УНИВЕР-САМ

Автор: Роман Шиян ЧАСТЬ 1. ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЭКЗАМЕНЫ

Мебеля
Школьный уазик, неожиданно предоставленный мне в распоряжение директрисой детдома на время сдачи экзаменов, остановился вблизи главного корпуса Южно-Российского Государственного Технического Университета. Буквально за год до моего поступления этот храм образования и науки, назывался скромно – Новочеркасский политехнический институт. Теперь же вместе с названием поменялся статус на более высокий. И думал я: «Вот, блин, попал: из школы – сразу в университет! Завалят, как пить дать».
Шофёр помог мне спуститься на землю – вылезти из машины, подав руку для опоры. Елена Витольдовна, оказавшись рядом, сказала:
- Ну, что – пошли не спеша? Через двадцать минут начнётся экзамен.
- Пойдёмте, - ответил я, дивясь причудливости архитектуры ВУЗа.
- Если устанешь стоять, я взяла раскладной стул.
- Хорошо.
- Скажешь, как устанешь.
Мы продвигались к внутреннему входу главного корпуса по аллее, ибо над парадным входом проводились косметические ремонтные работы. Уже издалека было видно, как у двери толпятся абитуриенты, слепленные в кучки, а также прочие посторонние переживающие лица: мамы, папы, сестры, знакомые и друзья потенциальных студентов. Трудно было сказать, кого было больше: самих поступающих, или членов групп поддержки. Дорога показалась мне длинной – масштабность и античная стилистика строений потрясала. Что такое школа по сравнению с университетом в плане пространственного размаха? Хижина, разве что.
Мы остановились неподалёку от толпы в тени деревьев.
- Сейчас внутрь не пробиться, - заметила Елена Витольдовна. – Ещё минут десять придётся подождать – раньше двери не откроют.
- А сколько будет длиться экзамен? – поинтересовался я.
- Полтора часа на 25 примеров. Всё точно так же, как в тех листах, что я тебе приносила. В общем, ты же помнишь… Примеры делятся на три категории сложности. 10 примеров – категории «А», относительно лёгкие. За них дают 5 балов. Столько же – категории «В», посложнее. Каждый правильный ответ даёт тебе по 10 балов. Ну и последние пять – категории «С» – повышенной сложности… По 15 балов. Главное не волнуйся – времени хватит. Ты же решал аналогичные задания... И довольно успешно.
- Да, - неуверенно сказал я, судорожно сопоставляя полтора часа и 25 примеров. И стал вспоминать, как дошёл до наглости поступить в ВУЗ.
Не только за пивом время бежит незаметно. В школе на контрольных по алгебре или геометрии, продолжительностью в 40 минут, где обычно давалось по 5 заданий, я еле успевал к концу урока… Мне некогда было думать – широким размашистым, понятным лишь учительнице по алгебре почерком, я строчил без остановки сначала условие задания. Пока моя голова на подсознательном уровне выводила ручкой само задание, в моём мозгу созревала цепочка логических действий, приводящих к правильному решению. Эта спешка связана с тем, что в силу заболевания, моя скорость написания уступала, тем, кто писал рукой. И набегающий страх, что не успею во время, заражал мой мозг паранойей. Учительница всегда поражалась моей способности получать правильный ответ к заданию, как говорится, «через три звезды – колено». Применение авангардного подхода в алгебре и геометрии, я объяснял чрезмерно развитым воображением, что отнюдь не являлось положительной чертой ученика, изучающего точные науки. В далёкие ранние годы своего школьного обучения, над каждым примером я сидел минут по пятнадцать, прежде чем правильно решил его. Учительница хвалила меня, но в классный журнал ставила тройку, потому что за урок надо было решить ещё два, на которые времени не хватало. Моё тугодумие было естественным порождением размеренной беззаботной домашней жизни: играю в игрушки и некуда мне торопиться, смотрю с балкона – людей созерцаю, природу; на небо взгляну – метаморфозам тучек поражаюсь. Сплошной буддизм. В школе всё иначе. Буддизм не в почёте.
Решение примеров должно быть доведено до автоматизма. Нужно знать все логические комбинации, ухищрения, нестандартные ходы, чтобы не терять драгоценного времени на изобретение велосипеда. Внимание – абсолютно. Плюс и минус – это разные знаки, как небо и земля, как огонь и вода. Неверно написанный знак, и всё летит к чертям. И формулы, формулы, формулы – огромная связка ключей в лабиринте с множеством закрытых дверей. Видишь дверь – знаешь, а не подбираешь, какой ключ откроет её. Ты – не вор, ты – хозяин лабиринта, помнящий с закрытыми глазами путь к заветному выходу. Иначе о положительной оценке и не мечтай.
То, с чем мне предстояло справиться, сравнимо с примерами в учебнике по алгебре с двумя звёздочками, которые на уроках не решались. Это личная инициатива каждого ученика: хочешь – решай, хочешь – нет. Я одолевал такие примеры, но на обдумывание подхода иногда уходило много часов свободного время. Прошли экзамены в школе. Мне вручили серебряную медаль. Оставался месяц до первого вступительного экзамена по алгебре. И всё это время я решал примеры для поступающих в ВУЗы. Длинные, не умещающиеся на одной строке задачника, точно постоянно развязывающиеся капроновые шнурки на кроссовках. Процентов на 80 мною всё решалось, а то, что оставалось, мучительно обдумывалось и исправлялось, пока результат не совпадал с ответом в книге. После месяца подобной подготовки мне казалось, что я готов с лёгкостью набрать минимальную сумму балов для сдачи вступительного экзамена. Но уверенность в себе – самая зыбкая черта моего характера. Образно говоря, мельчайший камешек непредвиденного обстоятельства, брошенный в зеркальный пруд моего спокойствия, наводил бурю тревоги и неуверенности, затмевающую разум.
- А сколько нужно набрать балов, чтобы сдать экзамен? - поинтересовался я у Елены Витольдовны.
- Минимум – 30. Не беспокойся – наберёшь. И не такие набирали, - успокоила она.
«Шесть простых, три – категории «В» или два – категории «С», - вычислял я. – Но от меня ждут же все 100. И никаких оправданий! Медалист, мать твою так! А если провалюсь?..». Груз ответственности и страх сковал мои извилины.
- Пошли в здание. Проход уже освободился. В институте не так жарко, - сказала Елена Витольдовна.
Университет изнутри своим гигантизмом породил во мне ощущения, которые я испытывал в храме: величественность, искусственное расширение пространства и некое приятное растворение в нём своего «Я». Во мне возникло чувство умиротворённости, спокойствия.
- Может, сядешь – я стул разложу? – заботливо поинтересовалась у меня Елена Витольдовна.
Все абитуриенты стояли и ждали начала экзамена. Хоть я и инвалид, но мне было неловко при всех стоящих сидеть, выделяясь, как белая ворона.
- Нет. Спасибо. Я постою.
- Зря я стул притащила с собой, - нотки обиды прозвучали в её голосе.
Мне стало совестно.
- Кстати, я договорилась, чтобы экзамен проходил на первом этаже, - сообщила Елена Витольдовна. – Лестницы, знаешь… Собьют ещё.
- Хорошо, - согласился я.
Забота Елены Витольдовны казалась мне несколько излишней, но, учитывая её профессию – психолог, всё было объяснимо.
Издалека эхом, перекрывающим общий гомон толпы, послышалось сдержанно-снисходительное приглашение какого-то дядьки проследовать за ним. Абитуриенты вместе с группой поддержки приглушённо зашагали вдоль коридора. Чувствовалось напряжение толпы.
Пока мы добрались, большая часть абитуриентов зашла в назначенную аудиторию с зарешёченной дверью, оставив своих сопровождающих стоять вдоль стен
Мужчина с бородой и мешками под глазами, на вид лет 50-55, и женщина бальзаковского возраста – люди, как я понял, отвечающие за проведение экзамена, расположились у входа, проверяя паспорта и отбирая на время экзамена мобильники у поступающих. Сопровождающих, пытающихся пробраться в заветную аудиторию вежливо, но настойчиво отстраняли в коридор.
