Хроники юной байдарочницы. Часть 2

Автор: Петарда Мама сидела в байдарке спереди, папа – сзади (байдарка транспорт заднеприводный и капитан сидит на корме), а я посередине, ввиду чего переодически получала веслом по башне, когда папа делал особенно эффектный гребок. На порогах мама поднимала весло к подбородку и ждала команды.
- Ле-евой! – орал папа, и мама начинала быстро-быстро макать кончик лопасти в воду.
- Пра-авой! – и кончик лопости опускался с другой стороны.
Толку от маминых «гребков» было ноль, но байдарка приобретала бОльшую устойчивость, что спасало нас от купания в речке. Вообще, надо заметить, нам везло. Прошла уже целая неделя похода, а мы все еще были живы и относительно здоровы. Немного пострадало наше плавсредство: лопнул фальшборт (очень мне нравилось это слово) и днище байдарки украсилось несколькими разноцветными заплаточками.

А какие изменения постигли моих родителей! Мамуля на четвертый день выбросила за борт тени для век и румяна, явив миру лицевое естество, а папа перестал бриться. Проснувшись как-то утром, мама посмотрела на мужчину, лежавшего рядом с ней и не узнала его. Папа проснулся от визга, успокоил жену, но бриться отказался категорически
- Настоящий мужчина должен быть небрит, вонюч и волосат! – парировал он слабые мамины аргументы и был, наконец, оставлен в покое.

В этот день семейным советом было решено никуда не плыть, а остаться не месте, благо погода была отличная, что для тех широт не характерно, а стоянка уютная с узкой полоской песчаного пляжа. Мама загорала на берегу, я ловила рыбку, а папа только собрался колоть дрова, как услышал в лесу хруст. Прислушался. Хруст повторился. Папа, перехватив топор поудобнее, пригнулся и направился в сторону звуков. Хруст попятился, уводя папу глубже в лес и, наконец, выпорхнул в чащу куропаткой. Папа остановился, посмотрел в сторону улетающей добычи и задумчиво почесал топорищем макушку. Конечно, возвращение в лагерь с добычей в глазах семьи выглядело бы триумфально. Но не судьба. Собрался папа уже возвращаться, как в ухе яростно зажжужало.
- Ше-е-ерше-е-ень!!! – заорал папа и побежал сломя голову сквозь кусты и буреломы куда-то в сторону берега.
Сейчас уже сложно сказать был ли это шершень или обычный шмель, летел ли он за папой следом или это разыгралось воображение, но папа рвался сквозь кусты с экспрессией испуганного лося, размахивая при этом топором над головой.

День, как я уже говорила, выдался чудесный. Светило солнце, а легкий ветерок, хоть приятно щекотал обветренные лица, но не смел потревожить зеркальную гладь воды. Байдарка разрезала озеро, как нож масло, приближая путешественников к симпатичному полуострову с кромкой ярко-желтого песка. Шумели кроны исполинских сосен «ш-ш-ш-ш-ш», ласково плюхали весла о воду «плюммм, плюммм»….
-Ше-е-ерше-е-ень!! – дикий крик разорвал картину, – А-а-а-а-а!!!
Размахивая над головой топором, дико вращая глазами и истошно вопя на берег вывалился небритый мужик в лохмотьях и побежал на встречу пристающей группе.
-Бляяяя, нуиво нахуй!!!.. – заорали туристы и замолотили веслами от берега. Вскоре их байдарки скрылись за поворотом.

Папа вернулся в лагерь под вечер, грязный, в рваной одежде и грустными глазами. Все это время он бродил по лесу и искал дорогу назад. Топор он бережно прижимал к груди, вздрагивал и нервно оглядывался по сторонам. Мы дали ему чаю и отвели в палатку, где он мгновенно уснул.

- А все таки хороший у нас папа. Забавный… – сказала мама и погладила меня по голове.

Я согласно вздохнула и мы сели с ней на большой валун смотреть на утопающий в озере закат.

Продолжение следует