СЛАБЫЙ ЗВОН КОЛОКОЛЬЧИКА

Автор: виктор иванович мельников СЛАБЫЙ ЗВОН КОЛОКОЛЬЧИКА

«Иду кладбищенской тропой
По краю кручи.
Внизу прибой, а надо мной
Стальные тучи».
К. Эрберг (Сюннерберг).
«Посев», Анапа, 1911 г.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1
Ночь.
Я тяжело засыпаю. Чтобы добраться до сна, уходит полтора часа.

2
Утро.
Я тяжело просыпаюсь. Выходить из сна не хочется – там забвение, тихая утроба матери.
Граница сна и пробуждения, как кнут необходимости, то есть – надо!
И, чем раньше надо, тем – больней кнутом по телу.

3
Утро начинается для меня в час дня. Солнце светит в окно, ослепляя глаза, только что открытые, заспанные и отёкшие; ветер шумит, бьёт в стекло разлапистой веткой черёмухи. Я продолжаю спать, но с открытыми глазами.
С трудом поднимаюсь с постели. Иду в ванную, чищу зубы, умываюсь.
На кухне закипает чайник. Пью чай.
После – опять чищу зубы, сажусь на унитаз, сру. Дурная привычка: понимаю, что большинство, наоборот, вначале срёт, чистит зубы и после умывается.
Как всё необдуманно у меня.

4
Курю сигарету на балконе. Стою в трусах.
С противоположного дома, с верхнего этажа, за мной наблюдает то ли девушка, то ли женщина в возрасте – не разобрать, плохое зрение. Мне это не нравится, но я продолжаю курить. Она пристально рассматривает меня. У неё нет бинокля, но я чувствую пронзающий взгляд. Хочется прикрыться, но нечем. Странное ощущение…
Раньше я не замечал, чтобы за мной подглядывали. Кого-то, может, возбуждает подобное? Я быстро докуриваю сигарету, ухожу.

5
Принято считать, что окружающее воздействие на внутреннее ощущение времени сугубо индивидуально. Кому-то кажется, что время остановилось, когда он посещает места своего детства, кому-то мысли о вечности приходят в музеях или в горах...
Я остановился на тридцати пяти годах в своей квартире. Мне сорок, но я считаю – тридцать пять. Если кто-то спрашивает мой возраст – я говорю эту цифру. Мне верят. Если смотрят паспорт – тоже верят. Я внушаю доверие.
Природа наделила мою оболочку сначала мозгом пресмыкающегося, затем млекопитающего, а потом уже собственно человека. Вот и получается, что, укладывая меня на операционный стол, врач одновременно располагает рядом с собой человека, обезьяну и крокодила.
Моё имя Виктор. Я – победитель. Только над кем? Чаще я ощущаю себя проигравшим. Физически я слаб, умственно – недалёк. Со школьной скамьи. Природа щедро дала телесность (избыточный вес), уродливую внешность (я похож на орангутанга), слабое здоровье (проблема с желудком), животный темперамент, безнравственность и маленький мозжечок, который заменяет мне ум и степень его развития, - это первый компонент, называемый личностью в широком смысле слова. Второй компонент – это то, что я приобрёл в качестве члена общества: из чинов – старший в охране, из богатства – ничего, из имущества – квартиру по наследству от давно умершей бабушки. Вот и всё.
Кто прошёл общеобразовательную школу, беря во внимание первый компонент, заключительную её часть, – подобны мне. Именно там необходимо много запоминать. Значит, надо читать, что само по себе безвредно и даже полезно, но, в совокупности с зубрёжкой и каждодневным повторением пройденного материала, пагубно для наиболее эффективной памяти, как эйдетизм. И так почти во всём. Очень мало кому удаётся стать взрослым, не отупев.
Стало быть, тупой говорит для тупых. Моя фамилия соответствует сказанному (дрянное наследство отца) – Виктор Петрович Тупица. Во угораздило!
По второму компоненту – школа не играет никакой роли. Там влияют богатые родители, родственники, умение лизнуть, отсосать, подмахнуть…
На основе изложенного абсолютно становится ясно, что перед вами типичное несостоявшееся животное, биологически ущербное, которое не должно размножаться. Как у Ницше. Но я, к сожалению, а может быть к большому счастью, имею невиданную мужскую силу, которая переворачивает горы и даёт возможность хотя бы для этого существовать, но не оставлять следов, заботясь о моральном будущем планеты, не плодя себе подобных. То есть инстинкт размножения работает по полной, а вместе с ним реклама презервативов.
Даже в таком нужном деле, как демография, я против, как Баба Яга из детского мультика (она не хотела, если помните, проведения олимпиады в Москве, - но это так, к слову). Все кинулись размножаться, я кинулся предохраняться вдвойне: на толстый член натягиваю два презерватива, первый легко, второй, бывает, рвётся.
Не сомневаюсь, скоро Россия догонит Китай. И блефуют те, кто говорит, что китайцы сожрут россиян. В недалёком будущем – всё будет наоборот. Китайцев так много, что они сами уже не хотят лишний раз трахаться, да и правительство не даёт. А когда количество особей перевалит критическую отметку – они начнут самоуничтожаться. Обычный суицид. Как всё просто!
Принципиально иное понимание от моего у христиан, похожее на материнскую любовь, от которой исходит всепрощение и милосердие. Но я уважаю чувства верующих, но не самих верующих, ибо все они – фанаты, а такие твердят одно и то же, что разговаривать с ними фундаментальный труд для любого ненормального, отличного от них. Моя связь с ними минимизирована – я рублю с плеча, моё сознание – авторитарно, как у любого мужика, если он не тряпка перед женщиной, которая является воплощением матери и которая несёт то самоё, свербящее душу, даже самому отъявленному цинику.
Итак, часы показывают один и тот же час. Ничего не изменилось. Моя квартира не переместилась в другое измерение, а вместе с ней и я, разглагольствующий о житие-бытие.
Я тут, остальные – там. Одни у власти, другие в опале. Потом они меняются местами. А я по-прежнему остаюсь в своей квартире. Здесь я могу говорить подобные вещи. Стены, скорлупа, разделяют меня, защищают… Сказать вслух, когда выйду? Невозможно! Но мне терять нечего, я стал... кем стал. Сам себя настропалил. И хочу получать от этого кайф. Выговориться.