- Мамаша, вам туда нельзя, - с искусственной терпеливостью повторяли контролёры очередной «курице-наседке». – Сейчас начнётся экзамен. Посторонним лицам вход воспрещён.
Всё это мне напомнило кадры из кинофильмов про тюремную жизнь. Матери и отцы пришли навестить своих заключённых сыновей и дочерей.
На входе попросили мой паспорт для заполнения личных данных.
Елена Витольдовна отдала требуемое женщине на входе и попросила:
- У меня к Вам большая просьба: заполните за него анкетный лист и, когда он решит примеры, впишите, пожалуйста, в бланк номера ответов, которые он продиктует. У него почерк плохой – компьютер не воспримет…
Бланк представлял собой 20 заданий, к каждому из которых прилагалось четыре варианта ответа. В общем, принцип игры «О, счастливчик!». Только без подсказок. А к пяти последним заданиям ответов не давалось – их надо было вписать самому исключительно КАЛЛИГРАФИЧЕСКИ, иначе компьютер ваш некаллиграфически вписанный правильный ответ посчитает за ошибку. А мой почерк давно пора использовать секретным службам при переписке – не надо тратить время на зашифровку. Поэтому просьба моей сопровождающей была вполне понятна и уместна.
- Хорошо, - сухо молвила женщина, взяв мой паспорт.
- Я только усажу его за парту и сразу уйду, - просительно сказала Елена Витольдовна, пропихивая в проход моё дёргающееся тело. (Я всегда начинаю дёргаться, когда нервничаю).
- Ну, давайте, только побыстрее, мамаша, - негодующе, с оттенком пренебрежения выговорила женщина-контролёр.
- Я ему не мамаша, - спокойно и с достоинством сказала Елена Витольдовна.
- Неважно. Побыстрее.
Реплика психолога меня несколько смутила. Что это? Подсознательное проявление материнского инстинкта: мол, больных не рожаю? Или простой ответ на агрессию?
Мужчина-контролёр стоял спиной у доски, заложив руки назад. Аудитория практически вся была заполнена юношами и девушками, некоторым из которых уже вручили анкетные листы. А сидели они к моему великому ужасу за партами, зафиксированными под углом примерно в 45 градусов. Если положить какой-нибудь лёгкий или катящийся предмет на такие «мебеля», то он слетит или скатиться непременно на пол. Но результат эксперимента изменится, если придерживать этот лёгкий или катящийся предмет рукой. А что оставалось делать мне с моими инстинктивно колеблющимися конечностями? Отличная работа, плотники-дизайнеры!
- О, Господи! Как же ты будешь писать?! - воскликнула шёпотом Елена Витольдовна, усаживая меня за ближайшую свободную парту.
«Да уж!», подумал я, «восхищаясь» эргономическому дизайну мебели.
- Так. Вот платок, - стоически произнесла психолог, разложив его на парте. – Он вроде не падает. Попроси, чтоб на него положили черновик. На нём же записывай номер правильного ответа. Да, вот гелиевая ручка. – Елена Витольдовна положила её поперёк наклону парты. – Как всё решишь, позовёшь женщину-контролёра – она отметит номера на бланке. Ну, всё мне пора. Удачи!
Напоследок она улыбнулась мне, и бросила пару реплик контролёрше. Та кивнула.
Рядом сидел юноша, спокойно и вдумчиво заполнял анкетные данные. На меня он не обратил никакого внимания.
- Здравствуйте, уважаемые абитуриенты! – поставленным менторским голосом начал свою вступительную речь мужчина, стоящий у доски. – Меня зовут Владимир Станиславович. Моя ассистентка – Ирина Дмитриевна. Если возникнут какие-то вопросы, касающиеся проведения экзамена по алгебре, обращайтесь к нам.
Он развернулся к доске лицом, взял мел, и, начиная расчерчивать для наглядности анкетный трафарет, продолжал говорить:
- Итак. Сегодня вы будете сдавать первым Единый Государственный Экзамен по алгебре. И надеюсь, что ваши положительные результаты по данному тесту подтвердят обладание вами серебряных и золотых медалей.
«Грёбанная медаль! Так и знал, что так будет: “Медалист? Купил? За уши, небось, натянули?” Теперь доказывай, что не верблюд!», злился я про себя, смотря в платок, на котором уже возлежал черновик – бумага хренового качества, тонкая. «Конферансье» далее продолжил объяснять на доске, как правильно заполнить анкетный лист. Бланков с тестами ни у кого пока не наблюдалось.
После десятиминутного объяснения, как заполнять анкету, Владимир Станиславович акцентирующим голосом произнёс, отряхивая мел с рук:
- Сейчас Ирина Дмитриевна вскроет запечатанную упаковку бланков, и раздаст каждому в течение нескольких минут по одному экземпляру. Задания на каждом из бланков абсолютно идентичны по сложности, поэтому результаты тестирования целиком и полностью зависят от вас самих. Пенять не на кого. На решение 25 заданий вам предоставляется ровно полтора часа с момента раздачи всех бланков.
Ирина Дмитриевна методично раздавала бланки. Наконец и ко мне на парту лёг заветный лист с тестами, который тут же попытался свалиться нахрен. Ирина Дмитриевна подложила его край под платок и двинулась дальше вдоль парт.
Какие ощущения я испытывал, решая тесты? Наверно, те же, что испытывает человек, балансирующий на канате, протянутом над пропастью, которого принудили сочинять стихи. Писать на тонком листе, под которым подложен платок, было очень трудно. Гелиевой ручкой нужно было еле касаться черновика, иначе возникала дырка. Водя по черновику ручкой, точно лебединым пером по эрогенным зонам девушки, я с трудом разбирал, что пишу. Вдобавок ко всему от перенапряжения с меня лился пот. Некоторые капли попадали на черновик, превращая его в промокашку. Писать становилось совсем невозможно. Тогда я просил дать мне новый черновик.
Само содержания теста отличалось во многом от того, что было написано в задачнике для поступающих в ВУЗы. Почти все примеры были короткие, как волосы у подстриженного неделю назад скинхеда, и заковыристые, как китайская шкатулка. Я кинулся к решению логарифмов, не представлявших для меня особой сложности при подготовке в ВУЗ. Распинал я эти логарифмы по-всякому, осторожно пачкая черновик: переворачивал, поднимал, опускал, возносил…
«- Это ж элементарно, Ватсон!
- Чёрта с два, Холмс!», резюмировал внутренним диалогом я ситуацию и перешёл к другим примерам.
Тут ещё «конферансье» душу успокоил:
- До окончания времени экзамена остался ровно час. Рассчитывайте свои силы.
«Ладно. Хрен с ним – решаю всё подряд, особо не зацикливаясь. Будь что будет», дал я себе внутреннюю установку.
За этот оставшийся неполный час я сделал около 11 примеров, уверенный, что отмеченные варианты ответов должны быть правильными. Минут 10 у меня отобрала Ирина Дмитриевна, сказав, что позже она не сможет заполнить мне тестовый бланк. Я, ковыряясь в черновиках гелиевой ручкой, продиктовал номера ответов.
Ирина Дмитриевна засунула мне в нагрудный карман паспорт и, сочувствующе подтолкнула к выходу.
Елена Витольдовна ждала меня в коридоре. Я увидел её стоящей у стены в раздумьях. Как только она меня увидела, сразу подбежала и подхватила меня за плечи с сожалением и заботой на лице. Я только лишь смог изнеможённо помахать отрицательно головой, мол, дела, ни в звезду. Позже она призналась, что на меня было жалко смотреть – «как выжатый лимон».
По дороге назад к машине я говорил Елене Витольдовне:
- Может, не стоит поступать в институт?
- С чего это вдруг? – в её голосе появилась строгость.
- Ну, я почти ничего не решил.
- Завтра узнаем, что решил, а что не решил.
- Да и ваше время я трачу зря, - продолжал я ныть.
- Так. Знаешь что… Ты, пожалуйста, за моё личное время не беспокойся. Я сама как-нибудь им распоряжусь. И чего это ты сразу руки опустил? А? Ты это брось! Если что – доплатим за не достающие балы. А в школе скажешь, что всё прошло нормально. Понял?
- Да.
Первым делом, когда я приехал в школу, направился в туалет. В раковине стояло ведро, в которое медленно набиралась вода из-под крана. Окунувшись головой в «заздравный кубок», я пил, пил и пил, чтобы не издохнуть от обезвоживания.
Спустя день Елена Витольдовна сообщила мне, что я набрал 35 балов, и добавила, что говорить об этом не стоит. Медалист получил тройку – позор.

