О безумце Николюшке

Автор: Ламберт Избушка Николая находилась значительно поодаль селения, в самой гуще леса, куда мало кто любил ходить. Давно не секрет, что окружающая обстановка самым прямым образом способна влиять на людей. Так и здесь: старый, дряхлый, и пугающе мрачный дом, особенным образом переделал под себя своего "хозяина". В кавычках, потому как кто тут Хозяин это ещё вопрос.

Прошло уже семь лет, с того времени как восемнадцатилетний Николай приехал сюда, в избушку своей покойной прабабушки, дабы по напутствию соотечественников "отсидеться" и не попадать под пристальный взор военкомата. За неделю до этого он узнал, что был отчислен из института за систематическое прогуливание, и узнал, скажем, самым незаурядным способом: впервые его не пустил турникет установленный в президиуме (ох уж эти новшества), сколько бы и как он ни жал свою карточку в его металлическое жерло. Обратившись к охраннику мерно похрапывающему рядом, и выслушав сначала порцию недовольного бурчания, Николай узнал, что чаще всего такое случается когда студентов отчисляют. Не сказать, что Николай очень расстроился: с одногрупниками он никаких сношений не имел, выбранную специальность искренне презирал, а сам институт ненавидел. Но окончательно его бросить что-то не позволяло, какая-то боязнь свободного полета. Ведь брось он институт, это послужило бы достаточным поводом родителям для того чтоб сбросить в конце-концов незадачливого пасынка с своих натруженных плеч, дабы он в полной мере ощутил все прелести самостоятельной жизни. Сам он состоял в довольно небогатой семье, удивительно равнодушной к его будущему, что уж говорить что приобретение так называемого "белого билета" у обыкновенной советской семьи старой закалки считается абсолютно непринимаемым сумасшествием, о котором даже не стоит заикаться. В армию Николай страх как не хотел, ибо поглядывая на живые примеры возвращения из этой чертовой "школы жизни", у него по спине пробегали мурашки. Постоянные запугивания сверстников о непрекращающемся зверстве дедов, абсолютно там обыденной среди слабохарактерных духов штуке как суицид, и невозможности куда-либо оттуда скрыться без последствий, сделали свое дело - вторым по счету главным страхом в жизни у Николая стало это Царство Смерти и Жестокости, лукаво скрывающимся за названием АРМИЯ. Ну как в той обстановке он сможет удержать в целости и сохранности свой хрупкий внутренний мир, уже не говоря о выживании вообще?

Переварив неожиданную новость об отчислении, Николай начал судорожно перебирать варианты своих дальнейших действий. В его воображении тут же, подобно фейерверку, взрывались разнообразные представления явлений зловещих посланников военкомата: хмурый парад из бобиков, с вооруженными палачами в темно зеленой форме. Первым делом они приедут по месту прописки, то есть домой. Отец наверняка откроет дверь, завидев мужественных защитников отечества, он почесывая свое вздутое пузо, спросит "Чем могу быть полезен?" "Нам бы Николая Андреева повидать, милейший" - густым баритоном ответят они. "А он сейчас на лекциях. В институте. Занимается-с. " - доложит отец. "А вы по какому поводу?" - осведомится он."Родина зовет" - гордо отчеканят они, ровным военным шагом устремившись назад к своим бобикам. Отец почешет им на прощанье свое пузо, смачно отрыгнув, "Ну, наконец-то. Мужика из него сделают" мечтательно произнесет он, закрывая дверь. Хмурые бобики незамедлительно направятся прямо сюда... - повиснуло в холодном ступоре воображение Николая. Сюда! Он точно укушенный подпрыгнул со скамейки в студенческом парке, и понесся в сторону автобусной остановки.

Дождавшись первой попавшейся маршрутки он сел, не ведая куда доедет, лишь бы подальше от этого места. Затем он даже обрадовался своей удаче: конечная была столичный вокзал. Николай вспомнил о давно забытой даче в самой глубинке, где когда-то жила его прабабушка. Или ещё живет? Никто не знал. Семья совсем позабыла о своей родне, бросила на растерзание местным медведям. Где находится дача он точно не знал, но не беда, спросит у знакомых проживавших в соседней деревне, благо в детстве он часто туда ездил, и практически со всеми там знаком.

Денег на билет хватило, Николай все свои сбережения всегда таскал с собой, ведь кто знает что может случится. В тот день он впервые порадовался собственной предусмотрительности. Тот день вообще был безумен.

***

- Сам туда иди, Степан. Я к этому безумцу больше ни ногой! - злобно прошипела Авдотья, прикрыв сморщенной ладонью лицо.

- Ну и сиди здесь, дурная. - ответил Степан сухо, и побрел через кусты к избушке.

Погода была на редкость противная. Сырое ноябрьское утро, ветер, изобилие повсюду желтых листков. Степан Егоров смешно шагал своими короткими ножками, прижимая к груди небольшую кастрюлю с приготовленными сердобольной супругой харчами. В метрах двадцати от избушки он замедлил свой шаг, немного ещё опасаясь неуместного сумасшествия Николюшки. В прошлый раз он чуть не пристрелил сестру Авдотьи Машу, смертельно напугав обеих. Хоть лучше бы и пристрелил, думал про себя Степан, эта Марья сущая ведьма и по ней скучать никто не станет.