6
Первые часы рабочего дня – самые неприятные. Я работаю в охране на мясокомбинате.
Каждый день – одно и то же, каждый день – одно и то же…
Что может вывести из себя самого стойкого человека? Однообразие. Это как у заключённого, помещённого в одиночную камеру. Холодные стены, бетонный пол и надзиратель – бешенная собака. Причём надзиратель – сам заложник обстоятельств, приведших работать в тюрьму, заложник выпавших ни в его пользу карт. Он исполнитель чужой воли сверху.
В течение суток (мой график работы) возникает состояние тоски, уныния, равнодушия, которое зачастую выражается в виде скуки, а скука становится невыносимой, и я, одно дело, постоянно смотрю на часы, тороплю время, что само по себе сделать невозможно.
Мясокомбинат – фабрика, или машина, способная накормить город с населением в сто тысяч человек за раз. А может, и больше…
Здесь трудятся две тысячи человек технологов, инженеров, бухгалтеров, водителей, забойщиков скота, холодильщиков, обвальщиков, жиловщиков, грузчиков и, конечно, - куда без них! – два десятка охранников.
Последнее звено, не сомневаюсь, не даёт кормиться двум тысячам человек за один заход вместо ста тысячам…
В иерархии я – второй. Первый – начальник охраны, Жулькин Степан Захарович, старый пень, бывший мент, в звании майора ушедший на пенсию только недавно, потому что попросили. Ему пятьдесят шесть лет, строг с подчинёнными, жаден и, как следствие, слаб на мелкие взятки. Именно поэтому многие несуны продолжают работать, отделавшись небольшой суммой денег и слабым вонючим испугом.
Если происходит ЧП, первым от директора мясокомбината, Тихомирова Платона Михайловича, получает Степан Захарович. Вторым получаю – я, Виктор Тупица, но из вторых рук, то есть от Жулькина. Что лучше? Не знаю точно. Потому что директор мясокомбината – самодур ещё тот, как и начальник охраны. Я их про себя называю местячковыми диктаторами. Случай был. В одну зиму трубы разморозились в одном цеху. Такое происходит, понятное дело, не по вине одного человека… Ну, крайним сделали одного инженера, молодого совсем (его, я думаю, подставили). Короче говоря, Тихомиров прямо на планёрке руку стал выкручивать несчастному, потому что оправдание из уст этого самого инженера выглядело неубедительно. В конечном итоге – рука сломана. На следующий день пострадавший уволен. По собственному желанию. Инженера звали, кажется, Андрей Валерьевич. Я к нему подошёл (его рука была в гипсу, подвешена на грязной марлевой повязке), говорю:
- Сними побои, напиши заявление в прокуратуру.
Он уставился на меня.
- Я сказал что-то не то?
- Ты хочешь, чтобы меня ещё и убили? Я думал, в охране работают умные люди.
Я всё понял, но не сразу. День прошел – к вечеру дошло. Это было правдой. Тихомиров Платон Михайлович, заслуженный работник пищевой промышленности; его детище – самый крупный мясокомбинат в стране; его гордость – цех по производству детских мясных консервов, лучших не только в России, но и в Европе; его вторая гордость – награда от президента; его последняя гордость – единственная дочка, вышедшая замуж за сына самого губернатора края, что само по себе является самым главным фактором в цепи всех звеньев, составляющих плотную композицию непоколебимой структуры выстроенной системы.
Так вот, директор в бешенстве – достаётся всем; каждый стремится спрятаться в нору, как мышь, не попадаться на глаза взбесившемуся буйволу. Влитая негативная энергия после передаётся на меня в кабинете у Жулькина. Я всасываю, обтекаю – и иду разносить инфекцию дальше.
Такое бывает редко, но периодически. В остальном – всё элементарно. Моя обязанность простая. Я слежу за охранной, охрана следит за работниками мясокомбината, работники мясокомбината, недовольные, следят за теми же самыми охранниками, бывает – доносят (прощай, бедняга, тебя заменят другим); за мной следит Жулькин, за Жулькиным следят все.
Обстановка не здоровая. Страх.
А страх потерять работу, потерять постоянный источник небольшого дохода – приводит к порядку.
Но довольных не существует.

7
В восемь утра пересмена. Домой. На три дня. Но время, предоставленное самому себе, не останавливается, как в рабочие часы. Жаль!

8
Этот пристальный взгляд с противоположного балкона убивает! Я снимаю трусы, показываю зад. Разворачиваюсь, смотрю туда, откуда смотрели на меня - нет никого...
Страшно.
А мне стыдно. За свою прыщавую жопу.

глава вторая

1
Иду в бар выпить пива.
Заведения, подобные этому, имеют один и тот же запах: кисло-рыбно-прокуренный.
Я беру два бокала пива, фисташек.
Вечер только начался, а уже почти все посетители - дрова! Интересно, это зависит от некачественного дешёвого пенистого напитка или от состава посетителей?
Много женщин. Полупьяных. Все – затасканные. Таких - я называю бабами. Они ищут грязного секса, а иначе – разве можно появиться уважающей себя даме в таком обществе?!
Но на них мало кто обращает внимание. В последней стадии опьянения – некоторые из посетителей мужского пола начнут приставать к ним, какая потом уже разница!
Часто сам бываю в подобном состоянии… Но у меня оправдание – трезвый пьяного не понимает. В данный момент.
Пока я не в форме, чтобы напиться. Литр пива – это не показатель.
Допиваю остатки, выхожу на улицу, закуриваю. Чем бы заняться?
Достаю сотовый телефон, звоню Ленке.
Ленка – проститутка. Работает в «Эскорте» - элитное агентство продажной любви. Раз элитное, значит лучшее, значит дорогое. Но за хорошее обслуживание – денег не жалко.
Возвращаюсь домой.

2
Я заказываю только Ленку. Она мне нравится. Можно сказать, она красавица. Описывать внешние данные не буду – это всё равно, что алкоголика выводить из похмелья заочно, рассказывая ему басни о водке и не давая выпить; у каждого свои представления о красоте, как и о вреде алкоголизма.
Ей двадцать пять лет. Как она говорит. Я даю больше, но это не важно.
Дома делаю уборку, жду.
Сутенёр привёз девушку в назначенное время. Я открыл дверь. Он зашёл первый, она – следом. Ленка остановилась возле меня, он, не разуваясь, пошёл через прихожую в одну комнату, в другую, выискивая, как ищейка, непонятно что.
- Всё нормально, шеф, - говорю. – Ты не в первый раз здесь. Я живу один.
- Положено.
- Ты, как ментяра, - смеюсь.
- Я – он и есть.
- Бывший, - шепчет Ленка в моё ухо. Возбуждает.
Он выныривает из кухни, смотрит на часы:
- Время пошло. В два часа ночи я звоню в дверь.
Уходит. За ним запираю дверь на все замки.
Ленка сидит в кресле, нога за ногу. Длинные тонкие ноги оголены выше колен до неприличия. Я любуюсь ими какое-то мгновение. Она улыбается. Редкое явление для проститутки. У неё ровные белые зубы - пока никто не бил, видимо. Это - такая же редкость, как гроза в Антарктиде.
- Витёк, с тобой я отдыхаю. Уморили меня сегодня. Давай чуть позже, а?
- Как скажешь, - говорю. – Мне не горит.
- Не ври. Горит, ещё как! Иначе – не вызывал бы.
- Угадала. Но ты заметила, что третий раз я хочу только тебя. Не знаю, что буду делать, если уйдёшь из агентства. Не дрочить же!
- Я девушка красивая, - она оголяет сиськи и два тёмных соска нагло смотрят на меня, - знатная… Короче, хватит разглагольствовать – я жрать хочу!
- Проголодалась, девочка, - я целую соски поочерёдно, - еда на кухне.
Ленка отталкивает меня, вырывается из рук.
- Чуть позже, Витя.
Она сама открывает холодильник, достаёт ветчину, майонез. Я отрезаю хлеб.
- Чай заваришь? – просит.
- Могу водки предложить.
- До утра ещё успею набраться. Не стоит!
Включаю электрочайник.
- А я выпью.
- Для храбрости? – она издевается надо мной с забитым ртом. Но не зло.
- Шутка неудачная.
- Неприкасаемый! Шутка может быть и неудачная, но, когда твоё чудовище входит в мои дырочки, здесь не до шуток, - она смеётся заливным обаятельным голоском. – Тебе нужна лоханка. У нас в «Эскорте» есть Жанна. Могу посоветовать.
- Жанна из тех королев, кто любит роскошь и ночь… Учтём на будущее. Она хоть ничего?.. Внешне…
- Тебе понравится. Я и Жанна – самые востребованные.
- Интересно… - Я наливаю сто грамм водки, выпиваю, занюхиваю душистыми волосами Ленки, закусываю кусочком ветчины. – Закажу вас двоих. После.
- Валяй! Мы тебя затрахаем!
- Уверена?
- Уверена. На сто процентов.
- Посмотрим. А не боишься, что Жанна придётся мне по вкусу?
- Я не ревнивая, Витя, - голос Ленки завибрировал.
Разговор ни о чём продолжается ещё минут тридцать. Я даю девчонке отдышаться от предыдущих клиентов.
- Этот урод, что с тобой приехал, - где он там стоит, внизу? – что он ищет, что ему нужно?
- Ты заказываешь девушку для себя, один. Бывали случаи, что в подобных ситуациях некоторых из нас ждала групповуха. Шесть, а то и семь человек. Поверь, это страшно. Обычно без побоев не обходится. Дважды сама попадала в подобные ситуации. Живого места нет. Неделя потеряна. И для меня. И для маман.
- Понятно. – Я закуриваю сигарету.
- Ещё он смотрит, пьян ты или трезв. К пьяным нас не пускают. Но в процессе работы – можно, и нам, и клиентам.
- И всем руководит женщина?
- А ты не знал, что ли?
- Откуда мне знать.
Ленка и я идём в душ. Первый выхожу я.
Я раздеваюсь, ложусь в постель.

