Учитель пауков

Автор: о. Неграмотный Учитель пауков

"Ремемба Ха
Ремемба Ру"

Стоя у окна, я размышлял о Боге. Его никто никогда не видел. Возможно, Бог живет на небе. Или в океане, на глубине, в самом глубоком месте - в Марианской впадине. Возможно так же, что Бог обитает у центра Земли. Он живет там в полной темноте и лишь время от вемени поднимается наверх по корневой системе различных растений. Цветы все знают про Бога, но они не разговаривают. Бог живет в листве гигантской секвойи и в манграх, и в тыквах, и в лимонах. И в алых лепестках крошечных цветов-паразитов.

А возможно Бога нет. Подумав так, я посмотрел на Солнце.
Солнце было желтое. И даже слегка коричневое. На концах его лучей были крохотные незаметные глазу изогнутые крючки. Эти крючки заставляют людей держать глаза широко открытыми, как бы от удивления и восторга. Даже когда люди умирают, они продолжают держать глаза широко распахнутыми буд то они не успели насмотреться за свою жизнь. Я часто хожу с закрытыми глазами и при этом все отлично вижу, - тогда мне кажется, что Бога нет.
Но ведь кто-то придумал это голубое небо, облака неправильной формы и желто-коричневое солнце с крючками на концах лучей, ползущее по просторам запущенного ботанического сада...
В паутине солнечных лучей застряли мы - люди.

Я чувствовал себя обманутым, каждый раз, когда размышлял о природе Бога. Он был непостижим и неуловим.

Пока я размышлял о Боге мой воспитанник успел подраться с соседским мальчиком Васей. Что-то они там не поделили на 6 квадратных метрах песочницы. Ярко-зеленый пластиковый совок. Или игрушечный автомобиль, незаконно пересекший песочную границу. Дети подрались.

Спрятавшись за занавеску, я наблюдал за сражением шестилетних людей. Дети довольно жестокий народ. Лишь физическое несовершенство маленьких бойцов не давало им нанести друг другу серьезные увечья. Они махали кулачками довольно долго. Наверное, минут пять. Потом мальчик Вася сдался. Он повернулся и с воплем бросился бежать. Но не тут то было. Мой воспитанник нагнал его и прочно вцепился пальцевыми крючками. Повалил на землю. Стал бить ногами.
Я высунулся в окно и крикнул своему воспитаннику:
- Довольно!
Он остановился и посмотрел на меня. На его маленьком, бледном лице было написано сомнение.
- Довольно - крикнул я еще раз громким строгим голосом. - Поднимайся наверх. Домой.
Воспитанник пожал плечами. Собрал свои и Васины игрушки валяющиеся в песочнице и нехотя побрел домой.

С высоты седьмого этажа я смотрел на мир. День уже клонился к закату. На деревьях спелыми фруктами раскачивались тела мертвых женщин, дети с розовыми щеками играли в тени этих мертвых садов в войну и салки, смеялись. Злые седые мужчины несли домой с работы неровные куски метала - арматуру и трубы, - вечером они накажут своих детей за этот неуместный неприличный смех. Они привяжут детей к батареям парового отопления и будут выбивать из них смех, рассыпающийся серебристой пыльцой в мирной тишине вечера предвыходного дня.
Мир - это машина зла, где чугунные соты и люди - чумазые усталые пчелы в полосатых одеждах. Так было и так будет всегда. Аминь.

У соседей громко играла музыка, но она не мешала мне заниматься с моим воспитанником.

- Выпей этот сок. Чем отличаемся мы с тобой от остальных людей?
- Мы знаем.
- Что мы знаем?
- Все
- Молодец. Пошли учить уроки.

Сначала мы учили арифметику и геометрию. Потом урок музыки. Затем язык птиц.

