лето - это маленькая жэ

Автор: fаiry Июль, суббота, полдень. Пляжный песок раскалён так, что ходить по нему босиком уже невозможно. Где-то над ухом вяло шелестит море цвета бутылочного стекла. Сильно на заднем плане визжат счастливые дети и бубнит радио на спасательной станции.
Я лежу в позе «туз треф» на розовой махровой подстилке. Сборник пьес Гришковца выпал из обессиленных рук. «Зима» не идёт: описания заснеженного, морозно хрустящего леса выглядят крайне неубедительно. Солнце жарит из зенита, я потею вчерашним пивом, меня отпускает.
Звонит мобильный.
– Алё, ну чё, ты далеко?
– Я уже выхожу из дюн, тут просто что-то невозможное!
– В курсе, я там была…
– Ну, я тороплюсь, как могу.
– Я на нашем месте, всё, жду.
С трудом перекатывая потный целлюлит, переворачиваюсь на живот и вглядываюсь в выходящую из дюн тропинку. И вот выплывает она – Оля Иванова, звезда моих очей. Малиновый купальник облегает аппетитные формы, голова повязана голубым платком, тёмные очки закрывают пол-лица, на плече болтается разноцветная пластиковая сумка. Ольга вышагивает как цапля, вздымая сланцами фонтаны горячего песка.
– Привет! Всё, думала, не дойду.
– Ты чего так долго?
– Да сегодня, видать, пенсию дают – все бабки в банке. Очередь – километр. Достоялась только потому, что там кондиционер есть. А так – ужас.
– И чё, типа дали денег посмеяться?
– Ну, тыщу четыреста, как всегда.
– Афигеть! Если б не твои свадьбы…
– Да, если б не тамадила – я б с голоду уже померла.
Мы с Ольгой – летние безработные. Мы – работники культуры от Министерства обороны. И наш труд не нужен Родине с 1 июня по 31 августа. Родина увольняет нас каждое лето, летом мы живем на вэлфер.
– Кстати о голоде – пиво принесла?
– А ты как думаешь? Конечно, только оно, наверное, уже нагрелось.
– Ща разберемся…
Ольга достаёт четыре бутылки «Пита», конечно, оно уже степлилось, две мы открываем сразу. Две оставшиеся я закапываю в мокром песке в полосе прибоя – торчат только горлышки.
– Пошли купнёмся, правда, вода как щи… - Я брезгливо обмываю с рук песок.
– Конечно пошли! Так лежать невыносимо.
Мы лениво гребем в тёплой грязной воде, раздвигая руками изумрудные водоросли, похожие на волосы.
– Ну как, Виталик-то вчера тебя встретил?
– О, еще как! Привёз к себе на хату, всё налил-накрыл, до трёх ночи мне сидел скулил: «Я из-за тебя с дежурства убежал, меня Толик прикрывает»… Ну, короче, намекал всем телом, что я его должна как бы отблагодарить. Заебал весь мозг.
(Виталик – это очередной Ольгин хахаль. А Толик – его сослуживец. Видела обоих – долбоёбы.)
– И ты?...
– Ну, я сделала вид, что намеков не понимаю. Не, шампанское я, конечно, выпила всё, за коньяком его послала, ну, там шоколадки-апельсины-марципаны…
– Короче, тупой развод.
– Ну типа того. Но спать с ним я как-то не готова.
– Что тебя останавливает?
– Ну, это ж было только второе официальное свидание!
– А на каком ты обычно даёшь? – Я уже смеюсь в голос.
– Как тебе сказать… Если рассчитываю на какое-то продолжение – то не раньше четвертого. – Ольга тоже смеется.
Мы выходим на берег, заваливаемся на розовую попонку.
– Хорошо-то как! – вздыхает Ольга.
– И не говори! Так про Виталика: ты рассчитываешь на продолжение, если я правильно поняла?
– Возможно. В принципе, он мне нравится. Внешне – худой, высокий, длинноногий… мой тип..
–… Наш тип…
– Да, мы любим молодое мясо!
– И на сколько тебя младше этот кусок?
– Ну, ему двадцать семь.
– И он всё еще лейтенант? Пора уже каплея получить…
– Говорит, получит в этом году. Да ладно, главное – квартира есть!