3
У нас с ней всё по-домашнему, как у мужа с женой. Разница только в том, что, в конце сексуальной гонки, я достаю рубли, отсчитываю положенную сумму, расплачиваюсь. Сделка совершена. Каждый остался довольным. И продавец, и покупатель.
А там, внизу, под балконом, сидит сутенёр в машине. Он ждёт Ленку. И он готов по первому зову, наверное, прийти ей на помощь. Получится?
Но я её и пальцем не трону. А вот его побил бы. Морда лица сутенёра просит кирпича! Есть люди, которым желание помочь возникает безвозмездно, так они выглядят; или излучают флюиды жертвы, если за ними наблюдает психически нездоровый человек. А есть такие, которым выписать пиздюлей как за здрасти хочется.
Теперь я понимаю, почему маньяки редко ошибаются в выборе жертвы. Она, жертва, сама притягивает насильника: то ли поведением, то ли внешностью, то ли чем-то ещё… Ленка – уже жертва тех обстоятельств, вогнавших её в древнее ремесло.
От злости я сжимаю челюсти. Звук скрежещущих зубов приводит в себя. По спине бегут марашки.

4
После секса – как разбитый арбуз, с тебя течёт, ничего не хочется. Я удивляюсь в работоспособности рабынь любви – ведь это не в кайф! Несколько раз в день с кем попало! Я у Ленки не последний за сегодня. А кто следующий? Конь в пальто?
Сверх положенной суммы кладу три сотки.
- Нормально?
- Витенька, ты мой любимчик. А Жанночка – она не достойна такого клиента. Она, понимаешь, дура: ей подавай мальчика с обложки!
- Я тебя не променяю, не боись. Но ты сама меня заинтриговала.
В оставшееся время мы выпили чаю. Я накатил ещё три рюмки водки.
Ровно в два часа раздался требовательный звонок в дверь.
- Мне пора, Витюля!
- Вали. Как зовут-то твоего сутенёра-мента?
- Вадик, - она идёт на выход.
- Почему я не люблю это имя, а? Ленка, ты не знаешь?
Меня целуют – это новенькое что-то. Я открываю дверь, выпускаю девушку.
- Вадик? – обращаюсь к долговязому пареньку. – Мне тебя так представили. Эээ… значит, ты мне не нравишься. В следующий раз приедешь вместе с Ленкой, то получишь… - и я его бью в лицо, прикладываюсь изо всех сил, он летит по лестничному маршу вниз, - …точно так же!
- Что ты делаешь! – орёт Ленка на весь ночной подъезд. Эхо, исходящее от стен, усиливает крик.
Она подбегает к Вадику, который не двигается, опускается перед ним на колени.
- Брось его, сам очухается.
- Ты меня подставляешь, - она смотрит бешенными глазами. – Обслуживания больше не будет, дурак. Не в моих силах сделать невозможное – тебя накажут!
Подхожу к Вадику. Он потерял ориентацию и не может подняться. Я его ещё разок пинаю ногой в рёбра, он хрипит.
- Убьёшь, успокойся!
- Таких не жалко, - я завожусь от того, что Ленка пытается остановить меня.
Я бью его второй раз кулаком в нос и чувствую хрустящую мягкую кость переносицы. Вот теперь он теряет сознание – точно. И в этот момент получаю ощутимый пинок в пах.
- Сволочь, ты!
Ленка тут же получает леща! Секундная пауза – и она ревёт, захлёбывается слезами, выступившими из больших красивых глаз.
- Он ничего не сделал…
- Уверена?
- Да!
- И что ты хочешь этим сказать? Он – хороший, а я – плохой, так что ли?
- Я говорю – ты безмозглое животное, зверь…
Взваливаю пострадавшего на плечо, спускаю к машине – он тяжелый, хотя и худой. Ленка находит ключи в карманах его брюк, открывает дверь. Сажаю бесчувственного Вадика за руль старенькой «шестёрки».
- Сиди с ним. Придёт в себя, скажи, если привезёт тебя ко мне опять – получит, как я обещал. Он, думаю, всё прекрасно усёк. Поняла? – и ухожу.
- Следующего раза не будет, - говорят мне вслед. – Не надейся.
- Шлюха! – не выдерживаю.

5
Дома допиваю бутылку водки.
Не нахожу себе места. Блядво, нашла кого жалеть! Себя уважать надо в первую очередь. Я удивляюсь… Правда заключается в жёсткости слов и в силе кулака, а чем жестче слова и костлявей кулак, тем правдивей сказанное в лицо.
«Шестёрки» под окном нет. Значит, будет жить… Вадик…
Я закуриваю сигарету из пачки, забытой Ленкой.
Откуда у меня взялось столько силы для удара? Это от злости. Нет злости, нет поставленного удара. Иногда я плохо о себе думаю.

