Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Графомания:: - Рыбалка - дело любовноеРыбалка - дело любовноеАвтор: Кобыла Прим. автора. Пете Шнякину респект за сюжет. Малость обыграла. Гыыы«Возвращаемся с работы, мы ребята от сохи, А вокруг читают Дао. Что творится мужики?!» Чайф. Степан Иваныч Кулибко был оригинален во всем. Можно сказать, нетрадиционален. Нет-нет, что касается естества, то тут Степан Иваныч не погрешил. Он был женолюб, образцовый семьянин, любовниц не имел, поскольку жадничал и женщин боялся, а те маленькие шалости, что он себе позволял, мой читатель, не интересны ни мне, ни тебе. Просто Степан Иванович не любил традиций. Бунтовал против них. Считал пережитком общества, атавизмом нации и геморроем души. Он любил Восток, принимал душ Шарко, занимался гимнастикой Бобыря и даже дышал по Бутейко. И хотя его батя был православный хохол, а мать черноземной казачкой, учил принципы Дао и читал Госвами. Но и на старуху бывает проруха. На то и дырка, чтоб ввинтили шуруп. Ещё Степан Иванович любил рыбалку. Спросите – и чего?! Любой мужик в силу половой принадлежности обязан её любить. Но и в этом Степан Иваныч дал маху. Он был рыболов-нетрадиционал. То есть на рыбалку ходил он один, никогда не пил водку и до кучи отпускал свою рыбу. Каждое воскресенье, от деревни Дубки, где семейство Кулибок облюбовало дачу, Степан Иванович брал велосипед и «ехал до водоёму». Водоёмов было три, и на каждом имелся мосток. Мостки Степан Иваныч смастерил сам из приобретенных бартером за пузырь пиломатериалов, что немного противоречило Дао, и ревностно охранял. Потому, когда зыбким июльским утром на одном из мостков обозначился силуэт, Степан Иваныч испытал негодование, переходящее в злость. По мере приближения к пруду силуэт мостке концентрировался, прояснялся и обретал типично женские черты. Стояла баба. Сочная деревенская молодуха в молочно-белом платке. И… с удочкой в пухлых руках. Под тирольской шапочкой Степан Иваныча взмокло, и ярость слегка улеглась. Он слез с велосипеда, важно посмотрел вдаль и отстегнул с багажника стульчик. Стульчик он установил невдалеке, расчехлил удочки и горестно тяжко присел, нарочито изображая досаду. Он надеялся, что незнакомка испытает стыд за и причиненные ему неудобства и уберётся с мостка. Но стыда аборигенка не испытала, напротив, улыбнулась Степан Иванычу широко и открыто. Ловя шаловливые взгляды, Степан Иваныч хмурился, морщил лоб и серьёзно разглядывал поплавки. Наживки были импортные, купленные на Птичьем Рынке, но почему-то игнорировались рыбой. Степан Иваныч злился. Стульчик по глине сползал, кусались комары. До кучи у наглой захватчицы клевало бойко и часто. Снимая очередного карася, молодка бросала его в ведро, нагибалась и мыла руки. Женственно и мучительно долго. Степан Иваныч не выдерживал и тайком созерцал крепкий зад и наивно-белые икры. Так продолжалось пару часов, пока клёв не иссяк. Незнакомка подхватила ведро, вылила лишки воды и - Степан Иваныч побледнел от ужаса - направилась прямо к нему. - Как рыбалка? - простодушно спросила она. Степан Иваныч хотел резко и прямолинейно объяснить, что «никак» в виду неких объективных причин и… - А я Оленька. - Степан Иванович, - только выдавил он. - Степан Иваныч! Как приятно! Клюёт? Кулибко ощутил, как новая волна раздражения подкатила под острый кадык. - Что-то сегодня не то, - сквозь зубы процедил он. Но Оленька обворожительно улыбнулась и заглянула Степан Иванычу через плечо. - А на что ловишь, соколик? Сквозь одежду Степан Иваныч почувствовал, что в лопатку, словно вражеский штык, упёрся упругий сосок. Между тем Оленька снова нагнулась, пошарила в рюкзаке и извлекла бойлы: - Ого! С банановым вкусом?! Степан Иваныч покраснел, и в глубине мозжечка мелькнуло, что презервативов у него нет. От того, что собственное подсознание выдает мысли, шедшие вразрез Госвами, Степан Иваныч смутился еще больше. - Это для карпов, - ответил он и отер шапочкой лоб. - А это, стало быть, для плотвы?! На беду Степан Иваныча пакетик с приманкой венчала надпись «Волшебные