- Запомни, ты должен быть выше всех! - сказал я своему воспитаннику под конец занятий.
- Всегда?
- Да, всегда
- Поэтому я должен стать летчиком, когда вырасту?
- Да, пилотом реактивного самолета
- А я не задохнусь на высоте?
- Нет. Тебя снабдят специальным резиновым хоботом, подающим живительный кислород. Ты сможешь подняться в стратосферу и заглянуть в глаза Богу.
- Он страшный?
- Да. Но ты сам его напугаешь. Ты напугаешь его своим резиновым хоботом.
- А вдруг Бога там нет? - обеспокоенно спросил меня воспитанник.
- Такое тоже возможно - ответил я. - Тогда тебе придется нырнуть глубоко под воду.

Нашу беседу прервал звонок в дверь. Я посмотрел в глазок. На лестничной площадке стояла молодая женщина со строгим выражением лица. Я приказал своему воспитаннику уйти к себе в комнату и открыл дверь.

- Вы кто?
- Я - мама Василия. Я пришла узнать почему вы позволяете своему мальчику задирать других детей. Бить их.
- Но ведь мальчики должны время от времени драться.
- Что за вздор!
- Драться - это нормально. Закаляет характер, знаете ли.
- Позвольте мне самой закалять характер своего сына. Своими методами.

Я внимательно разглядывал эту ничтожную женщину, родившую бесполезного ребенка. У нее были правильные черты лица и пустые глаза. Просто голубые лужицы в восковых вмятинах лица. В уголках глаз микроскопические трещины и там - невидимые буквы говорящие о несчастливой судьбе.
Скоро она умрет от рака груди. Что она видела в своей жизни? Что она еще могла увидеть за оставленные ей судьбой пару лет? А если я усилием воли выжгу раковые клетки, гнездящиеся в ее груди и подарю ей шанс на новую жизнь, если я расскажу ей, что жизнь - это удивительный подарок, даруемый человеку раз в миллиард лет и Бог здесь абсолютно ни при чем!

...Там, у самого центра земли, бродят толпы твоих несчастливых мертвых товарищей. На тонких соломенных ногах они переходят вброд нефтяные реки. Собравшись вместе, как глупые малые дети они играют в песок и камни и испуганно замирают услышав отдаленный гул электрических поездов. Их знания об окружающем мире наивны, бессмысленны - в кромешной тьме не видно букв, не слышно голосов. Ты же узнал нечто большее. Ты можешь читать книги, ходить по улицам, разговаривать с другими людьми. Ты можешь кормить воробьев белой французской булкой. Если тень холодит твое лицо, ты можешь перейти на противоположную сторону улицы и там, закрыв глаза, вовсю целоваться с солнцем. Ты можешь вброд перейти пол неба если захочешь. Ты живой! Ты живой! И никто не смеет отрицать этого факта!

Если я расскажу ей правду, разве что ни будь изменится? Разве хоть что ни будь изменится?
Я видел тысячелепестковый лотос ее спящего мозга. Я видел мертвых пчел в ее мозгу. Ее болезнь и последующая смерть была закономерным итогом бессмысленной бездеятельной жизни прожитой в долг.
Но кожа у нее была хорошая. Чистая нежная белая кожа.

- Может быть мы пройдем ко мне в квартиру и спокойно обсудим этот инцидент за чашечкой кофе?
- Хорошо - секунду поколебавшись, сказала мама Василия

Мы прошли к мне в комнату, уселись в кресла и прихлебывая черный кофе из маленьких чашечек некоторое время спорили о методах воспитания сдержанными, умеренными голосами. Потом я несколько раз щелкнул пальцами у нее перед глазами, наводя транс.

- Как тебя зовут?
- Наташа
- Ты веришь в Бога, Наташа?
- Да
- Как ты себе его представляешь?
- Ну. Бог очень большой.
- Он живет на небе?
- Бог прозрачный
- Прозрачный?
- Полупрозрачный. Глаза слегка навыкате, со слезинкой. В них вопрос и упрек. Бог хочет мне что то сказать, но не может - губы у него толстые, а голоса совсем нет. Жабры Бога нежные-нежные - как вуаль подвенечного платья.
- Он живет в океане, Наташа?
- Я не знаю
- Ты хочешь заниматься сексом с Богом, Наташа?
- Я не знаю. Не знаю - растерянно пролепетала Наташа. Ее глазные яблоки прекратили неконтролируемое вращение и сомнамбулически застыли.