глава третья

1
Небо заволокло чёрными тучами, клубящимися, как дым бушующего пожара; потоки обжигающего воздуха тащат пыль и мелкие предметы; я стою у обочины дороги, пытаюсь бороться с порывами взбесившегося ветра; спрятаться невозможно. Сломанная ветка дерева ударила по лицу; я чувствую, как выступают капли крови на щеке; страх сковывает; время остановилось, убежать от стихии нет сил. Я скован по рукам и ногам – живая статуя, наблюдающая за беснующейся природой. Слева прорисовывается фигура; во мгле она кажется бесформенной; это человек, большой, метра два ростом, он приближается в мою сторону. Я оцепенел; состояние близкое к помешательству, но не страх, другая форма чувства, граничащая с потусторонним миром, неведомая мне. Тело, ощущаю, – кусок мрамора. Призрак приближался, лица не видно, - что ему надо от меня? Он увеличивался с каждым шагом; крик не мог вырваться из горла, я онемел… И вот он передо мной: толстый, неуклюжий, большой – каменная глыба, нависшая над пропастью, в которой находился я… Ветер стихает, но тучи продолжают сгущаться чугунной массой. В призрачной фигуре прорисовываются знакомые черты – это успокаивает, как ни странно. И вот лицо приобрело знакомые очертания – это Артём, друг детства, умерший от инфаркта лет десять назад; он смотрит на меня безумными глазами, в них нет жизни – откуда ей взяться после стольких лет забвения… я про него уже не вспоминал. Он молчит. Я хочу его спросить, что он делает в этом мире, но язык не поворачивается… и слышу ответ – мыслеформу, исходящую от него, что, мол, это я ступил в его владения. Прежние жуткие ощущения возвращаются снова, я на грани нервного срыва, меня начинает трясти, дрожь не унять, мысли огненной строкой бегущей рекламы проносятся мимо глаз: почему? для чего всё это? возможно ли такое?.. Ветер поднимается снова, теперь он несёт не просто пыль и частицы органики – это настоящий ураган, торнадо, поднимающий к небу автомобили, вырывающий с корнем деревья; и всё это укладывается в одну огромную кучу мусора, теперь уже мусора, рядом от меня. Ураган прекращается так же резко, как и начался. Рука Артёма поднимается в сторону наваленной кучи барахла; в этой свалке виднеются предметы: сотовые телефоны, золотые украшения, сверкающие для человеческого взгляда в любую непогоду, остатки мебели, бытовой техники – груда металла, дерева и пластика, - всё скручено, искорёжено… Вторая рука призрака сжимается в кулак, щелчок пальцев – и таинственная сила бросает меня в кучу хлама… Я тону в обломках предметов, задыхаюсь, исчезаю в пучинах ненужности… наконец крик безумия вырывается наружу – и я просыпаюсь в своей постели. Ночь продолжается. Утро ещё далеко. Мысли возвращаются к Артёму. Он всегда был жаден, и не скрывал этого. Смертный грех – не причина смерти, лишь повод… А я причём? С этой мыслью засыпаю снова.

2
Пустота.
Вакуум.
Это осязаемо. Во сне.
И что-то ещё в этом новом необычном сновидении присутствовало. Что-то такое, что хотело прорваться наружу, в реальный мир.
Я плаваю в этой среде, как рыба в воде, неосознанно. Мне не по себе, в то же время скучно. И страшно. Один на один с самим с собой.
Звуконепроницаемость.

глава четвёртая

1
Серёга пришёл с бутылкой водки. Ему хотелось выпить, мне – нет. Но раз пришёл – компанию надо поддержать.
- Артёма помнишь? – говорю.
- Ну?
- Приснился сегодня. Надо помянуть. Повод будет.
- Хороший пацан…
Серёга и Артём учились вместе. После окончания школы оба поступили на юридический. Артём состоялся сразу – повезло, но не повезло со здоровьем, а у Серёги было всё наоборот: нигде не держался долго, ни на одном предприятии, где работал юристом. Профессионал он был хороший, но и любил бухнуть. То друзей пригласит выпить в свой кабинет – сдали, то с директором поругается – уволили, то секретаршу вначале напоет, после – трахнет: слухи разнеслись из уст самой секретарши.
На сей момент ему не давали покоя другие проблемы: развод. Я его понимал, или пытался понять: сам-то узами брака связан не был.
- Наливай, - говорю.
Выпили молча.
- Что будешь делать?
- Витя, мне всё равно, оставим эту тему.
Раз уж ему безразлично, то мне и подавно. Всё равно помочь не смогу. Ни чем.
Вторую выпили молча. За ней следом пошла третья. Разговор не вязался.
По радио передавали новости. Я добавил звук. Чушь собачья! Серёга находился в какой-то прострации, безучастный ко всему. В самом конце послышалось из динамика: «Час назад на расстоянии в двести пятьдесят тысяч километров от Земли пролетел астероид размером в сто семьдесят метров и весом двадцать миллионов тон. Американские ученые обнаружили астероид три месяца назад и вычислили его траекторию полёта. По астрономическим меркам такое расстояние очень мало…».
- Опять повезло! Шарахнуло бы как, а! Такая новость – первой должна звучать… А не последней. Хорошо, что водку допил, не подавился, - оживился Сергей. Наконец-то его хоть что-то тронуло, и я догадывался, что в большей степени три стопки водки на старые дрожжи.
- Сила случайности – в её непредсказуемости.
- Ты не врёшь?
- Не понял…
- Не гони, Витёк! Наливай.
Бутылка кончилась за четыре захода. У меня дома запасов алкоголя не осталось, и я решил не пить. Завтра в смену.
Сергею было мало. Он достал деньги, начал отсчитывать. Я его остановил.
- Хорошо, хватит, - сказал он как-то обречённо. И стукнул кулаком по столу так, что разлетелись все тарелки с закуской.
- Успокойся, - говорю ему. – Пошли спать.
- Не успокоюсь, Витя.
В дверь позвонили.
- К тебе гости ходят?
- Тише, ты!
На пороге стояла Ленка. В руке у неё был цветной пакет с рекламой сигарет «LM». В такие обычно кладут что-либо в маленьких торговых магазинчиках.

2
Она вошла, толкнув меня плечом.
- Ты не один?
- Как видишь.
Сергей, завидев хорошенькую девицу, встрепенулся, подошёл к нам.
- Как зовут милейшее создание?
- Это Ленка, проститутка, - сказал за неё я.
Взгляд Сергея изменился. Он готов был меня убить.
- Грубиян, - сказал он ей. – Хотя Витенька мне и друг, но порой хочется его ударить. Больно. Я – Сергей Николаевич.
Гостья, которую я не вызывал, по-моему не обиделась на мои слова. Зачем обращать внимание на то, что есть на самом деле.
- Я пришла к тебе, Витюша. Там я не работаю, кстати. По твоей милости. Вадик преподнёс всё в тёмных тонах, обвинив меня. Я легко отделалась… А вот тебя могут сильно наказать. И это произойдёт скоро.
- Ты пришла сообщить мне это?
- Не только. Я хотела бы у тебя пожить.
Вместо меня ответил Сергей. Он сказал:
- Перебирайся ко мне, девочка.
Она смерила его взглядом: пьяный мужик набивается в сожители.
Я сказал:
- Твоя жена пока живёт с тобой. Или ты с ней. Забыл?
- Да шучу я!
- Так как? – она смотрела на меня и нагло и в то же время жалобно.
- Уверена?
- Этот вопрос задать надо мне.
Сергей стал одеваться.
- Пойду, не буду мешать. Выпить ты не хочешь. А я выпью ещё. В баре.
Проводив его, я обнял Ленку.
- Жанну больше не хочешь?
- Как я могу хотеть человека, которого в глаза ни разу не видел.

