Трамвай

Автор: Fedott Вместо эпиграфа

- Ты знаешь, у меня впоследствии изменилось представление о панках.
- А какое у тебя было представление об этих людях?
- Ну, раньше я думал, что панки это такие интеллигентные люди с особым взглядом на жизнь. У них богатый внутренний мир, тонкое чувство юмора и, если хочешь, философский склад ума. Они склонны к занятиям искусством, вообще творческие и неординарные люди. Они сознательно приняли для себя этот принцип.
- Н-да ? – я улыбнулся – ты действительно так думаешь? Боюсь, что такую характеристику можно применить к немногим из их числа.
- Ты зря смеёшся. Я вполне сознательно хотел ощущать себя единым целым с ними. Но после одного случая изменил свою точку зрения. Не на идею вообще, а на людей, которые себя называют панками.
- И что же это за случай ?
- Да вот, шел я тут с концерта из Горбушки. Ну, познакомился с ребятами. Ну, там знаешь, наколки: «Анархия», «Гр.Об.» у них, гребешки-ирокезы, драные куртки кожаные. Ну, панки одним словом. То-сё, надо выпить. Денег, конечно, нет. Пошли у магазина собирать бутылки с недопитым пивом. Нашли на помойке пакет из под молока. Обрезали, стали из него пить.
- Ну ты дал, конечно ! – сказал я.
- Да ладно, это-то ничего как раз. Ну вот, пьем мы с ними пиво, а разговоры, знаешь, типа «Скажи, ведь – «ГрОб» : это пиздато». «Да, «ГрОб» – пиздато. А скажи вот – «Металлика» гавно стала». «Да – гавно». А давайте пиздюлей кому-нибудь дадим». «Давайте». И всё. Вот и весь разговор.

Разговор с другом

- Ну вот, опять мы сегодня мало выручили – сказал Лёха, сплевывая на грязный пол палатки, - опять этот козёл нам все мозги выебет. Скажет, мол : «Опять нажрались, дрыхли, ларек закрывали, болты пинали, свои сигареты продаете, а мой товар – ни хуя! Устроили нелегальный обменный пункт здесь: у хачей баксы меняете. Доменяетесь, у них одни фальшивые. А как менты если? То, что вас, мудаков накроют – это то хуй с ним, а вот то, что я весь в дерьме буду – это как ?». Леха еще раз сплюнул. Лощеная физиономия хозяина палатки представилась ему во всех ее деталях. Что уж там говорить, не очень поднимали настроение эти душеспасительные беседы.
- Кстати, Колян, мы «Яву» нашу всю задвинули? Бля, надо бы коробки пустые подальше выкинуть. А то зажопит, пойдет вопросы разные задавать : «Откуда столько? Что? Почему?». Колян, эй, слышь, Колька !
- А, да…- тихо сказал Коля – бля, как же хуево. Лёх, выкинь сам, я не могу. Плохо мне.
- Ладно, выкину. Ты только тут сиди, не делай ничего.- предупредил напарника Лёха – сейчас выкину.
Палатка, где сидели Леха с Колей, находилась в ста метрах от здания Киевского вокзала. Леха и Коля были продавцами. Как и всякие продавцы палаток они гоняли цыган, которые мешали торговле, ошиваясь вечно у окошка и попрошайничая, продавали свой товар, чтобы как-то выкручиваться, меняли баксы у приезжих и армян, которые рядом торговали цветами. Еще они не любили хозяина палатки – лощеного еврея, который любил учить жизни своих сотрудников (в лице Лехи и Коли).Он очень негативно относился ко всяким антисемитским проявлениям, при этом проводя параллель между национальным самосознанием и торговлей всякой всячиной. Таким образом, выходило, что все, что не шло на пользу коммерции, приносило ущерб не только самой коммерции, но еще и ему лично, как верному сыну своего народа.
