Карьера Пэрис Киллтон

Автор: Дима Клейн Известная светская львица Пэрис Киллтон родилась в ни разу не бедной семье. Ее отец, «папаша Киллтон», был владельцем престижной сети шелтеров-люкс для бродячих животных. Еще старик Киллтон безраздельно владел патентом штатов Алабама и Вирджиния на производство чудо-порошка от тараканов, крыс и почтальонов. Все это позволяло юной Пэрис ни о чем не заботиться. В жизни.

Ее незаботливость заключалась в том, что она никогда: не ходила в школу, не здоровалась с соседями по Beverly Hills, не убиралась за собой в комнате, не спускала воду в туалете и не следила за количеством нулей на выписываемых ею чеках.

- Нулем больше, нулем меньше – какая разница? – говорила она беззаботно. И папаша Киллтон уныло оплачивал очередную гору ее случайных покупок.

Пэрис с детства мечтала стать профессиональной покупательницей. К этому она серьезно готовилась и много тренировалась. Как-то: не прочитала ни одной книжки, не пропустила ни одного бесплатного каталога All Yours, ни разу не потратила на покупки меньше восьми часов в день при пятидневной shopping week. Проблема была только одна – она выписывала чеки со счета папаши Киллтона. Но чудо-порошок для таракaнов плохо расходился, собаки регулярно кончали самоубийством в престижных шелтерах, и Пэрис стала задумываться о своем финансовом будущем.

Наконец, ее мечта сбылась. На корпоративной вечеринке фирмы Boys & Boys как-то не хватило одной официантки для разноса многоразовых пластиковых салфеток. Тогда один из гостей случайно вспомнил про дочку старика Хиллтона, которую каждый день встречал в Tiffany, в отделе подержанных бриллиантов.

– Хей, Boys & Boys, а давайте пригласим эту чернокожую толстую рыжую стерву! – предложил этот безымянный гость, не подозревая, что входит в историю.

И ее пригласили. Правда, как вы уже знаете, в то время Пэрис была чернокожей, рыжей, толстой, с не до конца определенным полом, полупрофессиональной покупательницей. Она прочитала коротенькое приглашение на листочке in quarto с золотым 24-каратным обрезом. Для безутешных историографов Пэрис текст приглашения уже безвозвратно утрачен, но зато хорошо сохранился ее устный ответ:

- А пошли они на ....! Меньше чем за сто двадцать пять баксов, я даже из дому не выйду.

Получив чек на сто двадцать пять баксов, Пэрис выполнила свое обещание. То есть – даже не вышла из дома. Так началась ее блестящая карьера светской львицы.

Узнав о первом честном заработке своей дочурки, папаша Киллтон прослезился. Брать деньги с клиентов просто ни за что даже ему в голову не приходило. Он понял, что Пэрис обладает всеми его бизнес-талантами, и даже с избытком. Осталось поправить только одно корявое обстоятельство. Внешность Пэрис была такова, что от ее вида заикались тихие прохожие на ночных улицах и падали в обморок низко пролетающие птицы. И не подумайте, что от восторга. А совсем наоборот.

Папаша зачал Пэрис еще в глубоком детстве от одной проезжей артистки, которая в цирке Шапито изображала уникальный феномен – никогда не спящего вечно сексуально голодного романтически настроенного грудастого мужчину весом в триста фунтов, вдобавок сидящего под водой и опутанного ржавыми цепями и долгами. Когда юный Киллтон неосторжно подошел к клетке со своей будущей возлюбленной, прекрасная циркачка высунулась из своей бочки с водой и через решетку схватила Киллтона огромной черной волосатой рукой за самое уязвимое место мужчины – его чековую книжку.

Что было потом, история стыдливо умалчивает, но в положенный срок родилась будущая красавица Пэрис...

И вот, теперь, на поправку внешности Пэрис папаша Киллтон выделил около полутора миллионов долларов, лишив несчастных собак в своих люкс-шелторах сладкого на Пасху и Рождество. Первый миллион ушел на уговоры толстой рыжей рябой Пэрис лечь в клинику New Body For Old Money. Оставшиеся пол-миллиона ушли на удлинение ног, пересадку кожи по всему телу, удаление родимых пятен на пятках и лбу, пересадку лица, вживление копны волос от ста кукол Барби, исправление формы черепа, удаление третьей ягодицы, и откачивание жира в переносной ассенизационный колодец, а также на удаление шрамов, оставшихся от удаления шрамов. Пэрис еще хотела пересадить себе груди от статуи Свободы, но у папаши Киллтона внезапно кончились деньги. Поэтому из клиники выпорхнул не белокурый ангел, а белокурый полу-ангел.

