Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - НЕХАЛЮЗНОЙНЕХАЛЮЗНОЙАвтор: Кысь СКИДУХ«Был он рыжим, как из рыжиков рагу, Рыжим, словно апельсины на снегу. Мать шутила, мать весёлою была – «Я от солнышка сыночка родила». Песню эту он ненавидел. Хорошая песня – а он вот ненавидел. Потому что завидовал. Кому? Да тем сыновьям из песни – рыжему и чёрному, «будто обгоревшее смольё». Разным таким сыновьям, непохожим. Их-то мать над расспросами хохотала, не давая в обиду ни себя, ни сыновей. У него мать была – другая. Высокая, ширококостная, с тяжёлыми кистями рук, набрякшими от вечной крестьянской работы, она словно стеснялась себя, словно пригнуться стремилась – и никогда не хохотала, не отспаривала у злословных сельчанок унизительное определение – «нехалюзной». Лет шесть Кольке было, когда он узнал про нехалюзность свою. Июль. Покос. Весь колхоз на лугу – бабы и малышня ворошили подсыхавшие валкИ, подростки и мужики метали зароды. Ломовая работа, от которой Колька быстро уставал. Впрочем, он вообще уставал быстро. Даже небольшие «детские» лёгкие грабли через пару часов казались ему свинцовыми. Мать, стесняясь односельчан, тайком отправляла Кольку охолонуть в тенёк – но не в радость был и отдых. Да и кому в радость насмешки ловить? Вон, мол, скИдух опять курортничает, развалился, как в СочАх. А бабка Ниловна, самая злоязыкая и едкая во всей округе – даже председатель её побаивался – припечатывала: «Знамо дело! У ково грабли на плечах, у ково – задница в Сочах». Намекала-то Ниловна на жену председателя – единственную из всех колхозников, побывавшую в этом сказочном почти городе Сочи. Но смеялись – над Колькой, попадавшем в тень лентяйки-председательши. Мать, опустив глаза, оправдывалась: «Слабенький он у меня». Бабы охотно жалели: «Нехалюзной малый. Ты б, Наталья, гнала б его с покоса – не дай рожаницы, пуп сорвёт, вовсе прОпасть». Даже «скидух» так не обижал Кольку, как это вот их деревенское словечко «нехалюзной». Скидух – это не обида, правда это: не доносила его мать, скинула, семимесячным родился, слабеньким, еле выходили. Три старшие сестры – справные девки, а вот единственный парень – хилый, болезненный, неловкий. Нехалюзной. Как тот цыплёнок у чернокрылой курицы, который ни с того ни с сего вдруг начинал кружиться на месте, выворачивая шейку, задирая клювик в зенит, полуприкрыв глазёнки белёсыми плёночками век. Кружится, кружится, пока не упадёт… Куры гнали его из своей стайки, даже мать-чернокрылка клевала, а уж грозный петух… К кормушке увечного не подпускали, потому Колька подкармливал цыплёнка наособицу, таясь от всех – практичные крестьяне не хотели переводить корм на странную живность. В суп забить, как подрастёт – брезговали. А ну – больной какой? В общем, ни птицы, ни люди нехалюзного не жаловали. Берёг цыплячью жизнь лишь Колька-скидух. Птенец-изгой за мальчишкой бегал, как щенок. Странная такая дружба, непонятная селу. Колька приятеля жалел и всегда прятал, как только мать собиралась прибить нехалюзного цыплака. Даже истерику однажды закатил: мол, и меня тогда убейте, я тоже нехалюзной. Мать отступилась, пряча глаза… А утром однажды обнаружился хворый голенастик среди двора – ушлый хорёк отгрыз ему голову. Колька похоронил нехалюзного честь честью: запеленал в чистую тряпочку, сплёл коробицу из ивого лыка, уложил туда обезглавленное хилое тельце и закопал на своём любимом угорчике, куда не бегали деревенские собаки. Чтоб не разрыли. Так у Кольки появилось заветное место, где можно было вдосыт поплакать над нехалюзной