палочки для плотвы». - И как на них ловят? Кулибко почувствовал, как вспотел копчик, и стало тесно спине. - Да, ла-адно, - подмигнула Оленька: - Рыбалка – дело любовное. Потом она посерьёзнела и поскребла в баночке для червей: - Где ж ты задохликов брал? Так не пойдет. На хлеб сейчас ловят. Она покровительственно оглядела Степан Иваныча и серьёзно изрекла: - Степан Иванович, нехорошо обратно пустым. Пойдемте, навозных дам. Рядышком, у самого пруда. Заполучить навозных червей взамен дождевых звучало заманчиво. Слишком. Степан Иванович опасливо оглядел Оленьку, но она, казалось, уже забыла о нём. Сноровисто смотала удочку и равнодушно кивнула. Степан Иванович нерешительно поднялся, потоптался, волнуясь за стульчик и снасти, потом махнул рукой, подхватил велосипед и безропотно засеменил следом. Оленькин дом оказался крайним, окнами на пруд, и стульчик был виден, потому Степан Иванович успокоился и осмелел. Утробно сопел поросенок, гудели шмели над клумбой, пупырчатые огурчики уютно теснились в тазу. - Вон там, у закуты, - бесстрастно указала Оленька и скрылась в просторных сенях. Степан Иваныч приставил велосипед к забору, радостно потёр руки и вгрызся в душистый субстрат. Разумеется, совком. Темно-красные ползучие твари прыснули из жирных комков, и Степан Иваныч так увлекся охотой, что не заметил как Оленька нарисовалася снова. От неожиданности он вздрогнул и выронил червей. - Ну что же, Вы, Степан Иванович, - заботливо проворковала Оленька, одной рукой подхватывая баночку, а другой обнимая Кулибко. Степан Иваныч занервничал, но баночку взял. - Голубчик, пойдемте есть. Надо сказать, Степан Иваныч поесть любил, а в виду принятого вегетарианства был голоден постоянно. Он ясно ощутил дразнящий запах картошки и даже прочувствовал, как она скворчит на плите. А упомянутая боязнь женщин мешала ответить отказом. Малость помявшись для приличия, Степан Иваныч вошёл в дом. На столе значилась не только картошка, но селёдочка и грибы. Малосольные огурчики зеленели в укропе, золотился в масле лучок. Венчал натюрморт большой пузырь самогона и пара стаканов пред ним. - Я-я… не пью! Эт-то зло! – чуть не вскрикнул Степан Иваныч и устыдился своей правоты. - Отчего же, голубчик? – удивилась Оленька, тем не менее, откручивая пузырь: - Ты что, у нас, не мужик? Ударило сивухою в нос. Степан Иваныч поморщился, но гены, доставшиеся от отца, дали знать, и ноздри затрепетали: - Ну, если только одну. - За рыбалку! - Понимаете, Ольга, - строго сказал он, скривясь и закусив огурцом: - Шри Шримад Прабхупада… Он осёкся, но Оленька смотрела с таким вниманием и восторгом, что Степан Иваныча захлестнуло желание спасти, вырвать из круговерти сансары еще одну заблудшую душу и он с жаром продолжил: - Спиртное, секс и чеснок… Он рассказывал Оленьке про гуны зла и добра, санскрит и проклятие кармы, а хозяйка послушно кивала. И подливала ещё. - У меня мужик на зоне, - вдруг просто сказала она: - Вот и вою волчицей тамбовской. Что-то бесконечно белое и теплое вдруг накрыло Степан Иваныча и потянуло к себе. Из этой пелены вынырнули горячие мокрые губы, и Кулибко потерял отчёт. Проснулся, когда было темно. В окна светила луна, надрывался в траве коростель, и какая-то тварь стрекотала за печкой. Чей-то волос щекотал лоб, а рука совсем онемела. В висках чеканили молотки, и рассыпалися искры. Степан Иваныч жалобно застонал. - Проснулся? – пропело над ухом. Кулибко подскочил, но, обнаружив пропажу штанов, заскулил и опустился обратно. - А, ну, голубок, похмелись! В лунном свете граненый стакан сиял колдовским ореолом. Резанул знакомый дух, и самогон потек в горло. - От, и славно, соколик! Степан Иваныч покорно икнул и свалился в подушку. В тот же миг тяжелые груди всколыхнулись над ним, и понеслось-полетело. В бесконечном дурманящем сне Кулибко представлялась сансара. Он умирал и рождался вновь, только чья-то рука безжалостно запихивала его в предыдущее тело. Вновь и вновь он рождался в избе у пруда, и молоком был стакан самогона. Потом кастаньедовской бабочкой нависали груди вразлет, и все