Я раздел ее как ребенка. Уложил в постель. Некоторое время просто стоял рядом и любовался получившейся картиной. Она лежала как лягушка на столе для препарирования. Руки закинуты за голову, ноги полусогнуты и слегка разведены в стороны, открывая доступ к самому важному органу. Глаза открыты, но ничего не видят. Поскольку она находилась в полностью расслабленном состоянии пальцы ее ног были растопырены, а не поджаты.

Все было чудесно, но мне не нравился ее живот. Я взял красный фломастер и нарисовал на ее животе знак вопроса. Поразмыслив некоторое время я, используя тот же фломастер, начертал на ее груди знаки умножения.

Я закрыл глаза. Наступила темнота запущенного ботанического сада, в которой я отлично видел.

Я обнял ее - такую белую в темноте и уцепившись пальцевыми крючками за ее лопатки, начал фрикции.

Я надорвал нежную фруктовую кожицу ее век. Слезы, смешанные с кровью, сокровенным красным соком потекли по ее щекам. Он не шевелилась.
Мне казалась, что она совсем не чувствует боли наблюдая окружающее пространство глазами лишенными век. Что можно видеть такими глазами? - Только самые важные в жизни вещи. Мысли других людей, дрожание солнечного света в древесной листве, содержимое земли. Наверняка Наташа видела в эти мгновения содержимое земли.

...Там глубоко в земле лежат люди и семена растений. Над ними в низких желтых глиняных небесах парят каменные птицы. Они повсюду.

В крохотном семечке огромной секвойи, которая может пробить земляную корку, вырасти до солнца и прожить тысячу лет сидит каменный птенец. Маленький, хилый, скрюченный он притаился в ветвях несуществующего дерева. Он почти не заметен. Но когда дерево станет большим, он тоже станет большим и закроет Солнце своими тяжелыми крыльями . Дерево упадет под землю. Оно перевернется верхушкой вниз и увешанное гроздьями мертвых людей будет медленно опускаться вниз, к центру земли - к Богу...

Мне так хотелось сказать ей что ни будь простое и грустное как осень.

Я наклонился к уху Наташи и прошептал:
- Бога нет, Наташа. Бога нет.
И слегка укусил ее за мочку уха.
За ухом женщины, там где кожа теплая и особенно нежная и где всегда пахнет чем то тонким и сладким как ваниль, живет птица. Я поцеловал Наташу за ухом. Один раз, другой.
Потом я ударил ее рукой по щеке, потому что в отсутствии Бога я был ее старшим братом и чувствовал себя вправе это сделать.
- Боже, - сказала Наташа слабым голосом, - Боже мой. Пожалуйста не надо.

Рай был совсем рядом. Маленькая трепетная птица живет под кожей у женщин. Что бы полнее почувствовать пленную птицу я прижал палец к месту пульсации. Потом выпустил из пальца крючок и сделал надрез. Один. Другой. Ручейки крови складывались в причудливые буквы, и далее строчки. Очень жаль, что я не мог прочитать таинственное послание. Я разомкнул свои объятия, отстранился и стал терпеливо ждать наступления агонии.
Затем я изучил ее раны самым внимательным образом. Мне показалось, что Бог совсем рядом.
- Может быть - подумал я - Может быть, Бог прячется именно здесь, в ранах - в красных первобытных цветах. Он ведь должен каким то образом проявлять себя, подниматься время от времени из глубин человеческого существ для того, что бы глотать воздух и осуществлять контроль. Раны - самое подходящее место для того, что бы сквозь них осуществлять подглядывание за непослушными людьми. Мне показалось, что я вижу как над ранами поднимается легкий пар, но это был не Бог.

Слабая надежда обнаружить Бога не оставляла меня.

Я просунул свою правую руку ей в промежность и стал пальцевыми крючками отрезать нежные наружные лепестки ее вагины.
И вот она лежала передо мной - голое ободранное дерево красного цвета, без кожи и цветов. Без птицы.
В очередной раз я убедился, что Бога нет.

