Гобелен

Автор: Mr. Bushlat Погожим летним деньком, по солнечной набережной, прогуливались двое. Пожилая уже женщина, в зеленом брючном костюме и рыжеволосая девушка в легком платье. Солнце припекало вовсю, со стороны моря то и дело раздавались крики чаек, пароходные гудки и гомон отдыхающих. Все эти звуки, сливались в манящую, ласкающую слух мелодию. В такие дни, хочется валяться на пляже, купаться в ласковом море, есть тающее на глазах мороженное, сочно откусывать от багрового сахарного ломтя арбуза, словом наслаждаться жизнью.
Парочка, что была упомянута ранее, впрочем, демонстрировала признаки некоей отрешенности, отличающей коренных жителей любого курортного города от приезжих отдыхающих. Женщина постарше держалась прямо, была сосредоточена, серьезна. На лице ее то и дело появлялось выражение мягкого изумления, словно она удивлялась несказанно тому факту, что ее занесло на набережную в столь славный денек. Ее спутница была более благодушно настроена, скорее в силу возраста и природной расположенности к веселью. Руки юной дамы были заняты - она несла кокетливую сумочку с затейливым узором и то и дело помахивала ей легкомысленно.
Между женщинами происходил неспешный разговор.
- Вот, Анна Михайловна, возьмем, к примеру, вышивку гладью. Многие считают, что это блажь - мол, гладью картину не вышьешь. На самом деле, все это ерунда. Я бы даже сказала, что вышивать каждый должен сообразно своим желаниям, и никоим образом не прислушиваться к чужому мнению. Так вот - гладь. Поверьте мне, Анна Михайловна, простым крестом вы никогда не добьетесь такого удивительно отображения тени. Достигается это достаточно просто. Стежки следует делать разной длины с очень малым промежутком между ними. Промежутки же в свою очередь в светлой тени заполняются более темным цветом, в темной-наоборот-светлым.
Она помолчала, задумчиво вглядываясь в лицо собеседницы, будто в поисках стежков. Ее спутница тяжело подвигала челюстями, вскинула брови и, повернувшись к девушке, окинула ее внимательным, и слегка насмешливым взглядом.
- Вот ты, Светочка, то и дело обращаешь любую беседу в излюбленное русло - к вышивке. Признаюсь, ты мастер и твои познания в вопросе делают тебе честь. Но, помилуй, в наше время, вышивка уж не пользуется популярностью как раньше. Сегодня, сложно найти практическое применение этому таланту.
Лицо Светланы залилось нежным румянцем. Она наклонилась, походя сорвала травинку, что проросла между плитками мостовой и, не глядя на собеседницу, вполголоса произнесла:
- Не так все, Анна Михайловна. Боюсь вас обидеть невольно, но вы неправы в данном вопросе. Вышивкой можно прекрасно прокормить и себя и мужа, коль он непутевый бездельник.
- Прошу прощения?
- Ах, милая Анна Михайловна, я же пошутила! Уж вашего сына бездельником никак не назовешь! Он и денег - то от меня никогда не примет. Такой, право, гордец! Впрочем, за это я его и люблю.
Суровое лицо Анны Михайловны смягчилось немного. Она даже улыбнулась, неловко правда, словно лицевые мускулы у нее были атрофированы.
- Да… Сережа такой. С детства таким был. Гордый мальчик. Ведь я, Света, даже и не знаю, чем он промышляет. Порой жутко становится… Как - то спросила его, Сережа, говорю, может бросить тебе эту… эту…

- Рыбалку, - рассеянно произнесла Светлана.
- Именно. Рыбалку эту твою. Ведь каждый раз по локоть в крови… - она осеклась.
Женщины помолчали. Света продолжала теребить травинку, зажав ее между пальцами правой руки. Вдруг, улыбнувшись радостно, она крепко ухватила спутницу за локоть и потянула ее в сторону большого деревянного стенда.
- Глядите, Анна Михайловна! Какая красота! Как к слову пришлось!