3
Ночью была бессонница. Я несколько раз вставал курить; не удержался, достал бутылку водки, которую с собой принесла Ленка, открыл, налил сто грамм, выпил – приятное тепло растеклось по телу.
Ленка спала крепко. Она не слышала, что я брожу по комнате. Вчерашний вечер её сморил, точно. Я ей позавидовал. Мне бы так уснуть. До самого утра.
На балконе веял прохладный ветерок. Ночной город светился неоновыми огнями рекламы. Там жили другой жизнью. Мне захотелось окунуться в океан греха.
Я оделся и ушёл в ночь.
Рядом с домом ночной клуб «Техас». Я завернул сюда. Хотел было в «Огонёк» зайти, но вспомнил, что сегодня ни Олина смена. Стало быть, делать там нечего.
Людей было не очень много. Середина недели. У стойки бара заказал водки и лимон. Есть не хотелось.
На сцене танцевали стриптиз. Парень и девушка. Они делали примитивные движения совокупления, но у них плохо получалось. У парня не стоял.
Я отвернулся от сцены.
Бармен обратился ко мне:
- Мне тоже не нравится. Второй день танцуют, а всё не так, посетители не в восторге. Завтра они больше не будут работать.
- Правильно, - ответил я без всяких эмоций. Мне хотелось побыть одному.
Я заказал еще рюмку водки, сел за свободный столик. Музыка заглушала всё! Было неуютно.
Ко мне подсела девушка. Я знал таких: или проститутка, или любительница выпить на халяву за счет одинокого посетителя, каким оказался я.
- Тебе чего?
- Угостишь?
Для проститутки девушка была мила. Я в лоб её спросил:
- Сколько?
Она обиделась.
- Я поругалась с мужем, здесь так одиноко.
Второе предположение было верным.
- Водку будешь?
- Я пью вино.
- Вино будешь пить с мужем, а со мной – водку. Не нравится – катись к чёрту!
Она ушла. Если бы у меня дома не спала Ленка, я бы купил вина и, после, затащил эту девицу к себе домой. В её лице была изюминка: это шрам на щеке, маленький, но придававший ей особую сексуальность.
Я тоже ушёл.
На выходе остановился и задумался: куда пойти, домой или продолжить прогулку по злачным местам?
Пошёл домой. Переходя дорогу, оступился и упал. Из-за поворота вылетел автомобиль. Из него орала музыка. Пьяные пассажиры орали в открытые окна. Я не успевал подняться на ноги и убежать. В последний момент перекатился по асфальту на тротуар. Автомобиль пролетел мимо. Он даже не затормозил. Меня просто не заметили.

4
Весь мир растворился в одном измерении.
И я сам.
Злоба.
На всё происходящее.
Переделать под себя мир мне не под силу: сильная личность способна переустроить его, чаще не осознавая в полной мере той ответственности, которую нормальный человек обязан возложить на свой горб.
В голове звучит отчётливый стук. Как будто кто-то стучится в дверь. Тихонько так, но настойчиво.
Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук…
Последняя попытка перед сном оглянуться назад приносит результат. Прошлое, как опьянение. Что я помню? Ничего хорошего.
Ленка так и не проснулась. Крепкий сон умертвляет. Я обнял её за талию, она легонько дёрнулась судорогой спящего.
До звонка будильника оставалось сорок минут.

глава пятая

1
День в смене выдался тихий. Жулькин где-то отсутствовал. Мне было всё равно – где. Без него спокойнее.

2
Ночью все боролись со сном. Я спать не хотел, оставался безучастным. Странное ощущение, когда почти не спал прошлой ночью и не сплю сейчас. Мистика. Точно. Но мистику делает сам человек: один врёт, другой верит, третий – и создаёт всю эту чертовщину. Расскажи – не поверят, а поверят – приврут.
Эта смена превратила меня в железного человека. Я ходил по постам и будил то одного, то другого охранника. Меня ненавидели, а я этого и добивался. Уважение завоёвывают ненавистью и послаблением одновременно.

3
Пересмена.
Я собрал всех провинившихся у себя в кабинете и объявил, что докладных писать не буду. Пока не буду. Но спать не позволю в свою смену. Никому.
Конечно, я понимал, что это невозможно, но на меня что-то снизошло: я никогда не был строг с подчинёнными.
И вряд ли буду.

глава шестая

1
Ленка исчезла. Сотовый телефон молчал. Его просто не брали.
Пройдя по квартире, я ничего странного не обнаружил. Просто ушла. И всё.
Сосед по лестничной площадке сказал, она выходила вчера не одна, а с какой-то девушкой. Ключ отдала ему. Ничего не сказала.
Ну и ладно, решил я.
- Если буду на работе, и увидите её, - говорю соседу, - скажите, пусть позвонит мне, она номер телефона знает.

2
Дома сидеть нет сил. Была бы Ленка…
Звоню Марине. Она скучает, говорит.

3
Я сплю с Мариной. Иногда. Я её не люблю, но мне нравится её тело. Она замужем. Муж часто бывает по командировкам. Марина его не любит – терпит: только из-за ребёнка.
Мне это трудно понять, у меня нет семьи. И как истинный эгоист, я об этом не жалею.
Мариночка хорошая хозяйка. Ей двадцать девять лет, блондинка. Как все блондинки, она не отличается большим умом, зато вкусно готовит (я люблю хорошо поесть) и у меня в квартире порядок, если ночует у меня.
Она интересно произносит некоторые слова, где встречается буква «ш». Марина произносит эту букву через зубы. Получается интересное шипение, оно меня возбуждает.
Её муж опять уехал. Марина не прочь вечером сама прийти ко мне, хотя сын дома, а к бабушке он - видите ли! - идти не хочет.
Серёже десять лет. Он самостоятельный пацан. Марина смело предоставляет его самому себе. Воспитание отца.
Серёжа знает куда уходит мать, но отцу ни разу не проболтался – воспитание матери.

4
Мы ужинаем. С Мариной я стараюсь воздерживаться от спиртного. Но в этот раз не смог.
Сегодня она приготовила для меня щуку, запеченную в сметане с хреном. После ужина я поцеловал Марину в щёчку и ущипнул за сосок. У неё интересная фамилия по мужу – Соскова. Кстати сказать, у Мариночки четвёртый размер и очень крупные соски, чёрные, как у негретянки, похожие на ягоды винограда. Она взвизгнула и оттолкнула меня от себя игриво.
Когда она мыла посуду, я задрал ей халат, снял трусики и стал ласкать ягодицы и промежность. Марина стонала. Это было самое эротичное представление, устроенное во время мытья посуды.
Я возбудился, вошёл в неё сзади.
После, когда я закурил сигарету, она спросила:
- Витя, зачем ты так много пьёшь?
- Не знаю, - ответил я.
- Что-то случилось?
- Нет.
- Я вижу, ты переживаешь.
Женщины – это эмоциональные существа, которым подвластно видеть лучше внутренний мир. Они, как кошки в темноте: заметят любую мелкую вещь. Я понимал, что со мной творится что-то не то, но не понимал что именно. У меня всё шло своим чередом, как прежде. Лишь пить я стал больше. Выпивал и раньше, напивался, но не каждый день, как в последние дни.
- Нет, просто воспоминания дурные всплывают в памяти.
- Ты считаешь себя виновным в чём-то?
- Нет. Что ты!
Это была правда. Я говорил честно. Меня нельзя было в чём-то упрекнуть. Разве только Вадик… И я не понимал, почему приснился Артём.
- Я ангел, - говорю, повернувшись к Марине, и целую её в шею.
- Нет, извращенец, а извращенцы ангелами не бывают.
Я снова вошел в Марину. Она была ещё влажной.