Ольга философски закуривает тонкую сигарету.
– Оль, не, ну ты мне скажи: ну почему всё упёрлось в военных?
– Кать, да потому что у них есть хоть что-то в этом городе…
– Что? Ну что у них есть?!
– Высшее образование…
–… военное!
– Ну и пусть! Но оно хоть какое-то высшее! У гражданских вообще никакого! У офицера есть перспектива карьеры.
– Да: каждые пять лет подниматься с пол-пидора до пидора…
– Может быть, но хотя бы так. А какую карьеру еще можно сделать в нашем городе? Где нету вообще ничего, кроме воинских частей?
– Так-то да…
– И потом, этим хоть когда-нибудь государство даст хоть какое-нибудь жильё, ну хотя бы сертификат. А что получат гражданские с их зарплатой? Да еще учитывай всякие военные льготы…
– Да, вот мне интересно: почему я с зарплатой три двести на полторы ставки не имею никаких льгот, а офицер с восемью штуками – имеет?
– Ну, блин, Кать, это не мы придумали. Наша боевая задача – сделать так, чтобы эти льготы и нас коснулись – как членов семей!..
– Не, Оль, мы не члены, члены – это они… Господи, как же хорошо-то! Нет, ты посмотри: всё-таки наш городок – это летний рай! Пятнадцать минут пешком – пляж. Чистый воздух, море, солнце, соловьи какие-то по ночам… А ты видела, сколько звёзд?
– Ой, слушай, Виталик меня вчера провожать пошёл, вышли из дома – боже! Какая красотища! Как маленькие стояли с ним целовались у подъезда. Романтика, блин, какая прелесть!
– Дак когда у вас всё-таки состоится историческая встреча на Эльбе?
– Я даже не знаю, он сегодня в обеспечке стоит… А потом они в боевое заступают, так что придется отложить.
– То есть, сегодня у нас по программе «Кальмар»?
– Ну естественно!
– Тем более пособия получили, надо срочно пропить.
– Ой, Кать, когда мы в «Кальмаре» последний раз пили на свои?
– Тоже верно! Я надеюсь, планы относительно Виталика не помешают нам нормально отдохнуть?
– Ну естественно! Главное – не спалиться.
**
В «Кальмаре» в пол-одиннадцатого уже накурено, толпа народу. Грохочет на всю «Пошлю его на», прожженные скатерти по-субботнему залиты пивом, разбитое накануне чьей-то головой зеркало заклеено скотчем, в узком проходе между рядами столиков с пафосным названием «танцпол» трясут голыми животами штук десять малолеток. Над барной стойкой повисли два тела в тёртых джинсах и разноцветных майках, но привычный взгляд вычисляет доблестных офицеров Балтфлота. Знакомая барменша сажает нас с Ольгой за отдельный столик. Мы заказываем по светлому «Козлу», арахис и сухарики. Джинсовые тела, очевидно, тоже сделали заказ – они поворачиваются к лесу передом, производят краткий пеленг территории и, привлеченные ультрафиолетовым сиянием белых футболок с зазывными загорелыми декольте, отшвартовываются от стойки и ложатся на курс в сторону нашего столика.
– Оля, у нас пассажиры, – цежу я сквозь зубы.
– Вижу, – так же, не разжимая зубов, шипит Ольга.
– Добрый вечер, девушки! Можно к вам присесть?
Ольга бегло осматривает кандидатов на приседание, оценивает их на предмет прохождения службы в том же соединении, что и её Виталик, я молчу, давя предательскую улыбку. Фейс-контроль на палево занимает пару секунд и со стороны выглядит как лёгкое смущение почти приличных барышень. Затем Ольга приходит к выводу о безопасности кавалеров, улыбается в мою сторону победным оскалом - и мы соглашаемся.
Двое из ларца представляются Сашей и Андреем (очень приятно, Оля, Катя), осведомляются, что мы будем пить.
– Мы уже пиво заказали, – ляпаю я не подумавши, – не будем смешивать…
Ольга пинает меня под столом, что в переводе на русский означает: дура, военным вчера зарплату давали, пацаны при бабках. Вслух же она произносит:
– Мальчики, а может, коньяк? За знакомство?
