Вика, Лёня и грузинская принцесса.

Автор: Абрамсон Что общего было между нами? Эмиграция? Она бредила Таганкой и Арбатом. Я ностальгировал воспоминаниями о кисло-сладком привкусе питерской воды и огуречной корюшке. Она закончила консерваторию, а я всего лишь водитель грузовика. Она поёт в ресторане тысячу попсовых песен, а я слушаю Завинула на виниловом вертящемся столике, за который я отдал денег, как за хороший автомобиль. Её влечёт к фрязинским подружкам, а меня притягивает магнитная аномалия Невского разлома. У меня дети, разбросанные на разных континентах, а у неё кот Афанасий и полуторацентнеровый муж - добродушный сладкоголосый сорокатрёхлетний мешок. Он своих родителей называл - папка и мамка.
Ничего общего. Просто мы были соседями. Дверь в дверь. Ничего общего кроме секса. Она могла кончить подо мной пять раз подряд. При этом иногда писалась и один раз даже какнула от расслабления. Она кричала так громко, что приходилось закрывать окна. Я рычал от удовольствия, а после оргазма ещё несколько минут не мог понять где я нахожусь и какое время суток. Она пахла желанием. Я сходил с ума от её запаха и фигуры, от юношеской упругой груди, от аккуратно постриженых золотистых волосков на узеньком газончике между ножек. Когда я в неё погружался, она вибрировала, как моторчик.
-"Котёнок, ты какой-то фантастический и инопланетный" - говорила она.
- "Это не я, малышечкин мой сладенький, это ты такая красивая, что мне постоянно хочется тебя зверски завалить" - говорил ей я.
- "А я тебя хочу, как собачка" - говорила она.
Любое наше сближение заканчивалось сексом. Один раз она кончила от моего пальца на заднем сидении полупустого автобуса. Мне пришлось другой рукой зажать ей рот. Мы еблись до дрожи в коленках и до чёрных кругов под глазами. Иногда мне казалось, что я уже выстреливаю в призерватив свои мозги - не могут железы вмещать столько спермы.
Она слала мне эсэмэски:
- "Котёнок, ты любишь венгерский супчик?
- Конечно, малышечкин.
- А на сладенькое я сделаю творожники, хорошо?
- Конечно, лапулечька.
Когда я приходил домой то на лестнице меня чуть не сбивал с ног Лёня. Он катился вниз с грациозностью платяного шкафа, который уронили грузчики.
- Ты куда паришь?.
- "За творогом, в Париж".- он всегда был остроумен и находчив.
Каждый вечер Лёня приглашал меня на ужин. Мы ужинали втроём. Иногда Вика забывала налить ему суп в тарелку. Он обижался, но не надолго и уже через минуту рассказывал какой-нибудь анекдот из жизни музыкантов. Я не мог сосредоточится на еде и вникнуть в фабулу анекдота, потому что мою мошонку под столом щекотал указательный палец её ноги.
Иногда соседи скандалили на балконе.
- Пускай сам себе готовит.
- Тебе что, еды жалко.
- Не жалко, просто не хочу его больше тут видеть.
- Сейчас же иди и пригласи его на ужин. Он устал и голоден. Ты в жизни так не работал , как он.
Окна моего туалета выходили прямо на их балкон. Если я просовывал голову в окно, то Вика, встав на цыпочки, могла дотянуться до моего поцелуя своими губами.
Один раз Лёня её таки застукал.
- Что ты там разлядываешь?
- Я смотрю в соседское зеркало.
Подошёл, заглянул. Я в этот момент изображал прилипший к стене банный лист.
- Убедился? Ты такой подозрительный, что просто противно делается.
Однажды я отказался от ужина,
-" Малышкин, у вас своя семья, а у меня - своя. Я умею готовить, ты не беспокойся. Да и зарабатываю я больше вас."
Через несколько секунд она влетела в мою комнату, пробежав насквозь свою и мою квартиру. Стояла бледная, тяжело дыша.
- Ты что, охуел? Котёнок, что случилось, ты кого-то себе завёл?
Когда она волновалась, то переходила на дворовый жаргон фрязинских подростков.
- Никого не завёл, просто я виновато себя чувствую за ужином.
- Прекрати, всё нормально. Я грибной супчик сварила, картошечку. Пойдём. Я ведь весь день тебя ждала.
Я покорно шёл ужинать, стараясь не встречаться взглядом с Лёнькой.
