Бродяги.

Автор: yakov - ...Тебе не кажется порой, что наша вселенная управляется игрой слов? Ведь не спроста же звезды складываются в созвездия! Вот и слова складываются в игру. Не спроста это… Что? Чего ты ржешь! Что я такого смешного сказал?.. Хм, много ты понимаешь... И имей в виду, ироническими интонациями тебе не скрыть грусти в голосе, я все вижу, да-да…

…Я оседлал лошадку и двинулся в путь-дорогу.
Лошадь моя передвигалась как-то по кошачьи – мелкой рысью. Она не умела ни перейти в галоп, ни пуститься вскачь, ни понести. Она вообще никакой иноходью не владела.
Рысь же всегда водилась в местных лесах в изобилии, и мой конек нередко видел, как та рыщет по полянкам и опушкам леса. Так и научился он рысьему шагу. А поскольку леса наши северные и крупным хищникам неоткуда здесь взяться – лошадь моя умеет передвигаться только мелкой рысью.
Кому только моя лошадь не пыталась подражать. Овцам и овчаркам, волам и волкам, барсам и барсукам… Даже человечьему шагу как-то училась. Но, кроме топтания на месте, ничего путного из этого не вышло. Рысь – это оптимально.
Спросят – зачем это? Своих аллюров, разве, мало? В конце концов – ход конем, что это по вашему мнению…
Да, конечно, аллюров много, но где взять самих лошадей? Куда они делись? Зачем они, спрашивается, вымерли? Такое было удобное средство передвижения, поверьте мне! По мне – чем больше лошадей, тем лучше. Я бы, вообще, с удовольствием конеферму открыл. Но ведь нет их – лошадей-то. У меня, кажется, последний экземпляр в мире.
Так у кого, спрашивается, ей учиться?

…Я дремал в седле. Лошадь же не уснет, по всей видимости, еще двое суток. Утром на постоялом дворе она выпила целое ведро кофе (как правильно сказать, “целый ” или “целое”?) – его по неосторожности оставил на скамье один из слуг – и чуть не издохла.
Когда хватились, хозяин постоялого двора выскочил на крыльцо и заорал на нас, почему конь не на привязи. Я вытащил из-за пазухи деньги, чтобы расплатиться за кофе.
- Прошу покорно простить, - сказал я, - но лошадь свою я никогда на привязи не держал и держать не буду.
- Вы анархист? – удивился хозяин.
- Вот уж вряд ли. Анархизм, как и большинство вещей, меня мало интересует. Тогда уж я скорее эскапист.
- Ах, вот оно что! Интересная профессия, - сказал хозяин, потирая свою лысую макушку. – Так что с привязью-то?
- Да тут все очень просто – у меня нет на это права, - отвечал я.
- Это почему же так?
- Дело в том, что лошадь возит меня по обоюдному соглашению, которое мы заключили друг с другом.
- Соглашение? С лошадью? Да разве такое бывает?
- Почему же нет? Конечно, бывает. С моей стороны выгода очевидна. А лошадь… не может жить одна. Она ведь не в состоянии управлять собой.
- Как это – не в состоянии?
- Судите сами! У нее всю жизнь были хозяева. Ведь у лошадей по-другому и не бывает, верно? Я не говорю об одичавших лошадях, ведь таких поблизости нет, – и захоти лошадь к ним прибиться, возможности такой у нее все равно не будет.
- Лошадей вообще нет! – выкрикнули из толпы работников.
- Тем более! – сказал я. – Так вот, без хозяев она жить не умеет. Я же, со своим спокойным нравом, идеально подхожу ей в качестве вожака. Или, лучше сказать, старшего компаньона.
- Подумать только! – удивлялись вокруг. – Компаньона!
- Ну да, - продолжал я. – Дело в том, что моя лошадь обладает довольно строптивым характером – далеко не каждый хозяин готов такой вытерпеть. И она прекрасно понимает, что шансов у нее закончить свой жизненный путь на какой-нибудь живодерне превеликое множество. А я – пессимист и меланхолик. Так что мне в-общем-то все равно, у кого какой характер. Со мной ей бояться нечего.
- Если я вас правильно понял, - сказал хозяин постоялого двора, - вы ей не владеете, вы просто ее друг. Кстати, вы подходите друг другу – оба патлатые…
- Совершенно верно, - согласился я. – Да и на каком основании я могу быть ей хозяином, если я даже не купил ее. Ведь это она сама меня нашла. Помню, я отдыхал в каком-то поле, лежа в высокой траве… был предзакатный час… Туда лошадь и забрела, - она как раз тогда сбежала от своих последних хозяев. С тех пор мы всегда вместе.
Вот что я рассказал хозяину постоялого двора, и всем, кто был рядом. Они оказались людьми сентиментальными, - очень умилялись, кое-кто даже пустил слезу. А хозяин приказал дать лошади рвотного и облить холодной водой.
…Позже, когда лошадь немного пришла в себя, мы покинули гостеприимное место. И отправились дальше.