Пожилая женщина послушно позволила увлечь себя к стенду. Там, под грязным стеклом смутно угадывалась ткань с нанесенной на нее вышивкой, пришпиленная четырьмя скрепками к деревянной поверхности стенда. Ниже, на листке бумаги, напечатано было объявление.
Светлана, торжествующе улыбаясь, показала на ткань:
- Вот это и есть вышивка гладью, Анна Михайловна! Ну не прелесть ли? Это определенно, выпуклая цветная гладь. Да, точно она! Ее наносят на,.. как вам объяснить - то попроще, словом, на настилку из мягких ниток. Причем, что очень важно, настилка должна быть выполнена из ниток более толстых, нежели те, что используются после для вышивки. И…
- Света! Погоди частить! Ты лучше прочитай, что там написано. - Анна Михайловна ткнула пальцем прямо в текст под тканью.
Стекло бликовало, мешая толком прочитать объявление. Светлана сощурилась, и некоторое время вглядывалась в текст. После, беспомощно оглянулась на Анну Михайловну.
- Как же это? Я…. Я не понимаю… Убийство? К - как…
- Именно так. Впрочем, уверяю тебя, Светочка, твою таинственную вышивальщицу, этого Джека Потрошителя в юбке, вскорости найдут и воздадут ей по заслугам. Ведь не зря говорят, что гений и злодейство - близнецы - братья.
Светлана, не слушая, внимательно смотрела на ткань… На лице ее отобразилась сложная гамма чувств, от смущения, до восторга. Некоторое время, она стояла, наклонив голову, будто стараясь поймать ускользающую мысль, потом вдруг улыбнулась радостно и, повернувшись к своей спутнице произнесла:
- Я знаю, кто этот убийца, Анна Михайловна. Полагаю, нам следует незамедлительно обратиться в участок и рассказать им все. Гладь… волшебная гладь его выдала. Точнее - ее.
Анна Михайловна рассеянно глядела вбок. В направлении ее взгляда, с другой стороны аллеи разворачивалась любопытная сценка. Полная дама, прогуливающаяся с маленькой собачкой на длинном поводке, остановлена была крошечным совершенно человечком, который поначалу показался Анне Михайловне младенцем двух - трех лет, но потом, приглядевшись, она узрела в нем необычайно омерзительного карлика. Разобрать слова ей было сложно. Очевидным казалось лишь то, что карлик о чем - то горячо спорил с женщиной, порой срываясь на визг и подпрыгивая от нетерпения на месте. Женщина же, судя по сконфуженной позе, не была расположена к дискуссии. Она лишь беспомощно пожимала плечами и помахивала рукой. Болонка у ног ее, тщательно обнюхивала башмаки карлика и то и дело отрывисто и резко лаяла.
- Анна Михайловна! - Светлана нетерпеливо тронула спутницу за плечо, - нам нужно спешить!
- А? Что ты говоришь, милочка? - с трудом повернулась к ней женщина.
- Я направляюсь в милицию, Анна Михайловна!
Пожилая женщина ошеломленно смотрела на Светлану.
- Ну, что же вы стоите и смотрите? Я же вам сказала - я знаю кто убийца! По рисунку! Это же Мушиная Гладь! Боже мой, Анна Михайловна, так в целом свете может лишь один человек! И я эту даму прекрасно знаю. Знаю, кто она и где обитает! Мы не раз встречались с нею в кружке. Она – прекрасный мастер… Но, видит Бог, вы правы. Она - убийца. Ведь, написано же здесь, что преступник оставляет за собой кусочки вышивки, как визитную карточку. Ах, милая Анна Михайловна, могла ли я знать, что вышивальщица Зоя, девушка с печальными глазами и тронутыми ранней сединой золотыми волосами, высокой грудью и тонкими изящными руками, и есть убийца? Думала ли я? - в возбуждении, она повысила голос и теперь уже окружающие их люди недоуменно оглядывались, проходя мимо.
- Круминдр! - донеслось с другой стороны аллеи.