Всё ништяк!

- Ничего, Рома. В этот раз всё пройдёт нормально, - успокаивала меня Елена Витольдовна, когда мы стояли возле толпы абитуриентов, пришедших сдавать ЕГЭ по физике. – Я проверила: первый этаж, парты такие же, как у нас в школе – плоские. К тому же среди контролёров – моя знакомая, поможет в любом случае.
Слушая умиротворяющую речь психолога, я иногда кивал, рассматривая толпу будущих студентов. Настроение у меня было спокойным – после экстремального экзамена по алгебре, я испытывал умеренное равнодушие ко всему происходящему. «Парты ровные, прохладный ветерок на улице веет, контролёр – знакомая то, что ещё нужно?», подумалось мне.
Среди ожидающей молодёжи я заприметил девушку, стоящую ко мне спиной. Спина была слегка оголена. «Красивая, видать. С косой по пояс», подумал я, более пристально вгляделся в её оголённую спину и тут же отвернулся. Кожа девушки заметно обрастала тёмными волосами. «Да уж. У меня на ногах и то поменьше», неприятно удивился я. «Странное сочетание. Атавизм», констатировалось в моём сознании.
Открылись двери храма знаний, и снова меня встретила аудитория, совершенно другая, с новыми прямыми добротными партами. Они были девственны, как только что купленное нижнее бельё: на них ещё никто не выдалбливал ножичком свои амбициозные имена, не делал расчёты переставшей писать ручкой, не вытачивал ключом от двери фрагменты средневековых сражений или эскизы диковинных пейзажей…. Окна были распахнуты и в помещение дул освежающий ветерок. «Да, здесь я в своей тарелке», промелькнуло в моей голове. Меня усади на пустую заднюю парту. Елена Витольдовна положила на поверхность более плотную материю, учитывая прошлый неудачный опыт с платком и, пожелав удачи, удалилась. Всё шло по тому же плану, что и в прошлый экзамен. Только контролёры были нормальные, без апломба. Мужчина был лыс и остроумен, женщина – заботлива и вежлива.
Я избрал тактику «от простого – к сложному». Сначала вопросы по молекулярной, ядерной физике, вопросы по законам Ньютона, а потом – на что время останется. Задания делились на две группы: на теоретические и практические, в которых, применяя формулы, решаешь задачу.
Прошло минут десять с начала экзамена, как я услышал укоризненный говор мужчины:
- Вот вы, молодой человек, что вы всё время заглядываете девушке в черновик? - говорил контролёр полушутливым тоном. – Там что – мёдом намазано?!
- А что – нельзя. Тесты ведь разные, - начал оправдываться подглядывающий.
- Нет. Нельзя! У вас нет такого права! У абитуриента есть право смотреть себе в черновик, в потолок, в окно, если душа романтики просит, или в затылок соседу напротив. Больше – никуда! Всё. Ещё раз замечу – рассажу.
Примерно под конец экзамена подошла контролёрша и дружеским тоном спросила:
- Ну, что, Роман? Заполнять бланк будем?
«Знакомая», улыбнуло мне.
- Да, - согласился я, зная, что большую часть решил правильно. Особенно по части теории – вопросы показались мне не сложными.
Вышел я из аудитории в хорошем расположении духа. В коридоре меня встретила неизменная Елена Витольдовна.
- Вижу, что у тебя всё не так уж плохо, - отметила она, сопровождая меня рядом.
- Да, - несколько смущённо и с улыбкой ответил я. – Было удобно.
По физике мне удалось набрать 55 балов. Я был доволен собой.