Лица «мальчиков» несколько тускнеют. Один из них спохватывается:
– Так ведь здесь уже второй месяц только пиво…
– А мы попросим – и будет коньяк, – лучезарно улыбается Ольга.
Приносят коньяк, «Козла», лимон, какую-то мясную нарезку, салаты (мы с Ольгой точно знаем, что есть это ни в коем случае нельзя), выпиваем, закусываем лимоном, из колонок уже несется подхваченная пьяным хором «Ну здравствуй, Питер». Тот, который Саша, привстаёт: потанцуем? Да конечно, Саша, какие проблемы… Мы на танцполе, рядом топчутся Оля с Андреем.
– Катя, а ты меня разве не помнишь?
О как… приехали… пить надо меньше, меньше надо пить.
– Э… Не припоминаю, пардон…
– Мы же из восемнадцатой бригады!
– И? Я что, должна вас всех в лица знать?
– Нет, просто вы к нам с концертом приезжали. Твоя подруга еще Снегурочкой была.
Бля, Снегурочкой?! Мальчик, оказывается, про новогодние утренники какие-то вспомнил. Да, были мы у них в бригаде. Только по бригадам ездили уже в начале января, а мы с Ольгой с 31 декабря по ходу не просыхали… Я себя-то на них не помню, не то что лейтенантов каких-то.
– Да, было дело, припоминаю…
Наглый пиздёж – нихуя я тебя не помню.
– Ты еще пела тогда песню такую - Аббы, «Хэппи нью йэа».
Ебать, я была в состоянии Аббу петь? Я чё, ещё текст помнила? Воистину, мастерство не пропьешь.
– Да, есть такая песня.
– А мы тогда с Андрюхой как раз заступили, бухие оба…
Ну слава тебе, господи! Не мы одни, есть еще нормальные люди.
– Как же вы могли? Опозорили честь мундира!
– Да ладно, там все такие были, начиная с комбрига.
Вот это я точно помню: потом мы бухали с комбригом. В приватной обстановке. Немировская перцовка и армейская тушенка, отлично посидели. Только встать уже было сложно. Куда Ольга делась – хуй знает, а меня домой на комендантском Камазе везли. А там кабина на уровне моей головы, а нижняя ступенька – мне по сиськи. Но залезла сама, точно. Вот вылезала как… Кто-то помогал. Даже в подъезд заносили, вроде… Дальнейшее смутно…
–…Помнишь, я тебя тогда из Камаза вытаскивал?
Ебать!!! Так вот кто это был! А ведь не помню нифига реально!
– Ты?! Блин, как стыдно!..
– Да ладно, Кать, не бери в голову, с кем не бывает… Сам тогда кривой был - пиздец…
Песня кончилась, мы садимся за столик. Ольга сразу лезет в сумочку за мобильным, заглядывает в дисплей.
– Катя, пойдём покурим на крылечке! – жизнерадостно сообщает она, а я получаю очередной телепатический сигнал с ноги под столом: «Идём вдвоём!»
Мы выходим на крыльцо. Фонари еще горят, значит, еще нет полуночи. Из-за угла привычно тянет мочой, ибо в данном заведении пленер предпочтительнее стационарного клозета – для здоровья безопаснее.
– Мне Виталик звонил! Четыре звонка пропущенных. – Ольга судорожно тыкает в кнопки «раскладушки».
– Так перезвони ему.
– А я что делаю?! Алё, Виталик? Привет! Да… Прости, это я просто ушла без телефона…
Начались старые песни о главном.
– Да, с Катей мы гулять пошли, я думаю: а чё это ты не звонишь? Хватилась – телефона нет в сумке, пришлось домой вернуться…
Молодец, Оля, хорошо свингуешь.
– Алё, что? Прости, у тебя связь пропадает… Кто звонил? Толик? И что? Где видел? Не Толик? Я не знаю, мы с Катюхой гуляем… Вот мимо «Паруса» идем… Где? Мимо «Паруса», говорю. Вот думаем зайти, может, пива выпить…
Оля, продолжай, не останавливайся!
– Почему нельзя? Нет, только пива. С Катей, говорю! Кать, ну скажи ему!
– Виталя, здорОво! Это я, да. Отпусти Ольгу пить пиво!
