Почему я - не Никита Михалков?

Автор: Дима Клейн ... я не президент США или России, не герой-орденоносец, не лауреат премий, не академик, не красавец, не мачо-мен, не покоритель одиноких сердец, не престижный знакомец, не богат, не знатен, не умнее прочих. Не очень известен в широких кругах. Не родил пять детей от пятидесяти любовниц. Даже петь как Филипп Киркоров не могу. И танцевать, ну, хотя бы, как Майя Плисецкая. И прическа у меня хуже, чем у Аллы Пугачевой, и даже просто полу-лысина. Одеваюсь совсем не от Хьюго Босса. Не жму штангу весом в двести килограмм, не соблазнил сотню девственниц, не написал книгу, не построил дом, не вырастил сына, не слетал в космос. У меня много меньше миллиона долларов на счете... что еще ? Да все, пожалуй…

Каждое божье утро я проспаюсь с медной горечью обиды во рту, ощупываю себя перед зеркалом и спрашиваю вслух неизвестно кого:

- Почему я - не Никита Михалков ?

Мне никто не отвечает, поскольку ответ вполне очевиден.

Я собираюсь на работу, сажусь в машину и еду в городок Брумфилд, сорок минут от Денвера, штат Колорадо. По дороге рассеянно слушаю глупые аудио-книжки на английском языке. И думаю, что написал бы много лучше и интереснее, если бы хорошо знал английский. И что, если бы я был Никита Михалков, то ехал бы не в Nissan Altima 2006, а в гораздо более замечательной машине. И не по одинокому хайвею, неизвестно зачем бегущему вдоль Денвера, а по прекрасному, ухоженному пригороду Парижа. И с интересом слушал бы свои собственные аудио-сценарии к своим собственным кинофильмам в своем собственном безупречном исполнении. Может быть, даже на французском. При этом я бы мудро улыбался в свои пышные усы. И небрежно думал, что именно скажу сегодня президенту Франции на личной встрече в Каннах…

Я торможу на светофоре. На обочине стоит бодрый бездомный старик с бумажным плакатиком в руке, выпрашивая у меня четвертак. Я всматриваюсь в его мужественное грязное лицо, и не хочу давать ему денег. Потому что я не Никита Михалков! Лично у меня нет лишних денег для американских нищих, стоящих на чисто вымытах колорадских перекрестках. И, вообще, у меня много своих личных забот. Вот, Никита, бы, Михалков, на моем месте, не задумываясь опустил стекло машины и бросил нищему целую горсть новеньких четвертаков, широко улыбаясь. Доллара на полтора. А то бы и вовсе вышел из машины, обнял бы грязного нищего и поцеловал его своими шикарными надушенными усами. Хитро улыбаясь при этом. Потому что все люди – братья...

Я утираю набежавшую слезу и легонько толкаю педаль акселератора. Вместе со мной в Брумфилд едут многие тысячи машин. Я искренне не понимаю почему им не сидится дома. В смысле – их водителям и пассажирам. Им что, чего-то не хватает в жизни, чтобы тихо жить в своих уютных двухэтажных домах? Да, качаю я головой, им не хватает денег. Всем нам сегодня не хватает денег. Потому что нас стало уже так много, а денег все еще печатается унизительно мало. По неизвестной мне причине. Одному Никите Михалкову всего хватает. Я точно знаю, что он не бегает по клиентам и не горбится по восемь часов за компьютером фирмы Dell. Он спокойно и гордо принимает посетителей, спонсоров и просителей. Как городничий в «Ревизоре». И просители несут Никите Михалкову лишние деньги в пачках, ценных бумагах и электронных переводах. Чтобы он снял еще один замечательный фильм. О любви, красоте и вере. На это ведь никому не жалко денег, правда? Вот если бы я снимал фильмы о любви, красоте и вере, ко мне бы тоже выстраивались вереницы спонсоров и просителей. И, в конце-концов, президент Путин зашел бы ко мне на чашку чая. И я бы сказал, ему, хитро улыбаясь:

- Владимир Владимирович, культура в опасности! Давайте вместе с вами ее спасем!

