от человека-Мудака))

Автор: человек-\"МудаГ\" БИБЛИОТЕКА ШИЗОФРИНИИ
Для домашнего чтения самым маленьким
на ночь

З А М О К

МОНСТРА - НЕДОУМКА ГРИНА

МОИ ПЕРВЫЕ КНИЖКИ

Москва 1999г.

Давным - давно, в далеком лесу ХYZ, неподалеку от ныне некому неизвестной горы Стритхел стоял большой и красивый замок. В этом замке люди жили беззаботно и весело. Они радовались каждому дню, восходу и закату солнца, возделывали земли неподалеку от замка. Никогда они не знали воин и воровства, пьянства и блуда, однако жили в полном моральном разложении, безобразии и распутстве. Путник, забредавший к ним на ночлег, всегда был желанным гостем, особенно, когда приходил со своей выпивкой, он уходил всегда с хорошим настроением, но абсолютно без денег. Правителя здесь не было, ни кто не мог долго вынести бесконечные недельные запои, а были старейшины, которые из-за преклонного возраста пить уже не могли, однако, несмотря на прогрессирующий маразм и общее слабоумие, достаточно точно, правда, редко, могли угадывать время, благоприятное для посадки и сбора урожая.
Но вот однажды, пришел в замок человек в черной накидке с капюшоном и посохом, ручка которого напоминала согнутой в кисти кулак. Своим видом он смахивал толи на монаха, толи на отшельника, толи вообще на постоянного жителя Аравийской пустыни. Под рясой он явно прятал пистолет, привязав его веревкой за спусковую скобу, от чего тот постоянно раскачивался при ходьбе, и смешно болтался между ног под его балахоном. Он представился путником, давно заблудившимся в этом лесу, при этом он сделал вид, что его стало тошнить якобы из-за многодневного голода. Увлекшись, монах поскользнулся и упал в придорожную канаву, посох с треском подломился, пистолет выстрелил. Все залегли. Однако выстрелов больше не было, да и, если не считать грязных ругательств из канавы, вокруг стояла такая радостная тишина, что люди, быстро успокоившись, стали внимательно рассматривать вылезавшего на дорогу старца.
Лицо его пересекал большой шрам с рубцами. Выбитые передние зубы так же напоминали о веселых пирушках, которые были так милы сердцу каждого жителя Замка. Да, да, это именно те пьянки, когда, начав веселиться, гуляки очень быстро забывают причину веселья, начинают тосковать от этого и видимо от этой тоски очень скоро начинают понемногу резать друг друга, а после, перевязав раны и выбросив за дверь трупы, просят друг у друга прощения, пуская сопли и тягучие кровавые слюни на плечи и рукава соседа.
Его борода, некогда окладистая, теперь напоминала пучок засохшей прошлогодний травы. Из под густых бровей, низко надвинутого лба, глаза казались черными бездонными колодцами, куда никогда не выглядывает солнце. В правом ухе у него была, потемневшая от времени, медная серьга из червонного золота.
"Кхе-кхе", - бодро поддернув штаны, наконец произнес незнакомец хриплым голосом, но это были его последние полуосмысленные звуки - короткая и толстая арбалетная стрела, тяжко вспоровшая воздух выбила, изнеможенные долгой жизнью, мозги, а так же глаз, который так и остался бы болтаться на каких то жилках, намотавшись на торчащую стрелу, если бы сердобольный старый Пью, местный фермер и человек обычно сильно пьяный, от чего потерял собственное зрение полностью еще ребенком, ловким ударом ноги не выбил бы стрелу, от чего глаз принял вполне нормальное положение. Человек, стрелявший в старого отшельника, немедленно скрылся в чаще леса и найти так его не смогли, да и не слишком уж старались, понимая, что у стрелка вряд ли была всего одна стрела. Люди, видя эту картину, не могли произнести ни слова и стояли в неистовом испуге и только старый Пью лежал, уже устав, однако тоже боялся как все.
Старца похоронили в глубине леса, вбили колышек с пришпиленной ветхой бумажкой, гласящей: "Здесь покоится человек, который пришел к нам с миром, а ушел навсегда."
Но ходили упорные слухи это был посланец дьявола и он принес с собой зло (правда, эти слухи появлялись, как правило, ближе к полуночи, когда надо было подниматься из-за стола харчевни и платить за выпивку этому гнусному хозяину, этой рыжей жидовской роже, и тащится домой, прикидывая на неровной рыси, что на этот раз врать жене по поводу денег).
Однако, сколько не завирай, с тех пор в замке начали происходить странные явления. В начале, по ночам, на месте гибели старца, стал появляться призрак, который ходил вдоль главных ворот, стонал и стучал своей палкой по дубовым воротам и гулким мостовым. Мертвым эхом отражался этот леденящий душу стук, среди пустых улиц в ужасе замершего замка. Как правило, всё это происходило в полнолуние и при обновлении застарелого похмелья.
Один раз в году, в ночь на Ивана-Купало любопытный и бесстрашный житель города мог встретить старца и на главной площади города, перед ратушей. В голубом конусе луны он казался огромного, нечеловеческого роста с горящими ненавистью углями вместо глаз. Для большей правды надо сказать, что некоторые, страдающие лунатизмом, а таких было большинство, жители Замка утверждают, что привидение очень напоминало дворника Степана, известного всему замку совершенно беспробудным, даже по местным меркам, пьянством и гадким, склочным характером. Недоброжелатели так же утверждают, что Степан, очнувшись от запоя, мог подняться на ноги и выйти за ворота только раз в году, именно на Ивана-Купало. В пользу этого утверждения говорит и то, что привидение оступившись, изредка рыгало, распространяя смердящий дух устойчивого перегара крайне мерзкого пойла, к тому же привидение курило.
В звенящей мертвой тишине привидение вздымало свои руки к небу, к страшно палящей луне. И мертвые губы, шамкая самокрутку, беззвучно шептали: - "Найдите старца Фура, только он отпустит мою грешную душу на покаяние. Найдите...», но что конкретно оно имело в виду так осталось тайной.
Постепенно люди перебирались из этого проклятого места ясно, что не для поисков старца Фура, пока, наконец, в замке не осталось ни одного человека. И лишь мрачные замшелые камни замка, его стоны и вой сквозняков в пустых залах и трубах, скрип отрывающихся ставень, да царапанье когтей и возня неведомых существ под крышей старой пыточной башни неслись навстречу Вечности.
Но это еще далеко не финал,конечно, за мной, мой дотошный читатель!