Я поднялся с постели, взял красный фломастер и начертал на обоях букву Алеф. Рядом поставил знак вопроса.

Некоторое время стоя в голом виде я размышлял о букве Алеф, а потом оделся и пошел на кухню готовить ужин себе и своему воспитаннику.

.............

Я был очень благодарен Учителю за то, что он научил меня разговаривать на языке птиц. За то, что он рассказал мне о миллиардах мертвецов - моих несчастливых товарищах, лежащих под землей как картофель. Он открыл мне глаза на существующий порядок вещей. Он научил меня пользоваться пальцевыми крючками.

Люди лежат в земле как картофель. Людей много. Нежная тонкая кожица сорвана с их глаз, свои худые руки люди прижимают к тому месту, где должно быть сердце. В их худых руках долговые расписки. И в расписках живет одна единственная буква-муравей. Алеф.

...............

На следующий день я подошел во дворе к мальчику Васе и спросил его:

- Ты умеешь играть на гитаре?
- Нет. Не умею.
- А на скрипке?
- Нет
- Плохо. А быстро складывать цифры в уме? Разговаривать на языке птиц?
- Не умею
- А что ты умеешь?
- Не знаю. Наверное, ничего.
- Отвратительно. Придется тебя наказать. Я поставлю тебе на лбу точку красным фломастером. Вот так. Иди за мной.
- А куда мы идем?
- В плен, мальчик. Мы идем в плен.

.............

Учитель кормил кашей подопытного ребенка. Он зажимал ему нос, вкладывал пальцами комок остывшей манной каши прямо и в рот и зажимал челюсти. Ребенок инстинктивно совершал глотательные движения. Процесс насильственного кормления был утомительным и малопродуктивным.

- Ешь - приговаривал Учитель - Ты должен есть.

Ребенок мотал головой и вырывался - он не хотел есть. Так происходило со всеми привитыми экземплярами. Учитель, конечно, мог применить способ внутривенного питания, но он предпочитал все естественное. Он продолжал кормить упрямого ребенка, пока они оба не перемазались кашей.

Наконец Учитель отпустил ребенка - тот в припадке стал биться головой о стену, бутоны его маленьких кулаков были крепко сжаты, из уголка порванного рта быстро побежали красные муравьи. Агония наступила очень быстро. Ребенок умер раньше, чем Учитель смог получить какие либо ценные научные данные о потустороннем мире.

Это было досадно, но поправимо. Необходимо было заняться рутиной. Учитель накормил остальных детей сидящих в клетке манной кашей. Бегло просмотрел рисунки сделанные дрожащими маленькими руками: Дом, дым винтом, люди составленные из палок, уродливые цветы, криворукое солнце.

- Ну, - сказал Учитель хриплым голосом - И где же Бог?
Дети молчали.
- Почему не нарисовали Бога? - строго спросил Учитель. Он под землей, да? Вы не рисуете землю?
Дети молча глядели на него широко раскрытыми глазами, сбившись в кучу. Они все, пройдя через кучу разнообразных процедур, должны были опуститься к центру земли.

Хотя, возможно Бог все таки живет не в земле...

Учитель обвел глазами свою лабораторию, в которой он провел уже долгие годы, не показываясь на свет. Научная аппаратура, книжные стеллажи и большие железные ведра наполненные детскими костями, на письменном столе вишня в кулечке, сделанном из листка вырванного из Священного писания, яблочные огрызки, еще мусор. И повсюду мешки с черноземом и удобрениями.

- Земля. Я задыхаюсь от земли. - прохрипел Учитель. Ежедневно ему приходилось набивать удобренной землей десятки вазонов, измерять уровень кислотности почвы, следить за влажностью, температурой, поддерживать исправность системы капельного орошения.

И все это ради того, чтобы разгадать загадку Бога. А вдруг Бог живет не в земле?
Необходимо было работать дальше...

- Бог уязвим - пробормотал Учитель, проверяя узлы на веревках, которыми пленный ребенок был привязан к столу. - Бог очень уязвим.