Анна Михайловна обернулась на крик. Судя по всему, полная женщина успела договориться обо всем с омерзительным карликом. Она наклонилась и сняла ошейник с болонки. Почувствовав свободу, собачка принялась метаться, высоко подпрыгивая. Тем временем, карлик, стал подле женщины на четвереньки. Она бережно надела на него ошейник. Карлик присел так, что его руки касались земли и преданно ткнулся головой в колени хозяйки. Та рассеянно погладила его и, наклонившись, протянула ему кусочек бублика, что держала в руке. Карлик с благодарностью впился в мякоть бублика зубами.
- Светочка… - тихо произнесла Анна Михайловна, - мне кажется…
- Крумандр! - рявкнул кто - то неподалеку - Гвоздер!
Начало быстро темнеть. Привлеченная звуком, Анна Михайловна снова глянула в сторону карлика и обомлела. С пеною у рта, рвался он с поводка в их сторону. Полная женщина, широко расставив ноги, удерживала его, глядя прямо на них. Глаза ее, расширенные, дикие, выдавали крайнее возбуждение. Рот широко раскрылся. Подле нее собралось уже несколько женщин, одетых в вязаные кофты, не по погоде и грубые башмаки. Все они смотрели попеременно, то на свою предводительницу, то на карлика и непрерывно делали пассы руками, словно вышивали картины в воздухе.
- Света! - взвизгнула истерически Анна Михайловна. Светлана обернулась и тотчас же принялась пятиться, пока не уперлась спиной в стенд. После, повернулась, и быстрым шагом пошла вдоль аллеи, увлекая за собой Анну Михайловну.
- Светочка, что…
- Не говорите ничего, Анна Михайловна, - тихо, но неистово зашептала Светлана, ускоряя шаги. - И, ради бога, не оглядывайтесь. Это же Вышивальщицы. Они все здесь! И Фея Красная и Мадам Бовари… и, о, господи, я надеюсь, что это не так…
- Что не так, Светочка, что?
- Та…женщина…толстая старуха с карликом, это же… сама …
Ясь!
Светлана всхлипнула.
- Если и есть кто хуже Зои, то это она. Она за всем этим стоит. Зоя лишь орудие в ее руках. Девочка, получившая в подарок власть. Вышивка Мушиной Гладью, Анна Михайловна, ради бога, не поворачивайтесь, способна менять ткань пространства, вызывать существ из внешних сфер, древних, чьи имена слишком ужасны, чтобы быть обличены в звук, в нашем мире. Но она все еще ребенок. Она не ведает, что творит. Поторопитесь, они вот - вот бросятся за нами. Стоит этой…этой жабе, сказать хоть слово…спустить на нас своего мужа…
- Карлика? - в ужасе пискнула Анна Михайловна, - господи, она спустит на нас карлика?
- Если бы карлика… быстрее Анна Михайловна, вот сюда, свернем с аллеи, здесь будет безопасней, господи, кто же знал?.. Карлик только ширма, прикрытие.
Болонка - вот ее муж.
За их спинами раздался вой. Анна Михайловна не утерпела и оглянулась. Тотчас же, помертвев от страха, она крепко ухватила Светлану за руку и потянула ее вглубь проулка.
- Быстрее, Светочка!
- Что, Анна Михайловна, милая, уже бросились?
- Там… голуби.
Светлана вздрогнула и остановилась.
- Света! - закричала полумертвая от ужаса Анна Михайловна, - что же ты стоишь, Света! Заклинаю тебя, не ради меня, пусть, но ради Сережи! Они же нас…настигнут!
Светлана ничего не ответила, лишь вырвала руку из пальцев тещи и повернулась к преследователям лицом.
Полная дама, в окружении Вышивальщиц, взобравшись на скамейку, в мутном, мертвенном свете, что саваном укрыл аллею, широко раскрывала рот и делала пассы руками. Вокруг нее, Вышивальщицы, стояли на коленях, запрокинул головы. На лице каждой из них, мостились два - три, пять голубей. В отдалении, припал к земле, привязанный к заборчику карлик. Неподалеку, слышался заливистый лай болонки, впрочем, саму ее не было видно. Дальний конец аллеи загромождала огромная, будто сотканная из мертвого света, туша голубя - исполина. Размерами, он был с крупного слона. Голубь водил головой, мостился так, что под ним стонала земля, но не взлетал с места, лишь топорщил перья.