Пэрис лежала дома на девичьей шестиместной кроватке и долго плакала, вспоминая о своей привычной шершавой пупырчатой черной коже, длинном висячем носе и двух жирных волосатах ляжках, без малейшего просвета между ними. Но скоро смирилась со своей новой судьбой легкомысленной красавицы, и даже стала находить в ней некоторые преимущества...

Так, например, раньше, чтобы затащить к себе хоть какого-нибудь мужчину в постель, Пэрис должна была долго и униженно выпрашивать его телефон. А, потом, в случайную минуту уедения вдвоем, неожиданно заламывать мужчине руку за спину, и из всех сил прижимать его – беспомощного и слабого – к ближайшей стене, покрывая жадными мокрыми поцелуями... то теперь..

Теперь мужчины иногда знакомились с Пэрис первыми.

Чудесное преображение Пэрис из парии в пэри не осталось незамеченным соседями по Beverly Hills.

Сосед слева, владелец фабрики по производству наклеек на этикетки к упаковкам Lick It, мультимиллиардер Хфорбс, вдруг стал регулярно заглядывать на чашку чая к старику Киллтону. При этом, мистер Хфорбс всегда приносил с собой маленькую баночку засахаренного просроченного малинового желе, и два-три собачьих крекера к столу.

Когда прямо к чаю откуда-то из-под кремового потолка выпархивала красавица Пэрис вся в розовом и в пушистом, мистер Хфорбс начинал шумно чесаться, прекращал громко чавкать крекерами, и срочно начинал говорить о высоком. Например, о повышении котировок акций своей компании. В ответ Пэрис тупо хихикала и с разбегу гукалась к нему на колени, чтобы проверить убойную силу своих новых искусственных прелестей. Мистер Хфорбс громко хрюкал в чашку с чаем, и брюки его становились мокрыми по еще неизвестной науке причине.

Папаша Киллтон переживал о рискованном вложении полутора миллионов в физическое тело Пэрис, но ожидал возврата инвестиции с процентами. Сгоряча он даже хотел было вложить что-то в ментальное тело Пэрис, а также в ее казуальное, виталическое и духовное тела. Для этого он купил Пэрис книжку-раскраску про зайчиков и пригласил ее на заседание прогрессивной секты Домохозяек Последнего Седьмого Дня Недели. Но было уже поздно. Пэрис была всецело поглощена своим новым отражением в зеркале, и уже ни с кем не общалась даже за деньги. Поскольку несколько сотен долларов от папаши Киллтона – это, конечно, не деньги.

Под окнами Пэрис регулярно заходили самые продвинутые в Beverly Hills ночные поклонники, распевая серенады про любовь и секс под переносные караоке. В ответ Пэрис высовывала в окно свои ноги или лицо, чтобы потом весело наблюдать, как поклонники внизу корчатся в острых приступах сексуального голода.

Репутация красавицы Пэрис росла, как на синтетических дрожжах. Рассказывали, что один техасский фермер продал свой дом, скотину, жену, любовницу и детей от всех браков, чтобы на вырученные деньги добиться свидания с Пэрис. После предварительного перевода денег на счет Пэрис, фермер был неожиданно посажен в тюрьму на двадцать пять лет за попытку сексуального домогательства со взломом.

Либеральное высшее общество быстро оценило феномен Пэрис. Из уродины – в красавицу. Из дурочки – в умницу. Из мазохистки – в садистку. Из малограмотной покупательницы-самоучки – в роковую профессионалку-соблазнительницу. Из волосатой гусеницы - в усатую бабочку.

Скоро в Beverly Hills открылись курсы пси-нейро-лингвистического интегрирования How To Make Everything From Nothing. Вела их продвинутая во все стороны дочка старика Киллтона. Плата за курс составляла всего десять тысяч долларов в день, и за эту ничтожную сумму слушателей гарантировали сделать красивыми, богатыми, сексуальными и удачиливыми.