Продолжение о последователях монстра – его верных товарищах – злобных карликах и гномах следует.

1998

Продолжение №1
о последователях монстра Грина – его верных товарищах – злобных карликах и гномах, в котором нет ни слова не о монстре Грине, ни о его последователях (прочих уродах).

Грянув песню: « Наверх вы товарищи – все по местам!! » старик оттолкнулся шестом от берега. Лодка немедленно стала тонуть, она не давала течь только на берегу, – днища у нее не было.
Из жизни дебилов

Эта история

Эта история началась весьма задолго, примерно лет за триста, до описываемых событий, а окончания еще и сейчас, в конце 20-го века, не видно.
В самом центре затхлого болота, которое впоследствии назовут Европа, среди камышовых зарослей, пыталось выжить небольшое племя.
Наш герой, болотник Бу-бу. У него было безвозвратно опухшее от плохо сваренной медовухи лицо, маленькие бегающие глазки, большой бородавчатый нос с редкими, но длинными волосками, торчащими среди багряных бородавок. Толстое и короткое тельце, кривые ножки и нелепо-длинные, до колен руки с непрестанно шевелящимися короткими и волосатыми пальцами. Любимым занятие болотника Бу-бу было послеобеденное переваривание, к тому же Бу-бу был большой любитель подсматривать за грудастыми и толстозадыми деревенскими девками, особенно, когда они томно полоскали свои дебелые тела в теплых и мутных озерцах, время от времени давя ногтями вшей, и со смехом бросались грязью с лягушками. Нелюбимым занятием Бу-бу было все остальное, исключая сон, чавканье, естественное опорожнение желудка, а еще Бу-бу любил петь. Пел он долго и вдохновенно, преимущественно баллады о том, что видел в момент пения: лес, луга.
Однажды днём, когда на озёрах не было девок и делать было абсолютно нечего, он пошел в город чтобы попить пива со своими друзьями в Шарашкиной харчевне ( для незнающих это название расшифровывалось как «Учреждение, с сомнительной репутацией, не вызывающее доверия»). Путь его проходил через поля, заброшенные строения, отдаленно напоминавшие мельницы, а так же через длинное болото, густо заросшее тростником.
В тростнике громко икал осёл, потерявшийся прошлым летом. Бу-бу с силой кинул в него камень и, услышав срывающийся на визг мат, понял, что попал не в осла, а рыбака Степана. Степан под сенью развесистого тростника пытался доить осла, приняв спьяну его за свою корову Зорьку, которая в тот момент находилась в сарае, ключ от которого Степан потерял больше месяца назад. Там Зорька, питаясь запасами Степана на зиму, пила самогон - его в сарае было более пяти бутылей. Бу-бу поняв, что камень не пропал зря, удовлетворенно хмыкнув, побрел дальше, цепляясь пальцами за неровности почвы и безразлично попукивая вчерашним супом, пугая, греющихся на мартовском солнышке, мышек и ящерок.
До харчевни он так и не добрался, но это уже другая история.

