Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Мужчины Верки БаевойМужчины Верки БаевойАвтор: Гусар Вера Баева была девкой видной. Но, какой-то несчастливой на мужиков. Прямо – беда!Родилась она в деревне, второй из девятерых детей, четверо из которых умерли еще в детстве. Отчего умерли? А кто их знает? От жизни. Жизнь в деревне не мёд. Отец да мать в колхозе, все хозяйство на старших детях. Надо рано, еще затемно встать, накормить скотину, кур, гусей, уток. Подоить корову, и если лето, передать её деревенскому пастуху, а если другое время года – собираться в школу и идти до нее несколько километров пехом. После школы успеть сделать уроки и помочь родителям по хозяйству. Отец веркин – Герасим Алексеич Баев, жену взял за рекой, из казачек. Анна Ивановна была до самой старости красива, стройна и осанку имела величественную, словно дворянка. В молодости первая плясунья на селе, любила песни донские, берегла костюм свой народный, с широкими юбками и монистами из монеток, в кованом сундуке. Аккуратно сложенный вместе с другим приданным, доставала на Пасху и по другим большим праздникам, в веселье была безудержна, в работе обстоятельна. Хозяйство вела, как учила ее мать, и дома было хоть и не богато, но чисто, хата побелена, двор всегда выметен, огород - на зависть соседям. В семье была строга к детям и мужу, что не мешало тому гулять от нее до самых седых волос. Герасим, сам мужик невысокий и сухопарый, был драчлив, охоч до гулянок и успех у баб всегда имел оглушительный. Не раз Нюре соседки-подружки рассказывали о муже-кобеле, не раз она сама рвала волосы его любовницам, а все равно, нет-нет, да и углядывала в каком-нибудь из сельских пострелят Герасимовы черты. Еще одно из достоинств Герасима Баева – феноменальный талант ругаться матом. Когда он, выпивши, начинал ругаться, пугались лошади, злые волкодавы забивались, поджавши хвост в будки, а люди заворожено слушали, открыв рты. Ругаясь, поминал он всуе и Богородицу, и какую-то сколопендру-мать, и даже пирожки с горохом. Все это виртуозно перемешивалось с общепринятыми ругательствами и обильно сдабривалось трофейными проклятьями, принесенными с фронта. Короче, веркин отец был не хуже других мужиков на деревне, а многих даже лучше. Пил он не каждый день, из дома не нес, жену бил редко. Пьяный обычно орал песни и засыпал за столом. Дрался только трезвым и только на кулаках, не хватаясь, как некоторые по пьяни, за нож или топор. Может, поэтому, никогда не сидел. Вера, как и большинство девушек, идеал мужчины рисовала с отца. Но где найдешь такого в деревне? Пьянь да рвань. Ухаживал, правда, за Верой одноклассник – Ромка Полянский. Даже нравился ей – отличник, чистенький весь, сын учительницы. Дальше поцелуев дело не дошло. А потом как-то затухло все. Больно уж он слушался мать, а та считала Верку Баеву им не парой. Веркина мама, узнав о размолвке, неожиданно поддержала дочь: - И правильно. Тютя какой-то. Не орёл. Как жить с таким? Старший брат веркин, Андрей, уехал в город учиться. В армию его не взяли по зрению, и вскоре он обжился в городе, женился. Даже стал помогать родителям и звать Верку в город. Закончила Веерка десятилетку, стали думать. А что? Младшие дети подрастали, по хозяйству было кому помочь, а андрюшкин пример показывал, что учеба – она на пользу. За одно, глядишь, и судьбу свою найдешь. Судьба веркина нашлась неожиданно, голубем почтовым заблудившись, залетела в окошко. Вера работала на хлопчатобумажном комбинате и жила с подружками на квартире, снимая комнату на окраине города. Получили письмо на их адрес, но адресованное какой-то незнакомой девушке. В графе «обратный адрес» стоял номер почтового ящика колонии. Какой-то парень, видя, как его друг переписывается