Светлана бесстрашно вскинула руки и принялась рисовать, словно вышивать в воздухе картину. Ее пальцы так и мелькали, оставляя за собой слабо светящийся свет.
В ответ, толстая женщина выкрикнула что - то гортанным голосом и голуби, снявшись с лиц Вышивальщиц понеслись в сторону проулка.
Анна Михайловна в ужасе смотрела на то, как сонма голубей, застилая небо, приближаются к ним. Голубь - гигант на другом краю аллеи, басовито клокотал.
Не долетая нескольких метров до Светланы, чудовищные птицы, натыкались на невидимый заслон. Раз от разу, снова и снова пытались они пробиться сквозь стену, вышитую в ткани пространства, но разбивались об нее и падали замертво у ног девушки.
- Пойдемте, Анна Михайловна, - прошептала Светлана, горячо стиснув руку женщины, - не годится на это смотреть. Мы запечатали проход, но это лишь временная отсрочка. Вышивальщиц это не остановит… Они все равно найдут вход. В конце - концов, Ясь может воспользоваться гобеленовым стежком, и тогда уж… тогда уж нас ничего не спасет.
Повернувшись, они побежали в смрадную тьму проулка. За ними, летел мертвенный вой.

Пробежав несколько метров по гулкой мостовой, Светлана внезапно свернула в полуоткрытую дверь подъезда с корявой надписью «Лева» на правой створке. Силой, она потянула упирающуюся, оторопелую Анну Михайловну следом.
В подъезде, в душном и темном тамбуре, пахло мочой. Забежав вглубь, Света остановилась подле лестничного пролета и уселась прямо на нижние ступеньки. Анна Михайловна, не заботясь о приличиях, присела рядом и тупо уставилась в пол. Наркоз стресса отпускал ее, уступая место чистому ужасу. Ее начала быть крупная дрожь. Она старалась не смотреть в сторону выхода, опасаясь, что вот - вот послышится клекот и кошмарная голова голубя - голиафа, вышибет дверь и потянется к ней клювом.
Светлана тронула ее за руку. Вздрогнув, женщина вперила в нее безумный взгляд.
- Анна Михайловна, - прошептала Светлана, успокаивающе поглаживая ее руку, - Не убивайтесь вы так, прошу. Ведь это ничего не изменит. Все останется так же как и было. А нам повезло! Мы здесь, на некоторое время почти в безопасности.
- Я… - Анна Михайловна беспомощно посмотрела на девушку, - не понимаю…
- Разумеется, и нечего здесь понимать. Просто примите как есть.
- Этот…голубь… - выдавила из себя женщина, и затряслась.
- А, что голубь? Ну, голубь! Ну и черт с ним, с голубем! Мало ли голубей на свете. Я вас прошу, заклинаю вас, не думайте об этом и даже в мысли свои этот образ более не пускайте. Он вас сожрет изнутри.
Девушка встала и нервно принялась мерить шагами широкий тамбур.
- Эти твари… Они сильны. Поезд Крумоворот… адские гончие, существа, один лишь волос которых толще вселенной. Их нельзя недооценивать. Но, с другой стороны, чем я хуже? Мы тоже не лыком шиты, Анечка! - она повернулась к ошеломленной женщине и развратно подмигнула. - Мы им еще покажем. В бананово - лимонном Сингапуре, урре… - она отрешено поглядела на лестницу и вдруг, неистово схватив Анну Михайловну за руку, зашептала срывающимся голосом:
- Нет тьмы, кроме той, что внутри нас. И нет тьмы чернее предрассветной. И ночи нет - это лишь ночь, что в наших душах, вырывается порой и, сквозь сито этого мира, отрезает солнце от земли. Коль человека не будет на планете, то и ночи не будет и страха и боли. Никогда, никогда…
Пойдемте, Анна Михайловна, - она страстно потянула женщину за собой, - здесь есть черный ход, а дальше, дворик французский, с фонтаном. И спуск к морю. Сережа ждет меня там, неподалеку, мы договаривались сегодня с ним встретиться после работы…после его ужасной работы, - она всхлипнула, - Он обязательно что - то придумает. Я уверяю вас, Анна Михайловна. Сережа вытащит нас из этого кошмара и дальше мы пойдем рука об руку, в дивный новый мир. – Лицо ее приобрело странное диковатое выражение, глаза блестели.