Сейчас была Колина смена. Но, придя в палатку часа на три позже уговоренного времени, на смену Алексею, Коля, не говоря ни слова, с трудом открыв дверь ларька, завалился в угол на коробки со сникерсами и уснул. Потом он блевал на пол, снова засыпал, просил Леху налить ему воды. Леха как мог, помогал ему, одновременно выполняя обязанности продавца. Конечно, при таком раскладе Алексей не мог оставить Кольку одного. К тому же намечался ежевечерний приезд еврея, и надо было к его приезду хоть что-то наторговать и вообще предстать перед хозяином во всей красе (ну, понятно, в меру способностей).
Леха учился в институте. Он жил на окраине Москвы в двухкомнатной квартире в хрущевке с родителями, старшим братом, его женой, и их ребенком. Места было мало, и они спали с братом на кровати по очереди : сначала брат полгода на кровати, Алексей на раскладушке, потом наоборот. В общем, торопиться ему в тот вечер было некуда.
Коля был панком. Выражение : «чем хуже - тем лучше» относилось именно к нему. На руке у Коли была надпись «Гр.Об» выжженная окурками. Еще у него была жена с маленьким ребенком. Еще его несколько раз выгоняли из ПТУ. Беседы в ментовке, не в счет, понятно.
Год назад Коля еще не обладал такой блестящей и перспективной профессией, как продавец ларька у Киевского вокзала. Тогда Коля предавался очередным размышлениям о смысле жизни и о способе добывания денег. Сам то он, конечно, без них легко обходился. Однако у друзей тоже не всегда были деньги на водку, к тому ж Коля успел уже жениться и обзавестись ребенком.
В то время Коля повстречался со своим другом Дэзом. С Дэзом они вместе учились в школе до восьмого, понятно, класса. Дэз был сатанист и к тому же ярко выраженный дебил. К этому времени он устроился на очень перспективное место в морге одной из больниц. В промежутках между зашиванием ртов у покойников (есть и такая особенность этой работы) Дэз со товарищи продавал налево гробы (я сейчас имею в виду, конечно, одну из похоронных принадлежностей). Короче говоря, он был неплохо устроен. После распития очередной бутылки Серега (так по-нормальному звали Дэза) и Коля обсудили перспективы будущей трудовой деятельности Коли. Дэз предложил Коле попробовать себя в роли санитара морга. Однако Коля отказался, он хоть и был панком, но все же имел в какой-то степени более жизнеутверждающие (если это слово, конечно, уместно для того, чтобы охарактеризовать панка) позиции. Тогда они стали думать дальше (этот процесс шел долго). Совместными мозговыми усилиями было сформулированно основное требование к будущей Колиной работе, а именно : она должна быть панковской. После чего допили до конца бутылку и занялись каждый своим : Дэз дальше нянчить покойников, а Коля – искать панковскую работу.
Сколько времени прошло с этого момента, история умалчивает. Неизвестно, когда Коле пришла эта мысль, но в один прекрасный день Коля подумал : «Бля, а ведь очень по-панковски было бы водить трамвай! И прикид у них тоже пиздец – такие клевые, оранжевые жилетки с кармашками для всякой хуйни. Заебись, так и сделаем». И Коля отправился в трамвайное депо.
Начальник колонны Петрович, увидев первый раз Колю, открыл было рот, дабы незамедлительно послать его в соответствующем направлении, но что-то в этот момент сработало у него в груди, и он, сменив гнев на милость сказал ему : «Ты работать вообще будешь, или только бухать? А то смотри, у нас строго, перед выходом на линию – контроль.» На какой-то момент Петрович и сам поверил в то, что говорил : что у них в трамвайном депо существует какой-то мифический контроль. «Буду» - не вдаваясь в подробности ответил Коля. На этом интервью закончилось и оба приступили к выполнению своих обязанностей : Петрович к перманентной раздаче… (да, ценных указаний), а Коля – учиться водить трамвай.