Великий и могучий…

Всё так банально, что и вспоминать не хочется, как я сдавал последний вступительный экзамен по русскому языку. Ну, кому интересно читать, где мне взбрело в голову поставить недостающие запятые в предложениях, напичканными причастными и деепричастными оборотами? Или на каком слоге ставится ударение в слове «алкоголь»? Вообще, русскому народу чужды иностранные слова, тем более для обозначения столь ценного и дорогого душе напитка. Своих национальных синонимов хоть отбавляй… Поэтому, спроси общественное мнение, поставят это самое ударение, как язык повернётся. Редкий, даже трезвый русский поставит ударение – Алкоголь. А ведь доктора и профессора важно и ответственно делали ударение на первом слоге этого слова. Кому верить? Конечно же, светилам науки. Как выяснилось – зря.
В целом, тест по русскому языку был построен по принципу «знаешь – не знаешь». Мне до сих пор вспоминается один из вопросов теста: «Выберете из четырёх предложений то, в котором одно из слов употреблено без учёта его лексического значения?» В трёх вариантах не было ничего «криминального», но четвертое предложение заставило меня внутренне засмеяться: «Близкие друзья в честь юбилея своего дорогого товарища составили для него некролог». Всё это, конечно, смешно, но в основу составления тестов легли, в большинстве своём, вопросы, основанные на исключениях из правил в русском языке. Логически мыслить, и надолго задумываться над большинством вопросов было абсолютно бесполезно. Ну, как можно, применяя логику, аналитический, дедуктивный, индуктивный или иные подходы, ответить на вопрос: «Сколько букв “н” в слове “ветре..ый”?». Надо просто помнить, что данное слово пишется с одной буквой «н» потому, что относится к словам-исключениям. Вот и вся фишка.
Елена Витольдовна, провожая меня на экзамен, почему-то была уверенна, что я сдам его с лёгкостью:
- Ты ж у нас поэт! Футурист! – говорила она.
Вот именно что – футурист. Я прекрасно знал, как правильно пишутся и что значат слова: «эксгибиционизм, трансцендентальность, антропоморфный, гигроскопичность, клаустрофобия, люминесцентный» - и прочие многобуквенные слова, о которые можно сломать язык и голову, не считая изобилующих в моих стишках неологизмов, вроде причастия «опозвоночневшезвенящий» или наречия «по-роботически»... Но на хрена футуристу знать правильное написание банальных слов?
Впрочем, утрирую: по части пунктуации, морфологии и лексики я преуспел в школьные годы. На уроках писали, в основном, сочинения, диктанты, изложения. Особые затруднения вызывало у меня написание изложения – я всегда выходил за рамки сюжета и представленной базы авторских слов. К примеру, излагая однажды рассказ на военную тему, я пустился в философские дебри о неизбежности военных конфликтов на Земле.
- Не знаете, как правильно пишется нужное вам слово – замените его синонимом, - поговаривала то и дело Татьяна Ивановна, учительница русского языка, дабы облегчить интеллектуальные усилия моих одноклассников.
(В моей ситуации с ЕГЭ синонимы не канали).
Орфография, правда, вначале учёбы страшно нервировала меня. В детские годы я всё воспринимал на слух, и взял себе за правило, что как слово слышится, так оно и пишется. В школе Татьяна Ивановна ясно дала мне понять, что я – лопух. Есть проверочные слова на безударные гласные. И все эти заморочки нужно знать, чтобы избежать путаницы при написании слов. Ведь существуют множество диалектов в русском народном языке. Представить себе невозможно, что произойдёт, если каждый будет писать, как говорит. Взять того же чукчу. Как он напишет, к примеру, слово «экзистенциализм», однако?
Да, ещё было очень трудно сфокусировать своё внимание на экзамене, потому как обслуживала абитуриентов ассистентка – распрекрасная такая от макушки до туфель. Волны, исходящие от её походки, часто сбивали частоту моих мыслей.
В общем, к экзамену по русскому языку я отнёсся «спустя рукава», самонадеянно. Управился за 45 минут, хотя на решение теста давалось полтора часа. Елена Витольдовна через день с большой неохотой сообщила мне о результатах – ровно 30 балов. Я расстроился и досадовал на себя. Впрочем, даже после такого удара ниже пояса, я всё же стал студентом.
Елена Витольдовна оформила меня как студента-экстерна. В отличие от других форм обучения (очное и заочное, которые мне не подходили в связи с физической экстравагантностью), от меня зависело, когда я соизволю взять задание по выбранному из учебного плана предмету, и, когда явлюсь в университет, чтобы сдать экзамен по изученной дисциплине. Ограничения всё же были – минимум я должен сдавать по четыре экзамена в год. За такую форму обучения университет затребовал 25 тысяч рублей за весь курс обучения. На дворе шёл 2002 год. Елена Витольдовна нашла спонсорскую фирму, которая перечислила указанную сумму на счёт ЮРГТУ. Психолог сообщила, что переезжает в Московскую область, и когда ещё меня увидит – не знает…
Наступил август-месяц, и меня транспортировали в дом престарелых. С этого момента я и начну повествование о своей студенческой жизни.

