Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Было дело:: - В Багдаде всё спокойноВ Багдаде всё спокойноАвтор: Абрамсон Если вы возьмёте карту Израиля и проведёте линию от Иерусалима налево и вниз на юго-запад и соедините со словом Ашкелон, которое написано на берегу Средиземного моря, то как раз посередине отрезка линия пройдёт между двумя словами - Эмек Айела. В православном переводе Ветхого завета это место упоминается, как "Долина дуба". Эта небольшая живописная долина находится в самом сердце Израиля. С трёх сторон она окружена высокими холмами, поросшими негустым лесом и кустарником, а с четвёртой - ограничена Иерусалимским предгорьем, по двум дорогам которого можно проехать в Иерусалим и Вифлеем. Я специально объездил все окрестности в поисках подтверждения православной версии происхождения названия, но единственным дубом в долине оказался наш офицер охраны посёлка - Рахамим - туповатый, но крепкий и надёжный, как дуб, человек.Скорее всего Эмек Айела - это долина овцы. Айиль -в переводе с иврита - означает дикий баран, а Айела - это его афца. Такие барашки водились здесь ещё во времена Давида и Голиафа, а потом беззаботно прыгали по холмам вплоть до Турецкого мандата, пока их не съели злобные янычары. Долина знаменита тем, что по преданию именно здесь маленький еврейский мальчик Давид пущенным из пращи камнем убил гигантского филистимского Голиафа, чем и предрешил победный для евреев исход битвы с превосходящими силами филистимлян. Круглый год с утра до вечера в одном и том же месте, на одноимённом перекрёстке, можно увидеть припаркованные туристические автобусы и толпы разноязычных туристов. Туристы ползают по холмам и собирают камни в надежде найти тот самый - с автографом Давида и вкраплениями кусочков лобной кости гиганта Голиафа. Всё это происходит днём. А к вечеру долина затихает. Изредка тишину нарушают одинокие запоздалые тяжёлые грузовики, везущие щебёнку из карьера и военные боевые самолёты, со свистом заходящие на секретный аэродром, расположенный где-то рядом. Спадает дневная жара. Солнце опускается в средиземное море далеко за горизонтом. Быстро темнеет и всё в долине засыпает. Не спит только охрана. Строгий Рахамим составляет списки и назначает пары дежурных на очередную ночную смену. Я всегда дежурю с Вадимом. Вадим - мой земляк из Питера и нам не скучно коротать ночные смены раз в полтора-два месяца. Одно из дежурств совпало с днём рождения моей жены. Тут я не могу сдержать чувств и должен набрать в лёгкие побольше воздуха и на одном выдохе сказать: Бля, как я ненавидел её ёбаные дни рождения, на которые она приглашала своих душных носатых родственников, или тупых ебланов-коллег-программистов. В этот вечер я сидел с вялой улыбкой на грустном и абсолютно трезвом еблете за столом в компании пьяных дебилов, весь вечер пересказывавших друг другу один и тот же анекдот про то, кто передаст билет. "Кто передаст? Я - передаст? Твой папа - передаст. Передайте мне пожалуйста салат. Бгыгыгы". Половина из них были родом из Одессы. С тех пор я уверен, что одесский юмор - это миф. Я смотрел на часы и думал о том, как в холодильнике у Вадима мёрзнет чёрная восьмигранная бутылка, наполненная сладким прозрачным эликсиром - Чёрным бриллиантом. Представлял как в этот момент Вадим разжигает в мангале оранжевый огонёк и печёт фиолетовые баклажаны. Потом кладёт на гриль бестыжие голые пупырчатые куриные ножки и неприличного цвета колбаски кябаба. Стойко выдержав обещанные жене два часа в компании компьютерных "гениев," брызжущих во все стороны двоичным кодом чёрно-белого юмора, я тихо слился к Вадиму. У него мы дожарили мясо, погрузили приготовленные продукты в военный казённый джип и выехали в дозор. Наш посёлок расположен на холме у подножия Иерусалимского предгорья. Вокруг холма с трёх сторон на полях раскинулись ароматные цитрусовые сады, а с четвёртой стороны за развалинами древнего монастыря зияет провал каменоломни. Днём карьер похож на гигантскую рваную жёлтую рану на зелёном теле земли, а ночью - эта чёрная бездна мрака пугает своей бесконечной пустотой. Наша с Вадимом задача - патрулировать, медленно двигаясь на джипе без света