Катастрофа

Автор: Арлекин ГАВАЙСКИЙ ПЛАЧ

В чём моё великое преступление, о бог!
Может, я ел стоя или
Не воздал благодарности,
Или мой народ ел запретное.
Да, это преступление, о Канэ-воды-жизни.
О, пощади; оставь жизнь мне, твоему ревнителю,
Не будь ко мне безразличен.
Я призываю тебя, о, ответь мне,
О бог моего тела, который на небе.
О Канэ, пусть вспыхивает молния, пусть рокочет гром,
Пусть сотрясается земля.
Я спасён, мой бог взглянул на меня,
Я омыт. Я избежал опасности.

НАЧАЛО РАСПАДА

- Ну, я поехала.
- Пока.
- Удачи.
- Счастливо.
Мы остаёмся втроём на перроне, а поезд движется. Мы не ждём, пока он скроется из виду, этот поезд с нашей подругой в одном из вагонов. А какого хрена? Тоже нам событие!
Мы уходим в привокзальный бар, ни разу не оглянувшись.
- Ну чё, вот она и уехала.
- Да, ништяк.
- Молодец, чувиха, вырвалась из этой смерди.
- Стопудов.
- Я, лично, рад за неё.
- Да все мы.
- Что вам?
- Три пива, пожалста.
- И арахис.
- Чипсы.
- Рыбку.
- Знаете... Давайте три по писят и лимон под сахаром.
- Ещё что-нибудь?
- Арахис.
- Рыбку.
- И три пива.
Двое из нас ржут, пихая друг друга локтями, а третья мило улыбается, глядя на нас, придурков.

РАДОСТЬ ОБЩЕНИЯ

- Алё.
- Здоров, чё делаешь?
- Гимнастику.
- Круто. Когда сделаешь...
- Да, обязательно покажу.
- Наша чувиха на выходные приезжает. Звонила мне сегодня.
- Отлично. Я куплю вермут, а ты ганджа наведи.
- Купи лучше коньяк и зёрна кофе.
- Дима будет?
- Да. Будем "От винта" бодяжить. Под гаш.
- А-а-а! А-абалде-е-еть!!!
- Во-во.
И вот мы встречаемся вчетвером - снова все в сборе. А потом приходит наш коктейль-мастер Дмитрий.
Полтора часа спустя у всех глазки в кучу, бровки домиком. Я тебя люблю. И я тебя. А тебя люблю я. А я - тебя... Короче, быстро выясняется, что все всех любят. От этого волоски на затылках приходят в движение. Однако нет. Это от гаша с коньяком. Расплавленный горячий воск течёт по шеям.
Внезапно всех пятерых охватывает креативный импульс, скорректированный с каждой из сторон индивидуальным родом деятельности. Результат являет собой совершенно неадекватную инсталляции. И чистую - потому что мы сами себе и зрители.
Мы решаем, что в следующую нашу тусу непременно оформим это концептуально.

РЕЗУЛЬТАТЫ РЕЗОНАНСА

- Алё.
- По поводу нашей темы...
- Ну, давай, что у тебя там. Привет.
- Э-э, вот. Да, привет. Основой художественной жизнедеятельности является оглядка на непрерывность самого процесса существования, так?
- Не, ни хера.
- Ну, допустим, что так. При близком рассмотрении процессов оказывается, что все они состоят из сходных элементов.
- Есть такое.
- Изобретение идентичности составляющих вводит в азарт оперирования этими элементами и позволяет смешивать и переставлять их местами.
- А, точно. То есть, эти комбинации приводят к созданию особой реальности, которая, накладываясь на реальность вынужденную, создаёт особое мерцание, которое... которое...
- Да блядь! Которое придаёт жизнедеятельности... некоторую художественность!
- Точно. Это твой концепт?
- Наш.
- Ну да.
- Помнишь, как это мутилось? Никого, кроме самих мутящих! И в этом-то вся фиха! Это как концерт Пинк Флойд в Помпеях! Это как два телека придвинуть кинескопами друг к другу, сечёшь?!
- Органическая жизнь.
- Точно! Я звоню.
- Ей?
- Узнаю, когда приезжает.

БЛАГОТВОРНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ

Мы вполне сносно существуем втроём. Иногда приезжает четвёртая, что неизменно становится поводом угара и кутежа, массовых погромов и неуверенных просьб-жалоб соседей и смущённых дворников.
В целом, нам неплохо живётся. В нашем узком кругу по-прежнему царит тотальная деперсонификация. Мы говорим о себе как о "нас", не разделяя понятие "мы" на отдельные личности. Каждый из нас сам по себе значит для нас гораздо меньше, чем мы вместе. Поэтому нашими поступками считаются только наши совместные действия, нашими словами - только слова, сказанные друг другу или обронённые вслух кем-то безвозмездно для внутреннего пользования и не понятные кому бы то ни было за пределами нашего круга.
Нам тесно, но мы ещё плотнее жмёмся друг к другу. Объятия приобрели статус предела мечтаний, поэтому мы обнимаемся как можно чаще при любой возможности - и мы счастливы.
Во время приездов четвёртой объятия становятся абсолютно полноценными, мы окунаемся в экстатическую негу, а кисель алкогольных паров, смешанных с дешёвым дымом и дымом подороже, вызывает тошноту. Что ж! Бежим тошнить! А проблевавшись и прополоскав глаза и глотку, мы дышим в судорожно распахнутую форточку и пугаем фонариком писающих на стены алкашей.
С отделением одного из нас, отношения только укрепились и стали приносить ещё больше радости.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАСПАДА

- Чувак, мои мазы сработали. Я уезжаю.
- Охуеть! Поздравляю! Теперь у тебя всё будет ништяк. Успех, мэн! Добейся его и порви этих обывателей!
- Так оно и будет, можешь не сомневаться.
И вот, мы провожаем этого чёрта. Даём ему добродушного пинка, а сами остаёмся.
Теперь к нам приезжают уже двое. Одна почаще, другой пореже. А когда удаётся собраться вчетвером, нам просто бани рвёт от удовольствия. И опять признания в любви до крематория, обещания держать связь и знакомить внуков, чтобы те курили вместе свои первые сигареты, а возможно, создавали социальные ячейки.
Однако, планы на будущее - всё ещё с изрядной долей хмельного стёба. Прекрасно видно, что никто из нас не знает, что с нами будет через год. Тем более не ясно, будут ли у кого-то из нас внуки. Но сейчас об этом никто не парится. На хер, мы слишком обалдеваем от общения, ещё более выросшего в цене с новым расщеплением.
Теперь только мы двое говорим о себе "мы", а об уехавших мы говорим "они". Проходит несколько месяцев, и "они" превращаются в "он" и "она". Эта тревожная метаморфоза проходит незамеченной. Мы счастливы и радуемся за тех двоих - у них тоже всё хорошо. Они там, конечно, скучают, завидуют, что мы вместе, а они по отдельности, но одновременно им не до скуки - вертиго новой жизни в новых городах. Новые люди, новое общение, всё новое. А у нас всё по-старому.

ЗАВЕРШЕНИЕ РАСПАДА

Она усаживает меня на диван, заставляет закурить. Неловкая улыбка, блуждающий взгляд, который трудно поймать. Но, проведя обманный манёвр, я всё-таки хватаю его и цепко удерживаю опалёнными ресницами.
- В чём дело?
- Я уеду.
- Ох, ни хера себе! Куда?
- Далеко. Родственники подыскали мазёвую работу. Тут мне заработать не светит.
- Ну, блин...
- Это на год. Может, полгода, как фишка ляжет.
Как фишка ляжет. Как фишка ляжет. Паранойя поймала и пытается вырыть здесь подтекст. Как же я её отпущу? А я? А что со мной теперь будет? Я останусь один? Так, что ли? Совсем?
- Круто, рад за тебя.
И мы начинаем сборы. За неделю упаковали её вещи, через неделю погрузили их в поезд.
Я начал ненавидеть поезда. Эти железные сволочи поотрывали от меня по куску, и оставили нахально дрожащие обглоданные кости под бесстыжими глазами в похудевшей голове.
Так что? Вот так, да? Значит, вот оно как теперь будет. Ладно, значит теперь будет именно так. А ты не боишься, что то, чего ты боишься, уже произошло? А случилось как раз то, что ничего не случилось? Я-то? Нет, я боюсь не этого. Меня пугает новая перспектива.

ДРОЖЬ МИРА

Ну ладно, хуйня, как-нибудь встроюсь. Да, конечно, ритм жизни теперь новый, да и скорость дня выросла. Плюс, продолжительность этого дня как-то незаметно растянулась. Тридцать шесть часов на ногах, гоняю, как псих, сверкая воспалёнными бобами и пугая малолетних девчушек, а двенадцать часов затем отсыпаюсь.
Очень сильно сбивает с толку обратный ход массификации. Появилось какое-то новое "я". И уже не про кого сказать "мы". Вот такая новая база. Соответственно и ход жизни следует подчинять этому порядку. В этом, собственно, и состоит запара -
Одиночество.
Вроде и не мальчик, а смысл слова вкурил только сейчас. То есть, что, получается, можно делать всё, что захочу? Выходит, да. Супер, теперь всё моё время моё. Как много я смогу сделать! Всё то, на что никогда не найти минутки - все минутки приносятся в жертву крепким дружеским связям и, конечно, дают свои шуршащие любовными открытками дивиденды. Жаль, этому пришёл конец, но зато сколько открывается возможностей!
И вот, я всё своё время - я - всё - своё - время - занимаюсь своими личными - своими - личными - делами. Две недели спустя - новый сюрприз, новый удар обухом, новая пара мультипликационных трусов, натянутая на голову: я себя исчерпал.
Что делать теперь? Бесцельно брожу по улицам, курю много. По второму кругу знакомлюсь со словами. Например, "тоска".