Д р у г а я и с т о р и я.

Пьянству – решительный бой!
Да здравствует пиво!

А эта история ни какого отношения ко всему предыдущему не имеет. В ней, наконец-то, будет рассказана вся правда о злобных гномах и карликах – приспешников и почитателях почившего в бозе безумного монстра Грина.
Читатель, заблудившись во времени, смотри, не отставай от меня в темных пещерах и бездонных провалах, которых так много в скалистых горах Хрюкхельда. Свернув в сторону, ты можешь услышать глухой невнятный говор и как бы звон монет, и если ты пойдешь на него, то я тебе рассказывать больше ничего не буду. Не отставай!
Хрюкхельд – древняя горная страна, полностью покрытая дремучими вековыми лесами, кое-где разрываемая каменистыми пиками. Страшные тайны таятся под зеленым пологом векового бора. Именно здесь, вдали от суеты средневековья, вершат свои злобные дела кривоногие, страшные своими сморщенными личиками, карлики и гномы.
Все вековое зло, сгустившись до осязаемости, легло зыбким туманом на холмы и долины этой удивительной страны.
Единственным местом, где жили люди, был маленький городок - Хрюкланд, сжавшийся между мелкой, но говорливой речкой Брукхрюк и огромной горой Стритхел. Каменные лабиринты старых улочек, домики покрытые грубой черепицей, неясно-удушливая вонь варева из приоткрытых низких окошек, задумчиво писающий облезлый пес – вот и весь городок.
Был мутный солнечный полдень, когда мы вдохнув, полностью заполняя носоглотку и все другие отделы дыхательной системы, едкой пылью, вылезли из раздолбанной таратайки на центральной площади Хрюкланда. Мы –это я и ты. Горожане в виде двух неясной наружности субъектов встретили гостей с нескрываемым интересом, приоткрыв, по одному на каждого, глазу. Вопрос: «…это город – Хрюкланд?» – поверг собеседников в шок - других селений в округе (до двухсот километров) не было. О возмущении горожан дурацким вопросом свидетельствовало то, что тот, кто постарше открыл второй глаз, а тот, кто помоложе закрыл и первый. «Где можно остановиться на ночлег в вашей дыре?», - я бодро продолжил по-английски наш разговор, обращаясь к более активному собеседнику с открытыми глазами. Городской патриарх, почему-то глядя совсем мимо меня, немотивированно произнес что-то типа: «Аб-ро-оо-зк…». «Будьте любезны, адрес этой почтенной семьи!». Слепой утомившись, замолчал навсегда, но тот, что помоложе, кратко, не открывая глаз, заметил: « …The present notion about the mechanism of fire-protective activity of compositions used for lowering of combustibility of timber surveyed. Some antipyrines during thermal action will derivate on a surface of timber protective layer interfering inflow of light-end products of thermal decomposition of timber in combustion zone reactive inhibitors, effectively killing elementary flame tests. A possible expedient of development by antipyrines of fire-protective properties is the presence for them of endothermic effect at decomposition during heating up. Some contributors guess formation thermally of inconvertible complexes from molecules of antipyrines and cellulose. And, at last, theory of catalytic dehydration of cellulose explains effect of a fire-protection by formation of carbon and water retarding process of burning. The critical analysis of offered mechanisms of a fire-protection results in a deduction that the efficiency of antipyrines is explained primarily by ability to retard processes of burning by means of lowering a surface temperature of timber below temperature of its inflaming…» И мы пошли по указанному адресу.
Сказать, что встретили нас приветливо – не сказать ничего. Веселая вертлявая вдовушка со скрипучими коленями доходчиво объяснила, что именно ей предпочтительно от нас получить как телесным образом, так и в виде материальной компенсации беспокойства. В целом, наши обязательства сводились к тому, что выпивку доставляли к столу мы, а все остальное, закуску и прочее – хозяйка. По рукам, Тетка!! «Скрипучая кикимора»,- так я хозяйку по себя назвал, определила нас в огромной запущенной комнате на втором этаже, главным убранством которой служил невероятных размеров камин. Что-то смутно тревожное было в нем: весь до самого потолка в пыли и в паутине, а внутри топки – чисто, ни малейшего намека на сажу и копоть. Тихо было, как в склепе. Церковный свет тихо струился сквозь узкие окна с синими, красными и желтыми маленькими стеклами. Каждый шаг, стук, шорох замирающим гулким эхом терялся среди высоченных стен в пугающем сумраке сводов потолка. Веселенькая была комнатка! Я думаю, не одна христианская душа была здесь замучена за те 500 лет, которые стоит этот дом.
