Самолёт с резиновым двигателем

Автор: vchenskiy Бывает, на людей что-то такое находит, и они начинает работать, как сумасшедшие. Какое-то глупое, бессмысленное дело (вроде рекламы еды или предметов, или продажи еды или предметов, или, самое скучное - производства обеих) увлекает их настолько, что они самоотверженно, слепо и даже отчаянно занимаются им в объемах, значительно превышающих пределы разумного. Удивительно, как эти тщетные, с точки зрения высших смыслов, занятия позволяет им собой гордиться.
Неопределённость жизненного смысла и отсутствие религиозных догматов, подпирающих неустойчивую духовность в минуты слабости, заставляло меня испытывать сожаление о моём не вхождении в группы населения, подверженные этому отчаянному трудолюбию.
С самого рождения, ничто не могло захватить моё естество сколько-нибудь сильно и надолго. Хотя в нескольких областях, я демонстрировал приличные результаты, на определённом уровне достижений, меня обязательно настигало какое-то странное состояние задумчивого равнодушия и отстранённости. Через час, день, месяц, год, годы… жизни? (очень может быть, если не врут буддисты) оно обязательно приходило, чтобы добавить немного тонкого яда в распухший от постоянных хвалебных доливаний резиновый сосуд моего эго. И тогда всё, чем я гордился, и всё то, что питало мой энтузиазм оказывалось отравлено. Приходила тоска.
Горы я не сворачивал. Но те маленькие насыпи, которые мне удавалось создать, возникали только лишь по причине моей забывчивости. Обязательным условием увлечённого труда для меня было отсутствие памяти о том, насколько пустым эти занятия. Как впрочем, и все остальные занятия в мире. Нет, конечно же, во времена моей юности я не заходил с выводами так далеко. Но теперь-то я понимаю, что для достижения успеха, необходимо закрыть глаза на некоторые вещи. Только так можно сохранять устойчивое трудолюбие.

В юности, я любил почитать, но для того, чтобы сделаться настоящим эрудитом, мне не хватило осилить какой-то десяток познавательных книжек. К тому, чтобы окончательно занять эту позицию, располагало множество характерных условий, как-то: интерес к научно-популярной литературе, наличие очков и социальная изоляция, которой я добровольно подверг себя в подростковом возрасте во избежание хулиганов. Все знавшие меня, давали единодушную характеристику - «эрудит». Конечно, я понимал, что она носит авансовый характер. Чтобы окончательно утвердиться в этой роли, мне было необходимо прочесть несколько довольно скучных изданий энциклопедического характера. Наверное, я бы так и сделал, будь у меня побольше упорства, и поменьше этой самой отстранённости, о которой я упоминал. Но в начале лета 1988 года я стал замечать, что порции текста, которые мне удавалось проглотить целиком, за один присест, стали укорачиваться. Чтение всё чаще оборачивалось побочными эффектами, которые перевешивали прямые. Собственно, ощущение удовольствия, которое я получал от вхождения в мозг новых знаний, стало угасать в своей интенсивности. Уже накопленное недружелюбно выталкивало всё новое, что поступало снаружи. Дополнительные пространства можно было освободить, лишь изучив специальную терминологию. И вот на этот последний рывок, открывавший передо мной обширные коровьи пастбища философской и социально-психологической литературы, сил как раз и не хватило. Всё чаще у меня случались приступы читательской импотенции. Длительное чтение всё чаще приводило к появлению чувства одиночества и перееданию. Сегодня, глядя на состоявшихся интеллектуалов, продавших свои тела библиотекам (подобно тем, кто сбыл свою душу дьяволу), я понимаю, что не готов был заплатить подобным образом.
Темы, интересовавшие меня на тот момент, рушились одна за одной. Я так никогда не добрался до химии, не поборол отвращение к ботанике. И даже географию, по которой имел в школе пятёрку, считал в глубине души скучной. Отложив неудобный, тяжёлый том, с урчащим животом, весь в тоске, я подходил к окну спальни и, опершись коленями в холодную батарею отопления, глядел на унылый двор. Я больше не понимал, зачем мне нужно ещё читать. Я также не постигал, почему я начал. Всё было тщетно-тщетно-тщетно. Колени тоже никак не находили удобное положение. Если бы их чашечки были поменьше, я бы смог просунуть их между секциями, и тогда бы не так давило. Но, увы. Тоска-тоска…

Моментом истины и конечной точкой интеллектуального развития для меня стала игра «Что? Где? Когда?», которую наш классный руководитель, Валентина Степановна решила провести осенью 1988 года. Для поощрения участвующих школьников была закуплена дюжина недорогих, но приятных призов, среди которых особенно выделялся самолёт с «резиновым» двигателем.
Меня предсказуемо выбрали капитаном команды знатоков. Однако к своему глубокому удивлению, я обнаружил, что к концу игры, мне не удалось выиграть ни одного из заготовленных призов. И это было особенно обидно, потому что в глубине души я питал искренние надежды на обладание упомянутым самолётом.
Конечно, этот чёртов самолёт, который мне тогда не достался, мог бы стать отличным стимулом для самосовершенствования. Первой ступенькой карьерной лестницы будущего финансового аналитика или талантливого инженера. Много позже мои рассказы о небывалом успехе, обязательно сопровождались бы демонстрацией самой богатой к Востоку от Праги коллекцией резиновомоторных самолётов (о! мы коллекционеры знаем собрания друг друга очень хорошо). Я бы с юмором сообщал о первой модели, которая так никогда мне не досталась, но была «путеводной звездой» и сверхцелью, которая маячила перед моими соловеющими от трудолюбия глазами, как морковь перед ослом. Короче говоря, я бы мог наплести много воодушевляющей ерунды для той молодёжи, которая «идёт по стопам» и очень талантлива, но не знает своей цели.
Однако в тот самый ключевой момент своей жизни я уныло сидел на полу, перебирая уже начинавший надоедать набор солдатиков. К слову сказать, через пару недель запуск любых (не только резиновомоторных) самолётов тоже перестал меня волновать.
Вот же чёрт!