Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - НОЧЬ ВСЕХ ЧУДЕСНОЧЬ ВСЕХ ЧУДЕСАвтор: Симон Молофья и Мясные зайки НОЧЬ ВСЕХ ЧУДЕСПод подошвой хрустнула пустая ампула. Перегоревшие лампочки бесстрастно следили со шкафа за тем, как за облупившимися решетками розовое солнце топилось в размытой зелени противоположного берега Большой Реки. Изо всех углов смачно и раскидисто воняли разбросанные в великом беспорядке рваные кирзаки и пропотевшие портянки. Вдобавок к этому всюду был размазан солидол из крайне не к месту и исключительно несвоевременно разбитого трехлитрового бутыля. Вечер обещал быть томным. Русское Радио само собой включилось, и добротный мужской голос приятно, мужественно и жизнерадостно запел какую-то детскую песню: "Давай покончим собой, Давай заебемся насмерть, О-о-о,моя бэйби! Давай повесимся в грязном флэту, чтобы над полом качаться, Когда сквозняками тянет из окон! ' Давай обожремся таблеток, Я знаю, где есть клофелин, Давай пошлем весь мир нах"... Дядюшка Уо сокрушенно вздохнул и выключил радио. Настала тишина, смутно разбавленная звуком недостижимо далеко бегущего товарняка. Дядюшка Уо вздохнул снова. Вечер ему не нравился – явно, сугубо и воочию. Возможно, оттого, что брюхатые облака низко повисли над Тихим Городом, и от этого закат разлился повсюду, и не розовым или алым, а омерзительным желтым, и в этой мерзости и таился то ли некий подвох, то ли прекрасная тайна. Возможно, вечер был плох оттого, что дядюшке Уо всюду чудился покойник, хотя покойников этот дом сроду не видел, не видел их и Уо ни разу за всю свою короткую жизнь. Однако, мертвяк определенно был где-то рядом - Уо же чувтвовал! И от этого чувства дядюшка немного нервничал. Когда Уо отворачивался от стола, на нем моментально возникало покрытое белым тело со свечою в головах. Уо даже несколько раз чувствовал тоненький запах воска и ладана. Стоило Уо повернуться спиною к окну, как за грязными стеклами в пыльных разводах от недавнего дождя начинало маячить вздувшееся трупье сине-землистое мокрое лицо с налипшими комочками могильного чернозема. Труп кривлялся и паясничал, и холодно смотрел сырой мутью мертвых глаз в затылок Дядюшки Уо, и от этого взгляда Уо разом взмокал. Когда старый грел руки у камина, покойник бесшумно пробегал за его спиной из туалета ко входной двери. Кода он выходил во двор, мертвяк бегал вокруг него в темноте, шурша долгой сухой травой, или скрипел дверью, или на неуловимый миг мелькал среди гор искореженного металлолома. "Нервы ни к черту."—думал Уо, стеклянно моргая в вишневый жар камина. Он взял из-под лавки веник и повыметал изо всех углов пустые ампулы. Мертвяк не уходил. Тогда Уо матюгнулся и пошел собирать по всему дому оранжевые обертки от искристого димедрольного порошка. Насобирал целый ворох и притащил его к камину. —-Сожгу.—глядя в огонь, сказал твердо Уо,--Сожгу. Ничего не будет. Один-то раз. Это совсем не страшно... Уо секунду колебался, потом решился, отчаянно швырнул бумажки в огонь и упал на колени. —Сахубса!Тророрутм! Ом-мани Уо аа суум-маа! В камине вспыхнуло, и в комнату повалил клубами веселый белый дым. Уо открыл глаза. Мертвяка не было, и за окнами было вдруг темно, и стрелки часов перепрыгнули на четыре часа вперед. —Во ебануло! -- бессмысленно бормотал Дядюшка, с трудом становясь вертикально,--Во ебануло! Всё,—харэ! завязываю! Навсегда завязываю! Бормоча что-то невнятное, он вывернул карманы мундира, и методически и аккуратно передавил каблуком разбежавшиеся от него по полу ампулы. Потом, кряхтя,он полез под сейф и вытащил залепленную паутиной коробку из-под овсяного печенья, всю в жирных пятнах. С коробкой в руках он пошел в туалет, спустил там воду и в задумчивости глядел, как кружатся в водовороте разноцветные колеса, увлекаемые мощным потоком к неведомым, волшебным и манящим берегам. Однако веселее Уо от этого не стало. Он вдруг ощутил, что лежит на спине у камина, а на груди у него что-то тяжело ворочается. ^ Уо поднял голову, и успел заметить, как от него в темный угол шмы- . гнул проворно, шурша множеством мерзких членистых волосатых лапок, огромный хром-ванадиевый разводной ключ. ^ Уо видел его и раньше,--сначала ключ этот своими челюстями .