ЧАСТЬ 2. ХОЖДЕНИЕ ПО АУДИТОРИЯМ

Где у человека голова

И было лето 2003 года, солнечное, жаркое и безветренное – июнь. Мой друг Костя месяца два назад принёс мне экзаменационные вопросы по информатике, предоставленные преподавателем по данному предмету.
- А дидактический материал?.. - начал, было, Костя.
- У меня его нет, - отрезал информатик.
Вопросы, в основном, касались программирования на языке низкого уровня – ассемблере. Я подключил всех своих друзей на поиски книги, дающей ответы на большинство пунктов экзаменационного листа.
После подготовки, приехал в университет, чтобы сдать экзамен по информатике, в то время, когда учебный год в ВУЗе подходил к концу. Студенты и студентки, будто тараканы, протравленные дихлофосом, бегали по лестницам и коридорам университета, сдавая сессию, и предвкушая наступление каникул. Какой-то парень нёс ящик шампанского. «Это для одного или для всех? До или после экзамена? - возникли у меня вопросы. – А может – во время?..». Я долго стоял в очереди, получая бегунок для сдачи экзамена. Когда подошёл мой черёд говорить название сдаваемого предмета и форму аттестации, заведующая отделом столь ценных листиков, оформляя мне документ, пояснила почему «пробки». Дескать, время сейчас такое суровое – сдача экзаменов в разгаре.
Зашёл я на кафедру по информатике, и, запинаясь от волнения, спросил: «Кому я должен сдавать экзамен по информатике?..». Всем до лампочки. «Не мы, типа», вывел я главную сюжетную линию из разрозненных и мычащих ответов преподавателей. На моё спасение, в кабинет вошёл зав. кафедрой. Ему объяснили, по какой причине моё тело топчется здесь. Зав. кафедрой сказал, что, мол, есть такой преподаватель, которому я смогу сдать экзамен, но он сейчас принимает студентов, придётся подождать… За дверью.
Около двух часов я шатался по коридору, наблюдая, как студенты втекали в аудитории для сдачи экзамена с бутылками шампанского, цветами, пакетами, наполненными чем-то, и прочим ералашем вещей никак не относящимся к информатике. Другие входили в «священный» кабинет с одними зачётками, и в глазах их я замечал гордость всех пионеров, и спокойствие насытившегося питона. Не знаю, как так получилось, но когда я вошёл в аудиторию, там уже никого не было. «Мистика», подсказала мне интуиция. Нашёл я преподавателя по информатике на моей родной… кафедре, то ли ленивого, то ли усталого. Полный маленький мужчина сидел за столом расслаблено. На столе стояла бутылка шампанского, цветы, «Ассорти», закусочки всякие… Оказалось, что я не во время, надо подождать, пока насытятся благородные желудки. Что ж, делать нечего, ещё полчаса моей жизни вылетело в трубу.
Наконец, меня попросила зайти какая-то женщина, высунувшаяся из приоткрытой двери кафедры.
- Ну, что – готовы? – спросил меня препод с красным лицом, выражающим страдальческую немую фразу: «Когда же вы все закончитесь?!».
Простоять на остановке минут 15 под палящим июньским солнцем, ожидая нужного автобуса, залезть и вылезти из него, прошагать с полкилометра до университета, простоять с полчаса в очереди за бегунком, истекая потом, затем дождаться препода и в итоге сказать, что нет, не готов?!! Наверно, информатик – поклонник чёрного юмора.
- Да, - ответил я.
- Тогда пройдёмте в соседнюю аудиторию.
Я с информатиком расположились за одним из компьютеров. Преподаватель стал задавать мне вопросы. Прежде всего, надо отметить, что я учусь на программиста. Поставленным преподавательским голосом информатик задал мне гениальный вопрос-экспромт:
- Покажите, пожалуйста, где здесь монитор?
«Проверка на идиотизм? Это всё равно, что спросить у человека, где у него голова». Я порядком подзабадался: с 9 утра не ел, не пил – устал, в общем. Так что мне не было никакой охоты морочить себе мозги, почему мне задали такой «парадоксальный» вопрос.
И высказал «предположение»:
- На столе, перед Вами.
- Вот это? – обвёл он рукой прямоугольник экрана. Я рассуждал про себя: «Ну, что сказать ему? Что: “Нет, нет! Что Вы?! Это вовсе не монитор компьютера, а сюрреалистическая картина Сальвадора Дали “Предчувствие весны” и, вообще, мы находимся в музее”». Однако я лаконично и упрямо сказал:
- Да.
Через несколько более или менее умных вопросов, информатик спросил с выражением подвоха на лице:
- А где на клавиатуре находится буква «р»?
Я опешил.
- Там, – кивнул головой в сторону клавиатуры. (С кем поведёшься, того и наберёшься).
- Где? – недоумённо спросил преподаватель. Я встал и ткнул носом в букву «р». Мой сопровождающий, стоявший всё это время в стороне, отметил, что я ещё умею печатать на клавиатуре и, к тому же, быстрее него. Препод состроил сомнительно-насмешливую гримасу, и вяло воскликнул:
- Правда!?
К концу беседы информатик явно поумнел. Я ответил на последний его вопрос, и он спросил у сидящей всё это время аудитории студентов:
- Даже не знаю, что ему ставить? Вроде на всё ответил правильно.
Студенты разрозненно, но упрямо затвердили:
- Отлично.
- «Отлично», говорят, слышишь? – обратился он ко мне. – Ну, что ж… Поставим – «отлично». Мне, собственно, не жалко.

Пять минут идиотизма

Просмотрел я однажды свой аттестационный план и узрел, что в одной из изучаемых дисциплин значится физика. «Ну что, будем сдавать этот предмет? - спросил я себя. - Или… Вот, к примеру – “Методы аппроксимации функций”? Физику..., - мысленно ответил я, причём обоснованно. - Как-то ближе и родней звучит». В качестве формы аттестации числился экзамен. «Экзамен так экзамен – физика не “вышка”, ничего иррационального там нет», рассудил я и кичливо щёлкнул указкой сочетание клавиш Alt-F4, давая понять себе, что вопрос решён. Осталось всего-навсего взять задание. Это проблема. «Так, - начал я размышлять. - Все мои друзья работают шесть дней в неделю. У Сергея, правда, скользящий график работы. Попросить его? Съездить на такси пару раз, потому что в первый заезд, мы, как назло, препода не застанем, ибо у него выходной, отгул, больничный, запой, месячные… Или мы слишком поздно приедем в универ, и к этому времени он смоется домой. Или слишком рано… А проторчать до первой звезды, дожидаясь физика к началу вечерней лекции, совсем не смешно. Впрочем, в первый же день мы узнаем расписание: когда и где у физика стрелка, и в каком корпусе, а конкретно – в аудитории, он базарит. Дальше, на уровне теории вероятности: совпадёт ли выходной Сергея, с рабочим днём препода? Куш ни с первого раза выпадает, особенно в моей жизни. В общем, неделю, как минимум, я буду получать задание», закручинился я. В этот момент мне вспомнился друг Елены Витольдовны Юрий Алексеевич, мужчина лет сорока с юношеским лицом, который работает в университете. Психолог оставила мне его телефон – в случае необходимости, можно обратиться за помощью. Я бы Юрию Алексеевичу и не позвонил бы (он – всё-таки не мальчик на побегушках), но годовой план по сдаче четырёх экзаменов поджимал.
Юрий Алексеевич вежливо согласился взять для меня задание по физике.
Преподаватель в качестве задания велел мне решить 40 задач по задачнику определённого автора. Я попросил Сергея купить мне учебник по физике для ВУЗов (толстый такой, на четыре сотни рублей потянул) и задачник, страниц всего на 150, а ценой в 230 рублей. Видно, рейтинг читаемости у автора высокий, и фамилия очень созвучна с фамилией Франкенштейн. Но ради познания научных истин, мне лично денег не жалко! Спустя два месяца моего штудирования теории по физике и синхронного выполнения практического задания, я приехал с Сергеем сдавать экзамен с решёнными задачами. Сергей своё уже отвоевал: приобрёл профессию электромеханик, а работает грузчиком. По специальности не берут без начального опыта, связей нет.
Мы с Сергеем подождали под дверью, пока не закончится лекция. Когда из аудитории нестройным рядом стали выходить немного заторможенные студенты, я вошёл в почти пустующий зал и обратился к преподавателю, которому было лет 50 на вид, - почтенно-упитанный дядька в очках.
- Здрасьте. Я по поводу сдачи экзамена. Вы мне задали решить 20 задач по механике и 20 по молекулярной физике…
Сергей положил перед ним на стол увесистый файл с решениями.
- Да, да… Помню… - рассеяно проговорил он, продолжая в ускоренном темпе укладывать свои вещи в портфель.
Прошло около полминуты немой мизансцены. Я продолжал стоять у преподавательского стола, Сергей неподалёку держал всё необходимое для экзамена, а физик набивал своё непомерное кожаное вместилище нескончаемыми архиважными документами. Все студенты ушли.
«А как же я?!», вспомнилась мне фраза из мультика.
Мой мозг терялся в догадках:
«У него жена рожает? Он опаздывает на обед? Или наоборот – диарея?», мучили меня вопросы, возникшие в связи с неадекватной реакцией.
- Вы посмотрите, - кивнул я на файл. – Правильно ли я решил задачи?… Вроде бы ответы с задачником совпадают.
Мне хотелось хоть как-то обратить внимание физика на факт существования в пространстве моей персоны в полуметре от него.
Преподаватель вытащил два верхних листа, покрутил их, посмотрел мельком и проговорил:
- Бегунок с собой? Зачётка?
- Да, - ответил я.
Сергей передал запрошенное.
- Какую оценку Вам ставить? – спросил меня преподаватель.
Я растерялся: неожиданный и «сложный» вопрос. Учитывая степень своих знаний по физике, сказал:
- Ну, «четыре».
«Наверно, проверяет мою самооценку?», предположил я, ожидая, что сейчас физик начнёт опрос по изученным темам.
- Значит, «хорошо», - поправил меня светила науки, заполняя бегунок и зачётку.
- А задачи Вам оставить? – обалдев от неожиданного поворота событий, спросил я.
По обыкновению у преподавателя должны оставаться на руках выполненные работы студента.
- Зачем? Они мне не нужны, - с удивлением произнёс преподаватель.
А я с удивлением подумал: «Не дурак ли я?».
После чего он удалился и все остались довольны, кроме меня. Два месяца тернистого, полного сомнений, пути к истинному пониманию физического устройства мироздания, и пять минут идиотизма не укладывались в моей голове.