Не считая того, что мы уже в «Кальмаре» нажрались конины так нормальненько, да…
– Алё, Виталик? Ну всё, ты успокоился? Нет, еще не пили ничего, вышли только недавно. Что «Поздно»? Суббота на дворе, время детское! Просто Катюха глаза долго красила…
Ага, только «Катюха» глаза вообще не красит. А так всё хорошо, Оля, продолжай…
– Ладно, хорошо, мы не пойдем… Какой еще Лёша? Нет, не звонил. С какой стати? А откуда у него мой телефон? …Ну и зачем это делать? Так, милый, я не пойму, ты что, меня контролируешь?
Ого, Виталик решился на отчаянный шаг.
– Знаешь что, мы с тобой вообще-то не женаты!
Пауза, Олины глаза округляются от изумления, челюсть отвисает, брови ползут уже куда-то к затылку, и затем звучит победное:
– Сам иди нахуй!
Браво! Вот и поговорили…
Ольга захлопывает «раскладушку» и оборачивается ко мне.
– Вот уёбок, а?
– По-любасу! Не объясняй, я всё поняла. Ольчик, пойдем уже обратно, а то нас заждались.
– Пошли! – легко соглашается Ольга. Нас ждут за столиком два куска молодого свежего мяса.
**
– Мальчики, простите за долгое отсутствие, – Оля уже солнечно улыбается, файл «Виталик» удалён из её компьютера без возможности восстановления.
– А мы уже начали волноваться, уже собрались идти вас искать. Мало ли что, это ж «Кальмар», – Саша услужливо пододвигает мне стул.
– Да, «Кальмар» - это жесткое заведение, – соглашаюсь я.
– «Кальмар» ошибок не прощает, – острит Андрей. Офицеры, хуля…
В зале уже нечем дышать, пот и пиво льются рекой. На уши давит «Коламбия пикчерз не представляет», за соседним столиком прикорнула лицом в локтевой сгиб какая-то дама постбальзаковских лет в блестящей кофточке. Тонкая лямка сползла с монументального плеча, длинные рыжие волосы печально поникли в тарелке с фруктами. В противоположном от нас углу раздаются скрежет резко отодвинутого стула и нечленораздельные крики. Звон битой тары заглушает музыка. На танцполе двигают телами бритоголовые пацаны-контрактники в вечерних адидасах и «борцовках».
– Ну что, девочки, еще коньячку? – предлагает Андрей.
В принципе, мне уже хватит, но Ольга радостно кивает, призывно улыбается, и я понимаю – можно еще! Холява, сэр.
**
Мигающие разноцветные огни сливаются в один радужный поток, во рту стоит беспрерывный вкус спирта, губы онемели, руки отекли, ноги на каблуках нестерпимо ноют. Я мучительно чётко осознаю реальность, но двигаться мне отчаянно тяжело. К тому же я задыхаюсь в табачном дыму, который не переношу крайне – как некурящий человек. Господи, это кто? Саша? А, Саша… Ё моё… Да, Саша, будь так добр, я живу недалеко, ножки на каблучках очень устали, проводи тётю Катю. Нет, на машине мы не поедем. Я живу совсем рядом. Да и потом, если я сяду в машину – я её заблюю, не успеет она тронуться. А где Ольга? Да? С Андреем? Когда? А я где была? Ой, Саша, осторожно! Это был мой палец. Да, я знаю, фонари не горят. Этот город в полночь погружается во тьму, чтобы мы не видели того, что в нём происходит. Этот город лицемерно задувает свечи, чтобы наутро можно было сделать вид, что ничего не произошло.
Вот мой двор, вот мой дом, мой подъезд, моя дверь. Зайти? А зачем? Кофе да, есть. Я обещала? Когда? Ну господь с тобою, заходи.
Кофе – вот банка на столе. Растворимого нет. Ты что, издеваешься? Я? Сейчас?! Варить кофе?! Вот чайник, разогрей, залей кипятком – и будет тебе счастье. А я сейчас подойду.