На курсы записалась огромная толпа мрачных миллионеров-неудчаников, которые все никак не могли сколотить свой первый миллиард. Также на курсы повалили рок-звезды и голливудские celebrities, привлеченные низкой ценой курсов и неподражаемым искусственным очарованием Пэрис. Своим пластиковым лицом она умела улыбаться так, что некоторым впечатлительным натурам казалась, что это почти искренне. А вовсе не за деньги. И это было правдой, поскольку десять тысяч в день – это не деньги.

Строго с восьми тридцати утра до пяти тридцати вечера Пэрис восседала на высоком позолоченом кресле, на манер индийского гуру, вся в белых хризантемах и искусственных блестках, и без остановки вещала о жизни, как ошпаренная. Слушатели в позах лотоса, ромашки и кактуса покорно впитывали ее неземную мудрость, прикидывая на пальцах, кого и как именно они будут иметь после достижения окончательного и бесповоротного просветления. В зале то и дело вспыхивали стихийные совокупления и еще более близкие формы общения. Продвинутые ученики ползали по полу, ловя невидимую змею Кундалини детскими сачками для бабочек. В углу группа престарелых панков откровенно курила опиум и выкрикивала слоганы на слова «Капитала» К.Маркса. Пэрис раскачивалась из стороны в сторону, напевая гимн My Saint Baby, и косила очаровательными стеклянными глазами на свою развеселую паству.

Дело Пэрис Киллтон жило и побеждало всех, кому не лень.

Итак, довольно скоро Пэрис сколотила свой первый трудовой миллион... и даже немного с мелочью. Теперь ей не нужно было каждый раз унижаться перед папашей Киллтоном, выпрашивая десятку-другую косых на новое бриллиантовое колье для своей ручной собачки. Поскольку для восемнадцатилетней искусственной красавицы перед кем-то унижаться – некрасиво с одной стороны, и бесперспективно – с другой.

Свой миллион Пэрис решила вложить во входной билет в клуб Not For Everybody. Пэрис давно хотела вращаться в кругу настоящих людей, а не кого попало. А в этот клуб как раз кого попало категорически не пускали. Наотрез! И вот Пэрис поднялась по двенадцати ступеням из лакированного карракского мрамора и робко постучала в литую чугунно-золотую дверь клуба. Ей открыл один из бывших президентов США от демократической партии, который подрабатывал в клубе консьержкой, билетером и швейцаром on tips. Пэрис протянула ему кейс, обтянутый кожей самого последнего, убитого специально для нее, карликового голубого питона из верховьев Амазонки. Президент-швейцар открыл кейс и небрежно ощупал вступительный взнос - толстые пачки тысячедолларовых купюр. После чего велел Пэрис пока что обождать. Вон на том вот маленьком грязном диванчике с платиновой инкурстацией по кости мамонта. А сам пошел куда-то внутрь клуба, кромко прихлебывая некрепкий чай из заляпанного чьими-то пальцами граненого стакана.

Пэрис послушно села на диванчик, крепко сжав ноги, как школьница на первом приеме у гинеколога. Она пыталась медитировать, трансцендировать, и даже молиться. Но у нее ничего не получалось. Ее мысли скакали, как розовые кони под героином, девичье сердце дробно выстукивало “yes-yes-yes”, а десять пальцев рук нервно теребили хвостик уже задохнувшейся в объятиях хозяйки ручной собачки. Решалась судьба Пэрис.

И не в первый уже раз.

Наконец, в темном холле из горного хрусталя послышалось шуршание новых бархатных тапочек по вощеному полу. И к дрожащей на диванчике Пэрис вышел сам Председатель.

Он был красив, как порно-звезда в начале своей карьеры. Он был умен, как компьютер фирмы Dell. Он был спортивен, как экспериментальный Ferrari. Он был богат, как владелец единственного родника в пустыне.

- Джон Смит... - небрежно и элегантно представился Председатель. – Добро пожаловать в общество настоящих людей!

Пэрис оперлась на его железобетонную руку, и, перебирая влажными от волнения коленями, направилась навстречу своей нелегкой судьбе...