Надо сказать, что Петрович не был таким законченным негодяем, как могло бы показаться со стороны. Посмотрев на Колю он вспомнил свою молодость, когда он работал в автобусном парке. После смены, которая заканчивалась в час ночи, его коллегам по работе и ему самому почему-то всегда хотелось выпить. А в те времена единственными круглосуточными учреждениями были: Институт Склифософского, больницы и автозаправочные станции. У таксистов, хоть они и покупали у автобусников бензин, бывало не всегда купить. Поэтому, как-то ночью, возвращаясь в парк, Вова (так звали Петровича до того, как его стали называть Петровичем) заприметив около магазина стоящую пивную бочку-прицеп, недолго думая, прицепил ее к своему автобусу. «Мало там было» - рассказывал потом Петрович слушателям (все хотели узнать, за что он сидел) – «хватило не на всех. А у мента, помню, фуражка свалилась, когда он увидел мой автобус с прицепленной сзади пивной бочкой». Когда Петрович освободился, и стал устраиваться на работу, в автобусном парке, во избежание повторения истории, ему отказали и направили в трамвайное депо. Логика в рассуждениях начальства была та, что к трамваю бочку с пивом прицепить, согласитесь, сложно. Во всяком случае, сложнее, чем к автобусу: возможностей для маневра меньше.
Через некоторое время, когда Николай разобрался в том, что руля у трамвая нет, а педалей у него только две и еще есть небольшое количество разных кнопок, он получил от Петровича заветную оранжевую жилетку, трамвайные права и серьёзное внушение о том, что если, чего доброго, он распиздит вверенную ему технику (под этим словом подразумевался трамвай) или, еще хуже, при посадке-высадке задавит пассажира, то, как грубо выразился Петрович, ему, Коле : «наступит полный пиздец, со всеми вытекающими из этого последствиями». Коле не хотелось никаких вытекающих последствий, хотя он уже сформулировал на этот счет свои воззрения. «Трамваю-то хули будет» - думал Коля – «с такой-то мандулой спереди и сзади ему никто не страшен. В депо болтают, что если трамвай лоб-в-лоб с танком Т-34 сталкивается, то с танка гусеницы слетают. Конечно, это не проверишь (где ж тут в Москве танки?), однако опасений насчет целостности конструкции этой электрической тачки быть не должно. А вот с пассажирами дело другое, конечно. Всякие старые пердуны так и лезут под колеса. Будет потом делов…». Так он приступил к новой, интересной и удовлетворяющей его внутренний мир работе.
Рабочий день Коли выглядел таким образом. Продрав глаза и медленно приходя в себя, Коля надевал оранжевую жилетку, курил «Беломор» и отправлялся на линию. Он очень аккуратно открывал двери на остановке, очень аккуратно закрывал их, а дальше, до следующей остановки он ехал как хотел. Надо ли говорить о том, что он гонял. Его иногда очень угнетало то, что он не может обогнать впереди идущий трамвай. В чем-то его чувства были сходны с ощущениями водителя БМВ, который вынужден ехать по узкой улице вслед за КАМАЗом с мусором. Однако, если при этом водителя БМВ может хватить инфаркт, то у Коли были более крепкие нервы. Когда такая езда ему надоедала, он загонял свой трамвай в тупичок на одном из трамвайных кругов, которые находились на линии и служили промежуточными конечными остановками. После чего он шел по своим делам. Дальнейшая судьба трамвая его интересовала мало, да и сами посудите, кто когда угонял трамвай ? Такое можно только в книжке у братьев Вайнеров встретить.
- Ты почему вчера мало рейсов сделал ? – вопрошал Петрович Колю в очередной раз – какого хрена ты разворачивался, я тебя спрашиваю, на кругу у фабрики Фрунзе, а? Думаешь, ты тут самый умный ? Давно не получал. Без премии останешься, да и зарплату еще надо тебе урезать.
«Вот козел», - подумал Коля. «Откуда он знает про Фрунзе. Не иначе какая-то сука ему нашептала. Блять, узнаю, урою нах».
- Дык это, Петрович, я ж за Витькой ехал с 47-го, а потом у меня херня какая-то с дверями стала приключаться. Ну я и заехал туда – подремонтировать и все такое. Да и бензин у меня кончился – Коля сделал придурковатое лицо.