И поцеловал бы его своими пышными усами. Потому что красота спасет мир…

Но пока на дороге опять пробка. Американские полицейские впятером разглядывают некрасивую новую царапину на боку синего Форда. По этому поводу также приехали две пожарные машины и прилетел вертолет Национальной Гвардии. Местное радио захлебывается комментариями о страшной аварии. Четырехрядное движение позорно приостановлено. Тысячи водителей проезжают мимо места трагедии на скорости пять миль в час. И уважительно стараются рассмотреть ставшую уже знаменитой царапину. На всякий случай не глядя в глаза полицейским. Я делаю то же самое, потому что не хочу казаться непочтительным к черной форме и закону. Пострадавший стоит у синего Форда, и, широко улыбаясь, смотрит в солнечное колорадское небо. Полицейские хмуро пишут важные бумаги на американском английском. И я ничем не могу им помочь. Вот был бы я Никита Михалков, остановил бы свою мужественную машину и пришел бы на помощь стражам закона:

- В чем дело, ребята? – спросил бы я их по-отечески, вразвалку подойдя к месту трагедии, слегка раскачиваясь на носках.

И я обнял бы самого главного сержанта по-братски. И поцеловал бы его своими пышными усами. И полицейские застрелили бы меня из своих молоткообразных «Магнумов», поскольку в Колорадо я не имею ни малейшего права выходить из своей машины и целовать полицейского. И страна надела бы по мне трехдневный траур. В газетах написали бы о кровавом произволе полиции по отношению к известному кинорежиссеру. А я лежал бы в гробу в Георгиевском Зале Кремля, хитро улыбаясь. Потому что это красиво и скорбно…

В интерьере фирмы, где я работаю, тоже красиво. Фирму основал мормон из штата Юта. Личный друг сенаторов и миллиардеров. Его зовут совсем не Билл Гейтс, но тоже по-американски убедительно. В фирме работает много национальностей. И там, где я сижу, уже завелась маленькая китаянка и еще более низкорослый болтливый индус. Почти карлик. Если бы я был Никита Михалков, то обязательно пригласил бы индуса на роль в своем новом фильме. По знакомству. И индус замечательно сыграл бы придворного шута при дворе какого-нибудь европейского монарха. Потому что монархи всегда имели шутов. Каких хотели. И я бы сидел в режиссерском кресле, как какой-нибудь европейский монарх, и командовал бы громко и уверенно:

- Мотор! Камера! Наехали на него крупным планом!

И индус в шутовском колпаке, спотыкаясь и звеня бубенцами, бегал бы по оффису под моим всевидящим режиссерским оком. Потому что Бог все видит сверху. И я все вижу во временно вверенной мне киностудии. И у нас с индусом получился бы замечательный исторический фильм. Который наверняка показали бы в Каннах. Потом я бы получил Оскара из рук самой Джулии Робертс, выйдя к ней в свете софитов, в ослепительно новом фраке и хитро улыбаясь. И по-отечески поцеловал бы ее своими пышными усами. И Джулия дала бы мне ответную пощечину. Мировая кинообщественность была бы страшно возмущена. Газеты писали бы о незапланированном скандале и об извечной неотесанности русских. И после этого Джулия Робертс стала бы моей тайной поклонницей. Может быть, даже любовницей. Ведь нет ничего тайного, что не стало бы явным, правда? Поскольку любовь не ведает границ и всего такого прочего…