с «заочницей», попросил, чтоб та дала адрес какой-нибудь подружки, чтоб переписываться. Все ж веселей сидеть! Может, раньше она жила по тому адресу, не известно. Вера письмо прочитала и ответила, что так, мол, и так – нет здесь такой девушки, извините дорогой товарищ. Парень снова написал и предложил ей переписываться, ему какая разница – с кем? Все равно еще год сидеть. Вере тоже было все равно, знакомых мужчин, кроме брата, в городе не было, а здесь – какой-никакой, а знакомый. Так и пошла переписка, как в фильме «Калина красная». Парня звали Валерием, писал он красивые письма и сидел четвертый раз. Конечно, не за что, по ошибке. Обменялись фотографиями. Вера специально для этого сделала прическу, как у артистки Софи Лорен, и сходила в ателье. Валера прислал свое фото, видимо сделанное еще на воле. С карточки на Веру смотрел темноволосый парень с уверенным взглядом и веселой улыбкой, немного похожий на артиста Тихонова. Год пролетел быстро, Валера освободился и приехал за Верой. При личной встрече Валерий ей очень понравился. Дарил цветы и даже один раз сводил в ресторан, где до этого Вера никогда не была. Остановился он у Веры в комнате, потеснив подружек и в первую ночь забрав то, что мама наказывала Верке беречь до замужества. Через неделю поехали к Валере в небольшой городок, где он познакомил невесту с мамой и остальной родней, поцеловали на коленях святой образ, получили благословение и поехали к веркиным родителям. Будущий зять родителям понравился. Мать, понятно, всплакнула, но полезла в угол снимать икону и молодые снова на коленях целовали потемневшую от лампадки Богородицу. Свадьбу играли веселую, друзей и знакомых у Валерия оказалось много и, судя по всему, человеком по городу он был известным. Вера сидела в фате и счастливо улыбалась своей судьбе. А утром Валера ушел с друзьями выпить пива, пообещав, что через час он вернется, и они вместе пойдут в кино. Через час он не вернулся. Вернулся через три дня. Хмурый, с сильным перегаром, в испачканной помадой белой рубашке. Зло потребовал чистую рубашку, а когда Вера попыталась узнать, где он был три дня, заехал ей кулаком в глаз. Так и началась веркина семейная жизнь. Валера оказался буйным во хмелю и синяки с Верки не сходили. Она пыталась найти поддержки у свекрови, но та ответила: - А как же ты хотела, девонька? Ты - жена, терпи! Я ведь отца его терпела. Беременная, она ждала его, зная что он у очередной любовницы и сносила побои, стараясь прятать увеличивающийся живот. Мальчонка родился крепенький. Назвали Санькой. Валера то радовался наследнику, то заявлял, что сына Верка нагуляла. Сам все так же гулял, и каждую ночь Вера боялась, что муж пьяный будет бить ее и покалечит сына. Однажды пьяный Валера схватил плачущего сына за ногу и выбросил в окно. Благо, Санька упал в сугроб и не пострадал. Трезвый Валерий извинялся, просил прощения, но проходила неделя, и все повторялось снова. Верка стала до ужаса бояться пьяного мужа. Если он возвращался ночью пьяный, хватала сына и в одной ночной рубашке бежала прятаться в сарай, на чердак, в курятник – все равно куда. Так и сохранились первые санькины детские воспоминания: он лет трех, в слезах, пьяный отец, ищущий их с матерью и мамка, зажимающая Саньке рот и жарко шепчущая ему в самое ухо: «Тихо, сынок! Тихо!». Однажды Верка не выдержала, забрала Саньку и сбежала к родителям, добираясь на попутках. Мать приняла неласково. - Тебя ведь замуж никто не гнал! А теперь что? Кому ты с дитем нужна? Зато отец заступился. - Ничего, всяко бывает, это жизнь. А здесь ее дом. Отец, мать. Проживем, Верка! Верка благодарно взглянула на отца и виновато на мать. А через неделю приехал Валера. Каялся, извинялся, умолял простить. Поверила