качалось и пело. Раз за разом Оленька умертвляла и снова рожала его. Очнулся Степан Иваныч на третий день. Глаза слепил свет, и в окошко стучали. Кто-то в сапогах и погонах. - Вставай, соколик, вставай, - тормошила его хозяйка: - За тобою пришли. Козлы! Степан Иваныч только что в очередной раз появился на свет и потому испугался: - Чего же я натворил? Но Оленька сунула ему куртку, штаны и зашептала на ухо: - На чердак, в сенях, полезай! Кулибко нещадно штормило. От вида лестницы рвотный позыв подпёр и застрял где-то в горле. Наш герой захотел возразить, но Оля его подстегнула: - Там жена! Полезай, дурачок! На чердак Степан Иваныч взвился белкой, оступился и обнял трубу. Лестница за спиной скрипнула и скрылась из виду. Не хотела Оленька упускать голубка. Степан Иваныч прильнул к мутному в точках стеклу и осмотрелся. Удочки и распотрошенный рюкзак все еще лежали на берегу, а стульчик давно кто-то спиздил. Стоял УАЗик ментов, а рядом - Степан Иванычу стало стыдно - металась родная жена. Кулибко всхлипнул и нехорошо подумал об Оле. Потом он вернулся к краю чердака, осмотрел сверху сени и загрустил. Лестницы не было видно. Степан Иваныч зажмурил глаза, ухватился за брус и ящеркой сполз на пузе. Ослабевшие руки разжались, и он грузно шлёпнулся вниз. Замяукал котенок. Кулибко вновь застонал, поднялся рачком и лихо рванул в огороды. Жене он потом соврал, что зашел по грибы, заблудился и очнулся в овраге. Для убедительности вздохнул и показал синяки. С той поры к рыбалке наш герой поостыл. И к восточным мудростям тоже. Зато действительно собирает грибы. Жарит и с удовольствием ест - традиционно под водку, по-русски. Теги:
0 Комментарии
#0 03:58 27-11-2007Эдуард Багиров
Рубрика за "крепкий зад и наивно-белые икры". Дальше не читал. Нормально, но тоже пересолено, перекручено, пережарено. Проще надо быть. Карасей не пожарили, отчёт Степан Иваныч потерял... Грибы Кулибко в тех же Дубках собирает, а затем нырь в крайний домик у пруда на Олины перины. Не до сансары ныне. Караси - майо любимойе блюдо. Есть торфяные карьеры у деревни Полубарское, что в Сергиево-Посадском районе Московской области, место, кстати, известное - вот там карасей тьма. За сутки втроём около 70 кг. на удочку. В сметане - просто вещь... Не понравилось вовсе.тема ебли вкупе с рыбалкой неканает напрочь. высер и есть великолепно хотя в следующий раз сильно удивлюсь если рядом с именем автора в названии не будет слова рыбалка как она всё-таки многогранна какие высокие чувства раскрывает в отношениях мужчины и женщины да и рыболовы… им оказывается ничто человеческое не чуждо Хорошо! Эх, жаль Юрий Николаевич прочитать не сможет! Еше свежачок С первого марта прямо со старта Встреч с дорогою во власти азарта Ревности Коля накручивал ересь Смехом сводя раскрасавице челюсть. С виду улыбчивый вроде мужчина Злился порою без всякой причины Если смотрела она на прохожих Рядом шагал с перекошенной рожей.... Смачно небо тонет в серой дымке Повстречать пора счастливых дам. Путь осветят в темноте блондинки Во души спасенье встречным нам. Муж был часто дамой недоволен Речь блондинки слушать он устал Только вряд ли хватит силы воли Бить рукою ей с матом по устам.... Мне грустно видеть мир наш из окна.
Он слишком мал и что он мне предложит? Не лица - маски, вечный карнавал! Скрывают все обезображенные рожи. Но там, шатаясь, гордо ходит Вова. Он гедонист, таких уже не много. У Вовы денег нету, нет и крова Стеклянный взгляд уставленный в дорогу.... Светлее звёзды осторожных принцев И ярче самой пламенной мечты. Ночами даме важно насладиться Души полётом в дебрях высоты. Забросить в небеса простую душу Залётный принц строился с листа. На целый век красавице не сужен Но как ласкает сладкие места.... Вы помните беднягу Кука,
который двинул за моря, не взяв ни бластер, ни базуку… но жаждал въехать в дикаря - его аршином общим мерил и познавал его умом, за головные трогал перья… И что с ним сделали потом? Он к ним с букетом и улыбкой явился ясным летним днём… Но в чём была его ошибка - молчит история о нём.... |