Ну, хватит, все пустое! В корчму за винищем, за огнененной водой! Отметим наше с тобой прибытие такой пьянкой, чтобы вздрогнул от ужаса похмелья старый Хрюкланд!!
…Меня вырвало. Неясные, движущееся однообразно по нескончаемому кругу предметы, твое дурацкое лицо без выражения в трепетном круге света толстой, оплывшей (как задница твоей вчерашней подружки) свечи. Так выглядел мой внешний мир, внутренний, как бы отсутствовал в формах, но присутствовал в ощущениях. И эти ощущения представляли собой чувства сортира для бродячих кошек в марте. Где я? Что случилось в период последних часов? Содрогнулся ли старый Хрюкланд,? Вопросы, хороводом сверчков сознания, медленно сверлили мозг.
Меня вырвало еще раз. Чудовищное пойло раздавило мою телесную оболочку (судя по бледному блину твоего лица, и твою оболочку то же). Главное – остановить вращательное движение мира вокруг некой субстанции, которой был когда-то я. Вычленить из снома предметов и явлений мои члены – руки и ноги, вернуть на законное место желудок – вот задача достойная человека - венца мироздания. Молния зигзагом прошила сознание: Пиво, холодное, с густой и плотной, как лазурные волны неги, пеной, вот, что спасет тело и остатки разума! Пальцы, конвульсивно дергаясь, пытаются отыскать сосуд с живительной влагой, - вот он! Сладостный ток, клокоча и булькая, устремился в изнемогающие недра. Кто Я? Я – робот, промывающий свои механические кишочки первоклассным маслом! Я –зомби, восставший из небытия! Я медленно возвращаюсь в мир человека. Предметы и события, постепенно замедляя свой бег, останавливаются, представив все свое безобразие. Мы свиньи из прошлого дня и свиньи дня грядущего. Мы субъекты безвременья, болтающиеся между прошлым и будущим.
Сознание возвращалось, но как-то рывками, и после очередного рывка стало ясно, что сейчас глухая душная ночь. Себя я нашел лежащим на животе, свесившись левой стороной туловища с карниза окна в бездонную черноту ночи. Упав внутри помещения, я встал и пошел, с трудом поддерживая равновесие. Кромешный мрак комнаты робко тискала, мигая, догорающая свечка. Немного поискав, нашел и тебя, но в такой позе, которая изменила все мои представления о пределах гибкости человеческого тела. Ты сидел на стуле, опираясь об пол согнутыми внутрь локтями, при этом лицо, смотрящее вверх, глупо улыбалось, но только глазами. Разжав зубы ложкой, я медленно влил в тебя стакан пива. Немного подумав, собрал органы твоего тела в геометрически правильную форму человека отдыхающего у камина. Сон твой стал глубок, дыхание – ровно. Справившись с неотложным, осмотрелся и прислушался. Целую вечность я, унимая страх, терзающий душу, внимал бытию. Странным было то, что ни малейший звук не нарушал гнетущую тишину кикиморовой комнаты: хоть бы мышка прошуршала или сверчок скрипнул! Стояла гробовая, как сказал - бы классик, тишина. Что это!? Тихие, шаркающие шаги приближались по лестнице одновременно с животным страхом, который поднимался от пяток все выше и выше. Поочередно отнимались ноги, руки. Внезапно скрючило яйца и засосало под ложечкой. Впившись глазами в темноту, я весь обратился в слух. Неясные, свистящие и чмокающие звуки стали слюнявить пространство, чрез секунду стало ясно, что кто-то стоит за дверью. Громада вековой двери, всхлипнув, отъехала прочь. В проеме, бешено вращая белками глаз, стоял ты, скотина!
В этом месте повествования должны были появиться гнусные гномы и карлики, которые утащили бы скованное страхом тело в свои ужасные норы и там предавшись адской оргии принесли меня в жертву своим каменным идолам, вырвав сердце и сожрав мозг. В лучшем случае, этим существом должна была быть хозяйка в своем настоящем облике косматой ведьмы, которая бы усевшись верхом ко мне на шею, с треском продравшись сквозь дымоход камина, взвилась к самой Луне, а затем, под утро, на чертовом болоте гадко, но изобретательно изнасиловала бы тебя. Однако этому не суждено было быть, так как, не зная чудодейственной силы пива, все зловещие персонажи нашей истории к тому времени корчились в ужасных мучениях на каменном полу корчмы. Пьянствовали мы все вместе, но это уже следующая история.