деревьев, бросая тень от света фонаря, колышутся, принимая жуткие и причудливые формы. Этого еще не хватало. Я встаю и задергиваю шторы – практически не глядя на улицу.
Мало ли что может привидеться в моем состоянии – мелькнет лицо за окном двенадцатого этажа – и привет, инфаркт.
Бросаюсь к выключателю – и, рефлекторно прикрыв глаза, нажимаю клавишу, которая кажется просто спасением.
Лампочка-сотка (давно надо бы люстру купить) освещает комнату, и я слегка успокаиваюсь.
Все как обычно – стенка, диван, стол с компьютером, шкаф для одежды …
Присаживаюсь на корточки – рассмотреть, что же мне почудилось на ковре – и волосы по всему телу поднимаются вертикально, как наэлектризованные.
На полу лежат две половинки скорлупы кедрового орешка.
Озираюсь – быстро, даже поспешно.
Все как всегда, все как обычно. Равномерно бежит вперед, как ей и положено, по часовой, секундная стрелка, совершая круг за кругом.
На часах двенадцать минут четвертого.
Нет ничего страшного в этих двух маленьких коричневых полусферах, на краях еще хранящих следы зубов того, кто раскусывал орех.
Ничего страшного – кроме того, что я не ел их с раннего детства.
Я вскакиваю, тяжело и часто дыша. Сердце готово покинуть грудную клетку, а по спине табунами топочут мурашки.
Я выбегаю в коридор и включаю свет там.
Свет на кухне.
Свет в ванной.
Свет в туалете.
Щелкнув кнопкой электрического чайника, достаю чашку, сахарницу и банку с кофе.
Руки дрожат, и приходится постараться, чтобы ничего не разбить.
Зачерпываю – одну за одной две ложки сахара и высыпаю их в стакан.
Но когда вместо кофе ложка зачерпывает горстку кедровых скорлупок, я ору как резаный и роняю все на пол.
Бегу в комнату, торопливо одеваюсь. Улица кажется мне уже спокойнее и надежнее, чем дом, который я привык считать своей крепостью.
И, даже несмотря на полную луну, равнодушно глядящую на меня из окна, несмотря на ветер и холодные пустые каменные коробки домов …
Я сажусь на кровать прижав обе руки к груди. Кажется, только так можно остановить выпрыгивающее сердце.
Мы очень многое делаем на автомате – может быть, мне только показалось, что я задергивал шторы? Может быть, это было вчера?
Часы показывают четыре минуты четвертого.
С оглушительным звуком выстрела захлопывается форточка и я едва не теряю сознание.
СКВОЗНЯК !!!!! ЭТО ПРОСТО СКВОЗНЯК !!!!!!!!!!!!
Или кто-то вышел – вылетел – правда ведь, вылетел, а не влетел???
Я бегу к двери, впихиваю ноги в туфли, дрожащими руками пытаюсь снять замок с предохранителя – маленькая шишечка выскакивает из потных, дрожащих пальцев.
И я понимаю что это – зря.
Потому что дверь закрыта на верхний замок, замок, которым я уже несколько лет не пользовался, и от которого, наверное, потерял ключи – забив, предварительно, пару гвоздей и зафиксировав собачку, во избежание печальных случайностей.
Разворачиваюсь, прижавшись спиной к стене.
Надо обуздать желание – немедленно, с разбегу, нырнув щучкой выбить стекло окна и покинуть эту квартиру.
Раз и навсегда.
Мне прямо видятся осколки битого стекла, искрящимся облачком зависшие в воздухе, капли моей крови на острых краях пролома …
Говорят, мы это унаследовали от пещерных предков.
В мгновения сверхъестественной опасности человек замирает – потому как когда-то резкое движение грозило падением со скалы, да и хищники намного хуже видят неподвижные мишени.
И я стою как вкопанный – не в силах пошевелиться, и не смея зажмуриться и встряхнуть головой – хотя так и тянет – потому как уже никогда, никогда не найду в себе смелости открыть глаза снова.
На дрожащих, подкашивающихся ногах, едва ли не падая, иду в комнату.
Стараясь заранее приготовиться к тому, что могу увидеть.
Я уговариваю себя, что сейчас в комнате окажется какой-то ужасный монстр. Вампир. Человек. Легкая полупрозрачная мутно-белая субстанция, парящая над полом. Что угодно. И все это не будет основанием немедленно умереть от страха.
Я осознаю разницу между страхом и ужасом.
Страх – это когда знаешь, чего боишься.
Ужас – когда не знаешь.
Однако, в комнате никого нет.
Я сажусь на корточки возле стены и прислоняюсь к ней спиной. Твердый камень сзади вселяет надежду, что со спины опасность не придет.
Я пытаюсь убедить себя, что мой ночной гость – или ночные гости – нематериален, и не сможет причинить мне вреда.
Внутренний голос предательски напоминает, что призраки не щелкают орехи и не выдергивают из дерева стамиллиметровые гвозди.