Напоенный сонным зельем, ребенок мирно спал.

Учитель склонился к ребенку и тонкими медными пальцами задрал ему веки. Белое и синее. Немного красного. Если долго глядеть под задранные веки ребенка можно обнаружить много удивительных вещей - пейзажи далекого неизвестного государства, алые бутоны микроскопических цветов-паразитов и даже Бога. Бог обычно представал в виде моментальной яркой вспышки. Бог был ослепителен и силен, однако все же уязвим. Потому что он прятался в таком ненадежном месте - под веками пленного ребенка.
Учитель подышал в открытый глаз ребенка, нагоняя тепло.
Вооружившись специальным зеркальцем долго и тщательно он высматривал Бога на периферии чистой голубоватой склеры, в затейливом рисунке радужной оболочки, в беспросветной тьме зрачка.
Наконец ему показалось что он видит Бога. Бог был на этот раз похож на глубоководное полупрозрачное создание обитающее на дне Мариинской впадины.
Чудесные пучеглазые создания с незакрывающимся ртом - они почитают свое темное царство соверешенно для себя безопасным и здорово важничают распуская шикарные вуалеподобные плавники, вовсю пуская пузыри. Они кланяются только друг другу как китайские мандарины и плевать хотели на весь остальной мир - они уверены в незыблемости мироустройства. Всегда они будут танцевать свои беззвучные понятные только им самим танцы. Всегда они будут пускать изо рта волшебные пузыри.
Учитель нацелил острие шприца в слабенькое мясо Бога, - нужно угодить точно в жилу качающую прозрачную прохладную кровь.
Но Бог заметив опасный маневр, развернулся и только прощально взмахнул своим прозрачным вуалеподобным хвостом уходя на самое дно зрачка ребенка.
Все глубже и глубже в темноту.
Бог ускользнул.

- Хитрец. Я достану тебя. - Учитель отпустил веко ребенка, положил на приборный столик шприц и взял в руки скальпель. На некоторое время он застыл в нерешительности, размышляя над сложной дилеммой. Бог в очередной раз ускользнул. И было только два способа добраться до него. Отрезать пленному ребенку язык, либо указательный палец.

Лепесток языка можно привить на родендродон. Голодные пчелы будут прилетать весной на покрытый нежными розовыми языками куст. Также будут прилетать голодные колибри из ближайшего зоопарка. Колибри из зоопарка будут щекотать привитые языки-лепестки собирая с них сладкую сонную слюну, выводя тонкими клювами каббаллистические формулы на нежной розовой поверхности. Колибри-пираты, колибри-бандиты, колибри-самозванцы одетые в яркие кричащие одежды. Через несколько лет куст родендродона научится разговаривать. Учитель усердно будет заниматься его воспитанием. Он будет играть растению на скрипке и давать ему подкормки в ярких нарядных таблетках. Он будет протирать от пыли его листья специальными шелковыми тряпочками и читать ему сказки на ночь. Как здорово обладать говорящим растением с легким нравом ребенка! Легкомысленное ласковое растение со временем непременно выболтает секрет Бога. Вот только придется очень долго ждать.

Если отрезать указательный палец и посадить его в цветочный горшок, то через некоторое время он обязательно прорастет. За ним можно совсем не ухаживать.
Беспризорное и дикое, с тонким восковым налетом на ногтях пальцевое дерево будет самостоятельно расти и ветвится стремясь на свет и тепло. Грязные перепачканные землей пальцы, одни нормального размера, другие недоразвитые, совсем крохотные будут переплетаясь друг с другом дружно протыкать пространство.
Пальцевое дерево вырвется в форточку и продолжит расти на улице. Оно перерастет самые высокие тополя, многоэтажки и фабричные трубы.
Пальцевое дерево прорастет в самые небеса, зашитые белыми инверсионными следами реактивных самолетов, сложится в гигантский кукишь и укажет на место укрытия трусливого Бога, бросающего беззащитных маленьких детей на произвол судьбы.