своей судьбой. И песню сквозь сопли погундосить – которую он так ненавидел, потому, что мать его была вовсе не похожа на ту, из песни, весёлую… Песню Колька ненавидел. А мать – мать он любил. ПЕТЯ Мать тоже любила Кольку – болезненной бабьей жалостью, унизительно, беспомощно и крепко. Хоть муж и бранил, но не могла себя заставить относиться к парнишке с присущей строгостью. Работу чаще несложную поручала – гусей стеречь, чтоб не лезли на колхозные зеленя, козу-задиру караулить. Колька любил пастушничать. Уходил со своим пестрым «стадом» на заветный угорчик, стелил под старой ракитой брезентовый плащ, окунал в говорливый родничок бутылку с молоком, тормозок с едой в тень пристраивал – и вот она, воля, не омрачаемая ничьими насмешками. Хочешь – в облака смотри, как рисует ветер свои картинки, хочешь – узорные палочки вылаживай из ивняка и ракитника, хочешь – плети из гибкой лозы никчемушки какие-нибудь… А хошь – гундось себе «Сыновья сидят рядком, к плечу плечо. Руки целы, ноги целы – что ещё?» И правда – чего ещё-то?.. Воля… Там, на выпасе, нежданно приобрёл Колька нового приятеля, колхозного дурачка Пепу. Сколько помнил себя Колька – Пепа всегда был старым. Бородёнка седая, брови кустистые – тоже седые, а вот лицо – гладкое, без морщин. Бабы говорили (слыхал ненароком), что у дурачков так часто бывает. Колька авторитетным бабам верил на слово, поскольку иных дурачков, кроме Пепы, отродясь не видал. Собственно, имя-то у Пепы было вполне мужественное – Пётр. Только ни он сам, ни кто иной Петром убогого не величал. Пепа и Пепа. Так он сам своё уменьшительное «Петя» произносил. Колька не знал, куда исчезал дурачок на зиму, но с первой травкой Пепа всегда появлялся в их деревне и нанимался стеречь мирское стадо (коров и телят с личных подворий). Кормили пастуха и давали ему ночлег по очереди, всей деревней. Малышня Пепу обожала – отовсюду сбегались, облепляли после ужина, как комаришки. Да Пепа и не отгонял. Состарившийся ребёнок, сидел он где-нибудь на брёвнышке, вырезал забавки из щепочек, корзинки плёл, покуривал самокрутку (ребятня на драку право отвоёвывала свернуть для него «козью ножку») – и, шепелявя, рассказывал сказки. Каждый раз – новые, неслыханные. Пахло от Пепы полынью, самосадом и добротой. Кольку в эти детские посиделки не брали. Клевали, как нехалюзного цыплёнка. А потом он подрос – и уже не вписывался в малышовую компанию. Игнорировали и сверстники – они повально интересовались колхозными тракторами и грузовиками, в кровь дрались за право быть командирами в ребячьих войнушках. Кольку мёртвое холодное железо не привлекало, а «на войну» он и санитаром не годился. Да он, собственно, и разучился горевать. У пацана было уже целых две собственных тайны: могилка цыплака на угоре и Пепа, которому он, сойдясь как-то по делам пастушьим, доверил историю полупернатого (цыпленок так и не успел перелинять) приятеля. Пепа выслушал, принял и отдарил – сказкой про мальчика ЧивИлюшку. Это была только Колькина сказка – Пепа никогда про Чивилюшку вечерами не повествовал. А ещё решился Колька показать деревенскому дурачку свои плетёнки-безделушки, хранимые в дупле старой ракиты. Две даже подарил, млея в душе от того, как хвалил мирской пастух его поделки, а ещё больше – потому, что впервые в жизни подарки делал. Пепа на них, как на салфетки, обед свой выкладывал. И Колька тащил снедь, мамкой собранную – втрое вкуснее была трапеза с «коллегой», да ещё – на скатерти-самоделке. Однако же (и самое, пожалуй, главное) – Пепа стал учить Кольку «понимать