5
Марине пора возвращаться. Сын ждёт. Я ее провожаю. По дороге выпиваю бутылку пива. Она прибивает! Марина смотрит осуждающе. Но я ей не муж, сделать она ничего не может.
Расстаёмся быстро. Получив то, чего хотел, я не пытаюсь о чём-либо сожалеть, забивать дурным голову: приспичит – мне или Марине – созвонимся.

6
Ночной клуб «Огонёк».
Когда я сильно пьян, но ещё держусь на ногах, и направляюсь вроде бы домой, то мимо этого самого клуба пройти просто так не могу: меня тянет туда как магнитом какая-то неведомая сила.
Я останавливаюсь, чего-то жду (обычно докуриваю поганую сигарету), осматриваюсь в поиске какого-либо знакомого, но таковых нет, и вхожу. Охрана пропускает, ибо знают меня; знают, что, даже пьяный, я всегда с деньгами, и ещё, что можно поживиться – я щедрый в пьяном угаре… Есть, к слову будет сказано, другое место, чуть дальше «Огонька», как раз возле моего дома, куда заходить я не хочу, но инстинкт или, как бы так сказать получше, «добрая память», потому что, всаженный, я ничего не помню, только проблески в сознании, клочки разорванных впечатлений, заставляют остановиться возле опорного пункта милиции, зайти на порог – и обоссать входную дверь… Статья – обеспечена, и семь суток. Судит, как всегда, знакомый. Он - мировой судья. Поэтому я отделываюсь не этими семи сутками в камере, а всего лишь штрафом.
Но это будет потом. Если вообще будет. Сейчас я в «Огоньке». Ко мне летит официанточка Оленька, в коротком белом фартучке, как школьница. Я лапал её однажды. Она позволяет. Иногда. У неё третий размер, и она не носит лифчик.
- Виктор Петрович, лапочка, вы снова пьяны!
Она всегда со мной официально. Молодая, дурочка! Ей, кажется, лет восемнадцать, она студентка, хе! Подрабатывает! У нас разница в возрасте о-го-го! Я у неё как-то спросил, говорю, мол, Оленька, а ты вышла бы за меня замуж? Да, отвечает, если бы вы, Виктор Петрович, так много не пили. Да наплюй, говорю ей, на это моё состояние души, - зато подрабатывать в этом конченом заведении не пришлось, училась бы просто, а? Нет, категорически отвечает. Девочка, сопливая ещё! Но красивая, созревшая, но глупая, повторяю.
Так вот, подходит ко мне Оленька, я обнимаю её по-дружески, засовываю сотку в карманчик белого фартучка, говорю:
- Это тебе на учёбу, девочка. А сюда тащи водку, и сама приходи. Иначе – нажрусь. Один. Себе неси – что хошь, я оплачу.
Оленька летит пулей в подсобку, на кухню. Я пялюсь на вялый стриптиз. Жду.
Посетителей много, но места есть. Я оглядываюсь. Никто мне незнаком. Молодняк один. Я в двадцать лет не коктейли пил, а соки, спортом пытался заниматься, да пытался, бегал и прыгал, в футбол играл… Это было в прошлом. Сейчас – футбол по телевизору смотрю. Болею. И за наших, и с бодуна.
Леночки ещё нет, я продолжаю оглядываться. О! Какая мадам! Симпотяжка! И, кажется, одна. Подожду, определю: кто с ней. И в бой.
Оленька тащит графинчик водочки ноль пять, салатик, курочку гриль, сок, бананы. Сок и бананы – не для меня, знаю точно. Она садится напротив, быстрыми движениями худеньких, но ловких рук разлаживает натюрморт на столе.
- Нам ещё фруктовый салат сделают, - добавляет.
- Хозяин вам, работникам, что ли есть запрещает…
- Нет, но платить надо всё равно, в два раза дешевле.
- Козёл он, - говорю. – В таком заведении для своих работников еда бесплатно должна предоставляться.
- Тихо, Виктор Петрович! Могут услышать.
- Кто? Хозяин? Да в этой какофонии музыкальной и гуле голосов мы друг друга еле слышим!
- Работники. У них уши…
- Пошли их к чёртовой матери, или скажи мне, я их пошлю!
- Не стоит, я думаю.
- А тебе они разрешают со мной сидеть?
- Да, но только пять минут. Ваша сотня идёт главному управляющему.
- Какой же он мелочный, сука.
Нам приносят фруктовый салат. Леночка наваливается на весь натюрморт, созданный ею, а я, как спонсор, смотрю на неё и улыбаюсь. Мне приятно смотреть, как эта худенькая школьница уплетает блюда, которых она, видимо, позволить себе не может.
Я наливаю себе пятьдесят грамм водки – она ледяная, графинчик запотел – отрываю остаток курицы, чтобы закусить, спрашиваю:
- А кто там сидит, - показываю головой в сторону симпотяжки.
- Где?
- Вон, левей.
- Женщина?
- Да.
- Не знаю, правда. – Оленька как бы оправдывается передо мной, как будто я следователь, гнида…
- Ешь, не напрягайся.
- Спасибо!
- Я к ней хочу подсесть, она давно сидит в одиночестве?
- Недавно. Мужик какой-то был, ушёл. Они, наверно, поругались. Деловой такой… В пиджаке и с галстуком.
Оленька уходит, её зовут, время вышло. А я иду к той самой даме.
- Не помешаю, - спрашиваю.
Симпотяжка оценила меня взглядом. Отвернулась.
- Я вас не услышал.
- Да? - говорит удивленно так.
Я сажусь.
- Выпьем?
- Я выпью, а тебе – хватит.
Ого! Недотрога. С другой стороны зайдём.
- Вы одиноко так выглядите в этом заведении, я подумал, если подсяду, то скрашу эту картину, неприглядную для всех посетителей.
Затронуло.
- Вы поэт? – она поворачивается ко мне. У неё большие выразительные глаза. Такого эффекта она добилась с помощью накладных ресниц. Хотя я и пьяный, но вижу подлог.
- Нет, я – одинокий пьяница.
- Как тебя зовут?
- Виктор.
- Виктор, ты думаешь, что можешь составить мне компанию? Я – нормальная женщина, которая ждёт своего мужчину. Трезвого мужчину.
- Вы заняты – я понял, ухожу. Скажите, как вас зовут. Только и всего. А то неприлично получается: я представился, а вы – нет.
- Людмила. Теперь вали!
- Убираюсь.
Я собирался уходить, поворачиваюсь – передо мной стоит мой знакомый: мировой судья.
- Пристаёшь?
- Нет, начальник.
- Хватит кривляться, Витя, - он взял меня под руку и вывел на улицу. – Что ты, что Серёжа: два сапога пара. Был этот сегодня у меня. Разбил витрину магазина, когда покупал пиво.
Андрей, мировой судья, друг детства. Теперь он - Андрей Николаевич! Женат. Жену зовут Света, милая женщина, работает учительницей. Я её знаю. Пересекался. По работе. На мясокомбинате. Детское питание брала. Естественно, бесплатно. Таким людям можно. Я об Андрее Николаевиче.
- Так вот, Витёк, узнает моя жена – я тебя более не пожалею. Уверен, ты сейчас нажрёшься и снова не дойдёшь до дому, не донесёшь своё ссыкло, выльешь на порог опорного пункта. Понимаешь?
- Андрюха, без проблем.
- Значит, вали отсюда прямо сейчас.
- Я не заплатил, - говорю.
- Не беспокойся, я заплачу.
Взяв ноги в руки, я быстро взял курс к дому.
Впервые в жизни за меня заплатили. И кто? Тот, кто привык брать, но не отдавать.
Возле опорного пункта милиции я останавливаюсь. Два мента курят на порожке.
- Те чего, мужик?
- Ничего. Я здесь рядом живу.
- Паспорт!- говорит один.
- Есть?- спрашивает второй.
- Да я вот он, дома уже…
Меня взяли. Всё как обычно.
Отдав штуку, я легко отделался. Когда вышел из отделения, увидел Ленку. Её вели в наручниках.
- Что случилось, начальник? – спрашиваю у «конвойного».
- Продать себя пыталась.
Это на неё похоже.
- Отпустите девчонку. Заплачу. Она – моя родственница.
Расставшись ещё с одной штукой, я привёл Ленку домой.
Вся её шмотка была в грязи.
- Били, что ли?
- Пару раз стукнули.
Стаскиваю с неё джинсы, блузку. Тело в кровоподтёках. Били, и не слабо приложились.
Набираю в ванную воды, помогаю Ленке залезть.
- Спасибо! – говорит.
Мне-то чё от её спасибо – ни хрена, одни убытки!