по кольцевой тропе, вьющейся вокруг посёлка. Сделав не спеша пару кругов, мы остановились между высокими кустами на холмике чуть выше верхушек апельсиновых деревьев, чтобы можно было просматривать как можно больший сектор вверенной нам территории. Вадим заглушил мотор и некоторое время мы наслаждались тишиной и красотой долины. Ночь стояла безветренная. Вся долина была освещена холодным серебряным светом Луны. Лежащая в километре внизу от посёлка станция спутниковых антенн придавала пейзажу футуристический вид. Огромные многометровые ажурные тарелки, смотревшие своими чашками на Луну, были похожи на космические корабли. Они светились белизной и контрастировали с глубокими чёрными тенями. Сразу захотелось испить порцию волшебного напитка и мы выложили наши припасы на капот джипа. Мы вливали водочку в пищевод и дождавшись сладкого послевкусия, закусывали квашеной капустой и мясом. Бриллиант ласкал душу и тело нежным мягким теплом и мысли текли медленной звенящей прозрачной струйкой. Вдруг наше расслабленное медитативное состояние прервал резкий звук в кустах чуть ниже по холму. Мы с Вадимом не сговариваясь опустились на корточки, держа в руках по куриной ножке. Вадим переложил ножку в левую руку, а правой медленно вытащил из кобуры пистолет. Мне оружие было не положено и я так и остался сидеть с курицей в руке, крепко держа её за косточку. Метрах в пятидесяти от нас со стороны шоссе из кустов на полянку с треском выпали две фигуры и начали двигаться в нашу сторону. Мы находились за кустами с другой стороны поляны и сквозь ветки наблюдали за продвижением лазутчиков. Из нашего укрытия я разглядел двух худеньких подростков. Оружия на них не было. Во всяком случае в руках они ничего не держали. - Что будем делать? - спросил Вадим шёпотом. Как будто это я начальник патруля, а не он. В этот момент у меня в голове экспрессом пронеслась вереница образов виденных мною в фильмах про войну. Меня вдруг охватило ощущение нереальности происходящего. Было впечатление, что разыгрывается какой-то спектакль и я - это не я, а актёр играющий меня. Все выбрали роли, но занавес ещё не поднят, потому что кому-то надо скомандовать, чтобы спектакль начался. Меня начало слегка потряхивать от нетерпения. Я повернулся к Вадиму и зашептал: - По моей команде, когда я заору - включишь свет. - Понял, берём гадов. Когда арабы подошли к нам почти вплотную, я встал, вышел из-за куста и диким голосом заорал: - Ахтунг!. Хенде хох! Аусвайс, бля! Включай! Вадим включил всю илюминацию прикрученную к кенгурятнику джипа и стало светло, как днём. Тут надо сделать небольшое отступление, чтобы была понятна наша реакция на появление непрошенных гостей. Пару месяцев назад прямо у нашего дома погранцы застрелили двух террористов, вооружённых автоматом. По сути дела мы были в двух шагах от трагедии и если бы не пограничники, вовремя остановившие арабов, то дело могло бы кончится очень печально. Мой сосед, правда, говорит, что это он застрелил одного из террористов. Но Лёшка врёт, конечно. Я находился с ним на крыше его двухэтажного дома и пытался корректировать огонь по врагам, не высовывая головы. Я кричал Лёшке: - В голову стреляй, блядь, в голову. Хули ты в ноги стреляешь. Он палил из своего пистолета с закрытыми глазами наугад и видимо меня не слышал. В нашу сторону тоже пролетело несколько очередей, ударивших по уху воздушной волной. Несколько пуль влепились в дом. Арабы сидели в кустах и были отрезаны со всех сторон перекрёстным огнём погранцов. Через несколько минут всё стихло. Тела бандитов солдаты погрузили в джип и увезли. В террористов Лёша не попал, но зато прострелил покрышку на моей машине и проделал аккуратную дырочку в капоте своей. Потом домочадцы чествовали Лёшу, как героя войны. Ну конечно - все сидели под кроватями и только Лёша геройски выскочил на крышу с пистолетом и прогнал террористов. Я Лёше предъявил счёт за резину, аргументировав это так - я же, блядь, говорил - в голову стреляй, а ты - по ногам. Лёша выкатил в счёт убитой им резины бутылку дешёвого джина, которую мы тут же и выпили. А две последние пятницы арабы отметились у нас угоном двух машин. Первым угнали