Верка, вернулась. Через полгода снова не выдержала, убежала с Сашкой в деревню. Валера приезжал, просил вернуться, но она больше не верила. Валера приезжал, привозил Верке и тестю с тещей дорогие подарки, хвалился пачками выигранных в карты денег. Шел с Санькой в сельпо и скупал ему полмагазина под завистливые взгляды деревенских. Однажды взял Саньку и тайком увез его к себе. Верка приехала на следующий день. С милицией. Забрала сына и снова уехала в деревню. А вскоре Валеру закрыли в очередной раз. Так и жил Санька до шести лет. Поначалу, правда, плохо спал и плакал во сне. Верка даже к бабке его водила, испуг заговаривать. Старая и страшная бабка грязными морщинистыми руками крестила Саньку, потом жгла свечку, капала воском в воду и при этом что-то шептала. Санька боялся ее, но мама была рядом и это успокаивало. Потом бабка дала Саньке выпить воды, и они с мамкой пошли домой. Засыпая, Санька глубоко вздохнул и больше по ночам не плакал. В пять лет он уже неплохо читал, благодаря стараниям матери и тетки-учительницы. Санька рос пацаном смышленым и общительным. Обнаружив отличную память, пел с бабушкой ее любимые песни про казака, который гуляет по Дону. Умилял ее с подружками, рассказывая увиденные им фильмы, вспоминая вплоть до мельчайших подробностей и показывая в лицах. Читал наизусть книжку с песней про Чапая – «Урал, Урал-река. Могила его глубока.» Помогал деду пасти коров, ходил на сенокос. Дед интересно рассказывал. Про птиц, зверей, про деревья. Знал каждое растение – какое можно было есть, а какое от хвори помогало. Верка устроилась продавщицей в магазин в соседнем селе. Знакомая помогла. Она в районе товароведом работала. Пыталась Верка устроить личную жизнь. Встретила Ромку Полянского. Тот женился, жена ему двух пацанов-погодков родила. Развелся. И эта не смогла угодить его матери. Ромка, взрослый уже мужик, плакал рассказывая как он любит Верку, но Верке он показался смешным. Она звонко расхохоталась, и обиженный кавалер ушел, размазывая сопли по благородному лицу. Работа в магазине Веерке нравилась. Продавщица сельпо – уважаемый человек в деревне! Здесь и хлеб, и мыло, и конфеты, и керосин. Все в сельпо идут. Верку Верочкой кличут, а то и Верой Герасимовной. Это тебе не на фабрике у станка. Материальноответственная! Появились ухажеры. Но, как-то не по душе они были Верке. Федор Пономарев, участковый местный. Зайдет – карамелек взять, вроде. Но Верке ж понятно, чего он шуткует у прилавка - «недовесила,обсчитала». Да и люди, они ж не слепые. Понятно, при должности, старлей. Но глаза у него! Злые, даже когда смеется. Страшный он. Иван Карлович, учитель немецкого, Верку еще учил. Верке немецкий нравился, и Иван Карлович заметно выделял ее из остальных учениц, это Вере даже льстило, когда была школьницей. А сейчас – неопрятный, плохо пахнущий мужчина, зачесывающий от виска прядь крашеных волос, пытаясь прикрыть лысину. Нет, не принц на белой лошади. Да и прочие – трактористы, комбайнеры, со своим ухаживанием: «А ты, Верка, чё одна? В клуб придешь?» По рожам их ухмыляющимся, понятно, что им нужно. А Верке серьезный мужик нужен, у нее Санька. Пацану отец необходим. Неожиданно заболела мать. Всегда крепкая, никогда не болевшая даже насморком, Анна Ивановна стала быстро уставать, а потом впервые пожаловалась на боль в груди. Сельский врач посмотрел, послушал, похмурился и направил в район, оттуда Анна Ивановна привезла страшный диагноз – рак. Она все еще пыталась что-то делать по хозяйству, заниматься внуками, но делала это все с большим трудом, и все чаще оставаясь в постели. Санька теперь часто уезжал с матерью на работу. Сначала было скучно, мать все время занята, а игрушки с прилавка брать не разрешала, боялась – вдруг он сломает. Но дети умеют находить себе игрушки. Санька играл старыми счетами, катая их по полу. Играл катушками ниток и карандашами, делая из них пушки. Деревянные прищепки становились солдатами. Еще можно было рисовать химическим карандашом на серых листах амбарной книги. В обеденный перерыв мама варила картошку или макароны. Стелила на прилавок газету, резала хлеб, колбасу или селедку. Иногда приносила из дому сваренные в крутую яйца и борщ в стеклянной банке. Или варила на маленькой электропечке суп из пакетиков. - С хлебом кушай, сынок. - Я не хочу хлеб, мам! - Надо кушать с хлебом. - Но почему, мам? - Что – «почему»? - Почему надо с хлебом? Колбаса же вкусней! И борщ, и рыба вкусней. Зачем хлеб? - Без хлеба сыт не будешь. - Неправда! Я наелся колбасой! Вера посмотрела на сына и не нашла что ответить. - Умный ты у меня растешь. В кого такой? – Вера погладила сына по белой голове. – Осенью в школу пойдешь. А хочешь, в город с тобой уедем? Вот, бабушка поправится и уедем. В большой город. Там театры. Знаешь, как интересно? В кукольный театр с тобой сходим. Библиотеки там большие. Книжек детских – сколько хочешь! В кружок будешь какой-нибудь ходить. Или на секцию спортивную. Хочешь? - А мы вдвоем поедем? А папа? - Мы с дядей Витей поедем. Помнишь его? Он хороший. Помнишь, он тебе барашка маленького подарил, Борьку? - Борька умер. - Умер, сынок, да. Ничего, он тебе другого подарит. Он добрый, дядя Витя. - А велосипед он мне купит? - Купит, сынок, купит. Он все тебе купит. Он не будет тебя обижать, он добрый. – Вера с любовью обняла сына. Дядя Витя был новый Веркин ухажер. На три года старше нее, симпатичный, видно – при деньгах. Красиво ухаживал, цветы дарил и шоколадки. Верка не сразу уступила ухаживаниям, присматривалась. Но Виктор сам все прояснил, рассказал что не женат, хорошо зарабатывает и если она согласна, увезет ее к себе в город, вместе с Санькой. Здесь, в деревне, он по каким-то делам был. Что за дела, не рассказывал, а Верка не расспрашивала. Комнату снимал у бабки Петраковой уже месяца три. Однажды в субботу, Верка с сыном ночевали у него. Саньке мать постелила на диване, а сама легла с дядей Витей на кровать. Санька не мог заснуть на неровном, с выступающими пружинами диване и слышал как мать в темноте жарко шептала: «Тише, Витя, тише!», почти как тогда, прячась от Санькиного отца. А потом скрипела кровать и мамка с дядей Витей вздыхали. Утром Санька с мамой и дядей Витей лепили на улице снежную бабу и играли в снежки. Было весело. Виктор катал Саньку на санках, и Вера, видя, как радуется сын, сама счастливо хохотала. После улицы обедали, а потом играли в лото, по копеечке. Санька с удовольствием кричал, называя цифры на бочонках, важно закрывал клеточки на своей карточке и даже два раза выиграл. Дядя Витя похвалил его за то, что Санька так хорошо знает цифры и уже умеет читать. - Далеко пойдешь, Санька! Если милиция не остановит, – и сам засмеялся своей шутке. Вера ушла мыть посуду, а Виктор возился с Санькой. - А драться ты умеешь, мужчина? - Я? Конечно умею! - А ну давай, покажи. Санька сжал кулачки и подошел к дяде Вите. - Ну, готовьтесь! Раз! Два!... Не дожидаясь «три», дядя Витя неожиданно пребольно стукнул Саньку поддых. - Так не честно! – Санька чуть не расплакался от обиды и боли. - Нечестно. А драка не должна быть честной. Я тебя научу, Санька. Ты, пацан, я смотрю хороший, неглупый. Только мало этого в жизни. Драться надо уметь. Чтоб себя защитить и мать. Научить? - Научить. - Ну, давай. Кулаки вот так сжимай, видишь? Вот, молодец. Знаешь что самое главное в драке? - Что? - Главное в драке – победить! Честно, нечестно – все равно. Поэтому всегда лучше бить первым. Понял? - Ага. - Бить