Вообще-то, в седле мне дремать не следует. Потому что лошадь обладает свойством засыпать прямо на ходу. И мы легко можем врезаться во что угодно. Или, например, упасть с обрыва. И то и другое мы уже проходили. Приятного мало.

…Я пытался скрутить папироску, но у меня, как всегда, выходило совсем не то, что я хотел. Кажется, на этот раз вышло что-то вроде свирели… Мне очень понравилось извлекать звуки, и я надолго забыл обо всем на свете. А очнулся, только когда до меня дошло, что кто-то подпевает моей свирели вторым голосом. Оказывается, это лошадь моя оказалась такой музыкальной. Она тихонько ржала и иногда фыркала. Вместе получалось очень красиво. А вокруг – тишина…
Мы так увлеклись музицированием, что очнулись, только когда поняли, что давно наступила ночь, и не видно дороги.

…Лошадь изредка откусывала колючки у придорожных кустов. Колючки – это ее излюбленное лакомство. Обычный ее рацион – это, конечно, сено и овес, но колючки она любит больше всего.
Подобное пристрастие сохранилось у нее с детской поры. Будучи двух лет от роду, лошадь перенесла одну очень серьезную операцию, в результате которой она, собственно, и стала тем, кем является.
Это был редчайший эксперимент. Какие-то чародеи и кудесники – а проще говоря, великие ученые – взяли из цирка маленького верблюжонка и превратили его в лошадь. Уникальная операция. Полное изменение. Единственное, что осталось – тяга к колючкам. А вот психику животного разрушили совершенно. Но разве кто-нибудь об этом думал…
Долго я собирал информацию об этих чародеях. Между прочим, мне пришлось затратить бездну усилий и времени, чтобы выяснить, где их найти. Потом я копил деньги. Теперь все в порядке. Скоро мы доберемся до них. Я уверен, что, признав в моей лошади своего бывшего подопечного, они не откажут.
Нет, я вовсе не собираюсь себе что-нибудь менять, мне и так неплохо. Но я подумал, зачем нам все время плестись с черепашьей скоростью. Пусть сделают лошади еще одну операцию. Они умеют, я узнал точно. Зачем ей все время ходить? Пусть летает. Я сяду в седло и полечу вместе со своим единственным другом.

…Я достал из кармана пачку сигарет, чиркнул спичкой и с наслаждением затянулся. Лошадь радостно заржала, – она по запаху узнает свои любимые, – она любит их за то, что на пачке изображен конь. Умница моя… Я курил и выпускал изо рта колечки дыма. ”Да, все правильно, - думал я, любуясь ими, - эскапизм хорош завершеньем круга. По крайней мере, ей это удастся, я постараюсь...”
Да, кстати! Это плохо, что у моей лошади нет имени! Нужно побыстрее исправить это упущение. И как я раньше об этом не подумал? Что ж, попробую какое-нибудь имя ей подобрать…
Я посмотрел на сигаретную пачку, зажатую в руке, на изображение коня… Чем не имя? Пожалуй…
Я назову ее Пегас.