На часах без пяти три.
Во мне рождается слабая надежда. Ведь когда я смотрю на часы – они идут вперед, может быть, надо не отрывать взгляд – и через час наступит избавление.
Я почему-то уверен, что надо дожить до четырех.
Легкий посторонний скрип отвлекает меня. Нет, это не скрип половиц – у меня линолеум, какие половицы – но скрип этот ужасно, до боли знаком.
Я прислушиваюсь и оглядываюсь, пытаясь найти источник звука. Но вспоминаю его раньше, чем вижу.
Так скрипит, поворачиваясь, лампочка, покидая патрон.
Я заворожено слежу за ее медленным вращением – и, мигнув на прощание, она выхватывает две скорлупки кедрового ореха, падающие на пол под ней.
Но ужаснее всего, что теперь я вижу мутно-белую субстанцию, которую готовился увидеть раньше.
Полная Луна освещает свисающую из патрона петлю, в которой медленно вращается человеческое тело.
- Кто ты?? – хочу крикнуть я, но вместо крика из пересохшего горла вырывается лишь слабый шепот, только и способный, что заглушить скрип лампочки в коридоре.
Тело поворачивается.
Распухшее лицо, выкатившиеся глаза, вывалившийся язык, сломанная под неестественным углом шея – все это не мешает мне узнать лицо, которое я сотни, тысячи раз видел. Перед собой. В зеркале.
И я опять ору – голос прорезается, вырывается из меня, выбивая воздух из прокуренных легких – и я вскакиваю и бегу из комнаты, отмечая под ногами хруст. Наверное, так хрустят кости. Но я готов побиться об заклад, что это скорлупки кедровых орешков. К сожалению, мне уже нечего поставить.
В коридоре я спотыкаюсь и падаю, в ровный слой опьяняюще пахнущей хвойным лесом коры.
Я переворачиваюсь, а кедровые скорлупки все прибывают, я ловлю некоторые – они безжизненны и неподвижны, но я чувствую, что остальные, те, которых я не вижу, облепив мое тело, как муравьи, безжалостно в него вгрызаются.
Я все таки встаю, стряхивая с себя кедровый муравейник.
Мельком вижу себя в зеркале трюмо – распухшее лицо, вывалившийся язык – хотя мой язык все еще за моими зубами.
Зато петля призывно пуста.
Я обхожу комнату вдоль по стеночке.
Прыжок.
Водопад стеклянных брызг.
Полет.
И никаких высунутых языков.
Обломитесь.
Середина стены. Кольцо петли поворачивается следом за моими шагами, не сводя с меня невидимого взгляда.
Когда я достигаю середины мне под ногу закатывается целый орех, я поскальзываюсь, и всплеснув руками, падаю прямо в петлю, успев перехватить веревку одной ладонью.
Веревка немедленно втягивается в потолок и только пальцы между ней и шеей позволяют мне дышать. Скорее даже, не позволяют задохнуться. Но я уже ощущаю – кожей рук, кожей шеи – как веревка становится тоньше, оборачиваясь проволокой, которая больно врезается в пальцы.
Мой почти парализованный ужасом мозг будто озаряет вспышка.
- Роскошь … - хриплю я, и дернувшаяся веревка подсказывает мне, что я на верном пути.
- Лед! – говорю я, и мне удается сделать короткий вдох, так как хватка веревки чуть ослабевает.
Как назло, не лезет в голову ни одного нужного слова. Я едва не говорю «Ошибка» - и это, наверное, и было бы ошибкой, так как во мне уже тают последние капли кислорода.
- Огонь!!!! – шепчу я, веревка рвется и я плюхаюсь на пол, в объятья моря ореховых скорлупок.
Мне кажется, что под ними какие-то руки – или лапы тянут меня вниз, скорлупки забиваются в рот, мешая говорить и дышать.
- Орел … - полувыдох-полустон вырывается из меня и в мгновение ока исчезает все.
Я лежу на ковре комнаты, жадно хватая воздух, и крупно дрожа всем телом.
Кажется, я обделался – не помню когда, но мне ничуть не стыдно.
Мне просто не до стыда.
Часы показывают половину пятого.
Ноги отнялись, на пальцах правой руки – глубокие кровоточащие порезы.
И – никакого, даже слабого запаха кедра.
Надо мной включается лампочка, заливая стоваттным светом обыденный интерьер моей комнаты.
Щелкает кнопкой чайник, извещая, что вода вскипела.
А я плАчу.
Рыдаю, без слез, периодически стучась лбом в покрытый ковром пол…
***
Равномерно и негромко гудит системный блок.
Тускло освещает комнату старенький монитор.
Зачем я рассказал Вам все это?
Наверное за тем, чтобы Вы поняли, почему я, сидя ночью у компа, никогда не оборачиваюсь назад.
Потому что я боюсь увидеть две сиротливо забившиеся в ворс ковра половинки кедрового ореха.
И боюсь, что второй раз мне вничью не сыграть.