Удвоение ВВП

За окном стояла слякотная зима. Недавно прошли Новогодние праздники, но голова моя не болела, ибо принципиально не бухаю. Болела душа – нужно было в кратчайшие сроки сдать экзамен по экономике. Информация, прочитанная мною из купленной заранее научной литературы, успешно запечатлелась в мозгу. На вопросы, врученные мне на кафедре экономики, у меня имелись обоснованные ответы, заготовленные в течение четырёхнедельного штудирования предмета. Настало время высказаться в полный рост. При первой встрече с заведующей кафедрой экономики, мне сообщили имя преподавательницы, корпус, номер аудитории и время суток, когда проводятся лекции по интересующему меня предмету. Для надёжности зав. кафедрой написала всё на листке бумаги: «Радиковская Е. Н., чт. 425 лк, 18:30».
Я напряг своего друга Лёху съездить со мной в универ. Он согласился без возражений.
Настал долгожданный четверг. Примерно к пяти вечера пришёл Лёха. Одел меня в чёрное облачение: рубашка, брюки, носки. В трико и футболке посещать университет зимой, вроде бы, несолидно. В довершении гармоничной картины были сняты мои повседневные сандалии и надеты чёрные туфли. Со стороны можно было подумать, что я еду на похороны, или меня пленяют нацистские идеи. Последний вывод подкрепляется тем, что я периодически остригаюсь наголо. (Как-то раз меня так и назвал за моей спиной один из группы студентов: «Оп-па! Скинхед!»). Всё гораздо проще – моё появление в общественных местах в подобном одеянии не оставляет людей равнодушными. Чувства колеблются от сострадания до отвращения. Я люблю эпатировать, мне нравятся чёрный цвет и идеология декадентства, но отнюдь не фашизма.
- Ну, что, Лёх, вызывай такси, - бодро сказал я, когда был одет последний туфель.
- Ром, давай оденем куртку. Меня запарили все эти косые взгляды, причитания… Будто я тебя специально вывожу раздетым…
- Ну, ладно. Придётся париться мне, - с грустью произнёс я и тут же бодро добавил. – Ты же знаешь, как много я выделяю килоджоулей в атмосферу, когда хожу!?
- Знаю, - ответил Лёха, напяливая на меня куртку. – Но попробуй, объясни это каждому прохожему.
- Это очевидно – я испаряюсь!
- Не в этот раз.
- Да уж. В общем, Лёх, нам надо сначала к лабораторному корпусу за «бегунком», а потом – в главный… Вон записка на столе.
- 425 аудитория – четвёртый этаж! В натуре, запаришься.
- Правда, я не расшифровал, что есть «лк».
- А хрен его знает? Лабораторный кабинет, может?
- Наверно. Да будет так! – комично согласился я.
Мы вышли из корпуса, и направились в сторону ворот. Лёха достал свой мобильник, и вызвал такси.
Первое время я стоически ездил в университет на общественном транспорте. С автобуса на трамвай, с трамвая на автобус. Затем следовали минут 15 ходьбы моим «стремительным» медленным шагом. В результате я добирался до точки назначения запыхавшимся и потным. А в слякотный период времени добавлял колорита к уставшему виду дистрофика испачканные грязью нижняя часть брюк и чёрные туфли. Хоть картину пиши: «Униженный и оскорблённый гот». Так что экономить на собственном достоинстве мне надоело.
Такси подъехало к воротам стардома. Лёха помог мне залёзть на заднее сидение, и, сев сам рядом с водилой, разъяснил, куда путь держать.
Приехали. Зайдя в лабораторный корпус (как я сразу не понял, что это и есть «лк»?), поднялись за «бегунком» в деканат, на второй этаж. Естественно, в такое недетское время двери были закрыты.
- Ага. Все ушли на фронт, - дёрнув ручку, резюмировал Лёха.
- Jesus crazy! – выругался я вполголоса, наслушавшись песен группы «Limp Bizkit». – Ну, всё равно пойдём к экономичке. Я ей сдам, а ты уж, когда сможешь, «бегунок» достанешь. Она, я думаю, распишется.
- Базара нет. Пошли.
И начался квест. Искать дверь под номером 425 на четвёртом этаже, на котором последняя значилась 419-ой, - занятие не для слабонервных. В коридорах – ни души. Дневные лампы трещали, мигали, но ни одна толком не освещало пространство.
- Может, ты что-то перепутал? – спросил усомнившийся Лёха, дёрнув пару запертых дверей.
- Да нет. Сама зав. кафедрой писала, - ответил я.
- А где кафедра экономики?
- В Главном…
- Странно.
Людей, как назло, не встречалось. Услышав странные звуки за дверью 416-ой аудитории, Лёха потянул на себя ручку, а там – хореографией баловались. Мой друг объяснил, что ищем мы – заплутавшиеся путники, спросил про заветную дверь под запредельным номером. Ответили, что вроде нет здесь такой, не знают.
Потоптались в полумраке пустеющего коридора, где кроме наших дыханий были слышны: треск мигающих ламп, о которые бились озабоченные бабочки, глухие удары от поэтических па и лёгкий свист ветра за окном.
- Короче, Ромыч, пора домой сваливать. Оставаться – нет смысла.
- Да, я понимаю.
- Ты завтра Косте звякни. Пусть узнает – что и как. Пускай он и возьмёт «бегунок».
- Ладно, - я был опечален неудачей.
На следующий день позвонил Косте и объяснил ситуацию. Костя сказал, что я ошибся корпусом. «Лк» по институтской аббревиатуре означает «лабораторный корпус», находится там же, где деканат…
Бывает, что люди иногда путают дверь, телефонный номер, туалет, время, а я глобально «включил» дебила – ошибся корпусом.
- Слышь, Кость, ну, возьми для меня «бегунок» по экономике. Лёха зайдёт в гости – ты ему передашь, а то деканат в это время закрыт.
- Хорошо, возьму. Кто у тебя будет принимать?..
- Радиковская.
- Сейчас. А как отчество?
- Елена Николаевна.
- Ага. Записал. Всё – возьму.

