Байки Бадди. «Жуткие тени прошлого».

Автор: ТаранОружиеГероев Чертова погода... Сведет она меня в могилу раньше времени, и имени не спросит. Руки крутит, ноги сводит, спина, мать ее, совсем покоя не дает. И так сплю через раз, а тут еще и гремит то и дело. Поль! Поль, сынок! Слушай, ты парень умный, школу закончил. К чему спину так ломить может? Прямо промеж лопаток? Так ломит, как будто колом мне кто вдарил. Не знаешь? Вот и толку от этих школ... Слушай, а в четверг не заметил, как я ушел? Может, кто меня приложил тогда? Мы ж в тот вечер с Бекки перебрали немного... Нет, нормально ушел? Какого ж хрена меня крутит всего? Ох... А где ж народ-то весь? Время к ночи, а бизнес стоит. Время - деньги. Что? Ну да, пусть будут граммы. Главное - промедление смерти подобно, как говорил один парень из русских татар. Ты меня таким когда последний раз видел? Трезвым в смысле, чтоб в этот час... Да я и сам не помню, если честно. Неужели за свой счет пить придется? С этой погодой все принципы летят к чертям. А такие, у старины Бади тоже есть принципы. И их не так много, чтоб ими пренебрегать. Вон, слева от стойки на стене цифры видишь? Это парень один нарисовал, Химиком звали. Помер давно. Так вот, сынок, эти цифры есть ни что иное, как дата. Дата, когда старина Бади последний раз пил за свой счет. А теперь сам посчитай, сколько тебе лет тогда было. И вот с тех самых пор я себе такой слабости не позволял. Да и тогда бы... Эх, ладно, что уж теперь об этом говорить. Но согласись, сынок, куда порядочному человеку податься в такую погоду? Только в бар... Ну и все? Совсем в этом городе порядочные люди перевелись. А это кто там лежит? Ну вот, под столом. А, Жан Трезвенник. С этого толку никакого. Эх, Поль, послушай старика, самое страшное в любом бизнесе - фарс мажор. То, что не предскажешь... Что говоришь? Почему я в тот раз за свой счет пил? А вот как раз из-за непредсказуемых моментов бытия, юноша. Правда, к бизнесу они никакого отношения не имели. Дело было... ох, сынок, жуткое, прямо скажем. Уж сколько лет прошло, а как вспомню, мурашки по спине бегут. Что? Поль, сынок, мне и в обычный день об этом вспоминать не хочется, а в такую погоду да с сухой глоткой тем более. К тому же у тебя, небось, забот и без меня хватает. Что говоришь? Совсем с ушами беда. Ты уж повтори, юноша, а то... Ага... Смотри-ка, значит, не ослышался. За счет заведения говоришь? Тихо! Тихо сынок, о таких вещах громко не говорят, особенно когда рядом под столом спит Жак Трезвенник. Дармовая выпивка для него, как сыр для Рокфора. Кто такой Рокфор? Да так, знакомец один старый. Спасателем работает. Ну что, Поль, если ты уверен, что я тебя не отвлекаю... тогда я попробую вспомнить, как там все было.

…………………………………………..

Случилось это, сынок, в самом конце пятидесятых. Время был спокойное. Пожалуй, самое спокойное из всех, что я могу вспомнить. Да и чего волноваться? Районы уже были поделены, старшие дома соблюдают договоры, бизнес цветет. Нет, ну кого-то кидали, кому-то глотки рвали, как без этого? Это ж Клоака, а не Парижмарсель какой-нибудь. Но все-таки было как-то очень спокойно. Я так думаю, причина тут в том, что люди, наконец, начали отходить от войны. Конечно, вдоль канала, не там где сейчас девочки стоят, а ближе к вокзалу, по набережной, еще сидели человеческие обрубки. Сидели и пели что-то про полковую разведку, а люди кидали им мелочевку. Но именно в то время люди стали отходить от военной привычки жить одним днем, начали заглядывать в будущее, вкладывать деньги в завтрашний день. Ну... Не все, разумеется. Но многие.