- Чё т-ты сказал ? Бен-зин !? Паш-шел отсюда ! Засранец ! Счас у тебя кончится…другое!.. Иди работай. Бензин.. – Петрович долго не мог придти в себя – Умник. Бензин у него…в трамвае, бля, кончился. И все такое. Пиздец какой-то.
Конечно, как человек, который 30 лет своей сознательной жизни занимался только тем, что управлял трамваем, Петрович все хорошо знал и понимал. Положа руку на сердце, он и сам поступал таким же образом (и шутка про бензин в трамвае была хорошо ему известна). Но таковы были правила игры «начальник-подчиненный», и хотел он этого или нет, подчиняясь известному закону о том, что все пиздюли движутся сверху вниз, он в данный момент раздавал эти самые, полученные им самим сверху пиздюли, вниз : конкретным исполнителям.
Так, оставшись без премии и части зарплаты, Коля продолжил свою трудовую вахту. Надо ли говорить, что деньги у него закончились быстрее обыкновенного, поэтому «Беломор» тоже подошел к концу. Вернее сказать, давно его уже не было. Поэтому Коля стрелял папиросы у коллег по работе, а когда у тех тоже не оказывалось, он подбирал очередной окурок и пытался его раскурить. Иногда это удавалось. Как-то утром, перед выездом на линию он заприметил, как проходящий мимо механик, кинул окурок сигареты рядом с его трамваем. Не успев догнать механика, дабы стрельнуть у того курева, Коля решил поискать окурок. Он долго ходил кругами вокруг своего трамвая, наконец, решил поискать и под трамваем.
Надо сказать, что, кроме раздачи подзатыльников, Петровичу, как начальнику колонны, вменялось также в обязанности следить за техническим состоянием той части трамваев, которая находилась в его распоряжении. И правило это распространялось и на водителей трамваев. Которые утром, придя в депо, должны произвести внешний осмотр трамвая, в том числе снизу, на предмет всяких неисправностей, после чего, бодренько ехать на линию (как вы все это себе представляете?). Не надо лишний раз объяснять, что никто этого не делал. Безусловно, все об этом знали, поэтому жизнь шла дальше своим чередом, но изредка на голову Петровича падали шишки от руководства парка, которые он просто пересылал дальше, по инстанции. Этим все и ограничивалось.
Его было трудно чем-то удивить. Детство прошло в подворотнях. Тогда развлечением были игра в войну (оружие тоже было близко к настоящему – пацаны делали поджиги, которые били не хуже берданок, да и настоящего оружия после войны было много), драки «стенка на стенку» и мелкое воровство. Один раз Вову «приговорили» к расстрелу (он за «немцев» играл и его «наши» взяли в плен). Рука палача дрогнула, и шариком от подшипника Вовке досталось чуть пониже задницы. Боль была очень сильной, но он терпел, так как знал, что если он будет реветь или жаловаться, то его будут бить. Более старшими классами его школы жизни были служба в армии во внутренних войсках, а впоследствии он и сам оказался на некоторое время по другую сторону проволоки. В связи с этим то, что произошло дальше, носило прямо-таки фантастический характер.
Короче говоря, Петрович увидел Колю, лазающего под трамваем.
Состояние Петровича можно было в тот момент выразить двояко. Он охренел и тупо уставился на Кольку, который елозил на коленях рядом с трамваем. Вместе с этим у него внезапно проснулись чувства, близкие к отеческим. «Еба-ать» - чуть не вырвалось у него. «Парень-то за ум взялся» - подумал он – «под трамвай ведь полез. Это ж надо! Хер с ним, что он ничего в нем не понимает, но ведь как старается-то. Да-а вздул-то я его видать здорово, понял, сообразил, как надо работать». Он подошел к Коле, и, хлопнув его по-дружески по плечу, поприветствовал.
- Ну, привет, Николай, - сказал Петрович, немного улыбаясь, - молодца, молодца, да вставай уж, чего ты, ебтыть, полчаса под трамваем жопой кверху лазаешь.