Анна Михайловна молча встала и побрела сквозь тамбур. Действительно, по другую сторону коридора, был черный вход. Однако, дверь оказалась забитой досками. Над нею, красной краской было намалевано давешнее слово «Лева» и странный знак под ним, изображающий восемь стрел, что разлетались прочь из единого центра.
Светлана равнодушно поглядела на стену и повернула обратно. Анна Михайловна хотела было спросить ее о чем-то, но, мельком поймав измученный взгляд девушки, промолчала. Теперь ей казалось, что все происходящее не более, чем сон. Ухватившись за эту мысль, она успокоилась и позволила себе плыть по течению, понимая, что все иллюзорно, вне зависимости от реалистичности своей. Ведь во сне, мы порой не удивляемся самым удивительным вещам, не пугаемся вещей воистину страшных и не смеемся, попадая в ситуации, по настоящему смешные. Душа, пребывающая во власти сновидений, свободна от человеческого налета, и тем самым освобождена от бремени эмоций.
Какой странный, дикий сон, - думалось Анне Михайловне, - Голуби, что же могут означать эти голуби, черт подери?
Механически, она подошла было к двери в подъезд, совсем забывшись, потянула ее на себя, но тотчас же с визгом отпустила раскаленную ручку. Полыхнуло синим, в воздухе запахло озоном. На миг, в щель между дверью и косяком разглядела она темный проулок и кудлатую тень подле тротуара, в монструозных очертаниях которой она безошибочно признала болонку. После, дверь с силой вырвалась из ее рук и захлопнулась. Анна Михайловна слепо отошла от выхода и осела на пол. В полубреду, наблюдала она за Светланой, которая, став перед дверью, раз за разом рисовала в воздухе таинственный знак, тот, что порой является нам перед самым пробуждением и в подсознании нашем всегда охраняет входы в бездонную пропасть.
Она начала проваливаться во тьму, и в полубессознательном состоянии почувствовала как кто - то берет ее за руку и тянет, тянет вверх. Она послушно позволила вести себя по лестнице, стараясь не открывать глаз. За спиной слышала она низкий вой и сердитое тявканье.
Потом ее вдруг начали трясти, да так сильно, что ей показалось, что голова ее вот - вот отвалится. Сердито, открыла она было рот, чтобы напомнить обидчику его место, но рот оказался словно ватой наполнен, а язык, ее язык превратился в огромный диванный валик, не умещался во рту и норовил вывалиться. Сквозь туман и гул, наполнившие ее голову, она слышала голос, который показался ей знакомым:
- Надо идти, Анна Михайловна! Он же теперь вас не отпустит просто так! Вы же прямо под луч попали! Прямо под луч!
Потом кто - то принялся хлестать ее по щекам. Она вяло открыла глаза и увидела перед собою расплывающееся лицо Светланы. Сфокусировав взгляд, она отпрянула назад и привалилась к перилам лестницы.
- Хватит! - властно сказала она. На самом деле, у нее получилось лишь промямлить что - то и безвольно поднять руки, защищаясь.
Света взяла ее лицо в ладони и внимательно посмотрела прямо в глаза женщине.