Благодаря своим незаурядным, исскусствено приобретенным качествам, Пэрис довольно скоро продвинулась от новичка клуба до старшей массажистки. Она умела быстро-быстро болтать языком разные милые глупости, которые приятно ласкали слух разомлевших членов клуба. К тому же, по вульгарной детской привычке, подцепленной в доме старика Киллтона, Пэрис сильно и бодро размахивала руками во время разговора. Что создавало вокруг нее приятный легкий ветерок, освежающий собеседника. И, наконец, Пэрис всегда была в курсе последних светских новостей. Она всегда знала - кто с кем, почему и за сколько. Это делало ее незаменимым информатором для республиканской политики в целом и свободной демократической прессы в частности.

Именно в клубе Not For Everybody Пэрис встретила своего юбилейного, сто первого мужчину, за которого ненадолго отважилась выйти замуж. Ее муж, Джон Смит Второй, эксклюзивно владел еще не разведанными золотыми рудниками на шельфе Марианской впадины. К тому же, недавно он приобрел искусственный остров из бытового мусора, свеженасыпанный где-то вблизи Японии, а также значительную часть обратной поверхности Луны. В довершение всего, Джон Смит Второй был карликом-олигофреном из индейского племени Паючи, что делало его необычайно привлекательным в глазах вечно эксцентричной Пэрис.

Свадьбу они сыграли на теннисном корте Уимблдон, раздевшись донага на глазах у пятисот гостей, и вывалявшись в перьях недавно вымерших райских птиц Амазонии. После чего счастливо укатили проводить медовый год на фамильный мусорный остров мужа.

С тех пор прошли несколько случайных лет...

Пэрис Киллтон превратилась из скромной девушки из Beverly Hills в международно признанный party-brend.

Пэрис знали в лицо и приглашали на ужин президенты стран и главари мафий... мужественные чемпионы-теннисисты и покрытые шрамами четырехзвездные генералы морской пехоты... красивые сексуальные миллиардеры и некрасивые сексуально озабоченные мультимиллионеры... звезды Голливуда и сутенеры-пенсионеры... преуспевающие художники-модельеры и безработные мусорщики.

Пэрис ни разу не держала в руках чека меньше, чем на сто тысяч долларов. Она забыла, что такое просыпаться по утрам и как самой чистить зубы. Ее автоматическая семиспальная кровать сама будила ее в любое заданное время, одевала на нее свежие трусики и выгоняла за дверь очередного заспанного любовника. Ее золотой кадиллак, покрытый некрупными шестикаратными сапфирами, привозил ее в три утра с ночной оргии наркоманов-подводников, чтобы к пяти она успела на заседание геев-сатанистов на Ежегодный Праздник Дефлорации Голубой Черепахи.

Пэрис была буквально нарасхват абсолютно везде. Она не помнила имени своего текущего любовника. Они не знала, сколько у нее счетов в банках, и откуда они взялись. Они не считала количество выпитых с утра стаканов виски, и вынюханных с вечера доз кокаина. Она потеряла счет своим законным и внебрачным детям, томящимся без мамы на виллах в Ницце, в бунгало на Мальдивах, и в элитных притонах Макао. В общем, всестороннее удавшаяся жизнь Пэрис каждый день переливалась через край свежим раствором ЛСД и играла всеми возможными в природе психоделическими красками и оттенками.

И вот, как-то раз, ее прекрасная жизнь вдруг треснула буквально из-за пустяка и обсыпалась мелкой огорчительной крошкой. За то, что Пэрис случано показала полицейскому язык, проезжая на красный свет как раз напротив Белого Дома, ей впаяли сто двадцать пять лет без права выхода под залог. Пэрис оказалась в неуютной тюрьме Синг-Синг в одной камере с профессиональной черной насильницей – борцом за права афроамериканок против белых мужчин. Пэрис просидела в тюрьме нелегких три года и уже была выбрана Старшей по раздаче овсяной каши и почетным Председателем тюремного клуба биллиардистов.

С тех пор следы Пэрис Киллтон безвозвратно затерялись навсегда. Правда, один из ее любовников, член якудзы, бывший босс клана Такаси, однорукий Суши Тепанаяки утверждал, что как-то видел Пэрис, торгующей пирожками с собачьим фаршем на улице Чок-Пак в Сеуле. Но кто же поверит бывшему члену якудзы, тем более с детства слепому на оба глаза, и никогда не выезжавшему из родного Токио дальше пригородного публичного дома бывших монашек-кармелиток?

Вот и мы ему не верим... до сих пор.... повсеместно...

Denver, CO