Надо что-то делать,- говорил я себе,- так не может долго продолжаться. Однажды в пятницу вечером, когда Вика С Лёней уехали на работу в ресторан, я пригласил в гости грузинскую принцессу Ану. Ана уже десять лет была в разводе и не подпускала к себе мужчин. "Ну что это за мужики", - говорила Ана -, "Они все какие-то жалкие". Мне удалось её обаять, когда она лечила мне зубы - она восхищалась их блеском. Я пытался говорить с ней по грузински:
- Бакаке цхалищи кикинэпс.
- Не кикинэпс, а кхикхинэпс.- поправляла меня принцесса.
У Аны была потрясающая фигура. Тонкая талия, широкие бёдра, стройные ноги, высокая грудь с выпирающими, в волнительные для неё моменты, сосками. И всё это великолепие портила её квадратная голова сефардской еврейки и короткая шея. Впрочем ночью это не отвлекало.
В тот вечер я приготовил сёмгу в сливках. Выставил на стол белое вино. Зажёг свечи. И включил расслабляющие гитарные переливы Рассела Малоуна.
Мы съели рыбу, выпили вино и во время очень медленного танца от моего лёгкого поцелуя в шею Ана потеряла сознание. Она повисла у меня на руках и я, рискуя получить межпозвонковую грыжу, дотащил Ану до гигантского ложа, купленного по заказу Вики. То что произошло дальше требует отдельного рассказа. Скажу только, что я был приятно удивлён. Ана хватала меня за руки и кричала: - "Как мне хорошо, как мне хорошо. Держи меня. АААААА". - её крик постепенно переходит на ультразвуковую частоту, затихает, - " Держи меня, Ой как мне плохо, мамочка", - плачет, - "Где я?" - широко разинув глаза.
Секс с принцессой интересовал меня больше с познавательной стороны, так как она меня удивляла каждый раз по разному. То разглядывала сперму у себя на руке, то ковырялась у меня в анусе наманикюренным пальцем и нюхала его потом. В ней чувствовалось высшее медицинское образование и тяга к исследованиям. Рано утром я тихо вывел её на стоянку и мы быстро попрощались. Я боялся, что Вика увидит нас с Аной в окно. Она ведь обещала мне -" всё отрезать если чё". Я серьёзно опасался за всё своё.
За ужином я как бы между прочим спросил:
- Вы не слышали - ночью как будто бы женщина кричала?
- "Это кошки," - ответил Лёня.
- "Какие кошки?" - насторожилась Вика.
- "Да, кошек здесь, действительно - шквал. Климат располагает видимо." - сказал я и пощекотал Викину пятку.
В конце концов я переехал в другой город, думая, что расстояние охладит меня и Вику и мы постепенно перестанем встречаться. Я ошибался. Трудности конспирации только усилили желание. А расстояние увеличило расходы. Каждый раз я попадал на двести шекелей, заказывая такси.
Один раз в припадке страсти я увёз её к себе на совсем. Утром Вика приготовила мне завтрак. Я уехал на работу и целый день ругал себя: идиот, что же теперь делать? Она же ебливая сучка. Теперь всю оставшуюся жизнь мне придётся отгонять от неё палкой кобелей. Оно мне надо? А с другой стороны - лучше есть торт и поделиться с друзьями, чем всю жизнь в одиночку грызть чёрствую хлебную корку.
Вечером за ней приехал муж. Она сказала, что поедет с ним, что у него слабое сердце и попыталась изобразить слёзы.
-" Иди уже" - говoрю -" А то пузырь твой разволнуется и крякнет у меня под окнами."
Мы расстались и через месяц я улетел в Питер повидать братьев, сестёр, мать и отца. Я расчитывал на месяц, но через месяц обратно не улетел, а поселился в полуподвальной мастерской на Пестеля, из которой переехал затем в Кронштадт уже обременённый беременной Светой и горой витражного оборудования.
Семейная жизнь не должна гореть страстями, семейная жизнь должна согреваться теплом взаимопонимания и общностью интересов.
Через пару лет я всё же не выдержал и позвонил в Израиль. Вика родила девочку после моего отъезда. Я быстро произвёл несложные математические вычисления во время разговора и облегченно вздохнул : всё сходится - ребёночек не наш. Рассказал ей про свою дочку. Мой рассказ про витражное творчество её не заинтересовал. Она беспокоилась не мёрзну ли я зимой. Передала мне привет от кота Афанасия. Я попросил передать привет мужу. Она усмехнулась, попросила не пропадать и повесила трубку. С тех пор я ей ни разу больше не звонил. А зачем? У нас ведь нет ничего общего.