Четверг. Такси. Лабораторный корпус. Мы с Лёхой взбирались на четвёртый этаж. При нас – зачётка и сокровенный «бегунок».
«Со светом здесь лучше – ремонт сделали», отметил я про себя.
Нашли 425 аудиторию. Лёха постучался в дверь, дёрнул за ручку – заперто.
- Приехали, - констатировал он. – Подождём минут пятнадцать – может, пробки.
- Странно – и студентов нет, - озвучил я свои душевные переживания.
- Наверно, повальный гололёд. Или месячные, - сострил Лёха, пожав плечами.
Голый номер – «тётя» не явилась. В соседней аудитории шла лекция. Войдя, Лёха спросил преподавателя, дескать: «Что с коллегой? Когда будет?». Добрый человек, посмотрев на меня из дверного проёма, разъяснил, что здесь обычно проводятся лабораторные работы, примерно раз в месяц, и посоветовал сходить на кафедру экономики – уточнить расписание.
Лёха, вернувшись ко мне, изъяснил положение дел и добавил:
- У меня следующая неделя занята, так что ты кого-нибудь другого попроси.
Место и время стрелки с преподавательницей по экономике были уточнены благодаря Косте, сходившему на кафедру: вторник, Энергетический корпус, 16:25, аудитория 225. Я всё усвоил, но возникал вопрос: «С кем ехать?». Все работают. Хотя в стардоме у шапочного знакомого дяди Вани была машина «Ока». Я с ним договорился, но сопровождать меня было всё равно некому – у дяди Вани нет ног.
В намеченный вторник дядя Ваня подвёз меня к Главному корпусу и сказал, чтобы я не торопился – он подождёт.
В кармане моего джемпера лежал «бегунок», а в брюках – зачётка. Мой непослушный язык довёл меня до нужного корпуса. Я вошёл с внешней стороны (была ещё и внутренняя) и попал в «лабиринт». Я спросил у одного студента, где аудитория 225? Он посмотрел на меня, как на олигофрена, и ответил с насмешкой, что это с внутренней стороны. Продолжать диалог мне было стыдно и противно. Меня разбирало отчаяние. И в этот момент я заметил женщину лет 50-ти, которая просила у коменданта дать ей ключи от той самой аудитории, куда мне надо было попасть. Женщина, тем временем, подошла к зеркалу и стала подкрашивать губы.
Время пожимало. Лучший для меня вариант – выловить препода перед лекцией, а не стоять всю пару в коридоре.
«O, my God! – сокрушился я мысленно. - Интимная процедура, но надо подойти», решился я.
- Здрасьте. Извините, Вы – Елена Николаевна Радиковская?
- Да, - она повернулась в мою сторону и спокойно, с симпатией в голосе произнесла. – А вы, вероятно, тот самый молодой человек, что хочет сдать мне экзамен?
Я закивал:
- Да.
- Мне о вас рассказывали на кафедре… Как ваше имя?
- Рома, - я почувствовал, что сказал невнятно, и повторил, как мог чётче. - Рома.
- Очень приятно.
- Но я не знаю, как попасть в 225 аудиторию! - с отчаянием в голосе сказал я.
- Это с другой стороны. Пойдёмте со мной – у меня как раз там лекция.
Я поднялся за Еленой Николаевной на третий этаж в тусклом свете, меж обшарпанных синих стен, по старым обломанным ступенькам, которые, по идее, должны были быть разукрашены ссохшимися ручейками коричневатой крови переломанных конечностей акробатически неразвитых личностей. На последней ступеньке мне еле удалось удержать равновесие – шнурок развязался. «Из университета в травматологию – весело!». Попросить преподавательницу, или заходящих в аудиторию завязать мне шнурок – совесть не позволила.
- Предоставьте, пожалуйста, этому молодому человеку свободное место, - попросила Елена Николаевна студентов, указав на меня, неуклюже вошедшего в открытую дверь.
На окраине аудитории, посреди прохода кто-то поставил мне стул.
Итак, впервые за всё время своего существования я сидел на лекции по экономике. Точнее, вообще на лекции. Весьма увлекательное зрелище. И вот некоторые выводы, которые мне довелось извлечь за время, проведённое в аудитории. Интерес студента к предмету имеет обратно пропорциональную зависимость от расстояния до лектора. На последних партах, как правило, изучаются свободные темы, и оттачивается варварская гжель в тетрадях с парадоксальной надписью «экономика». Нужно обладать весьма чутким слухом, чтобы услышать спокойный уравновешенный голос преподавателя. И не принято кричать ему: «Говорите громче!».
Пара подошла к концу. Большинство студентов без колебаний направились в сторону выхода, но некоторые окружили Елену Николаевну и что-то у неё вымораживали: то ли спрашивали дополнительных разъяснений (хотя куда уж понятней?), то ли раскручивали на халявный зачёт или узнавали, как правильно оформить курсовую работу… Спустя минут пять Елена Николаевна, устало отмахиваясь от страждущих, мытарствующих и стяжательствующих, подошла ко мне:
- Ну, как? Ты что-нибудь понял из моей лекции?
- Да, практически всё. Я, собственно, книгу читал по экономике Мухамедова… Я экзамен хотел вам сдать.
- Как? Сейчас?!
- Да. У меня «бегунок», вот – в кармане джемпера и зачётка – в брюках…, - тараторил я, будто боясь что-то забыть.
- Но я сейчас не могу, - она посмотрела на часы. – У меня через пять минут лекция. Никак не получится.
Я немного сник.
Елена Николаевна, подбадривая, схватила меня за плечи:
- Но я восхищаюсь твоим мужеством…
А я восторгался мужеством дяди Вани.
-… Взять «бегунок», подняться по лестнице. Да ты ещё и легко одет.
- Мне не холодно, - констатировал я.
- А где ты живёшь?
- В стардоме.
- А уедешь на чём?
- Там меня ждут, - я кивнул в сторону окна. – На машине.
- Знаешь что? Я завтра буду в библиотеке Главного корпуса с часу до трёх. Обязательно приму.
Я кивнул.
- Помогите ему выйти, - обратилась Елена Николаевна к уходящим студентам.
Студенты буквально вынесли меня из аудитории, увенчанной ступеньками-порогом, и растворились.
Я стукнул в стекло машины – дядя Ваня точно отклеился от руля, открыл дверь:
- Сдал?
- Сдал! – уверенно соврал я. – Но раньше не смог – лекцию надо было просидеть.
- Понятно.
Только приехав в стардом, я позвонил Косте и взмолился, что без его помощи – мне кранты. Он согласился меня сопровождать, сказав, что как-нибудь отмажется от пар.
****
Следующий день. Я сидел за столом на кафедре экономики. Передо мной лежал развёрнутый учебник с двумя взаимообратными графиками. Не читая подзаголовок к рисунку, можно было понять, что они изображали взаимозависимость спроса и предложения. Елена Николаевна попросила подумать и ответить, какая между этими графиками связь. Ежу было понятно – какая. Я хотел, было, начать рассказывать преподавательнице «почём в Египте кукуруза», но она настояла подумать… Через несколько минут Елена Николаевна села напротив и сказала:
- Ну, Ром, рассказывай, что ты видишь на этом рисунке?
Я, уставившись в лакированный стол, стал втирать истины, прочитанные мной в учебнике Мухамедова. Мой пятиминутный монолог преподавательница прерывала одобрительным: «Так». Немного погодя сказала, что достаточно. Задала ещё пару вопросов. Я не замедлил ответить.
- И какую же ты, Ром, хочешь оценку, чтобы я тебе поставила?
Я задумался. Было несколько экономических аспектов, в которые я не въезжал. «Главное не оценка, а знание», вспомнилось мне изречение Жука (завуча школы).
- «4».
- А почему не «5». Вроде бы на все вопросы ответил правильно.
Я выразил свою философскую точку зрения относительно мнимого и действительного.
Елена Николаевна смотрела на меня спокойным взглядом:
- Я поставлю тебе «четыре», как ты просишь. Твёрдую! Я сначала думала: ну, «наплачет» он мне на «трояк», а бал прибавлю за мужество.
Она вышла из-за стола:
- А здесь – всё заслуженно! Молодец!
Всё было подписано и оформлено должным образом.
…Мы вместе с Костей и преподавательницей по экономики, не спеша, спускались по ступенькам Главного корпуса к выходу.
- Есть такая шутка, - начала Елена Николаевна и обратилась ко мне. – Знаешь, что обозначает ВВП?
- Что?
- Владимир Владимирович Путин.