- Привет – автоматически, утренним надтреснутым голосом сказал Коля, плохо соображая, что к чему, и не придавая благожелательному выражению лица Петровича никакого значения.
- Как машина-то, в порядке ? Полном порядке ? – продолжая слегка улыбаться, говорил Петрович – Ну ты уж чуть ли не колеса все протер, просто хоть сейчас свадьбу вези.
- Да, нор-мально, хули там – таким же голосом, не понимая к чему клонит Петрович, ответил Коля. – Чего такое-то ?
- Слушай, Коль, - заговорил ни с того, ни сего Петрович - в общем, я считаю, что тебя надо в следующем месяце поощрить. Ты ж ведь у нас хороший водитель. Еще вчера тормоз с открыванием дверей путал, а теперь – смотри-ка! И за машиной ухаживаешь, не то, что эти распиздяи.
- Ну. – рассеянно отвечал Коля, так же не понимая происходящего. Им овладело какое-то нехорошее предчувствие в связи с таким скорым обещанием премии, так как еще неделю назад ничего подобного и на горизонте не было видно, скорее наоборот. Это было какое-то животное чувство, подсознательное сопоставление себя с поросенком, которого сначала откармливают, а потом режут.
- Ты вот, что – продолжал Петрович – принеси-ка фотографию свою. Ну, найди только получше и, так, размером девять на двенадцать где-то. Я с начальством поговорю. Мы тебя на доску почета повесим.
- Ку-да ? – переспросил Коля.
- На доску почета. – с улыбкой повторил Петрович – Что, ебена, обрадовался ? Ладно, давай на линию пиздуй – сказал Петрович, и хлопнув Кольку по плечу, зашагал к диспетчерской.
Коля посмотрел вслед Петровичу и медленно поднялся в свой вагон. Внезапно осыпавшиеся блага в виде премии, доски почета и прочих ватрушек произвели на него психологический шок. Больше всего терзало то, что он не мог понять причину своего внезапного взлета и такого благорасположения начальства. Он медленно выехал из ворот депо и поехал на конечную остановку. «Самое правдоподобное объяснение происходящего» - думал Коля – «это то, что у Петровича от водяры поехала крыша. Больше не от чего, так как книг он не читает и в театр, естественно, не ходит. Ну и хуй с ним. Стыдно что ли ему стало, премию-то сука, зажал тогда. Сейчас оправдывается. Ладно, хер поймет…»
Когда Коля наконец выяснил причину своего внезапного взлета, сначала он не поверил рассказчикам. После того, как его убеждали в течении получаса, что это не подъебка (подъебнуть можно было бы мол, и поинтереснее) и показали подпись под фотографией на доске почета, он повалился на пол от хохота. Он не просто смеялся, он ржал, его тошнило смехом. Он долго не мог подняться и придти в себя. Его пробивало опять, и он снова заходился смехом.
В тот вечер трамваев на линии было мало, поэтому в вагонах народу было полно. Давка в часы пик была сильнее, чем обычно. Однако, один из трамваев на линии был на удивление пустой. Это был Колин вагон. Когда пассажиры садились в его вагон, к удовольствию от спортивного стиля езды добавлялся постоянный истерический смех, то усиливающийся, то затихающий. Когда же люди видели, что этот хохот исходит от водителя их трамвая, одетого в оранжевую жилетку, протертые джинсы, с татуировками на руках и ирокезом на голове, они старались спешно покинуть вагон. Видимо, почему-то всем приходило в голову то, что этот человек сбежал из больницы Кащенко, расположенной неподалеку от трамвайной линии, и угнал трамвайный вагон. Версия о том, что просто этот человек целостен, последователен и у него в жизни случилось что-то хорошее, не приходила им в голову. А ведь опровергнуть первую версию можно простым логическим построением : почему, собственно, угонщик трамвая останавливается на остановках и сажает людей ? На этот вопрос можно дать только один идиотский ответ : «Потому что он сумасшедший (и, видимо, изображает из себя водителя трамвая)». Этот эпизод лишний раз доказывает существование стереотипов, как в общественном, так и в индивидуальном сознании. А ведь это плохо, согласитесь. Можно было бы доехать до дома в час пик на пустом трамвае, например.