- Ну как вы, Анна Михайловна? - с нежностью и болью душевной прошептала она, - Вы ведь не подведете? Прошу вас, умоляю, только слушайтесь меня. Они не смогут войти в подъезд, пока не прибудет поезд Крумоворот. У нас есть еще время. Я запечатала дверь знаком Анубиса. Теперь и нам не выйти, но и им не зайти. Переждем. Если люди этого переулка проснутся и перестанут выделять тьму, то и ночь закончится и мы спасемся. Вышивальщицы бессильны при солнечном свете. Только карлик… Круминдр… но он глуп. Пойдемте же. Здесь на третьем этаже, живет одна добрая старушка. Она поможет. Защитит нас. А там все уляжется. Приедет Сережа. И всех нас спасет, - ее голос сорвался на секунду, но тотчас же окреп, - нам нельзя сдаваться!
Анна Михайловна покорно принимала слова, что не находили отклика в ее душе. Автоматически переставляя ватные ноги, она следовала за девушкой, мечтая только об одном, чтобы сон ее поскорее закончился и она проснулась в мире, не отмеченном печатью тьмы. Вот только грезилось ей, что мир света на самом деле и есть настоящий сон, тогда как хаос грядущий – реален.
На третьем этаже, была только одна квартира. Светлана подошла к двери, и смело нажала на кнопку звонка.

Дверь открылась почти тотчас же. За нею, показался невысокий кряжистый мужчина в военной форме. При виде Светланы, он встал на вытяжку и отдал честь.
- Полно, Антонина Петровна! - ласково пропела девушка и не сдержавшись, бросилась мужчине на шею, осыпая его поцелуями. Последний стоял как истукан.
- Антонинушка Петровна! - всхлипывала девушка, - Тетя Тонечка! Уж я и не чаяла до вас добраться. Ведь голубя они вызвали, голубя! Того и гляди вся вселенная рухнет. А Сереженька там ждет меня у моря и не знает. Не ведает. Его же с собой пуповиной затянет!
- Полно. - пробасил мужчина и отстранился. – Пройдемте в кабинет. И вы, как вас там, - он брезгливо махнул рукой в сторону Анны Михайловны, - тоже проходите. И не напачкайте мне тут. Твари.
Они прошли в затхлый коридор, освещаемый тусклой лампочкой, что неловко примостилась под потолком. Облезлые обои, вешалка, сплошь заваленная старыми демисезонными куртками, груда зимней обуви на полу, зеркало - трюмо, настолько засиженное мухами, что сквозь пленку грязи не увидеть свое отражение, вытертый паркет, узкий лаз коридора, обрамленный фанерными самодельными платяными шкафами с одной стороны, да запыленными полками с книгами с другой, велосипед со спущенными шинами, неловко примостившийся у стены, плохо пригнанная дверь с цветным витражом, ведущая в комнату.
- Пройдемте в кабинет, - настойчиво повторил Антонина Петровна и сам пошел вперед, показывая дорогу. Впрочем, у самой двери, он, отчего - то передумал, и повернувшись к визитерам, сел по-турецки прямо на пол, облокотившись о спущенный скат велосипеда.
- Докладывайте.
Светлана отодвинула Анну Михайловну за спину и необычно широко расставив ноги, правую руку выбросила вперед, указывая толи на Антонину Петровну, толи на редкой красоты витраж на двери в кабинет, а левую прижав к боку. При этом она раскачивалась, переминаясь с одной ноги на другую и издавала жужжащие звуки сквозь зубы.
Антонина Петровна некоторое время смотрел на нее, задумчиво теребя орден на груди. Потом, перевел взгляд тяжелых глаз на Анну Михайловну.
- Ну а ты,кума, что скажешь? - фамильярно ухмыльнулся он, - Чай не поняла ничего до сих пор?
Анна Михайловна хотела было сказать, что в этом сне она человек сторонний и чудом оказавшийся, что в ее реальности тепло и светло, что вот - вот выглянет солнышко, и она проснется посвежевшая и лишь частью своего сознания, уголком глаза, уследит остатки кошмара, растворяющиеся в темноте потустороннего мира, но, внезапно, осознала, что все это в общем пустое и ненужное, осыпающееся как шелуха
Как высохшая кожа мумифицированного на жарком солнце трупа.