жигулёнка одинадцатой модели у Борькиного отца. На этой машине вся их семья добралась своим ходом из Молдавии. Борин отец очень переживал об утрате семейной реликвии, тем более, что она не была застрахована. Остальное население радовалось не подавая, впрочем, вида. Дело в том, что когда Борин папа выкатывался утром на иерусалимский серпантин, то за ним к концу подъёма собиралась длиннющая вереница, спешащих на работу автолюбителей. Обгон на серпантине сделать очень трудно и соседи проклинали в эти моменты чудаковатого владельца зелёного раритета. Второй жертвой автоугонщиков стал старый ван Лёшиного тестя. Ван был не застрахован. Я сокрушался больше всех - ну почему они угоняют неправильные машины? Почему не угоняют мою? Моя застрахована. Моя почти новая. И двери не закрываю. Нет - эти долбоёбы воруют ржавый ван и допотопный жигулёнок. Я мечтал получить страховку и купить новый автомобиль. Вобщем ничего хорошего я к арабам не испытывал, а скорее - наоборот - испытывал желание отомстить им за их долбоебизм и за страх своих дочек сидевших ночью под кроватью и вздрагивавших от выстрелов. Когда я заорал, а Вадим включил свет, арабчата остановились и даже не сделали попытку убежать. Я приблизился к ним от света и опять заорал уже по-арабски: - Наззель, манайек, наззель.(на землю, пидарасы) Арабчата опустились на колени, подняли руки и начали причитать: - Ану ля мехаббель (мы не террористы). Тфаддляк аль тарбицу.(не бейте) Совсем сопляки - лет по пятнадцать не больше. Вадим держал их на мушке, а я обыскал. Снял с них барсетки с инструметами для угона, больше при них ничего не было. - Ну, что будем с ними делать? - спросил я немного успокоившись. - Пусть они отсосут друг у друга, - сказал Вадим. Арабчата насторожились и поглядывали то на меня, то на Вадима. - Да ну нах, они этим каждый день занимаются и с радостью исполнят тебе этот сеанс. Вадим подошёл и приставил пистолет к голове одного арабчёнка. Тут надо отметить, что Вадим - довольно крупный парень -190- ростом и 125-весом. И эта сцена, в которой Вадим навис над маленьким арабцем напомнила мне библейскую историю с той только разницей, что в роли Голиафа сейчас был Вадим, а у мальчишки не оказалось с собой ни камня, ни пращи. Вадим сделал страшное лицо, задрожал рукой и резко крикнул: - БУМ! Арабчонок описался и захныкал. - Хватит, Вадим. Давай отпустим, пускай пиздуют домой. - Надо их погранцам сдать. - Да ну, зачем вечер портить. Пускай катятся отсюда. - Эрфа, манайек, руху филь бейт, инты фяхем?- (вставайте, идите домой, понятно)-говорю арабам. - Тайеб, тайеб, йеани беседер.(типа поняли) - трясут головами. - Щукран, щукран (спасибо). Через несколько секунд арабчата затрещали кустами, улепётывая домой, а мы выключили свет и привыкнув к темноте попытались продолжить свой неспешный ритуал употребления спиртного напитка. Бриллиант не снял с нас нервного напряжения и пришлось добавить в организм пива, а потом курнуть травки. Фантастическая картина долины окрасилась оттенком враждебности. Тени стали подозрительными, а кусты целились ветками-стволами. Где-то в далеке завыли шакалы. Мне представилось, что это переговариваются террористы, готовящиеся к нападению. Я тряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение и сказал: - Поехали прокатимся, а то что-то жутковато стало. Остатки еды и бутылки собрали в пакет. Я сел за руль, повернул ключ и резко стартовал. Мы выскочили на шоссе и я погнал джип по прямому участку вдоль поля, выжимая из машины всё, на что способен пятилитровый американский движок. Доехав до поворота, резко затормозил, развернулся и мы помчались обратно. Доехав до следующего поворота, остановился и спросил Вадима: - А громкоговоритель работает? - Не знаю, давай попробуем. Пощёлкали тумблерами. Пару раз завыла сирена и блеснула синяя мигалка на крыше. Наконец мы нашли нужную кнопку и включили усилитель. - Спите спокойно, жители Багдада - говорил я в микрофон - В Багдаде всё спокойно. Я развернул машину и мы медленно покатились по шоссе вниз по долине серебряного света, по долине горного барана Аиль, который три тысячи лет назад стукнул копытом по камню, которым Давид убил Голиафа