Я тогда еще бродил с Белыми Псами. Так, ничего особенного, там долг забрать, здесь предупредить по-хорошему... Ну, бывало, что и руками помахать приходилось, не без того. Так вот, отправили нас с одним парнем по кличке Рыжий Боб в район Черного Тупика. Сейчас его уже нет, там как раз целлюлозный комбинат построили. А тогда там было наше городское гетто. Жили в Черном тупике негры из бедноты, и особенных доходов оттуда ждать не приходилось. Но район принадлежал Белым Братьям, и нужно было иногда появляться, поддерживать порядок и все такое. Мы это называли - ненавязчиво помаячить. И лично мне эти маяки очень нравились. Работка не пыльная, слоняйся себе по улицам, руки в карманах, сигарета в зубах... А что еще молодому парню надо, правильно я говорю, сынок? Ну и вот, я эту работу очень любил. К тому же, между нами говоря, в тамошнем баре нас всегда ждал стакан за счет заведения. Так я как делал: с утра по улицам прошелся, засветился, помаячил, - и в бар. Ближе к вечеру, если на ногах еще стою, еще кружок по району. Но редко, редко, врать не стану.

Правда, в тот раз мы шли по конкретному делу. И настроение от этого у меня было, прямо скажем, хреновое. Бар в этот день мне если и светил, то ближе к вечеру. Весь день сухим гулять, я это сколько себя помню, столько и ненавижу. Но, как говорят у нас в Клоаке, любишь пешком гулять, люби чистить ботинки. Иногда приходилось буквально переступать через себя, приносить принципы в жертву обстоятельствам. А шли мы в тот день к одному здоровому нигеру по имени Джонкс Молчун. Ростом был… ну вот под потолок, не совру, и в плечах подстать… Его раньше Башней называли. Джонкс Башня, стало быть… Но за три года до той нашей встречи, во время эпидемии гриппа, парень потерял семью: жену и двоих детей. Едва ли не в один день. Не сказать, что бы сильно бедствовали, а только в ту пору с лекарствами совсем в Клоаке туго было. Вот и… Словом, с тех пор Молчуном и стал. Но не сломался, нет, хотя некоторые странности за парнем водиться начали. Ну да неудивительно. Джонкс начал часто заглядывать к местному старику, не помню имя, но все считали его крутым колдуном, и говорили даже, что он никто иной, как земное воплощение барона Субботы. Хотя… у этих ребят каждый второй считает Субботу своим лоа. Очень авторитетный бог у нигеров. Это они теперь все поголовно афроамериканцы, особенно те, что в Америке сроду не были, а тогда в слове нигер ничего такого не было. Они и сами себя так называли. Да... Давай-ка, сынок, повторим, а-то сейчас самое интересное начнется, не до того будет.

……………………………………………..

Так вот, этот Джонкс Молчун тесанулся с каким-то уличным хулиганьем из бритых. Ничего особенного, обычная мелюзга, даже не банда. Но тесанулись плотно. Молчун по слухам не кисло их поломал. А они пообещали его достать. Вообще-то, если жители подконтрольных районов сами к Белым Псам не обращались, мы в эти дела не вписывались. Зачем? Но тут дело было другое. Кто-то из отцов банды решил поработать на резонанс. Знаешь, такое слово? Вот это славно. Ты, Поль должен знать, слова - от случая к случаю могут обращаться и хлебом и деньгами. Ну, или выпивкой. Так, вот, кто-то из отцов решил, что если Дом возьмет под свою опеку этого беднягу, то люди увидят, что не зря тратят свои деньги. Это сынок, еще одно слово - политика. Ну и вот, заваливаемся мы с Рыжим Бобом к Джонксу Молчуну, так-то и так, слышали о твоих проблемах, не можем оставаться в стороне, когда какие-то отморозки портят кровь нашим людям, все дела, готовы помочь, и ничего в ответ не требуем. А он нам и отвечает, дескать, передайте своему руководству искреннюю благодарность, но он, Джонкс Молчун эту проблему хочет решить сам. Ну, мы конечно удивились. Не было еще такого, чтоб от помощи Дома кто-то отказывался, тем более все вроде на бескорыстной волне. Так вот, оказалось, что кто-то из этих ублюдков ляпнул что-то про детей Молчуна. Ну, Джонкс и вспылил. Дело понятное, такая рана никогда не заживает полностью. Это как проблемы с простатой, такие вещи бывают только хроническими. Но тут еще вот в чем дело. Молчун тогда вдруг разговорился, и сказал, что знает, что те уроды собирают толпу для встречи с большим Нигером (он сам себя всегда только так называл – большой нигер). И потому большой нигер отправился к своему колдуну, чтоб тот передал просьбу лоа Субботе. И колдун ответил ему, что Барон Суббота своих людей никогда и ни в каких бедах не оставляет, не оставит и Джонкса Молчуна. Мало того, эта обида задела еще одного авторитетного парня из пантеона Вуду, лоа по имени Доктор Укол. И вот колдун сказал, что эти два лоа готовы помочь большому нигеру, но только при одном условии… Если по истечении контракта тот умрет душой и отдаст им свое тело. Молчун, не раздумывая, ответил, что после смерти жены и детей он только и думает, как встретиться с ними вновь, но гордость и ум - а мужик был далеко не глупый - не давали ему наложить на себя руки. И потому он готов стать слугой у могущественных лоа, если те позволят его душе вновь увидеться с женой и детьми. На том они с колдуном и порешили...