дерево». Сначала – просто (ох как непросто!) драть и заготавливать лыко на плетёнки, потом – нарезать и вымачивать лозу для корзин, потом – ладить ягодные туески, затем – выглаживать ножом палочки и дощечки, снимая тонюсенькую, ровную, кудрявую стружку… За рубанок чуть позже Колька взялся сам. И к пятнадцати годам всю плотницкую работу по двору перенял у отца в свои руки, как присвоил и просторный сарай с верстачком и инструментом. Он и жил в этом сарае – от первой травки до первых заморозков. Засмеялась хата резными наличниками, загордилась калитка узорным пленением, завертелся над коньком крыши резной задорный цыплак. Потеплели глаза у матери, за ужином и отец уважительно отрезал от каравая вторую краюху – Кольке, потому как мужик и добытчик, вся округа с Колькиными плетушками в лес да на огород бегает. И сам председатель наряд выписал – летом подновить школьную мебель. А там, глядишь, и плотником в колхоз запишут. Председатель обещал – даже третий разряд дать. Так и времени поубавилось – и некогда на угорчик бегать. Прошло детство, только память не прошла. А вот на могилку к Пепе Колька ходил часто. Ибо с ремеслом унаследовал и кличку – Петя. Пепу не присвоили, Пепа – дурачок, а нехалюзной – Петя, стал быть. Жизнеопределяющие понятия деревня не путала никогда. А мастер ты или не совсем – не влияет на изменение нехалюзного статуса, ибо… Ибо их, восьмиклассников, уже возили всем скопом в райцентр, в военкомат, на призывную комиссию. И на учёт допризывный поставили. Всех. Кроме Кольки. Деловитые и бессовестные дядьки и тётки, по конвейеру выстукивавшие, трогавшие, коловшие, во все дырки заглядывающие, что-то писали на листке и коротко бросали «следующий»… Почти каждый Кольку вертел, стучал, мял и щупал дольше и пристальнее, чем всех остальных. Так что к концу этой экзекуции, к самому главному дядьке на холодный полированный стол положил Колька целую повесть, коряво и неразборчиво писаную где латынью, где кириллицей – один хрен. Вердикт – к строевой не годен. Большего унижения придумать трудно. Хорошо ещё – этот, главный, говорил тихо, чтоб только Колька один и слышал. Никто и не услыхал. И то – радость, что самого главного позора – не годен – не узнает пока что деревня. В отличие от – сказать-то срам! – «паховой грыжи» (бабка в несвежем белом халате, чем-то на Ниловну похожая неуловимо, голоса не сдерживала)… На обратном пути сопризывнички вовсю потешались, строя планы. Куда ж призовут Петю, в какие такие войска, где паховая грыжа сгодицца? Большинство, оборжав (с долей неприкрытой зависти, если честно) Петино плотницкое умение, пророчило ему стройбат. Но авторитетный (вся родова у них авторитетная) парень Малыгин, «рыжий, как из рыжиков рагу, рыжий, словно апельсины на снегу», выдумал лучше: - Какой нахер стройбат, мужики? Петю во флотские призовут, мимо Сочей морем ходить. - Чевой-та во флотские? – встрял Лёха Гордеев, которому, кстати, флот и прочили. – Потому как если мамка уже раз скинула, то волной не смоет? - Не-е-е, - с ленцой протянул Малыгин. Выдержал невеликую паузу и пригвоздил: – Раз яйцы квадратные, то по палубе в шторм не покатится, затормозит! Для каната катушкой будет! – и заржал авторитетно… Колька сидел, сутулясь, не отвечал на подначки, как детский его приятель, нехалюзной цыплак, когда его клевали сородичи. Трясся в углу кузова, считая тощим задом ухабы грунтовой дороги, и думал о постороннем: «как из рыжиков рагу»… Рыжики – это понятно, сам собирал бессчётно, помогал матери в засолке, жареные, опять же - понятно, а вот