- Я бы сына хотела увидеть перед смертью. - горько пробормотала она.
Военный поглядел на нее: его глаза прожигали насквозь. После встал, отряхнувшись от налипшей на галифе черной собачьей шерсти и указал за спину себе.
- Там за дверью, - изрек он, - только один взмах крыла голубя - голиафа. Он вселяет бессмертную душу в смертную плоть. Потом крыло идет вниз - и голубь забирает свое, оставляя мясо червям. Промежуток между взмахом крыла вверх и его путем вниз, ничтожно малый промежуток и есть человеческая жизнь. В момент перехода, у матерей есть выбор. - Дверь за его спиной распахнулась. Анна Михайловна увидела окно во всю стену. За окном неподвижно повис гигантский голубь. У окна стояло чучело ее сына, в человеческий рост. Живот его был раскрыт и наполнен монетками, дольками апельсина, шариковыми ручками, клочками папиросной бумаги, сплошь исписанными мелким текстом, моделями автомобилей и прочим мусором. Сын был выполнен из проволоки, но необычайно искусно, так, что сходство между чучелом и Сережей было разительным.
- Это, - произнес военный, - и есть твой выбор. Уйти вместе с голубем туда, где тьма отступает, или остаться вместе с сыном. Отдать свою жизнь и взамен, кто знает, быть может получить куда больший приз. Сейчас, твой сын пуст. Ребенок живет только после смерти родителей. Только смерть дает жизнь.
Анна Михайловна оглянулась на Светлану, но вместо нее перед нею предстало членистоногое существо с огромными сияющими зелеными глазами. В одной из тонких лап, создание сжимало золотую иглу, в которую продета была сияющая нить. В другой - ножницы.
- Ваш гобелен вышит, Анна Михайловна. Осталось сделать окантовку. Мы, называем это backstich. – существо улыбнулось и в жутких глазах его Анна Михайловна увидела тысячу солнц и миллионы планет, все в одном и одно во всем.
- Ну что же, Анна Михайловна. Выбор за вами.
Не оглядываясь, женщина поспешила в комнату. Раскрыв широко руки, обняла чучело сына, и ощутила, как иглы его души впиваются в ее жизнь, высасывая ее без остатка. За окном стало быстро темнеть. Гигантское крыло заслонило собою ткань окна и в последнее мгновение, Анна Михайловна увидела завершенный сверкающий гобелен своей жизни. После пал занавес.

… Лицо Светланы залилось нежным румянцем. Она наклонилась, походя сорвала травинку, что проросла между плитками мостовой и не глядя на собеседницу, вполголоса произнесла:
- Не так все, Анна Михайловна. Боюсь вас обидеть невольно, но вы неправы в данном вопросе. Вышивкой можно прекрасно прокормить и себя и мужа, коль он непутевый бездельник.
- Прошу прощения?
- Ах, милая Анна Михайловна, я же пошутила! Уж вашего сына бездельником никак не назовешь! Он и денег - то от меня никогда не примет. Такой, право, гордец! Впрочем, за это я его и люблю.
Суровое лицо Анны Михайловны смягчилось немного. Она даже улыбнулась, неловко правда, словно лицевые мускулы у нее были атрофированы.
- Да… Сережа такой. С детства таким был. Гордый мальчик. Ведь я, Света, даже и не знаю, чем он промышляет. Порой жутко становится… Как - то спросила его, Сережа, говорю, может бросить тебе эту… эту… - женщина запнулась на полуслове, враз потерявшим осмысленность взглядом уставилась на противоположную сторону аллеи, там где резвилась веселая болонка, вцепившись зубами в поводок, стараясь вырвать его из рук полной хозяйки. Анна Михайловна схватилась за грудь и, скрипнув зубами, осела на землю.
Солнечный свет навеки запечатлелся в сетчатке помутневших глаз.
А голубь-исполин, по ту сторону сновидений воспарил над спящим людским муравейником и снова взмахнул крылом. И снова. И снова.