Надо сказать, что в эпоху развитого капитализма ударников никто не любил. Не любили ударников и в эпоху развитого социализма. Впрочем, их никогда не любили. И вовсе не потому, что ударник будил в остальных членах трудового коллектива чувство собственной неполноценности и зависти к своим производственным достижениям. И даже не потому, что ударникам изредка выплачивали небольшие премии, нет. Все знали, что за эти небольшие премии надо так порвать себе одно место, что после вообще ничего не захочется, а такие вещи, как зависть к достижениям и чувство неполноценности для большинства работников трамвайного депо (и не только для них) были, разумеется, не ведомы. Я бы добавил, невозможны для них. В этом аспекте они были чисты и совершенны, как первые христиане. Эти благородные люди не любили ударников по другой причине. Время от времени начальство, глядя на достижения передовиков производства (этих тупых выскочек), резонно (для себя) полагая «Раз этот сделал столько, то и остальные могут.» снижало производственные расценки и повышало план. А когда из-за какого-то… штрейкбрехера (обычно, в разговоре слово сокращалось, и обходились без приставки «штрейкбре») вам предлагается делать больше того, сколько вы обычно делали, но при этом получать ту же зарплату, согласитесь, это неприятно.
Однако, неприязнь трудового коллектива к Николаю была весьма несильной (многие впоследствии, из Колиного рассказа узнали, о том, как он стал ударником), да и недолгой. Коля родился под счастливой звездой (ну, нет худа без добра, и, наоборот) – через две недели после вознесения на доску почета он был низвергнут с нее, а также из трамвайного парка вообще. Причина этого события была на сей раз очень проста : Коля по пьяни раскокал на перекрестке две машины. К его счастью это оказались «Жигули», да и повреждения были небольшими. Ну, трамваю, как уже известно ничего не было (с Т-34 гусеницы…), чего нельзя сказать о Коле. После выливания ушата гневных помоев на голову у Коли отняли оранжевую жилетку, удержали с него энную сумму денег (ну, собственно, денег, как мы знаем у Коли никогда не водилось) и, напутствуя словами «Уёбывай отсюда !», уволили. Чему он был скорее рад, чем огорчен – согласитесь, ведь тяжело каждое утро, ни свет, ни заря, без курева, лазить под трамваем в поисках всяких неисправностей. Да и внутреннее душевное равновесие конечно важнее – ведь плохо когда трудовой коллектив к тебе относится негативно.
В настоящий же момент, экс-водитель трамвая почивал на коробках недалеко от Киевского вокзала. Леха в это время делал два дела : неспешно потягивал пиво и предавался размышлениям о том, как человек быстрее трезвеет – во сне или бодрствуя. Вспоминая школьную программу за пятый класс, Леха решил, что быстрее все же, когда человек не спит – правда есть опасность, что он будет добавлять. Собственно, рассуждения были теоретическими – буди Колю, не буди : все одно. По сравнению с количеством выпитого, какой-то час, или два, для процесса ровным счетом ничего не решают. Скорей со скуки, нежели желая подтвердить теорию практикой, он стал вяло расталкивать напарника.
Процесс побудки был в самом разгаре, когда дверь ларька открылась, и на сцену появился Лёва – хозяин ларька. Он был не в лучшем расположении духа. Лицо его приняло гневно-брезгливое выражение.
- Ага. Пьяный проспится, дурак никогда – пренебрежительно заметил он, глядя в сторону картонок с шоколадками – Н-да, это ж надо… Что, мои разговоры на вас не действуют ?