У нас в фирме тоже неизведанно много всего такого прочего. Просто безгранично много лишней компьютерной техники и соединительных кабелей. Много лишних разговоров и дешевых американских денег. Чтобы вы знали, доллар в Америке стоит в пять раз дешевле, чем в Тамбове и Саранске. Попробуйте в Тамбове или Саранске купить что-нибудь на доллар! И у вас это вполне получится. И даже будет сдача. В Америке на доллар вы не купите даже внимание официанта. На чай дают больше. Именно поэтому доллары печатают только в Америке, а распространяют по всему свету. С экономическими целями. Но это долго объяснять. Если бы я был Никита Михалков, то тоже не стал бы вдаваться в ненужные финансовые подробности. Потому что деньги мало волнуют большого художника. Художник должен думать о вечном. И говорить об этом с богами. И творить для своих потомков. Ведь, если я оставлю своим потомкам вместо талантливого кинофильма доллар-другой-третий, то они это точно не оценят. И на вручение мне Оскаров не придут. И, может быть, даже не придут ко мне прощаться в Георгиевский Зал Кремля. Где так красиво и скорбно. А если я оставлю потомкам побольше долларов и талантливых кинофильмов, то обо мне будут вспоминать долго и уважительно. Будут смотреть мои кинофильмы, пересчитывать мои доллары, и говорить:

- А предок-то наш, ничего себе был… крепкий мужик!

И я поцелую потомков с того света, из-за облака, своими пышными усами. Хитро улыбаясь. Потому что удел талантливых людей – это вечная жизнь и живая вечность…

Целую вечность можно прождать, пока мой начальник даст мне новое, живое задание! Наверное, он считает, что я и так все знаю. Но это совсем не повод, чтобы игнорировать мое присутсвие на рабочем месте. Конечно, мне за это платят хорошую зарплату. Когда я потерял работу в Австралии и сидел на улице с компьютером в руках, на пирсе военно-морской базы Ее Величества, мне было гораздо хуже. Даже Никита, бы, Михалков, в моей тогдашней ситуации не смог бы вполне сохранить свое мужское лицо и достоинство. А я смог! Именно поэтому я сегодня сижу перед компьютером фирмы Dell в США, а не на залитом солнцем пирсе этой чертовой австралийской базы. Потеря работы – это просто привычка. И она у меня есть. Потому что каждая следующая работа – лучше и дороже. И каждый раз нахожу ее во все более лучшей и более дорогой стране. И это - моя судьба, которую нужно принять и смириться с ней. Никита, же, Михалков тоже когда-то смирился со своей? И теперь терпеливо снимает свои кинофильмы с прекрасными женщинами в главных ролях. Говорящих разные этакие фразы. Тонко чувствующих свою экранную жизнь и настроение взволнованного зрителя. Актрисы не сидят одиноко у берега океана на пирсе где-то в далекой Австралии. Вместо этого они работают под чутким руководством талантливого режиссера. И в этом их счастье. А у меня нет никакого режиссера. Потому что мой начальник – не режиссер. И мы не творим с ним вовсе не высoкое и прекрасное искусство. Хотя, правды ради, должен сказать, что жена у меня высокая и прекрасная. В смысле – красивая и высокая. А красивые женщины, как вы знаете, даны нам в утешениe. Но это долго объяснять…

Долго не надо объяснять, почему мне нравятся только красивые женщины. Абсолютно по той же причине, что и Никите Михалкову! Когда я вижу красивую женщину, то сразу представляю, что сказал бы ей этот известный покоритель сердец. И смело ей это говорю. Как правило, такой подход отлично работает во всех случаях. С русскоговорящими женщинами. С американками и прочими нерусскими дамами этот подход почему-то не работает. Поэтому последние меня мало интересуют, а я их – тем более. Когда я вижу красивую американку (а они бывают), то сразу представляю, что сказал бы ей Никита Михалков в роли Бреда Питта по сценарию Тома Круза. Хитро улыбаясь сквозь пышные усы с английским акцентом. Получается коряво, но правдоподобно. Как правило, американка в ответ смеется, посылает воздушный поцелуй, а потом меня. Но я не расстраиваюсь, потому что у меня жена красивая, как вы уже знаете.