У меня хватает сообразительности включить на кухне радио, чтобы избавить своего ночного гостя от саунд-эффектов из ванной. А в ванной… О, тут я даю себе волю! Я блюю от души, я так давно об этом мечтала! Но ведь я почти приличная барышня! Я же не могу блевать в кусты! Я мужественно принесла всё домой, чтобы проблеваться в комфорте – в белоснежный унитаз в окружении розовой плитки. И потом сразу почистить зубы. И умыться холодной водой из ведерка – в городе в полночь отключают не только уличные фонари, но и воду. Как же мне полегчало!
– Катя! У тебя телефон звонит!
Этот кретин ломится в дверь.
– Спасибо, Саша, я сейчас выйду.
Вытирая на ходу бледное с прозеленью лицо, я бегу в коридор, хватаю сумку, роюсь в поисках телефона. Вот он, скотина.
– Да, алё! Ты куда пропала?!
Это Оля. Язык у неё ощутимо заплетается.
– Ты не волнуйся, ик… мы уехали с Андрюшей… ик… к нему. У меня всё… ик… нормально, не волнуйся. Ты сама-то где?
– Я уже дома, спать ложусь.
– А, ну ладно. А Саша твой где?
– Дома.
– А… ну пока.
– Пока!
Я не соврала. Саша дома. Только почему-то у меня. И в данный момент это неплохо, потому что он сделал кофе. Два. По моему лицу он прекрасно догадывается, что я делала в ванной. Поэтому просто молча пододвигает мне чашку. Я осторожно пью. Меня перестало качать и трясти, главное – меня перестало тошнить. И я начинаю трезветь. Главное – поймать момент, пока не начало вертолётить – и упасть в койку.
– Саша, прости, мне пора прилечь.
– Кать, а мне?
– Что тебе?
– Прилечь можно?
– Э… а у меня одно койко-место.
– Да я хоть на пол… Просто ехать уже так не хочется, у тебя так хорошо, тихо, спокойно… А я чё-то от корабля от этого ёбаного так устал!
Ах, мы еще и на корабле живем… Ну еще бы! Конечно, у меня-то хорошо, тихо, чисто, пахнет кофе, радио жужжит, простыночки свежие, санузел в евроремонте… Да, у меня хорошо… И не надо так на меня смотреть! Ладно, хуй с тобой, ложись уж, только чур не храпеть!
Я лежу в темноте, мне жарко, не помогает даже открытое окно, рядом дышит чужое мужское тело – молодое, крепкое, здоровое…
– Саш, а тебе лет сколько?
– Двадцать четыре.
– Бля…
– А тебе что, сильно больше?
– Да, на шесть лет.
– Шесть – хуйня, у меня и постарше девушки были.
– Спасибо, успокоил.
– Прости, я не хотел обидеть…
Я слышу, как он в темноте переворачивается со спины на бок лицом ко мне. Избушка-избушка… Мне на живот медленно заползает горячая рука. И цепляет мне тоненькую ночнушку металлическим браслетом.
– Саш, сними часы, а?
Тело садится на кровати, расстегивает браслет и кладёт часы на подоконник в изголовье. Я успеваю уловить волну лёгкого запах пота, смешанного с парфюмом. И в эту секунду меня ослепляет вспышка воспоминания.
…Он подхватил меня, когда я вылезала из Камаза – просто обнял за бёдра – иначе было не вытащить, слишком высоко. Потом я взяла его под руку, и мы пошли. Двор, подъезд, дверь квартиры, поиск ключа. В коридоре я долго смеялась непонятно чему, а он помог мне снять пальто. Потом я просто пошла в комнату и легла на диван. А он ушел на кухню. Вернулся с двумя чашками кофе. Пили.
Потом мы трахались. Долго, ибо были оба пьяны. Помню этот запах – молодого здорового вспотевшего тела и лёгкого парфюма. Потом я просто закрыла за ним дверь.
…Мучительная волна стыда накрывает меня. Даже в темноте видно, как лицо моё покрывается пятнами, глазам горячо, меня тошнит. До меня доносится хриплая скороговорка:
– Катя, я так этого ждал, я тебя в городе потом много раз видел, хотел подойти, а ты не здоровалась. Я понял, что ты не помнишь… Катя, Катя, ты чего? Кать, ответь! Что случилось-то?
И я ору в летнюю ночь так, что меня слышат звёзды:
– ПОШЁЛ НАХУЙ!!!