В этот момент Лехе удалось поднять Колю и усадить на низкую табуретку в углу. Он положил руки на колени и погрузил лицо в ладони. Несведующий человек со стороны мог бы принять эту позу за раскаяние, или (что более правдоподобно) за попытку коряво постебаться, и изобразить, потехи ради, такое раскаяние. Но Коля не стремился ни к каким внешним эффектам. Просто ему было в этот момент плохо, и эта поза была для него наиболее естественной. Левины слова приплывали к нему как в тумане.
- Так вот же, пьяный-то проспится – попытался разрядить обстановку Алексей, простодушно улыбаясь – Сами ж видите. Ну, бывает иногда, праздник…
- У вас 365 дней в году праздник ! – стал закипать Лев – Я все понимаю, можете не просыхать здесь вообще. Я, между прочим, нормально к вам отношусь. Но мне нужно, чтобы вы работали, а не балбесничали ! И не вздумайте мне полоскать мозги разными небылицами (сами знаете, о чем я). На эту тему мы еще отдельно поговорим. Можете мне объяснить, почему на таком ходовом месте у вас выручка как в Медвежьем углу ? А ?
В этот момент Коля испустил короткий стон в своем углу. Он медленно приходил в себя, потирая лицо руками. Лева переключился с любимой темы и, обратив на него взор, заговорил в нравоучительном тоне :
- Коля ! Ты слышишь меня ? Сколько можно валять дурака ? Посмотри на себя со стороны. Что ты из себя представляешь в свои двадцать шесть лет ? Ты изуродовал себе голову этой несуразной прической. Выжег себе на руке это клеймо – что оно тебе, зачем? Ты не можешь приобрести нормальную специальность… - здесь Лева немного запнулся – безответственно относишься к работе, – бодро продолжил он – У тебя жена, ребенок. Ты совершенно об этом не думаешь. Тебя не интересует отношение к тебе окружающих людей. Почему это все с тобой происходит ? Ты можешь как угодно относится к тому, что я тебе сейчас говорю, но для тебя же было бы лучше, если бы ты хоть немного задумался над моими словами. Но тебе же все по херу…
«Пошло – поехало» - подумал про себя Леха –« сейчас он расскажет как надо родину любить. Заебал он своими лекциями за жизнь. Хорошо хоть про деньги не особо распространялся. А то бы…»
В этот момент Коля подал признаки жизни. Он поднял свое покрасневшее лицо из ладоней. Глядя исподлобья, он внимательно посмотрел Льву в глаза и, после долгой паузы, хриплым, срывающимся и немного деланным голосом он произнес :
- А ЭТО ВСЕ ПОТОМУ, ЧТО Я НЕ ЕВРЕЙ !
Возникла немая сцена. «Пиздец» - мелькнуло в голове у Алексея – «сейчас будет драка, а потом…». Он напрягся, готовясь к худшему. Но тут тяжелую паузу прервал громкий хохот Льва.
Лева хохотал, согнувшись пополам и держась за живот. От смеха его лоб покрылся мелкими морщинами и выступила испарина. Его смех был настолько заразителен, что в эту же секунду засмеялся и Алексей. Коля некоторое время сохранял бесстрастную маску (похожую на ту, которая присутствует на лице перед потенциальным мордобоем), но потом, видя общее веселье, тоже позволил себе немного криво усмехнуться. Емкое, краткое философское высказывание, слетевшее с его уст, изначально несло в себе в большей степени серьезный характер, чем нежели юмористический (наверное на сознательном уровне Коле даже не до конца отдавал себе в этом отчет). Поэтому засмеялся он с некоторым запозданием.
В повседневной жизни ничего не изменилось. Леха и Коля так же, как и раньше сменяли друг друга на боевом посту у прилавка. Но теперь, при каждом посещении палатки, Лев, бросая взгляд на Колю, всегда немного улыбался. Коля, правда, редко отвечал улыбкой на улыбку. Но это было ему простительно – ведь он же не был евреем.

P.S.
- Ты знаешь, в любой работе можно найти элементы творчества. Надо только захотеть.
- Да? Ну хорошо, предположим ты с завтрашнего дня водитель троллейбуса. Ну и ?
- Что ж, буду оплетать руль.

Еще один разговор.