Как вы уже наверняка знаете, я работаю в Брумфилде, штат Колорадо. Это далеко. Потому что вечером, после работы нужно ехать обратно. Чтобы посидеть в баре и немного выпить, находясь на заслуженном отдыхе. Когда я захожу в бар, слегка раскачиваясь, с добрым прищуром «а-ля Михалков» посматривая на завсегдатаев, то никто не встает и не апплодирует. Мне. Потому что, как вы уже догадались, я – совсем не он. Ведь если бы в бар Red Sheriff вошел сам Никита, то все взволнованно привстали бы со своих мест. Дамы с лошадиными лицами, в расшитых бисером джинсах стали бы что-то шептать на ухо своим кавалерам – веселым инженерам в ковбойских рубахах. Смущенно улыбаясь. И самый бойкий официант весело побежал бы навстречу русскому VIP клиенту, чтобы предложить ему свежей еды. Приготовленной только что специально для него. И сказал бы Никите:

- Welcome to America!

Для меня, правда, тоже готовят специально и даже наливают пиво в идеально чистый стакан. За что я, безусловно, благодарен. Глядя от меня в сторону, дамы тоже что-то шепчут на ухо своим кавалерам, но совсем не обо мне. А о чем-то своем, сугубо американском. Далеко не самый рослый официант предлагает мне съесть еды, но не самой свежей. Хотя, вкусно. За что я ему благодарен. Я сижу у стойки бара, и скромно слушаю рыжеволосого ирландца-бармена. Он что-то взахлеб рассказывает о Великобритании – тюрьме народов. Я не хочу с ним спорить, потому что еще не был тюрьме. Почти. В смысле – в Великобритании. Но об этом долго рассказывать. Вот Никита, например, Михалков совсем не был в тюрьме. Зачем ему? У него и так все есть. И он не стал бы слушать болтливого рыжего бармена, а бросил бы ему десять баксов, и пошел бы прочь со стаканом пива в руке вдоль столиков. Слегка покачиваясь. Что я и делаю, совершая этот поступок. И спотыкаюсь посреди своего нелегкого пути, проливая пиво Guinness прямо на соседний столик, где уже сидят четверо. Веселый смех, шутки и пощрительные возгласы в вечернем воздухе не звучат. Вместо этого я плачу небольшой штраф и гордо выхожу из бара. Хмурясь в пышные усы Никиты Михалкова, которых у меня, признаться, тоже нет. Хитро и беспомощно улыбаясь. Вечер не то чтобы безнадежно испорчен, но не вполне удался....

Я знаю, что не вполне удался, когда родился. Ростом ниже многих. Округлостью мускулатуры уступаю большинству чемпионов по бодибилдингу. Не очень умен, как вы уже точно знаете. Боюсь переполненных автобусов и непривязанных собак. А самое главное – я не родился талантливым, известным кинорежиссером. Факт моего рождения практически никого, помнится, не обрадовал. С детства я хотел стать полезным членом коммунистического общества. А именно, мечтал быть пиратом и зарывать сундуки с награбленным золотом на необитаемых островах. Но этому нигде не учат. Поэтому я до сих пор не зарыл ни одного даже самого маленького сундучка с золотом пусть даже невысокой пробы. Я вот просто живу и радуюсь, что где-то на свете есть Никита Михалков. Вы скажете, что это не причина для искренней радости. Для вас, может быть, и не причина, но мне вполне достаточно.

- Вполне достаточно! – говорю я себе вполголоса, возвращаясь домой через ночной супермаркет.

Я покупаю два фунта яблок и коробочку свежей клубники. В супермаркете никого нет. Я иду в одиночестве с товарами народного американского потребления. Как Никита Михалков идет по жизни один-на-один со своей заслуженной славой. Дома меня ждет жена, свежая постель и теплый вечерний ветер в окно. Не подумайте обо мне совсем плохо, над кроватью у меня не висит портрет нашего героя. Потому что он и так всегда со мной.

- Спокойной ночи, Никита….

И он в ответ по-братски улыбается мне в свои пышные усы.

Denver, CO