Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Графомания:: - ЛибертиЛибертиАвтор: viper polar red - А ну! Глянь, чо принес, а? Красота, ё! – Произнес, довольный собой Стрекач. И прислонив к стенке прямоугольный и плоский, завернутый в кусок мешковины сверток, принялся не спеша, с деловым видом, его разворачивать. Анна Алексеевна, занятая у печи, не придала значения возгласам мужа, и лишь слегка повернув голову в сторону происходящей у свертка возни, спросила:- Ну, чо там у табе? - Чо, Чо!? Отвлекись, титька тараканья. Исскуйством полюбуйся. Алексеевна, не спеша, медленно и вразвалочку, подошла к Стрекачу, и встав у него за спиной, начала подначивать мужа: - Давай скорей, шевели костями, валенок дырявый, картопля подгорит! Не видно ни рожна, очки бы. Где очки то? – Засуетилась она, и пошарила рукой по старому комоду. Нашла, наконец очки, с перевязанными ниткой, поломанными дужками, и нацепив их на нос, чуть пригнулась, и уставилась на содержимое, принесенного мужем свертка. Им оказалась репродукция картины, изображавшая голую по пояс бабу, стоящую на куче мусора, и трупов. В правой руке, бесстыжая баба, сжимала трехцветный флат, и совершала им призывный жест, в сторону толпы мужиков с винтовками, нагло глазеющих на ее голые сиськи. Алексеевне картина не понравилась. Она поморщилась, и сплюнула. - Вечно гадость в дом тащит, поганец вислоухий. Делом бы лучше занялся. Вон, забор. Покосило уже, завалится скоро. А ему и дела нет! Срама только нам в хате не хватало. Затем еще раз взглянула на картину, прищурилась, придерживая спадающие с носа очки, и спросила: - А чо она голая то? С мужиками ищо? Гулящая? Стрекач устало поднял глаза к потолку, и перевел взгляд на жену. - Ты чо, с Таймыра? Декольте у ей, по-францусскай моде. Шерше ля фам, поняла? Алексеевна покосилась на Стрекача и потянула носом в его сторону. Помолчала с минуту, внимательно изучая мужа, и затем спросила: - Ты это не у Верки ли был? Что-то тебя на декольте потянуло. Теперь уже Стрекач сплюнул в сердцах, и зачесав редкие волосы на затылок, отвернулся, и уставившись в окошко, произнес: - У Ларионовича я был, у Кольки. Он и картину мне в презент…, и рассказал, что к чему на ей нарисовано. У тебя все Верка, да Верка. Сколько можно кровь из меня пить? - У хиппи этого городского? У Кольки? – Обрадовалась Алексеевна. Ну и нашел ты приятеля себе. Ну-ну, расскажи мне темной, чевой то тут художник нарисовал? Стрекач подбоченился, зашамкал губами, вспоминая, видимо Колькин рассказ, и выпалил: - У них революция случилась, как у нас в свое время. Но не совсем такая, а революция сексуальная… - Какая? – Перебила Стрекача Алексеевна, приседая, и шаря рукой за спиною, в поисках табурета. -Сексуальная. Ну, половая революция, что тут непонятного. Поэтому и баба голая. И мужиков зазывает, мол, айда за мной. – Продолжал Стрекач, но жена снова его перебила: - Ну, вас то долго упрашивать не надо. – Сказала она. Стрекач снова сплюнул, и теряя терпение, сказал: - Что ты меня подначиваешь-то все время? Деревня неотесанная. Посмотри на себя. Ты ни про секс, ни про историю, ни хрена не ведаешь. Верка…, сильпо…, юбку в огороде на голову задрать, вот и вся твоя история, и весь твой секс! Ты мне хоть раз декольте показывала, как она? – И Стрекач указал пальцем на картину. Алексеевна, завороженная монологом Стрекача, послушно посмотрела в сторону картины. - Я уже не говорю про стриптиз, и прочие гандоны. Есть у тебя гандоны? Нет? А почему? А у них теперь есть эти самые гандоны, и кордебалет имеется. Алексеевна, услышав знакомое слово, встрепенулась, и попыталась взять инициативу в свои руки, как обычно и происходило. Она привстала с табуретки и начала: - Ну, кордебалеты, допустим ты у нас тоже мастер устраивать… и блядство твое, мне уже не один год поперек горла. - У них