Пролог романа

Автор: Just Sophie Жила-была маленькая девочка. Нет, эта история не похожа на сказку. Но, тем не менее, девочка вначале все-таки родилась, а потом жила, и, соответственно, была. И эта девочка была я.
У меня, как и у большинства маленьких девочек, были папа и мама, и они меня воспитывали так, как принято воспитывать маленьких девочек в стране под названием Россия. Во всяком случае, воспитание, данное мне с детства, никак не отвечает на вопрос: почему потом все пошло неправильно, наперекосяк? Многие люди помнят себя, или говорят, что помнят, лет с трех-четырех. Я же помню, всё, что со мной происходило с более позднего возраста, лет с шести, если быть точнее. До этого некоторые воспоминания тоже сохранились, но они какие-то не отчетливые, уж очень детские, или бестолковые, если угодно. Поэтому я вижу смысл начать не с них, а с более поздних событий, ну, например, с того дня, когда мы с папой пошли гулять в лес.
Наш маленький городок был окружен прекраснейшим в мире лесом, по преимуществу хвойным, но в нем попадались и лиственные рощицы: дубовые, кленовые и, конечно, березовые. Что может быть красивее, чем березовая роща весной, когда уже давно сошел снег, и на прогалинах распустились цветы, а сами березы оделись в наряды из сережек и маленьких листьев? Да, пожалуй, ничего….
Город наш и в советское время жил бедно, люди в нем одевались очень незатейливо, а на полках магазинов всегда пребывал один и тот же убогий ассортимент продуктов, не включавший в себя ни мяса, ни колбасы, ни свежей рыбы. Поэтому многие жители собирали (и до сих пор, полагаю, собирают) всяческие плоды лесные, ловили рыбу в реках и озерах, а немногие, самые основательные из городских мужчин, временами отправлялись на охоту. Все это я вспоминаю потому, что березы тоже были приспособлены к делу: на многие стволы были как-то привязаны или прикручены стеклянные банки, в которые стекал из надрезов прозрачный, чуть желтоватый березовый сок.
Мне как раз очень хотелось пить на солнцепеке, и я подошла к ближайшему дереву, банка на котором была уже на треть полна. Я заглянула в эту банку и тут же отшатнулась – в нос мне ударил нестерпимый и гнусный запах мочи. Я заплакала, папа подбежал ко мне, проверил содержимое банки, потом еще двух или трех.
С тех пор миновало больше двадцати лет, и со мной уже давно нет папы – но это первое в моей жизни разочарование я запомнила навсегда. После этого, даже если все вокруг верили, что ожидается нечто хорошее или радостное, я не спешила разделить их чувства – во мне навсегда поселился маленький человечек, ожидающий, что где-то за углом притаился злобный мальчишка, готовый дико расхохотаться, увидев мои слезы, огорчение и гнев.

Невеста.