Дверь избы со скрипом отворилась и на порог вышла пара белых аки слоновья кость ног, тощих и страшных. Николай традиционно был одет лишь в трусы, ужасно грязные, дырявые, не снимаемые с самого своего приезда, на плече висела старая винтовка хранившаяся ещё прабабкой с войны, обезображенное голодовкой лицо, с густой бородой и безумными глазами, ядовито ухмылялось. Степан навещал Николая раз в неделю уже на протяжении многих лет, и каждый божий раз ужасался его виду будто в первый. И за это (за посещение) уже успел прослыть самым смелым на деревне.

- Эх, Коля, Колюха... - бормотал Степан, поднимаясь по лесенке на порог. - Совсем себя извел.

Николай молча отобрал кастрюлю и заглянул внутрь.

- Может остепенишься наконец, а? - спросил Степан, щурясь. - Не гонится за тобой никто, и не гнался, ну поверь. Всю ж жизнь тут проторчишь, психопат ты эдакой!

Николюшка с подозрением посмотрел на собеседника, и возвратился к изучению содержимого кастрюли.

- Ой-ой... Колюха...

Степан жалостливо обвел взглядом Николая напоследок, и отправился обратно. Возвращение в деревню давалось ему особенно трудно, ибо каждый раз приходилось уединятся с мыслями, плохими мыслями. Мол, можно было с самого начала Николюшку-то встрясти как следует, чтоб дурь из головы повылетала, ну или санитарам на худой конец позвонить. Все ж лучше нежели одного его в глуши оставлять. Ох, весь в прабабку вышел этот Николай, та такая же идиотка была. Правда, за ней армия "погоню" не учиняла... та им, безумцам, только дай повод безумствовать, своего не упустят.

Все окна в Николюшкиной избе были заколочены досками, оставив лишь мелкие щели, через которые он мог наблюдать за окружающей обстановкой. Так Николюшка все время и проводил: сидя дома, на стуле, в тотальнейшем мраке, с приготовленной винтовкой в руках, моргая в эту никчемную щель своим безумным глазом. Вот и доморгался...

Однажды, когда кипящее солнце нырнуло за горизонт, издалека донесся вой сирен. Целый марш тяжелой кавалерии полз по направлению к избушке. Тучные силуэты солдат в зеленой форме шагали строевым шагом, демонически мыча.

- Гниды, нашли! - взревел Николай, сжав винтовку. Он вынес дверь ногой и слепо пальнув по колонне солдат. Те в свою очередь рассыпались во все стороны, послышался звук вертолета.

- Пидарасы, с-сука! Попробуйте только взять! - кричал он, стреляя куда глаза глядят. Николай побежал в лес, но его обезвоженное тело не выдержало и пяти минут бега. Он присел у дерева, кажется оторвался, подумал он. Близстоящие деревья тихо и безмолвно глядели. Сделалось страшно, действительно страшно. Звуки вертолёта пропали. Сердце колотилось аки бешеное, ноги очень болели. Вдруг силуэт дерева начал как-то странно меняться, казалось оно либо старое и сухое, и собралось падать, либо... блядь! Да это же шпион! Перед Николаем стоял огромный солдат, с автоматом в руках, и противогазом на голове. И в плаще. Черном, как смоль, плаще. "Мы сделаем ис тебья мушика!" - глухо прошипел супостат, направляя дуло автомата на Николая.

- Хуй тебе, а не мужик! - героически отчеканил Николюшка, молниеносно пустив свинцовую слезу в голову солдата.

Николай все бежал и бежал, и деревья все не прекращали превращаться в солдатов, и шипеть свои назидательные речи. Он косил их набегу, одного за другим, и черная, словно нефть, кровь, лилась водопадом. Спустя время Николай заметил, что его винтовка начала стрелять очередями, как пулемет. Пиздато, чо. Теперь Николай уже знал, куда бежит. Он бежит к старой пещере, куда никто никогда не отважился бы податься. Потому что, во-первых, делать там решительно нехуй, а во-вторых, там спят большие медведи. Растерзав последнего солдата, он запрыгнул на дерево, откуда соскочил на скалу, и уже стоял у подножья пещеры. Нырнув во мрак, он услышал злобное завывание, эхом отдававшееся глубоко изнутри. Николай был смел как никогда, зажег факел (чуть ранее, прыгая с дерево на скалу он предусмотрительно отломал ветку) побежал вглубь, пока не наткнулся на гигантского ведмедя. Этот гризли был величиною с четыре Николюшки, ой-ой! Но последний расправился с ним на удивление быстро, все-таки винтовка-автомат - штука необычная. Он снял с гризли шкуру, съел его плоть, запил душой и побрел дальше. Шкуру одел на себя, хоть внутри были и жарко.

Шел Николай долго, может месяц, а может год. Никто точно не знал. По слухам он добрался до самых недр Земли. В конце его ждала стена, на которой красовались древние рисунки первобытных людей. Рядом сидела очень старая, сморщенная обезьяна, с длинной седой бородой. Направив на Николая ослепшие белые глаза, она промолвила: "Я, старая обезьяна, долго тебя ждала" и умерла. Николай сразу понял, что находится перед порталом в другой мир. В мир без армии и дедовщины. Без портянок и устава. Он вспорол брюхо обезьяне, и размазал внутренности по стене, после чего стена заискрилась дьявольским пламенем. Ясный свет прорвался сквозь тьму, нежно шепча ноты святой истины. Свет поглотил Николая, оставив лишь старую винтовку лежать возле трупа обезьяны с седой бородой. Вернулась привычная тьма. Стало тихо.

Не прогуливайте институт.