что это – из рыжиков рагу? Диво какое, или вкусно, или только городское что-то? Надо бы у матери спросить – может, знает, а то и сготовить сподобится. А ну как не знает? Не обидеть бы вопросом. Апельсины Колька тоже знал – в школе на Новый год по штуке давали, в кульке с карамельками и шоколадкой-медалькой. Только какой же дурак на снегу апельсины видал? В Сочах разве снег бывает? Из рыжиков рагу… Гм… Не обиделась бы мать-то на такой вопрос нехалюзной. Или – не спрашивать? Может так, для красного словца в песне-то. Не, не буду спрашивать… Мать он любил. Теги:
12 Комментарии
#0 15:53 04-05-2007santyai
А говорил - бездарь. Скромность-не порок. Странная зарисовка. Язык какой-то певучий, но диалектизмов чета перебор. Плюс ниачом. Но как зарисовка - вполне себе на уровне. понравилось. Шукшином повеяло.... Samit+1.а я блять репу чешу-все вроде хорошо,а сомнения присутствуют. я не к тому что спижжено вовсе... Кысь эта знаешь как...памирать приходит время..и кажется..за грибами бы схадил..на травке пасидел бы..а больше не нада ничего.. настроение передано... Засмеялась хата резными наличниками, загордилась калитка узорным пленением, завертелся над коньком крыши резной задорный цыплак... Ну, Кысь, утешил. А говорил: не умею, стесняюсь. Зачем талант зарывал? согласен с Самитом и Соротогой Читал с удовольствием. Жду продолжения. Очень понравилось "гундосить сквозь сопли" (="петь"). Это высокая литература, нету никакой примитивщины, все предельно выверенно и заставляет "окунуться" в произведение. как по мне, так ,скорее, "астафьевщина"... Аплодисменты мастеру. в предвкушении. Заценю позже. В кысе никогда не сомневался ( не дифирамб нихуя) еще будет,всм продолжение?отчень понравилось. Очень душевное повествование. но вроде как обрывается. будет ли продолжение? Всем, кто продралсо сквозь букофки и так или иначе заценил - спасибо. Если честно, то всё это - мои сопли-вопли вослед покинувшему меня Цапфанову, который выибал весь моск своим требованием на тему "писать - и никаких гвоздей". Вот я и подвываю постфактум, нелепый привязчивый старый дурак... Прав и Самит, прав и Какащенко - и Шукшина люблю, и Астафьева. Свой русский язык по ним правил когда-то. Пишу - как думаю, а думаю - неспешно, отсюда и неторопливость с плавностью. То, что выложено - это две первые главки то ли длинного рассказа, то ли микроповестушки, даже и не знаю, как правильно. В общем, будет продолжение, надо только вылизать потщательнее, чтоб косячков не было. Кысь, давай-давай продолжение. Давно такого удовольствия не получала, даже откаментить от души не удается. пиздато,но тяжеловато читать. закачаю на КПК и перечитаю vector, это надо читать не быстро, всматриваясь в слова. ну нафик...чота колхозная тематика не вставляет... мне очень понравилось! я ,честно говоря, не ожидал. от вас... Кысь... деревенщиков не люблю со времен довлатова. кто в теме - тот поймет. кешастик будет тебе продолжение, обязательно. тока не захвали, а то Райдеров аванс боюсь не отработать))) LSDance а чего ты, честно говоря, от меня ожидал? очередь от пуза веером? кешастик я не коментирую авторов,которых прочитываю в режиме нон стоп.я коментирую хорошие тексты.андэстэд? vector, Yes, я вовсе не к тому... Просто хотелось поделиться впечатлением. С первой строчки забирает...