Мы так с Бобом прикинули, что парень-то окончательно повредился головою, но еще пытались его уболтать. По большому счету, Дому и делать бы ничего не пришлось. Оправили бы человечка к отморозкам, передали бы, что Молчун под нашей крышей, и все, эта мелочь даже дышать при большом нигере не решилась бы. Но уломать Джонкса нам так и не удалось. Он уперся, как баран в новые ворота, ни на дюйм не сдавал. Так мы и вернулись в офис к Белым Псам ни с чем. Единственно, передали, что те уличные отморозки предупредили, чтоб Молчун ждал их этой ночью. Ну, передали и передали, мы с Бобом вроде как свое дело сделали, и ладно. Я уж лыжи в бар смахал… Ага, куда там! Большой Босс решил по-своему. Сказал, чтобы ночью, не светясь, мы с Рыжим Бобом провели в район десяток бойцов банды, дабы бы те, типа в последний момент, вмешались. А поскольку лучше нас с Бобом район никто не знал, то и вести велели нам. Прикинь, мое настроение, сынок! Мало того, что днем пропустить стаканчик не пришлось, так и вечером светить перестало. Но работа есть работа, с отцами спорить не приходится. Так что подтянули мы ремни и стали ждать ночи, сухие и чистые, как младенцы. А погода стояла - один в один, как сегодня. Дождь лил, как будто на верху прорвало плотину, как в песне у волосатых придурков из группы "Свинцовый аэростат". Порядочный человек в такую пору пьет и предается праздным воспоминаниям. А старина Бади, при всех его очевидных недостатках, всегда был порядочным человеком. И давай, сынок, не будем в угоду нравам и временам изменять представлениям о нравственности и порядочности, и опрокинем за то, чтоб там, наверху, кто-нибудь сообразил, наконец, обратиться к небесному сантехнику.

……………………………………………

Так, о чем бишь я… Ага… Ровно в два часа ночи, мы с Рыжим Бобом и еще десять отборных бойцов из Белых Псов сидели в заброшенной халупе как раз напротив дома Джонкса Молчуна. Десять парней, которые такого на своем веку повидали, что считали эту ночную вылазку просто воскресной прогулкой. Им было плевать и на дождь, и на гром, и на молнии. Я вообще не знаю, что могло смутить этих роботов. Они просто сидели глядя перед собой, и ждали, когда старший даст сигнал ожить. Вот уж кто были настоящие зомби! При чем странно, я с этими ребятами в нормальной обстановке общался – люди, как люди. Может у них там, где-нибудь тумблер был, который при случае все чувства отключает? Хрен знает. Ну а мне что-то неспокойно было. Я, конечно, на погоду скидывал. Ну и еще на то, что с утра так и не удалось стаканчик пропустить. Потому как в жизни главное, сынок, гармония с окружающей действительностью. А она не возможна, если какой-то важный элемент отсутствует. И вот сидел я где поменьше лило, слушал как грохочет гром, и думал о выпивке. Сверкало, правда, редко, видно молнии далековато били. Но в какой-то момент полыхнуло где-то совсем рядом. Ну, а когда я глаза продрал, все парни уже стояли на ногах.