надо или поддых – вот сюда, или по яйцам. По яйцам знаешь куда? - Знаю. Это больно. - Вот! Если не получилось с первого удара, цепляйся за него, кусай, царапайся, но не сдавайся никогда. Тогда тебя будут уважать. - А если он сильнее или их много? Тогда как? - А тогда бей всем, что есть под рукой! Палка – бей палкой, молоток – молотком! Если их несколько, выбирай того, кто самый сильный и бей его! Не бойся! Возьми нож, воткни ему в ногу, чтоб не убить, и все! Дальше не полезет. Понял, Санька? - Понял. Верка зашла в комнату и залюбовалась почти семейной идиллией. - Ну, что вы тут, мужики? - Да вот, - Виктор потрепал Саньку по голове, - Разговариваем на мужские темы. - Подружились? Вот и хорошо! Виктор каждый день заходил к Верке в магазин, вместе обедали, а потом закрывались в подсобке. Ревизия в конце года неожиданно выявила недостачу на 427 рублей 24 копейки. Как громом среди ясного неба ударило! Матери Верка не сказала, та была совсем уж плоха. Дала телеграмму брату, сестры обещали помочь, Виктор. Зима в этом году выдалась снежная. Раньше, когда была здорова веркина мама, они любили кататься на санях всей семьей. Герасим Алексеич запрягал в сани коня Серко и мчал родню до самого леса, там круто разворачивал и все с хохотом летели в глубокий снег. Или просто садились все вместе в деревянные сани и неслись с горы, на которой стоял их дом, а потом, с красными от мороза щеками, дружно толкали сани в горку, спотыкаясь, падая и смеясь. Расчищаемая каждый день от снега дорожка к магазину, с сугробами в человеческий рост по обе стороны, затоптана следами множества сапог, ботинок и валенок. Сегодня суббота и в сельпо многолюдно. Вера с утра не отходит от прилавка, а Санька слоняется по магазину. Скучно. Вдруг, через открытую дверь, Санька увидел направляющуюся к магазину мужскую фигуру в знакомом овчинном тулупе. - Дядя Витя! – радостно закричал Санька, и все покупатели обернулись к нему, - Мама! Дядя Витя идет! Мама строго цыкнула на него. - Тихо! Ты чего так орешь? - Так ведь это дядя Витя, мам! Мужчина зашел в магазин и Санька увидел, что никакой это не дядя Витя, а участковый дядя Федя, в таком же белом тулупе. - Что, обознался, малец? Вера, ну-ка обслужи без очереди. Федор взял поллитру, и, забирая сдачу, сказал Верке негромко: - Я к закрытию подойду, разговор есть. Участковый не обманул. Подошел к закрытию, дождался, когда Вера проводит последнего покупателя, сам закрыл за ним дверь. - Чего это ты, Федор? Или свататься пришел? – насмешливо сказала Вера. - Может и свататься. А что, пойдешь за меня? Возьму с довеском. - Не пойду, ты же знаешь. И Санька мой не «довесок». Говори, что хотел и уходи. Мне магазин закрывать, да домой еще добираться. - Серьезный разговор к тебе есть. - А по серьезному разговору с повесткой вызывать надо! - Понадобится – вызову, не сомневайся. Пока давай в подсобке у тебя поговорим. Пацан пусть здесь побудет. - Сань, поиграй с самосвалом, пока мы поговорим. Санька обрадовался возможности поиграть с большим самосвалом, с поднимающимся кузовом и открывающимися дверьми. Вера с участковым сели за стол в подсобке. - Что с недостачей делать думаешь, Вер? – Федор поднялся из-за стола, снял тулуп и шапку, достал и закурил папиросу. - Уже знаешь? - Да кто ж не знает? А мне так и вовсе – по должности положено. Посадят тебя за растрату, сумма, я слышал, немалая. - Я погашу недостачу. - Смотри-ка, «погашу»! Это ж, откуда мы такие богатые? Наследство получила? Или и в правду, деньги скомуниздила? - Не брала я ничего! А деньги соберу. Муж поможет, замуж я выхожу, и уедем отсюда к чертовой матери. - Замуж? Это за кого? За Витьку своего?! - За него! А тебе-то что? - А то, что дура ты! Вот что! Нету твоего