другие кордебалеты. Нашим не чета. - Перебил её Стрекач, и жена снова плюхнулась на табурет. - Либерти, ё! – Выпалил Стрекач, вспомнив понравившееся слово. – Свобода по-ихнему, вот это что, а ты… «блядство». Привыкли, понимаешь по коровникам срать. Грязь кругом, и паскудство! Забор, забор! А про анальный секс, никто не знает, как оно и что! – Добавил он, слегка смутившись, и стрельнул глазами в сторону Алексеевны. - Какой еще анальный? – Спрашивает Анна Алексеевна, почуяв смущение и испуг в глазах мужа. И воспользовавшись минутным замешательством Стрекача, и пытаясь, наконец, перевести, разговор в знакомое, и понятное для нее русло, Алексеевна добавила: - Ты косу то когда последний раз в руки брал, а? Хрен старый! Лето заканчивается, а у нас сена нет! Либерти у него!? Но упоминание о сенокосе, вопреки желанию Алексеевны, сыграло с ней злую шутку. Глаза Стрекача заблестели, и он, подняв вверх указательный палец, загадочно посмотрел на жену, и стал рыться в кармане своей засаленной телогрейки. - Вот! – Наконец радостно произнес Стрекач. – Вот она родимая! За подкладку завалилась. Говорил тебе, давно карманы прохудились. Заштопала бы… С этими словами, он бережно извлек на свет божий нечто, завернутое в обрывок пожелтевшей газеты, и нагнувшись, аккуратно расправил кулек на столе. Есть трава то! – Радостно и загадочно проговорил он. – Колька угостил. - Это что? – Поправляя очки, жена потянулась к содержимому кулька. - Это, ё!… как его, ну для лучшего этого… осознания, кажись… узнаешь, в общем. – Еще более загадочно произнес Стрекач. - И куды её? – спросила Анна Алексеевна, робко дотронувшись пальцем до засушенных листочков. - Куды!? Ни куда, а зачем! – Важно ответил Стрекач, и добавил задумчиво: – Курят её. Анна Алексеевна сняла очки, положила их на стол, и спросила: - Папирос тебе мало штоль? Или табаку? Стрекач важно подбоченясь, потер травку между пальцев и ответил задумчиво: - Это не просто курево, ё! Это чтоб в человеке разум проснулся, доселе дремавший. Понятно, тундра! В этот момент хату наполнил запах подгоревшей картошки, и Алексеевна, причитая и охая, метнулась к печи. Стрекач, неторопливо достал пачку папирос, вытащил одну, и присев за стол заколдовал над содержимым кулька. Наконец, справившись с задачей, Стрекач чиркнул спичкой, и затянулся. Легкие мгновенно наполнились терпким и тяжелым духом, и он закашлялся. *** - Зажгем, Алексеевна? – Глаза Стрекача, дикие и безжизненные, блуждали по комнате, ища осознания, обещанного столичным хиппи. Осознание до поры, до времени заставляло себя ждать. - Чаво? – Услышал Стрекач, далекий голос жены. – Картоплю будешь? Слыш, аль нет? Стрекач повернул голову на голос, и замер, широко открыв глаза. Огромная, почерневшая от горячих углей картофелина, сидела посередине комнаты, и гадила на пол. Из ее чрева, на дощатый пол вываливались с неприятным шлепком, такие же точно картофелины, только нормального, привычного размера, но сильно подгнившие, и источавшие отвратительную вонь. «Померзла, наверное», подумал Стрекач. А вслух добавил: - Вот сволочь, зачем же на пол срать? Картофелина-матка повернула голову в сторону Стрекача, растянула рот в мерзкой улыбке, сморщила лоб, и заморгав мелкими глазками, ответила: - У нас свобода. Либерти, понимаешь, старая сволочь. Где хотим, там и гадим. И не смей мне указывать. Иначе я Кольке скажу, и он травы больше не даст. Понял? Затем картофелина встала, взяла тонкой трехпалой лапкой кепку со скамьи, и вытерла ею задницу. Стрекачу жаль стало кепку, Веркин подарок на позапрошлогоднее празднование 23 февраля, и он, пошарив глазами по сторонам, и не найдя ничего, более подходящего, чем репродукция с грудастой француженкой, с ревом схватил её за тяжелую раму, и наотмашь ударил картиной по картофельной макушке. Чуждая русскому духу