Про поедание долларов и араба с мучным лицом

Автор: grani7






Разные. Просто разные. На первый взгляд. Присмотревшись, начинаешь видеть две плоскости жизни одного человека. Причем параллельные. Которые никогда не пересекутся. На самом деле, они были тем самым выбором, перед которым мечтает встать каждый мужчина, но в то же время, не дай Бог перед ним действительно оказаться. Ведь это даже не пилюли Морфеуса. Тут ты в любом случае проиграешь. Но выбрать все равно надо.

Их знакомство заставляло многих подруг пускать искренние крокодильи слезы и сетовать на негодную судьбу, которая ниспослала такой здоровый плевок романтики в чью-то чужую жизнь, но обделила их самих. Он уехал толи искать себя, толи убегать от самого себя в туристическую страну третьего мира. И жил там припеваючи какое-то количество времени. Она прилетела туда отдохнуть и вдоволь пожалеть себя из-за закончившихся семилетних отношений. Пострадать всей душой, жалостливо попялиться влажными глазами в закат, пошло замолкая в середине какого-то веселого разговора. С удовольствием смаковались ночи, когда она вспоминала какой-то «премилый» эпизод, которыми пестрят любые отношения, и, наслаждаясь бульварностью момента, плакала всю ночь в подушку. Дурацкие жалостливые песни о несчастной женской судьбине также ели доллар за долларом в Ай-шопе. Он появился внезапно и в лучших традициях малолетних розовых снов. Спас, восхищался, удивлял и смешил. И, естественно, она улетела. И, не менее естественно, он обещал отправиться за ней на край света. В общем ситуация подошла к своему стандартному логическому завершению. Но, неожиданно, он все перевернул с ног на голову и все пошло не так…

… К моменту их знакомства он уже полгода жил во второсортной европейской стране, при сомнительном статусе эмигранта. Она обучалась в этой же стране «чему-нибудь и как-нибудь». Он не мог пройти мимо. Театрально-утонченное имя – таких имен даже проститутки не берут себе в творческие псевдонимы. Внешне гротескная смесь одной из бывших, от которой остались только хорошие воспоминания, немного от собственной матери, немного от любимых актрис, плюс всё то, чего недоставало во всех вышеперечисленных. А главное Игрок. Именно с большой буквы. Тонкость и острота ума, великолепная образованность, а главное, заточенные до бритвенного блеска хищнические инстинкты делали её прекрасной партией при любой игре. Она это понимала и гордилась. Она хотела играть. А он этой игры жаждал. Потому что застоялся и потускнел. В общем, они не могли пройти мимо друг друга, не попытавшись разломать оппоненту и без того трещащую по швам жизнь…

Самолет улетал, я самозабвенно рыдал, Макс, которому спектакль, длившийся последнюю неделю, плотно поднадоел, покуривал в стороне. Очень давно мне так сладко не страдалось! Естественно, в тот момент я бы убил любого, кто бы озвучил мне эту мысль. Письмо, к улетающей домой в Польшу, созрело еще до того, как была озвучена дата отъезда. Оставалось лишь добраться до интернет-кафе, как всегда заполненного похотливыми арабами, пускающими слюни на меню скайпа, и перенести всё на виртуальную бумагу. Мысль о том, как она получит этот мейл сразу по прибытию, грела душу. Я упивался собственным величием, торжеством своего печального образа, перед которым  «Демон» Врубеля представал в моих глазах талантливым победителем конкурса детского рисунка. Написанное в душном интернет-кафе письмо прямо таки источало первобытную тоску.

            Так совпало, что момент, когда усталость от арабской республики достигла ватерлинии, и появление на горизонте Лауры произошли одновременно. Поэтому решение о возвращении на негостеприимную Родину далось легко и с удовольствием.

            Арабское такси, как обычно, резко прыгнуло на обочину при виде поднятой руки, игнорируя разметку и потенциально аварийные ситуации. Довольный от обещанного неплохого барыша таксист решил продемонстрировать восточное гостеприимство. «Рюсский? Я хэв рюсский музыка!» — и переполненный гордостью гнилозубый араб отправил в деку кассету. «А вы не трогайте, не трогайте меня! Не задавайте мне вопросов глупых зря! Сегодня к маме я приехала домой!» — на это блевотное творчество мы могли ответить только хмурым молчанием.  Объяснять что-то представителю, некогда, великой цивилизации желания не было.

            Конечно же, рейс отложили. На душные и тягучие пять часов. Но перетерпеть это было в наших силах, особенно, после того как мы всеми правдами и неправдами достали билеты. Сесть на рейс, вылетающий уже на следующий день, было весьма не просто. За это право, араб в шестом турагентстве, предварительно долго вопя в телефон, получил от нас по тысяче египетских фунтов и вторую плейстейшен в виде приятного довеска. Но, помимо не вполне легально приобретенных билетов, была еще одна проблема. По законам АРЕ, иностранец, более месяца прибывающий на территории Египта, не имеет право вылетать чартером. Билет же на регулярку стоил около двадцати тысяч российских рублей.

 Вид на жительство жег руку сквозь паспорт, когда я проходил посадочную зону в аэропорту. Меня спас извечный туристический конвейер. Алгоритм «открыть паспорт – поднять печать – шлепнуть по паспорту – закрыть паспорт» был отработан пограничником до автоматизма. Сбой произошел только на последней стадии. Черные густые усы яростно зашевелились, обозначив выход из профессионального транса, и начало работы мозга. Араб с мукой на лице взирал на страницы моего паспорта, где соседствовала печать о предоставлении вида на жительство, выданного мне полтора месяца назад, и проставленная им же печать о закрытии туристической визы и выезде из страны. Его платоновские мучения были прерваны упавшей на страницы паспорта сто фунтовой купюрой. Створки арабского сознания стремительно захлопнулись на неопределенный срок, купюра отправилась в нагрудный карман, а паспорт – в мой руки.

            На борту трижды списанного чартерного самолета царил, пахнущий потом и дьютифришным алкоголем, российский триколор. Кругом повсеместно бухали, блевали, орали на потасканных стюардесс и, без зазрения совести, снимали обувь, распространяя соответствующий смрад. Из сна о приносящей очищение кровавой бане, с участием всех этих отбросов, меня выдернули аплодисменты. Никогда не понимал этого маразма – дружно хлопать при удачной посадке. Чему? Кому? Вроде бы не из аула в кишлак прилетели, а все равно. «Мы совершили посадку в аэропорте Внуково. Московское время пять часов сорок три минуты. За бортом – минус один и мокрый снег. Всего хорошего!» — на эти известия кто-то внутри меня яростно возопил про царящие вокруг еще три часа назад плюс тридцать семь, но быстро замолк. Я вышел на трап и сплюнул в март. В ответ март отрыгнул мне в лицо взвесью из снега, керосиновых паров и неповторимого «московского духа». Запаха серости и безнадёги. Радовало одно – надолго я здесь задерживаться не собирался.