Уминая мягкий чернозем в цветочном горшке, Учитель внезапно ощутил внезапную боль в кончиках пальцев. Отряхнув прах со своих рук он поднял их повыше что бы разглядеть на просвет.
Из под ногтей на него нагло глядели микроскопические цветы-паразиты.
- Темная пшеница из подвала - произнес вслух Учитель. - Пора собирать урожай.
Он взял чистое стерильное лезвие и морщась от боли срезал наглую паразитическую поросль вместе с ногтями. Усилием воли заставил кровь остановится. Перевел дух. Необходимо работать дальше. Работать не зная ни сна ни отдыха. результат должен быть достигнут во что бы то ни стало.

Внезапно раздался стук в дверь. - Возможно это Он - мелькнула мысль в голове учителя - Возможно это Он
- Да -да -крикнул Учитель - Сейчас открою.
На пороге стояло два шестируких человека. Большой и маленький.

......

- Учитель, я привел к Вам своего воспитанника. Взгляните.
- Хороший мальчик. Быстрые здоровые реакции. Крепкие зубы, пальцевые крючки... Он умеет умножать семизначные цифры в уме?
- Да
- На языке птиц говорит?
- Конечно
- Хорошо, пускай идет к окну и следит за чужими враждебными птицами. Что бы ни одна тварь сюда не залетела, пока мы с тобой беседуем.

Учитель вытащил из клетки пленную девочку и задрал ей веко.
- Видишь?
- Что?
- Бога видишь?
- Нет
- Глупец.
- Но я Вам верю, Учитель. Бог - там.
- Вера ничто. Необходимы точные научные данные. А у меня их нет.
- И что теперь?
- Ничего. Просто ничего.
- А Бог. А секрет Бога?
- Нет никакого Бога. Мы напрасно убивали и мучили людей. Особенно детей. Понимаешь? - тихим голосом повторил Учитель - Особенно детей.
- А как же я? - спросил я Учителя - Как же мой воспитанник? Мы тоже убили немало людей. Выходит все напрасно?
- Вы все ничего не стоите. –равнодушно сказал Учитель. Ничего. Уходите. Оставьте меня.

Учитель уселся на пол и принялся рисовать пальцем на полу. Я стоял перед ним, в полной растерянности, втягивая и вновь выпуская пальцевые крючки.

- К нам летят птицы - вдруг закричал мой воспитанник. - Много птиц.

Учитель поднял голову и посмотрел на меня прозрачными глазами

- Бог - садовник, он тоже садовник. Птичий помет на его каменных манжетах. Его цветы давно забыли человеческую речь. Красные буквы-муравьи глодают цветочное мясо.

- Вы сошли с ума - сказал я Учителю. - Я не желаю слушать этот бред.

- Возьми ведро с детскими костями - обратился я к воспитаннику и принеси.

Детские кости были покрыты красным суриком. Священные символы покрывали их почти полностью. Я взял ведро и встряхнул его. Одушевленные буквы зашевелилсь. Я вытряхнул кости на пол и они раскатились в разные стороны. Буквы-муравьи покинули кости и стали расползаться - они были на потолке, на полу и стенах, быстрым ручейком они потянулись к открытому окну. Я последовал за ними и выглянул в окно. Стая птиц кружила над домом учителя не смея приблизиться к живым обнаженным буквам. Буквы уже были повсюду - на асфальте, на коре уличных деревьев, на ступнях прохожих. Буква Алеф была на ступнях прохожих. Буква Алеф жгла прохожим пятки заставляя их ускорять свой шаг, заставляя их жить быстрее, еще быстрее. Птицы яростно махали крыльями, разлетаясь в разные стороны.

Я понял, что нужно действовать решительно.

- Оставайся здесь с этими людьми - сказал своему воспитаннику, в отсутствии Бога ты будешь для них шестируким старшим братом. Корми сумасшедшего Учителя и пленных детей манной кашей, каждый день ищи у них в волосах красные бутоны цветов-паразитов. Обнаружишь - вырывай беспощадно с корнями. Я вернусь, как только найду Бога.