По улице перла толпа, человек наверное пятнадцать-двадцать. Шли не прячась, кто с битой, кто с колами какими-то. И все, как один, пьяные. У меня, Поль, на чужую пьянку чутье собачье. Особенно, когда сам я трезвый. И что-то меня так это задело, сынок! Так обидно стало, что вот, идет какая-то уличная мелочь, и все загруженные по самый ковш Большой Медведицы. А я, один из Белых Псов, маковой росинки из-за этих уродов не видел, стою под дырявой крышей какой-то халупы, весь сырой, да к тому же замерз, как собака... Да если бы они рядом оказались, я бы их голым руками скрутил без всякой помощи. Но дисциплина, вот что удержало меня в тот момент от скоропостижных действий. Я понимал, что стою здесь не по своей воле, что меня привело сюда дело, и интересы этого дела требовали соблюдения дисциплины. По этому я сдержал собак.

Теперь представь картину. Ночь, льет дождина, грохочет гром. По улице к маленькому дому, немногим лучше той холупы, где мы ждали с Псами, прет толпа пьяных мерзавцев. Мы замерли. Черт побери, я чувствовал, как будто кто-то перетянул струны на гитаре, и они вот-вот разом лопнут. Меня больше не волновала хренова холодная вода, которая текла мне за воротник. Я не слушал грома и не видел молний. Я видел улицу, видел толпу ублюдков, орущих что-то о черномазых отбросах, о чистоте и хозяевах города. И еще я видел халупу Джонкса Молчуна. Мы заранее с парнями договорились, что начнем действовать, как только уроды ворвутся в дом. Мы расписали, кто куда бежит, кто что делает, за какой участок отвечает. Мы, Поль, были профессионалами! А профессионалы не позволяют себе ошибаться. Никогда.

И вот, когда мне уже казалось, что в каждом мгновении умещаются дни, и с каждой секундой струны натягиваются все сильнее, ублюдки подошли к дому Джонкса Молчуна...
И в этот момент...
…дверь дома открылась...
…и из дома на улицу, потек тусклый, неверный, похожий на гной свет.
Толпа мрази влетела в открытую дверь, а мне показалось, что какая-то гнусная тварь слизнула их своим гноящимся языком. И в то же мгновение бойци Белых Псов, и среди них мы с Рыжим Бобом, выскочили из заброшенной халупы. И ни слова не говоря, каждый из нас помчался к заранее обговоренному месту. Мы с Рыжим Бобом помчались прямо к дверям. Да! Правда, перед нами бежало еще два бойца, а мы вроде как бежали для прикрытия, но все же мы бежали к дверям. И, клянусь, если бы я не поскользнулся на мокром асфальте, я бы первым вошел в дверь...

Поль, сынок, знаешь, я счастлив, что не был первым... Это ничего не меняет, но я счастлив... По крайней мере, я не увидел это первым...

Мы были уже на середине улицы, когда услышали... Знаешь, сынок, это были даже не крики, это был визг, как будто одновременно резали два десятка свиней. И визг шел из открытой двери дома Джонкса Молчуна. Вот тогда-то я и подскользнулся. Как будто кто-то хватанул ледяными ладонями мне по физиономии. Потому что, кто бы ни визжал там, за гнойным языком, с ним происходило что-то по настоящему ужасное. Но я не остановился тогда, ноги упрямо продолжали нести меня к дому большого нигера. Я лишь отстал от бойцов, бежавших впереди. И как раз подбегал к двери, когда эти двое выскочили обратно. Два мордоворота, с клубками арматуры вместо сердец, повидавшие на своем веку столько ужасов, что души их давно по клочьям перекочевали в самые горячие углы Ада... Эти двое парней, которых я несколько минут назад сравнивал с зомби вывалились из дома большого нигера, рухнули на колени и начали блевать... Наверное, я должен был остановиться. Наверное. Но я дошел до двери. Налей-ка сынок еще, для храбрости. Потому что вспоминать то, что было дальше, по настоящему страшно...