ИТОГО

Я до сих пор учусь в универе… Пятый год, а по сути – заканчиваю только третий курс. Работники и проживающие стардома довольно часто спрашивают меня: «Как учёба? Когда закончишь?». Я туманно выражаюсь: «Да, нормально… Год… Может два ещё… Всё зависит от обстоятельств…». По-серьёзному надо отвечать: «Не знаю. Скорее всего отчислят». У многих на лице выражается примерно такой же вывод: «Всё понятно с тобою, ”студент”. Баран ты, а не студент». После каждого подобного блиц опроса чувствуешь себя полным кретином.
Когда я заканчивал 12-й класс, к нам в школу проехала группа социологов, чтобы провести тест: «Какую профессию стоит выбрать». Помогала специалистам в общении с выпускниками Елена Витольдовна, психолог. Она внимательно следила за моим тестированием. С виду вопросы были лёгкими. Большинство моих одноклассников свалили по истечению примерно пяти минут, ибо восприняли сие занятие, как развлечение: «Прикольно – ноутбуки! Щас в Counter Strike* по сетке рубиться будем. А какой проц здесь стоит?..». Я же подошёл к делу ответственно, чувствуя заботу и внимание психолога. Озадачил вопрос: «Кем бы вы предпочли стать: поэтом или психологом?». Я, подобно компьютеру, «завис». Поводом впасть в ступор послужила всплывшая из недр подсознания фраза Базарова: «Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта». В то время футуристом я мнил себя ударным, ёклмн. К тому же мне ясно представлялось, что коммуникабельные способности у меня были на нуле – с незнакомыми людьми я и двух слов не связал бы. Но и психологию в отношении теории до сих пор уважаю. В тот момент я совсем растерялся, однако, собравшись с духом, выбрал: «Поэт». Ставя в основу выбора ответов свою некоммуникабельность, продолжал моделировать профессиональное будущее… В итоге вышло: способности к точным наукам – 7 баллов, к гуманитарным – 11… Социолог резюмировал, что я преднамеренно уходил от ответов, связанных с ораторскими способностями.
- Это вовсе не означает, что их у тебя нет, - продолжал он. – Просто ты боишься общаться с людьми… Стесняешься.
Закончив тестирование, мы с Еленой Витольдовной вышли из кабинета.
- Видишь: 11 балов против 7… В филологический институт поступать тебе надо, - посоветовала она.
- Стихами на хлеб не заработаешь, - печально произнёс я, давая понять, что «глаголом жечь сердца людей» сейчас не в моде.
Психолог будто бы согласилась со мной.
В результате получилось, что я, как и большинство граждан нашей необъятной Родины, выбрал профессию не по себе. Образно говоря, художник поступил на математика. В программирование я более-менее врубаюсь: Pascal, Delphi – тоси-боси. Однако дальше решения курсовых и лабораторных работ для студентов моя мысль не шагнула. (Одно время мы с Костей организовали подобным образом совместный «бизнес»). Не хватает ума написать стоящую программу, точнее проект. Всегда прихожу к ситуации: «тут знаю – там не знаю». Этот же диагноз наблюдается при изучении многих предметов. Мне советуют:
- Покупай книги, лазай в интернете – восполняй пробелы.
Покупаю, ищу, читаю. Но есть такие вещи, которые мой мозг отказывается понимать. От отчаяния хочется прийти к гипнотизёру и взмолиться:
- Ну, внушите мне, пожалуйста, что я – Диего Марадона!
Снежный ком недопонимания продолжает расти и расти, набирая скорость и вес. Надо признать – моё левое полушарие мозга почти всегда «заводится» исключительно с толкача и коробка передач напрочь заржавела – всегда первая скорость.
Для наглядности – два примера.
«Экологию» я осваивал не больше месяца. Теорию препаду без запинки отчеканил, как пионер – клятву. И написали мне жирно в зачётке «хорошо» - расчёты не довёл до кондиции, по-моему, промышленный угар не суммировал.
А как я сдавал и пересдавал «Высшую математику»!? В целом – кома. Полгода мусолил. Спасибо Юрию Алексеевичу. А то бы мне настал кирдык.
Набравшись мужества, я пришёл «сдаваться». Посмотрел преподаватель на мои работы во второй раз – благожелательно и полувопросительно сказал:
- Что же... Поставлю я вам, пожалуй, «4».
Я, уставившись в пол и по-медвежьи массируя себе затылок, промямлил:
- Нет. Лучше «3».
- Зачем «3»? Не стоит себя так унижать.
- Спасибо, - шёпотом поблагодарил я.
- Не за что. Учись.
Да. Как бы там не было, всё же надо продолжать учиться, идти до конца. Нет ничего проще бросить институт. Написал по шаблону челобитную – и кушай кашу, плюй в потолок. Но как мне после этого жить дальше? Если уж и отчислят, то моя совесть будет чиста и не станет меня со смаком грызть, точно алкаш с бодуна соленья, – я сделал всё, что мог. А так будет избивать она меня усердно, что, наверняка, приведёт к помешательству в той или иной форме: «Здравствуй, Бог» или «Привет, психушка». Поэтому – «Show must go on!*».