глава седьмая

1
Она молчала. И я не задавал вопросов.
В сумочке у неё лежали какие-то крема. Она стала намазывать ушибленные места.
- Что скажешь? – я первый начинаю разговор.
Ленка меня не слышала. Длинные тонкие пальцы с облупленным лаком на ногтях втирали крем.
- Не хочешь говорить?
Нет ответа.
Я разделся и лёг спать. Пусть остаётся наедине сама с собой. Меня кумарит, и я хочу спать. Чёрт с тобой!

2
Хорошие манеры, как и хорошие чувства вымирают в геометрической прогрессии. Редкие виды флоры и фауны заносят в Красную Книгу. Пора, видимо, завести такую книгу для людей, исповедующих истинную доброту. Без всякой примеси религии.
Тонкая книжка получится!
Я лежал с открытыми глазами. На часах было всего ничего: шесть утра. Когда я дома, то редко просыпаюсь в такое время.
Ленка сопела в соседнем кресле. Я о ней совсем ничего не знал: откуда она? есть ли родители? и есть ли дети? И вообще, что она у меня делает! Выгнать к ядреной матери, и всё тут!
Нет, я хочу быть занесён в Красную Книгу. Только кто это сделает? Нет представителей подобного издания. И будет ли толк от этого? Счастье не заработаешь на этом. Оно, счастье грёбаное, там, где его нет, а деньги главные поводыри в том направлении.
Мелочность! Попытка прорваться наружу! Вещизм! Алчность! Это – груда мусора!
Артём…
- Ты не спишь?
Я оторвался от заурядных размышлений.
- Нет.
- О чём думаешь?
-Мысли ни о чём. И что женщина не может вот так всё бросить и отказаться от того удовольствия, какого не испытывала ранее. Уверен, ты бы вернулась. Зачем ушла, не пойму? И снова на панель.
- И я снова уйду.
- Почему?
- Потому что не хочу подставлять тебя.
- Из-за Вадика?
- Не только.
- Понимаю. Но плохо. И куда пойдёшь?
- Тебя это не должно волновать.
- Стало быть, вернёшься к прежнему ремеслу. Хорошо, так и сделаю, останусь холодным.
Она подошла ко мне, легла рядом.
- Ублюдки все! Не пытайся быть похожим на них.
- Не пойму, о чём ты?
- О тебе, Витя.
Я поцеловал её, но желания не было. Все предыдущие похождения выбили меня из колеи. Ленка чувствовала это, не могла не почувствовать, как опытная жрица любви. Она оставалась женщиной, которая способна любить. Не только физически, нет. Другой любовью. И я это ощутил на себе. Впервые. Так хорошо мне не было никогда. Просто лежать, обнявшись, молчать, слушать дыхание друг друга… и сожалеть…

3
Видимо, я снова уснул.
Когда проснулся, то увидел Ленку в новом свете. Она хозяйничала по дому. Из кухни доносился запах мясного блюда, в квартире был порядок.
- Сколько время?
- Полдень.
Как обычно! Проспал.
Я стал одеваться. Ленка погнала меня на балкон, а сама принялась убирать постель. Ритуал был нарушен.
С противоположного балкона за мной наблюдали как прежде. Я показал средний палец руки. Этого было достаточно. Любительница подсматривать исчезла.
День семьи, ё-моё! Впервые. Даже Серёга, который зашёл в гости, был удивлён и не напился, сказал, может быть, померюсь со своей.
Мы рассказывали с Сергеем забавные истории из прошлой жизни, смеялись, ели, смеялись… и всё это, как мне казалось, только для того, чтобы рассмешить Ленку. Серёга старался больше меня, и ему это удавалось лучше. А она, само собой разумеется, дала волю лучшему из чувств – смеху.
Сергей не унимался.
- А помнишь, как после дискотеки нас человек десять влезло в машину? Пять девчонок и пять пацанов. Кто-то сказал, поехали кукурузу собирать. Вот, значит, приезжаем, вываливаемся в поле и расходимся. Понятное дело, это предлог. Все по парам рассосались в темноте. С тобой, Витя, тогда девчонка была, Светка, кажется, симпатичная, она мне нравилась. Так вот, проходит некоторое время, все затихли и вдруг возглас! Это кричит Витя, он решил оповестить всех, видите ли: «Мужики, я кукурузу нашёл!». После у всех стремление к обладанию отпало, ржали, как лошади, а этот придурок вышел с кукурузиной к машине, не поймёт в чём дело, а Светка его, обиженная такая, рядом стоит, понимает, что смеются не только с него, идиота, но и с неё. Витеньки всё равно, а она обиделась…
Вечером я не мог удержаться от желания. Ленка, видимо, раньше захотела того же, но ждала, когда уйдёт Сергей. Она сжимала мою руку до боли в суставах. И, как только он вышел за порог, сама накинулась на меня.
Кто любит, тот живёт одним мгновением. Это высказывание родилось в то самое мгновение, когда я кончил и подумал: «Как хорошо!».