Да... Я не остановился, я подошел к двери и заглянул внутрь. И... Я ведь был тогда молодым парнем, с крепким здоровьем, я уверенно стоял на ногах и мое сердце молотило без сбоев. Но там, на пороге дома Джонкса Молчуна мои ноги перестали мне служить, и я опустился на колени, не в силах отползти как те, другие ребята...

Единственная комната в доме Молчуна была похожа на желудок. Я хочу сказать, как будто я заглянул в желудок какой-то огромной твари. По всюду были разбросаны куски мяса, в которых почти невозможно было разглядеть части человеческих тел. Да малыш, это было человеческое мясо! По стенам стекала кровь и еще какая-то мерзкая жидкость, прямо перед порогом валялась проломленная голова. Просто голова, без тела...

А в центре комнаты стоял Джонкс Молчун, совершенно голый, только на его лысой голове был нахлобучен цилиндр, какие носили, наверное, еще в прошлом веке... Возможно, он выглядел смешно... Возможно. Но мне не было смешно, Поль. Мне не было смешно тогда, и не смешно теперь.

Молчун тоже был в крови, но самое жуткое... Да, сынок, кое-что было еще страшнее... Его грудь была разворочена, а в руках большой нигер сжимал собственное сердце. И оно еще билось. Оно билось прямо у него в руках! Он должен был сдохнуть, любой нормальный человек давно бы лежал бездыханным... Но он не был мертв, Поль. Он был жив, и он узнал меня. Узнал и улыбнулся. "Бади, приятель, почему ты здесь? - спросил он. - В такую погоду надо пить, Бади, надо заливать небесную воду огненным дождем. Иди и пей, пей и радуй Доктора Укола. Он знает тебя Бади, он доволен тобой".

Вот так... Так он мне и сказал тогда, после чего, наконец упал, и его сердце перестало биться. Не помню, как я дошел до бара... Помню только, что пил почти всю ночь и оставался трезвым.

Джонкса похоронили на нигерском кладбище. А через день кто-то разрыл могилу. Тело исчезло. Даже гроб не стали вытаскивать, просто проломили.

Я... Я пошел туда через три дня, меня как будто что-то звало, что-то тянуло на его могилу. Знаешь, парень, очень странно она выглядела. И пролом в гробу... Как будто кто-то пробил его изнутри... А когда я уходил с кладбища, оглянулся. Было пасмурно, поэтому я не уверен, но мне показалось, что у могилы большого нигера стоит длинный худой человек в цилиндре. Стоит и смотрит в мою сторону... И если мои глаза меня не подвели, парень, то тогда это мог быть только сам нигерский лоа Доктор Укол. Это была самая жуткая осень в моей жизни парень, тогда я впервые узнал, что такое бессонница и седые волосы.

Ладно, парень, давай по последней, и надо двигать домой. Все равно, чувствую, день сегодня пустой. Люди перестали соблюдать принципы, Поль, они забыли о порядочности. Что-то неправильное происходит с этим миром. Он становится серьезнее и скучнее. Не знаю, может в этом и есть зерно истины, но мне эта истина неприятна. Так что я уж буду по старинке служить тому, что было, и искать свою истину на дне стакана с Лошадью. По мне так это вернее, парень. Я ведь профессионал в плане выпивки, а не какой-то там дилетант. А профессионал, сынок, не позволяет себе совершать ошибки. Никогда. Что говоришь? Уверен ли я, что дело было именно осенью? Да, черт побери, уверен. Бади никогда в таких вещах не ошибается. Дата майская на стене? Хм… и правда, майская. Странно, не помню я, чтоб в мае за свой счет пил. Хотя… Понимаешь, Поль, тут ведь какое дело. Всегда есть правда и неправда, как ни крути. И тут уж тебе решать, кто врал. Я, или тот парень, Химик, царапая эту дату. А я пошел. Может, хоть завтра развиднеется…