БЕСПЕЧНОЕ БАЛАНСИРОВАНИЕ

Славно, славно. Вот, приехала чувиха. Вот, и чувак приехал. Спрашивают наперебой, где моя половина. В ностальгическом припадке подражая её манере, усаживаю их на диван и заставляю закурить.
- Уехала.
- Как уехала?
- Поездом.
Объясняю, что и как. Через полчаса оба оправляются от шока и в один голос признают, что как ни крути, а это же круто. Ну да, что тут возразить? Да, круто, а хули. Круто. Среди нас четверых установилась негласная традиция считать отъезд кого-либо в другой город очень торжественным жизненным свершением. Неизменно присваиваем каждому следующему этапу разложения тусовки категорию "круто". Круто ведь покинуть эту продвинутую, но, всё же, провинциальную дыру и сменить серую обыденность на новую, свежую среду. Новая среда очень быстро тоже становится обыденной, разнося рутиной в ошмётки всякий восторг, но новизна сохраняется очень долго.
Значит, мы висим втроём, в несколько модифицированной комбинации. Это порождает и неловкость, и свободу. Но в общем мы раскованы, цепи бренчат под ногами.
Потом один за другим они уезжают, возвращаются в свои новые жизни, а я остаюсь в своей старой.
Нужно опять как-то ловить волну, снова настраиваться на одиночество. Собственные константы стимулируют незлобную зависть.

СМЕРТЬ ДОЛБОЁБА

И снова один. Недавний приезд этих двоих только утвердил окончательность отъезда всей тройки. В отчаянии пытаюсь с кем-нибудь встретиться. Кому позвонить? Диме? Маше, Саше, Юле? Женечке? Катюхе? Олегу или Коле?
Не, в жопу их всех. То есть, не то, чтобы так прямо в жопу. Не хочу. Они не дадут мне того, в чём я нуждаюсь.
Я маюсь от безделья и тоски. Отчётливая мысль "Я ОДИН" пульсирует и давит на фанерные заставки висков. И даже пот. Измерил температуру - температура. Тридцать девять с хуем. Вот встрял. Мне сейчас меньше всего нужно расклеиваться. Чёрт, проклятые сопли! Сходил в аптеку, купил стрёмные пилюли - в коробочку втиснут метр противопоказаний и побочных эффектов. Побоялся часок, а потом закинул двойную дозу с перепугу. Температуру снесло на тридцать пять. Голова кругом.
В истерических попытках унять панику и сдержать приближение опасной апатии, брожу по рынку. Добродушные, улыбчивые айзеры подсказывают мне спасительный выход - и продают мне его.
Дома, запершись на ключ, в темноте.
Горят две разные свечки. Одна из них очень дрожит, создавая стробоскопический эффект. Под уютным пледом встречаю колоритный приход. Свечка безумно сверкает. Строб девятнадцатого века, под который могло мазать с абсента лет сто тому назад какого-нибудь маньяка, эквивалентного современному торчку. Приходует всё сильнее, я уже не контролирую, мне становится не по себе, как-то страшно, оттого, что я один...

ТРАГИЧЕСКИЙ АПОСИОПЕСИС

- Алё.
- Привет. Ну что, он тебе не ответил?
- Нет. Ещё нет.
- Я ему даже звонил.
- Я тоже звонила.
- Глухо?
- Н-да...
- Что делать?
- А что мы? Я думаю, ничего с ним страшного не случится.
- Ну да, он уже не маленький.
- Просто... предчувствие что ли...
- Да?
- Нехорошо это всё.
- А ей ты звонила?
- Она ничего не знает.
- Да... Так что, будем просто ждать, когда он выйдет на связь?
- Знаешь, он теперь остался совсем один. Он же совершенно не приспособлен к жизни! Как он сможет выжить? Он же, как ребёнок, он нуждается в присмотре! Он же ни с кем больше не поддерживает контакт, и если что-то случится, об этом очень нескоро кто-то узнает. Ты понимаешь? Он может гнить дома на диване полмесяца, пока к нему вдруг не решат зайти родители или брат!
- Слушай, гони ты прочь эти хуёвые мысли.
- Ну а всё-таки? Это же... это будет...

ТЕКСТЫ САРКОФАГОВ

Живу я или умираю, я Осирис,
Я вхожу и снова являюсь в тебе,
Я угасаю в тебе, я расту в тебе,
Я опадаю в тебе, я падаю набок.
Боги живут во мне, ибо я живу и расту в зерне, поддерживающем Чтимых.
Я покрываю землю, живу я или умираю, я - ячмень.
Я не уничтожаюсь.
Я вступил в Миропорядок,
Я опираюсь на Миропорядок,
Я становлюсь Господином Миропорядка,
Я проявляюсь.
Я - Владыка Шеннет.
Я вступил в Миропорядок,
Я достиг его рубежей...