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1
Утро началось не так, как обычно.
Кража!
Охранник обнаружил пятьдесят баночек детского питания в мусорном баке. Какого хрена он туда полез! В мусорный бак этот. Делать нечего. Завод не обеднел. Точно! А у меня головная боль.
Крайнего не найдёшь! Доступ к детскому питанию есть у всех, даже у охраны и бегающих крыс…
Степан Захарович в бешенстве!
- Уверен, это не первый случай вывоза детского питания таким образом за территорию завода. Скажи спасибо, Виктор Петрович, что не я нашёл или Платон Михайлович!
- Да не будет он по мусоркам копаться…
- Молчать!
Я заткнулся.
- Придётся докладывать директору.
- Вы уверены?
- Я говорю, придётся докладывать директору… Одно хорошо, увидит, что мы работаем. Возьмёшь докладную у охранника, который обнаружил питание в мусорном баке, - и ко мне!

2
Чудо-охранник не мог толком связать и двух слов (трезвый!), а о написании им докладной и речи не могло идти – бывший ППС, ё! Пришлось писать мне.
«Я, Щербаков С. В., охранник третьего поста, делал обход охраняемого объекта. В руках у меня был пакет с мусором, я подошёл к мусорному баку, чтобы выбросить пакет, и заметил под остатками пищевых отходов блеск металла. Сковырнул палкой и увидел детское питание (пятьдесят баночек). Лиц, производивших вынос, не выявлено».
- Зачем тебе понадобилось, скажи мне Щербаков, лезть туда?
- Виктор Петрович, блестело!
- Клад, подумал ты, наверное? Лучше задница у тебя блестела!

3
Платон Михайлович принял одного Жулькина. Я остался в холле. Не стал даже входить в приёмную секретаря.
Подобные мелкие ЧП случались редко (или, может, охрана не часто выявляла), но случались. Платон Михайлович обязал лично докладывать ему о подобных нарушениях, что и пошёл делать Жулькин.
Результат не заставил себя долго ждать. Я ожидал такого развития событий. Послышался крик самодура. Ждавшие приёма поторопились уйти, зная, лучше отложить на потом свой визит.
Я остался один – у секретаря никого не было, я заглянул в приёмную: испуганная девушка смотрела на меня и толком ничего не понимала, так как работала на своей должности совсем недавно. Через минут пять вышел Жулькин.
- Пошли ко мне в кабинет.
Конечно, я мог предвидеть какие угодные события, но, естественно, не такой результат, каким ошарашит меня Степан Захарович.
Как только закрылась дверь его кабинета, он сказал:
- Пиши заявление на увольнение по собственному желанию. Платон Михайлович увольняет тебя и всю эту смену.
- Но, подождите, попытка кражи детского питания могла произойти и не в нашу смену, ночью.
- Пиши, я сказал, не спорь. Как он выразился, мол, чтобы другие работали. То есть боялись.
- Да теперь у охраны вообще руки опустятся!
- Пиши, не спорь. И не думай, что я виноват. Система. Остальные доработают и напишут завтра утром… Да, знай, мне жалко с тобой расставаться, не хочется, но я не могу ничего сделать. – Он не смотрел мне в глаза, куда-то в пол смотрел, прятался.
Я кинул заявление в лицо Жулькина и ушёл. День – говно! С утра по раньше. Моему возмущению не было предела. А толку что? Кому, как ни мне знать, что нет смысла предпринимать ответные шаги. За тебя уже всё решили.

4
Ленка на мои телефонные звонки не отвечала. Сговорились все сегодня против меня, что ли!
Я шёл домой, готовый убить кого угодно, любого, подвернувшегося под руку… Но моя решительность была секундной. Только зубы поломаю, подумал я. На совести Платона Михайловича будет моё увольнение. Чтоб он сдох! Сам.
Из подъезда вышел Вадик. Я ускорил шаг, чтобы быстрей подняться к себе в квартиру: он был у меня дома, я не сомневался. Ленка впустила его, точно.
Дверь открыта. Я не ошибся.
Залетаю в квартиру – нет никого, но вижу, меня обокрали: вещи перевёрнуты в хаотичном порядке.
Послышался стук каблуков за спиной. Резко оборачиваюсь – Ленка выскакивает из кухни первой, за ней ещё одна девица. Хватаю её за руку, заламываю. Она кричит, как резаная свинья.
- Кто ты?
- Брось меня, сволочь!
Закрываю входную дверь на щеколду и бью девушку по лицу ладошкой – не смертельно, но больно и не приятно.
- Я повторяю, кто ты?
Она кричит и плачет одновременно.
- Ментов не вызову, скажи, как тебя зовут? Жанна?
- Да-а!
- Вадик здесь был?
- Нет! Не было его!
- Не ври, я его видел!
- Он стоял в подъезде, на стрёме!
- Кем приходится Вадик Ленке?
- Он мент.
- Бывший, я знаю. Говори точней, ударю ещё!
- Он мент! По жизни. Бывших не бывает. И он – брат её. Родной. Отпусти!
Руки разжались сами по себе.
Жанна вылетела пулей из квартиры, сумев за долю секунды справиться с щеколдой.

5
Пропало всё самое ценное, что у меня было. Квартиру вынесли полностью, оставив только мебель и телевизор, - не смогли поднять, видимо. Но это были мелочи. Я понимал, что лишился особого чувства, которое возникло ниоткуда, на пустом месте, и чувство это туда же ушло; я понимал, что чья-то рука выдернула меня с корнем из земли; я понимал, как долго придётся приходить в себя, пытаясь хвататься хотя бы за соломинку и не сорваться, не озлобиться в конец…
Я всё понимал, но от судьбы вряд ли можно скрыться, затаиться – уйти.

6
В каждом человеке существует палач и жертва. И сам человек обязан контролировать в себе две эти субстанции; и жертва может стать палачом, как и палач жертвой.
Да, я хотел наказать Вадика ещё раз, хотел увидеть Ленку и плюнуть ей в лицо, не ударить, нет. Просто, плюнуть. Но я не судья…
Всё упирается в материальную оболочку: одни делают деньги, других – делают деньги. Ни к одному из этих определений я не подхожу, я сам себя делаю, на свой лад, страх и риск, и сам страдаю от этого. Я сделал попытку найти счастье там, где его определенно никогда не будет существовать. Человек, сломанный, как ветка, может поломать и другого, согнуть в другую сторону, куда не гнётся локтевой сустав. Против его воли.
Кто такой преступник? Это человек, не сумевший приспособиться, который идёт не против власти, а против общества. Это изгой.
Я не преступник, но я не люблю ментов. Мне легче пустить всё на самотёк.

28.04.2008
Тихорецк

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Свободы слова больше нет, даже в инете. Да, я изменил текст после удаления, но я не думаю, что он стал мягким, напротив, - жёстче!
Другое безобидное название не меняет смысла.
За всё надо отвечать, за слова в первую очередь.
А кто ответит за те действия, прикрытые «неизвестным членом»?
Не зря «ублюдки все» оказались ублюдками.
Вектор правильный. У меня. Как долго его не изменят?