По следам красных муравьев я направился в заброшенный ботанический сад, находившийся на самой окраине города. Дальше начинались дикие мангры и океан. Дождавшись полудня, я выстрелил себе в голову из револьвера, который всегда носил с собой.

Две недели проваляться на пляже. Мое тело понесло значительный ущерб - в качестве еды только едкий сок древесных корней, в качестве питья только чай из пустой улиточной раковины. А еще красные огненные муравьи, прокладывающие свои ходы вокруг костей и внутри них.

Кругом одни мертвецы. Мои несчастливые товарищи. Они не могут вырваться на волю - каменные птицы весом в тонну сидят у них на плечах.
Я стряхнул с плеча каменного ворона и посмотрел наверх. Бог наблюдал за мной прохладными прозрачными очами из своего небоскреба аквариума.
Выпустив острые пальцевые крючки, я начал карабкаться вверх по стене земляной ямы, потом начался сухой песок, весьма замедлявший мое движение.

В городе все было по старому. Люди спешили по своим делам, желтобрюхое Солнце-паук медленно ползло по небу.
Я направился к самому большому и нарядному храму находящемуся в центре.
Прозрачный, невидимый людским глазам Бог находился прямо за алтарем.

Бог сидел за столом и писал на банановых листьях букву Алеф. Он сноровисто чертил букву на листе и клал его в стопку исписанных листов на правом краю стола. Потом брал чистый банановый лист из стопки слева от себя и быстро повторял всю процедуру. Все помещение было заполненно банановыми листьями. Свежими и слегка подсохшими. Было похоже на то что он проводит таким образом все свое время.

Исходя из того, что на столе Бога стояла чашка с темным виноградом я понял, что он придерживается вегетарианской диеты. Мои подозрения в том ,что он использует людей в пищу не подтверждались.

- Ну скажи мне что нибудь. - попросил я Бога - В конце концов, я две недели провалялся мертвый в заброшенном ботаническом саду. Я провалялся две недели, а потом встал. Рядом с мной лежала красивая девушка. Она была мертва. Над ней кружились птицы чайки. Признавайся, это были твои птицы? Я отгонял их как мог. Я взял камень голышь, привязал к поясному ремню и стал крутить над головой. Ж-жж-жж - гудел камень отгоняя птиц. Как только я переставал крутить камень, чайки тут же садились на девушку и что то оскорбительно кричали широко открывая клювы. Но я же не мог стоять на пляже вечность, раскручивая камень над головой, охраняя девушку. Пришлось мне оставить ее там. Чайки расклевали ей лицо, как мокрый хлеб. Она осталась там - маленькие крабы подстригают ей ресницы сейчас...
Мне было плохо. Мне было очень плохо. Ты не поверишь, но я соскучился по солнцу, по его маленьким, невидимым глазу крючкам на концах лучей. Солнце заставляет людей открывать глаза кажде утро...- Скажи мне, хоть что ни будь, Бог.

Бог отложил в сторону кисть для письма и посмотрел на меня прозрачными глазами. Потом он попытался что то сказать, но из его горла выходило только бессильное клокотание. Он покачал головой и снова вернулся к своему занятию, давая понять, что больше не будет тратить на меня свое время.

И мне вдруг стало жалко Бога, мне стало его так жалко - сильнее, чем женщину по имени Наташа, которую я разрезал пальцевыми крючками.
Вот он сидел здесь, - питаясь только черным виноградом и писал свою букву Алеф.
Бог знал одну единственную букву.

Я вышел на улицу. Солнце куда то пропало. Живые птицы ели мертвых людей. Я изучил язык птиц, но так и не научился понимать язык цветов, мертвые люди тянулись ко мне руками-ветвями и что то шелестели гнилыми лепестками губ.

Бог был повсюду. Я ощущал его присутствие всем своим существом. Немой травяной Бог. Бог - Садовник с птичьим пометом на рукавах.
- Бог - закричал я - Эй, Бог, твои цветы давно забыли человеческую речь.

Солнце куда то пропало. Я заглянул в небо цвета темного винограда. Большая каменная птица распахнула свои крылья.