Хорошо... Само себя вырисовывает. Очень образно... Прочёл не отрываясь ... Спасибо. голем, а по-моему с тире все в порядке. Выразительный знак, как и весь текст. Кысь вообще не ждал от тебя "Литературы", поэтому-то ты и застал меня врасплох голем уй, сколько у разных народов разных словечек ёмких!! одно время я невероятно увлекался охотой за сочными диалектизмами, щас поостыл чутка. но многое в памяти позастряло. я ваще - языковой хамелеон, легко говоры осваиваю. а тире моё любимое - не трожжжжжжж!!!!! как, впрочем, и кавычечки любименькия, и отточия драгоценныя))) LSDance "Литература" - это от Райдера. Это он всех расплохнул. Меня, кстати, тоже. Саша Штирлиц Само себя вырисовывает, говоришь? Интересно говоришь. И тебе спасибо на добром слове. Литература. Если будет продолжение - Большая Литература. 2 KNUT: судя по камменту, Вы сами не в теме. Голем, а ты их замени, особенно первые два. В третьем случае - согласна. Вот Горький и Цветаева тире отнюдь не пренебрегали, интонационное называецца. Горький ваще писал слово "ливольверт" - и ничо, классег, чтоб ему. 30 томов читать пришлось тире евонных. голем НЕТ! только не это! возьми мои медали, но чёрточке мои оставь! за третью (в тему! в тему она!!) я тибе предложу "за песок" первой степени - это равнозначный обмен, поверь мне! Голем, сорри, но во втором случае зпт. не ставицца по правилам грамматики. Засим прощаемся. Примите и пр. Кешастик + Кысь голем я и не предлагал тебе носить мои медали - мона на стенку повесить, на красный бархат (как окочурюсь, узелком свернёшь да и понесёшь типо подушечки за гробеком). но в чём ты прав - тире и скобки люблю я более всех прочих препинательных знаков. ничево поделать с собою не можу - "этта лубофф" (трам-па-рам-па...) а ваще щас чёта аж взрыднулось от смеху, бо прецтавил себя со стороны, проекцией на реал: такой из себя типо Кысь с мощным литературным маститом опщаицца с четателяме, делясь творческиме планаме... бла-бла-бла... золотым паркером афтографы раздават... бугогаааа не, а в конце типа: сейчас, дорогие мои (превед дубовицкой), я прочту вам из неопубликованного... шуршит листикаме, напяливает пэнснэ, прокашливаицца.. сижу такой перед монитором - и подгыгыкиваю. вот дурак! Пелагея абрамовская... повеяло. голем ты, бля, в точку. как всегда. биомся на "кто больше выпьет" или на "кто раньше иблом в салатег"? Онусегу, ты обругала или не совсем? Я чёта сходу не вкурил. Тока скажу тебе честно - Абрамова не люблю, хоть и был в евонной Вёрколе не раз. А уж как мне вдовица его деятельная, Людмила Абрамова-Крутикова не нравицца... даже больше, чем сам Теодор. голем, я постараюсь. но не обесчаю, ибо завтра мне как-то надо исхитрицца совместить дежурство с походом на концерт. раз в кои веки, как путний чел, с семейством собрался талантливый альт послушать... но в воскресенье - я весь твой, если, канешна, захочешшшш (с) Засмеялась хата резными наличниками, загордилась калитка узорным пленением, завертелся над коньком крыши резной задорный цыплак - я тоже именно эту фразу отметил. Весь текст весьма поэтичен. Но эта фраза просто прыгает в глаза: Засмеялась ... реЗными..., Загордилась ... уЗорным..., Завертелся... реЗной Задорный Очень заибись! Продолжения жду. Kambodja Фраза звонкая потому, что я реально видел такой дом - весь в деревянных кружевах и с деревянным же петухом-флюгером. Од действительно звонкий был - отзывался на любое изменение ветерка. А хвост у петуха - щепной. Это вообще песня - трепетал при малейшем дуновении. Я много видел красивых домов - но те просто с украшениями были, а этот - пел каждым завитком резьбы. И флюгеров массу видел - петухи, кораблики, лошадки.. металл - жесть, оцинковка (профанация дикая!), кованые флюгеры встречал. Пел только один - кованый. Все остальные - дребезжали и скрипели. Понравилось. И очень напомнило творчество Федора Абрамова.