Если вы тут ждете, что сейчас я начну расписывать, как я раздвигала ноги, как захлебывалась спермой, и какой это кайф – быть желанной всеми куртизанкой, то дальше вам лучше не читать.
Если вы хотите всплакнуть над судьбой бедной девушки, которую судьба толкнула на панель, то скорее закройте эту книгу и забудьте о ней.
Я написала все, что вы сейчас читаете, только с одной целью – рассказать правду. Там, где я считаю, что важно писать о сексе, я буду о нем писать. Если я решу, что время вспомнить о милосердии, я вспомню о нем. Но когда я буду писать о жестокости и унижении, не думайте, что я хочу вызвать вашу жалость. Просто так было, и я не желаю грешить против истины, либо утаивать что-нибудь для того, чтобы потом это утаенное копошилось во мне.
Впрочем, главное признание я уже совершила, а значит, вы читаете написанное женщиной, которую трахали за деньги (а бывало, что и бесплатно) во все ее природные отверстия, годные, так или иначе, для траханья. Возможно, вы еще не решили, стоит ли вам продолжать чтение, ибо, что интересного такая женщина может вам сообщить? В самом деле, еще недавно я и не думала, что стану писать книгу, дел у меня и без того хватало и хватает. Но вот случилось так, что я оказалась в машине, стоящей в очереди на финской границе за Выборгом…
Собственно, эпизод, ничего не значащий, но почему-то оказалось, что начать придется именно с него. Я ехала со своим хорошим знакомым из Питера в Хельсинки, и по нашим подсчетам очередь могла растянуться часа на два. По какому-то своему природному упрямству я не люблю платить за пользование общественными уборными, поскольку, мне кажется, что если начать это делать, то следующим этапом будет сбор за право дышать. Может, аргумент этот и неубедителен, но я не пытаюсь никого убеждать, а лишь объясняю, почему я, выйдя из машины, отправилась не в платный туалет, а зашла в развлекательный комплекс. Если хотите, объясните этот мой поступок скаредностью, - да, я решила сэкономить 20 рублей или 50 евроцентов…
Увеселительные сооружения тогда обозначали границу между «жирной» и «тощей» Европой, и, наверное, это было лучше, чем периметры ПВО и колючей проволоки. Просто жителям Финляндии предоставляется возможность заехать в гости к бедному соседу и, почти не упуская из виду родной пограничный пост, купить водки, перепихнуться и дешево заправить машину, словом, сделать то, что у себя оказывается невозможно или, по крайней мере, стоит значительно дороже. Аналогично вели себя немцы на польской границе, австрийцы на венгерской, греки на болгарской, а поэтому более бедные страны украшали свои приграничные окрестности небольшими лас-вегасами, где вы непременно отыскали бы пару ресторанчиков, казино, сувенирные магазины и стрип-бар.
Мы выехали из Питера глубокой ночью, встали в очереди на КПП Торфяновка под утро, а поэтому в приграничном потешном городке уже ничего не работало. Движимая невнятным импульсом, я двинулась на второй этаж, где стрелка с надписью обещала эротическое шоу. Как и во всем здании, здесь тоже было темно, но я дверь неожиданно открылась и, немного пошарив во мраке, я включила свет. Зал, в котором я оказалась, был похож на все те залы и холлы подобных мест, где мне приходилось бывать за свою богатую событиями жизнь. Я мигом сориентировалась и нашла туалет, выйдя из которого, оказалась в раздевалке для работниц.
Мне захотелось включить свет и здесь, чтобы осмотреться, и вдруг я застыла на месте. Тусклое мерцание ламп дневного света охватило убогое помещение с корявым туалетным столиком и зеркалами на стенах. Стульев, стоявших здесь, постеснялось бы и самое захудалое кафе. Все как обычно – вкладывая средства в интерьер зала для гостей, хозяева никогда не потратят лишнюю копейку на комфорт работниц. Сколько раз я сама сталкивалась с этим. А сейчас я забыла об усталости и разглядывала незатейливые вешалки с прозрачными уборами для танцев, брошенные небрежно косметички, свалянные по углам туфли на высоком каблуке и коробку из-под презервативов, раскрытую, которая торчала из урны, стоящей перед дверью в туалет. Как жалко и ничтожно все это выглядело в предутренний час!
Но вдруг я представила, что невидимая, продолжаю стоять, а передо мной прокручиваются другие часы этого места: вот уборщица, вяло матерясь, возит по полу мокрой шваброй, вот приходят девушки, они отдохнули и теперь разговаривают, смеются, дешевые тряпки обнимают их молодые тела и преображаются в роскошные наряды, скромные помада, крем и тени делают юные лица соблазнительными, а ножки в разношенных туфлях заставляют биться чаще пульс клиентов. Они на подиуме, играет заводная музыка, улыбчивый бармен смешивает напитки, а посетители ждут, кто первая обхватит шест и закружится в танце.
Без них все это мертвое, вдруг осеняет меня, без них, милых, живых, теплых, все вообще прах и тлен, все вокруг них ничто, и только они, несчастные шлюшки, такие же, какой была я, придают смысл всей тошнотворной карусели, в которой нет ничего светлее и достойнее, чем их нежное порхание вокруг шеста. И я поняла, что должна сохранить их, сберечь их дыхание, краткое, как жизнь бабочки, сделать так, чтобы люди узнали их позор и их любовь. И если есть хоть какой-то смысл в их существовании, я попытаюсь рассказать о нем, потому что было время, когда я твердо решила стать проституткой, а значит, в этом тоже должен был скрываться тайный смысл, который теперь, оглядываясь назад, мне предстоит найти.