Витьки. Сбежал. - Как сбежал? - А так. И не Витька он вовсе. Сергей Васильев, по кличке Валет. Инкассаторов они полгода назад с дружками убили. Решил отсидеться тут. В розыске он. - Неправда! – Верка вскочила, не веря своим ушам, - Неправда это! Он меня замуж звал! Он мне денег на покрытие недостачи обещал! - Денег? Дура ты, Вера! Да это он тебя и обчистил, я тебе рупь за сто дам! А я ориентировку на него только вчера получил. Эх, раньше бы – не ушел бы тогда! - Не ушел… - Вера обессилено опустилась на стол и заплакала. – А он ушел! Да как же так? Да за что? - Вер, ты успокойся! Всяко бывает! Он же уголовник, ему на тебя – тьфу! У него таких – в каждом городе по сто штук. – Федор подошел к столу и обнял Веру, утешая. – Не нужна ты ему. А мне нужна. Мне ты нужна, Вер! Ну что ты? Ну что, моя хорошая? Я ж тебя не съем… Участковый уже лез Верке под юбку, дыша перегаром. - Уйди! Уйди, гад! Ах ты… Закричу!! - Ну что ты? Давай, я ж по-хорошему! А то сядешь. А я и помочь могу! - Уйди, сволочь!!! Аааа!!!! Помогите!!!! Но Федор уже рвал на Веерке одежду, не обращая внимания на сопротивление. Неожиданно острая боль пронзила его ногу. Это Санька, услышавший крики матери, поспешил к ней на помощь и воткнул участковому в ногу толстое шило. - Ах, ты гаденыш! – Федор, взбешенный, бросился на мальчика. Санька проворно юркнул под стеллажи с товаром. - Придушу! – завопил участковый, пытаясь схватить Саньку за ногу. - А ну, не тронь его! Убью! Федор обернулся. Верка, растрепанная, с разорванной на груди кофте стояла, держа в руках топор. - Ты что? Он же мне шило вогнал! - А я тебе череп сейчас раскрою топором за сына! – по веркиным глазам Федор понял, что она это сделает. Баба крепкая, с ней и так-то трудно, а уж с топором… - Ты это, девка… Я ж пошутил… Я ж по-хорошему хотел… - А ну, пошел вон отсюда, пока не зарубила! Не доводи до греха! - Дура ты, Верка. Набитая. Я ж власть, со мной дружить надо. А теперь ответишь за все. – зло сказал Федор и вышел, забрав тулуп и шапку. - Отвечу. Иди, власть! – Вера закрыла дверь за участковым, не выпуская из рук топор. Вернувшись в подсобку, крикнула сына. - Я здесь, мам! - Мой сыночек! Как ты? Испугался? - Испугался. Но я же должен тебя защищать! - Защитник мой маленький! – Вера прижала к себе сына. - Мам, - Санька поднял на мать большие глаза, - А мы теперь никуда не поедем, да? - Поедем, сынок, поедем. Мы с тобой на море поедем. Море красивое! Хочешь на море? - Хочу! А скоро мы поедем? - Скоро, сынок. Очень скоро. И Вера ласково поцеловала своего самого любимого мужчину в жизни. Теги:
2 Комментарии
#0 10:45 12-05-2009Kambodja
гусар, такое ощущение, что за один присест пишешь всё, а как запал кончается - сливаешь концовку. ну, нет здесь конца истории, в воздухе она висит. или это первая часть только, или это очень непроработанное завершение рассказа. это репост..уже читал..предупреждать надо.. что тоттакое вроде туже было...или блччя все кажется уже ,или все повторяется по ходу дела. Я когда засылал, писал что это репост. А насчет концовок - в основном согласен, бывает такая хуйня. Тем более, вам со стороны виднее. Но я пока только учусь писать! Сейчас засылаю все снесенные вещи, терпите. ну хуй его знает..вымученно как-то..у тя есть кнешно вещи намного сильнее Еше свежачок дороги выбираем не всегда мы,
наоборот случается подчас мы ведь и жить порой не ходим сами, какой-то аватар живет за нас. Однажды не вернется он из цеха, он всеми принят, он вошел во вкус, и смотрит телевизор не для смеха, и не блюет при слове «профсоюз»… А я… мне Аннушка дорогу выбирает - подсолнечное масло, как всегда… И на Садовой кобрами трамваи ко мне двоят и тянут провода.... вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... |