задушил сторожевую собаку во дворе, а потом как-то ночью исподтишка цапнул и его самого за ногу чуть повыше щиколотки. Ключ намеревался затащить его, Дядюшку Уо, владыку этих мест, в квадратную глубокую яму с тёмной водой. Не то чтобы ключ этот был кровожаден, скорее его привлекала ^ эстетическая сторона дела -- день за днем сидеть на краю квадратной ямы, и, сложив мохнатые паучьи лапки, глядеть, как на маслянистой поверхности воды тяжко надуваются и, лопаясь, опадают зловонные пузыри. В тот раз Уо повезло -- ключ не успел затянуть намертво насеченные тиски своих челюстей, и Уо, вырвавшись, смыл чудовище в ту самую яму струёй из огнетушителя. В тот раз все обошлось, но какой-то осадок в ранимой душе Уо остался. ^ Теперь ключ вернулся. Уо зажег от камина скомканную газету и швырнул ее в темный угол. Угол был пуст. Лениво разгорался солидол на полу. Уо выбежал за двери и замер в квадрате света из дверей, тяжело втягивая влажный ночной воздух. Сверху, из запредельной синевы, мудро мигали ему гвоздики звезд. Под ногой что-то шевельнулось, и зазмеилось с пришептывающим шорохом. Уо завопил и отпрыгнул далеко в сторону. "Кабель. Это просто силовой кабель."—зацикленно и тупо повторял он, и его сердце глухой птицей билось внутри, стремилось вылететь на волю через глотку, и не хотело сбавлять бешенных оборотов, и лупило тяжелыми жаркими толчками в барабанные перепонки. Кабель - жирный, черный и лоснящийся, медленно выгнулся над травой, и лениво извиваясь, тихо пополз к ногам дядюшки. Уо отскочил и закричал тонко и жалобно. Волосы на его голове шевелились, и Уо показалось, что он чувствует, как седеет. Тоскливо и надрывно завыла собака. Кабель, извиваясь и сворачиваясь кольцами сплетался и расплетался в трех шагах от его ног, и желтые блики прожекторов играли на его склизких с виду боках. Уо побежал, глаза его словно ослепли, он натыкался на кислородные баллоны, и баллоны падали оземь, протяжно и печально гудели, падая на бетон, а арматура, торчащая из земли, жалила дядюшку за ноги, а разбросанные повсюду тросы свивались в ловушки. Уо выбежал к высокой трубе котельной, судорожно ухватился за ржавые толстые скобы и цепко полез вверх. Начался дождь, и дождь хлестал его по лицу, и Уо лез зажмурившись, цепляясь руками за скользкие мокрые скобы, и труба гудела и играла под ним, а он все лез и лез, и труба стала поскрипывать, и заметно раскачивться, угрожая разойтись где-нибудь на проржавевшем шве и славно грянуться оземь. Ветер выл в канатах, притягивающих трубу к земле, а Уо полз и полз вверх, зажмурившись, цепляясь руками за мокрые скобы. Вдруг он протянул руку и ухватился за пустоту. Труба кончииась. Он был как раз над жерлом трубы, высоко-высоко в небе, далеко-далеко от земли, выше самого высокого тополя, выше даже башенного крана. «Все. Разжать пальцы — и все. Только разжать руки, и всё, и я -- серый журавль, полечу туда, где всегда мой дом. Вслед за стаей, над полями, над колокольнями, выше солнца, выше неба. Разжать пальцы -- и хватит, завязал навсегда, разжал пальцы -- и никогда не страшно. Там нет мертвецов, и разводных ключей, и кабелей. Там нет Волшебного царства Бу, и, самое главное--там не будет этого проклятого Тихого Города, во веки-веков... Только разжать ладони..." Но вместо этого дядюшка Уо раскрыл зажмуренные глаза. Небо из черного превратилось в серое, и на востоке слабо светилась узкая полоска, уже свободная от туч. ,И там несмело разливался алым и васильковым рассвет, и вот уже край алого солнца сверкнул первым лучом в глаза дядюшки Уо. Рассвет. Рассвет, как искупление. Рассвет, как прошение всех грехов. Рассвет, как чудо воскрешения из мертвых. Великое таинство, очищение и благословение самого Неба, знак великой благодати свыше. Рассвет… Языческая слава Солнцу-отцу! Уо нашарил ногой ступеньку, потом – следующую, пониже. Потом отпустил самую верхнюю скобу и схватился за другую. Дядюшка Уо возвращался на землю. Клубясь черными грозовыми облаками, ночь стремительно исчезала на западе. Теги:
0 Комментарии
#0 12:27 24-11-2003Херба
bad trip... Наверно надо говорить"мощно!ахуенно!" - но мне не понравилось... чото блять. стиль кавота напоминает. вот понять не могу пока каво. Во торкануло. Намано. Ну, шо...Невьебенно. Тока обдолбанно малеха. Еше свежачок дороги выбираем не всегда мы,
наоборот случается подчас мы ведь и жить порой не ходим сами, какой-то аватар живет за нас. Однажды не вернется он из цеха, он всеми принят, он вошел во вкус, и смотрит телевизор не для смеха, и не блюет при слове «профсоюз»… А я… мне Аннушка дорогу выбирает - подсолнечное масло, как всегда… И на Садовой кобрами трамваи ко мне двоят и тянут провода.... вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... |