свободолюбивая парижская куртизанка лопнула в области грудей, и нанизалась на картофельную голову. - Совсем охренел что ли? – Заорала картофелина до боли знакомым голосом, и не желая оставаться в долгу, протянула руку-веточку к полке, схватила тяжелую чугунную сковородку, и широко и привольно размахнувшись, приложила Стрекача прямо в лоб. *** Очнулся Стрекач уже глубокой ночью, рядом сопела Алексеевна, лоб нестерпимо горел, а в голове было совершенно пусто и гулко, как в заброшенном бетонном колодце. И вот тут то в недрах её и проснулся тот самый, до поры до времени дремавший разум, о котором говорил Колька. Стрекач приподнял одеяло, тихонечко, чтобы не разбудить жену, откатил вверх ее ночную рубашку, и с громким протяжным воплем: «Либерти!», воткнул средний палец правой руки, прямо в задний проход жены. Алексеевна завизжала, как свинья под ножом, и дернувшись всем телом, и крутанувшись на кровати, наотмашь ударила мужа локтем между глаз. Застрявший в жопе палец хрустнул, и Стрекач вступил в дуэт, высоким фальцетом… *** Остаток ночи Стрекач и его жена провели в областной больнице, где Эдик Головкин, местный молодой врач, занимался многочисленными увечьями, нанесенными незадачливому борцу за свободу, его радикально настроенной женой. Утром, хмурый и не выспавшийся Стрекач, первым делом пошел в сарай, вытащил на свет божий давно не правленую косу, и взглянув на покосившийся забор, вздохнул, и медленно побрел на сенокос… vpr 2007 Теги:
1 Комментарии
сначала было это в гв кстате я заметил есличо не читал блять или у меня в глазах мухи ебуцца. Чо этот креос скачет туда-сюда? чо за хуйня? между ГВ И ГХШП Априделиццо бы надо ося, руки ибуццо после почти бессонной ночи подведения итогов конкурса. Правильный вердикт - ГВ ВС Нет, ну правильно. Не гавно. В ГВ вполне патянет. Я еще удивился когда в гавне увидел не шедевр конешно, но отнюдь и не говно... пеши исчо аффтор! Весьма неплохо, кстати. Чем-то Шукшина напоминает. Лучше в рубрику "Здоровье дороже". Приветствую, камрады. Поздравляю себя с дебютом, кароче. лубок нах... 2 Бандераснах Да и пох, нах... главное, не Диснеевщина. тема: возврат к корням, вред наркотиков и анального секаса, + язык:живой и литературный, + наличие композиции и стройность сюжета: присутствует, + эмоции:средний спектр,+ автору спасибо 2верба Спасиба. ггг красивая графомань Еше свежачок С первого марта прямо со старта Встреч с дорогою во власти азарта Ревности Коля накручивал ересь Смехом сводя раскрасавице челюсть. С виду улыбчивый вроде мужчина Злился порою без всякой причины Если смотрела она на прохожих Рядом шагал с перекошенной рожей.... Смачно небо тонет в серой дымке Повстречать пора счастливых дам. Путь осветят в темноте блондинки Во души спасенье встречным нам. Муж был часто дамой недоволен Речь блондинки слушать он устал Только вряд ли хватит силы воли Бить рукою ей с матом по устам.... Мне грустно видеть мир наш из окна.
Он слишком мал и что он мне предложит? Не лица - маски, вечный карнавал! Скрывают все обезображенные рожи. Но там, шатаясь, гордо ходит Вова. Он гедонист, таких уже не много. У Вовы денег нету, нет и крова Стеклянный взгляд уставленный в дорогу.... Светлее звёзды осторожных принцев И ярче самой пламенной мечты. Ночами даме важно насладиться Души полётом в дебрях высоты. Забросить в небеса простую душу Залётный принц строился с листа. На целый век красавице не сужен Но как ласкает сладкие места.... Вы помните беднягу Кука,
который двинул за моря, не взяв ни бластер, ни базуку… но жаждал въехать в дикаря - его аршином общим мерил и познавал его умом, за головные трогал перья… И что с ним сделали потом? Он к ним с букетом и улыбкой явился ясным летним днём… Но в чём была его ошибка - молчит история о нём.... |
Написано грамотно, диалоги (реплики мужа) местами неестественны.