Его рассказы о северной деревне. Вот жеж...стоит пару дней не зайти на ресурс а тут такое событие. Охххуительный текст, не заметил как дочитал до конца. Кысь, добралась до тебя с опозданием, но добралась же! Совсем не мой тип литературы, и тем страньше, што так зацепило. Очень здорово. И у тебя очень мало косяков, очень! Я бы буквально пару слов убрала, которые на фоне твоей певучей диалектщины торчат искусственными зубами: "впрочем", "коллега", "малышовый" (ну и еще кое-что по мелочи)- наверняка есть что-то попроще. это не зарисовка, это литература, есть кой-какие шероховатости, но это так...мило. спасибо бля, какой же вкусный текст! читал и наслаждался. Кысь, давай-давай продолжение. Литература в лучшем смысле слова. С нетерпением жду продолжения. Кысь, и ни одной тирушкой не поступайся! просто отлично. читал, перекатывая на языке слова-словечки. отличный текст. Ох и напели Кысю! И заслуженно. Еще и каждый свое увидел. Мне таки Бажова тень мелькнула, этакий сказ без сказки. Спасибо огромно, надеюсь будешь радовать почаще. С уважением ... деревенщиков не воспринимаю хоть ты йобнись. Читайте ф седуйшемъ выпуске "Чижолойе дедство Кыси, чазть фтарайа," а таг жэ "Каг спасти чиплёка ат пажара писей," ввиде бонуса. кешастику,да,наверно зря я так Кыся,прощения прошу.И правда,детством повеяло, вспомнилось, как в деревне бывал...Один косячок,мне кажется, с кириллицей.А так понравилось очень.Буду вторую часть читать. Петя Шнякин, вторая часть не хуже первой. Слушай ну классно Классно когда читал тоже подумал пишет как думает очень богато расстроган Йолка Спасибо. Я тоже растроган твоей оценкой. tarantula Долго маюсь одной фигнёй - выложить остаток одним креосом - "многа букоф", разбить на ч.3, ч.4 - тоже как-то не так. Наверно, связку между 3 и 4 надо прописать - тогда всё будет на месте. Решиться тока нада, а решацца - как-то в лом, ибо "тополиный пух, жара, июль" (с). работы много, а совещалов-заседалов - ещё больше. чо за слово это такое - нехалюзный? оно у тебя дважды в тексте встречается? сам-то как его значение познал? даже трижды, учитывая название повести. жолтый зуп это словечко я спиздил в деревне Городное Курской области. Очень понравилось. Да там вообще диалект дивный - говорят по-русски, только перевод требуется через слово. "Нехалюзной" - неловкий, неуклюжий, непригодный, слабый - мусор, короче, одушевлённый. "Скидух" (недоносок) - из той же деревни пижженное словцо. Кысь гыгы. я уж надеялся что кто-нибудь из тех, кто оставил свои хвалебные отзывы под твоим произведением, поправят меня и укажут на мою невнимательность, ибо в тексте твоем ты даешь вполне внятное обьяснение этому слову. короче лана , хуй с ним. на самом деле мне очень понравилась твоя работа. вдумчивая, взвешенная и художественная одновременно. жолтый зуп спасибо. блин, чё ещё-то сказать? наверно, вы все ко мне очень хорошо относитесь, а не то чтобы я был ниибацца литератор. кто бы ты там ниибацо ни был, я к тебе действительно хорошо отношусь. Еше свежачок дороги выбираем не всегда мы,
наоборот случается подчас мы ведь и жить порой не ходим сами, какой-то аватар живет за нас. Однажды не вернется он из цеха, он всеми принят, он вошел во вкус, и смотрит телевизор не для смеха, и не блюет при слове «профсоюз»… А я… мне Аннушка дорогу выбирает - подсолнечное масло, как всегда… И на Садовой кобрами трамваи ко мне двоят и тянут провода.... вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... |