и который теперь ищут разноязычные туристы, ползающие по холмам в цветастых рубашках. В долину спустился предрассветный туман и лёг в низинах. Воздух стал влажным и далеко разносил эхо моей песни: - В Багдаде всё спокойно, спокойно, спокойно, В Багдаде всё спокойно, спокойно, спокойно. На следующий день Вадим получил нагоняй от Рахамим за то, что припарковал джип у того на клумбе, а я - выговор от жены за то, что не попращался с гостями и унёс со стола всю квашеную капусту. Вечером ко мне подошёл сосед Лёша, подмигнул и спросил: - В Багдаде всё спокойно? Я ничего не ответил и дал ему добить вкусную пяточку. Мы стояли, курили и любовались закатом. Долина окрасилась в красно-коричневые тона, а космические тарелки полыхали алым пожаром в лучах вечернего солнца. ....Мальчик Давид после победы над Голиафом стал великим полководцем. Потом его выбрали царём и он оставил после себя многочисленное потомство. А убитый Голиаф потомства не оставил и больше среди филистимлян богатырей не рождалось. Теги:
-1 Комментарии
#0 13:54 08-04-2008norpo
Красота! Ты точно книги не пишешь? Прям аж потянуло посмотреть все описаные тобой красоты. эта ошень поэтишно! ви помниль ябльок в снегу? "Еврей - еврею рад всегда В евреях зная толк. Еврей - еврею друг и брат.. А так же чек и долг" (с) "..Я Лёше предъявил счёт за резину" Н-да, ребятки..Поэтично беспезды. Но! Не завидую..Чтой-та Кабул вспомнился.В котором и по сей день "все спокойно"..угу Абрамсон, написано хлестко - пиздеть не буду. Один вопрос - что такое православный перевод? Да еще Ветхого Завета? Я-то дурак думал, что переводы бывают с одного языка на другой... То есть Ветхий Завет - с древнееврейского на церковно-славянский или на русский... А что такое православный перевод - не понимаю... Равно как католический, протестантский, исламский, буддийский и т.д. был бы благодарен за пояснения. Православный перевод - это мой ляп. Я подразумевал двойной перевод с иврита на греческий, а потом на русский. Допускаю, что количество переводов могло быть больше двух. Иначе как можно объяснить превращение Бейт-Лехема в Вифлеем, Беэр-Шевы в Вирсавию, Кинерет в Генисарет. Вообще древние тексты похожи на ребусы. Оюъясняется принципом фонетической замены - легким движением руки калиф превращается в калиту... А Ветхий завет, например. я читал с комментариями Дм. Щедровицкого - как будто читаешь на языке оригинала... Так хорошо в начале. И - ноль в конце. хорошо а что -занятно и затейливо.. прочёл с удовольствием.. а что -занятно и затейливо.. прочёл с удовольствием.. блин-дубль.. Дожил - меня коментит дубль Доктора Ливсина. Какой-то "понедельник начинается в субботу" просто. Еше свежачок Серега появился в нашем классе во второй четветри последнего года начальной школы. Был паренёк рыж, конопат и носил зеленые семейные трусы в мелких красных цветках. Почему-то больше всего вспоминаются эти трусы и Серый у доски со спущенным штанами, когда его порет метровой линейкой по жопе классная....
Жнец.
Печалька. Один молодой Мужик как-то посеял кошелёк свой и очень опечалился, хоть кошелёк и был совершенно дрянь форменная – даже и не кошелёк, а кошелёчишко, но вот жалко до слёз – столько лет в карманах тёрся, совсем по углам испортился и денежек в нём было-то всего 3 копеечки, а вот роднее родного – аж выть хочется.... Если верить рассказу «Каптёра» о самом себе, позывной ему дали люди за его домовитость и любовь к порядку. Возможно. Я бы, конечно, дал ему другой позывной, да уж ладно, менять позывной – плохая примета. Но «Каптёр» правда домовит и хорошо готовит. Годков ему где-то двадцать или двадцать три....
Вестибюль городского ДК полный людей. В большинстве это молодёжь, и я понимаю, что это его друзья и знакомые. А ещё я понимаю, что «Урбан» был ещё очень молодым человеком. Урбан 200. У колонны на лавочке сидит пожилой человек в костюме. У него полностью отсутствующее лицо....
«БТР» 200. Еду на похороны к нему в пригород. Ну как пригород, там полноценный завод, вокруг которого и вырос посёлок, который стал нашим пригородом. «2ГИС» наврал с адресом, чую, где-то не здесь, слишком тихо. Подхожу к бабушкам на лавочке, спрашиваю дорогу....
|