Веснушки

Автор: Bemus * * *

- Да иди ты нахуй! Насрать в час пик на центральном пешеходном переходе! Ты ебанулся!

- Бля! Если я так сделаю — ты меня целый месяц пивом поить будешь!

- Хуйня вопрос! Завтра!

- Добазарились!

Толпа отбросов собиралась играть в «веснушки», и этот диалог был эдакой прелюдией ко всему готовящемуся действу. 

А началось всё с того, что Гнида, который припёрся в Мухосранск из Захлюпинска чисто потусить, возомнил себя после невьебенной дозы пойла Ксанфом. То есть нет, он не решил выпить море. Но он похвастался всей братве недоносков, что может тупо вот так в час пик насрать на пешеходном переходе в самом центре города. Фикус ему, конечно же, не поверил под дружное одобрение всей тусни. Гнида был задет и затаил обиду. 

А пока Гнида обдумывал свой план, самая панковская игра в «веснушки» готовилась полным ходом. Загвоздка состояла лишь в том, что никто не хотел срать. А без говна игра теряла всякий смысл. Не разведённой же гуашью мазать панковские рожи в столь обещавший вечер! 

Толпа была уже изрядно подогрета. Кто был уколотый, кто укуренный а кто просто бухой. А были и винегредчики, это те, кто был под всеми этими кайфами сразу. 

Хата, звуконепроницаемая полуподвальная сталинка, вмещала человек 25. И вся эта накипь общества, вернее её сливки, тусовалась в главной игорной комнате. 

Комната представляла собой абсолютно пустое помещение, в центре которого находился круглый стол. Вокруг стола стояло стульев семь. По количеству участников. Если накрыть этот стол зелёным сукном, со стороны могло бы показаться, что тут собираются играть в Покер. Но хуй там! Какой там Покер по сравнению с «веснушками»! 

Так вот загвоздка была в том, что срать никому не хотелось. А насрать нужно было именно в центр стола. Уже были отобраны участники, ровно семь, и крупье. Тот который и будет лупить со всей дури рукой по говну, когда игроки займут места за столом. 

Наконец Насос вызвался выдавить из себя, как он сказал, незначительный дозняк. Насос был бухой в сиську. Так что залезть на стол ему помогали все. Сняв штаны этот придурок не мог прицелиться строго в центр, отчего всем опять пришлось дружно ему помогать. Наконец центр был найден, но Насос к этому времени уже перехотел. Отчего по толпе прошёл неодобрительный ропот. Насос пытался было встать, но не тут то было. Верзила с ирокезом под полметра по имени Диблоид вмазал ему под дых, отчего бедняга, приняв позу орла, вынужден был давить из себя всё что только возможно. Под дружное ликование из Насоса полезло то что нужно, причём в довольно внушительной пропорции. 

После сего акта всё тот же Диблоид взвалил охающего Насоса на спину и унёс его в коридор. От дерьма пошёл всем знакомый едкий аромат. Куча оказалась то, что надо. Не слишком жидкая и не слишком твёрдая. В самый раз.

- Итак, господа игроки, принимаем соответствующий вид! – возгласил крупье, он же местный бомжеватого вида молодой человек по кличке Гоголь, прозванный так из-за удивительного сходства с последним. Семеро Панков начали оголяться до пояса. Сука, она же немолодая спившаяся особа, хозяйка хаты, собрала шмотки и вынесла их в другую комнату. Игроки заняли свои места. Как только подонки расселись, вся остальная масса дружно удалилась в коридор. Там воцарилась напряжённая тишина. 

- Внимание, джентльмены, напоминаю. — распрягал Гоголь,- Крупье бьёт по дерьму до полного его исчезновения со стола, после чего он же под контролем всей тусни подсчитывает веснушки. Спешу вас обрадовать, что приз сегодняшний, как и всегда будет состоять из единоличной бутылки водки и правом первому зайти в ванную. Последнее по желанию. 

Отбросы дружно закивали ирокезами и патлами. На пару секунд воцарилась гробовая тишина. Гоголь медленно, как в рапиде, поднял правую руку, на мгновение задержал её в воздухе и что есть силы ударил по дерьму. 

- Раз! – толпа в коридоре бурно ликовала.

-Два!!! – гогот и улюлюканье.

-Три!!! – дикий ор.

Таких ударов последовало около восьми. Гоголь явно не спешил раздербанивать попусту дерьмо и растягивал удовольствие. Что немало забавляло толпу в коридоре. По квартире витал запах свежеразмазанного дерьма. Эта гремучая смесь табачного дыма, перегара и дерьма, казалось, и была тем самым духом, вырвавшимся наружу из этих увлечённых своим брутальным удовольствием душ. 

Наконец удары прекратились, и толпа с гоготом ввалилась в игорную комнату. Лица игроков зияли улыбками, на которых мило разбрызгалось Насосово дерьмо. Каждый взгляд выражал надежду, что именно его разукрашенная говном рожа сейчас получит единоличное пойло и позволит ему убиться в хлам с чувством своей непревзойдённости.

Развернувшись на стульях к толпе, рожи выставились на всеобщее обозрение. Гоголь начал подсчёт. Толпа держалась чуть поодоль, стараясь не наступить в брызги дерьма, но большинству было похуй. Гоголь с серьёзностью хирурга считал веснушки. И вот вердикт был вынесен. Победил Пень. У него оказалось 28 веснушек на роже. Когда Гоголь вынес решение, толпа одобряюще загорлопанила, а все остальные проигравшие пытались было спорить, но всем на самом деле было уже похуй. Все поздравляли Пня и Сука торжественно вручила ему честно заработанный пузырь. Пень не отходя от своего победного места тут же его и опустошил и дикая оргия понеслась дальше. 

Откуда бралось пойло, трава и всё остальное никто не знал и не спрашивал. Оно просто БЫЛО. Кто-то приносил одно, кто-то другое и это всё просто давалось. Бери и не спрашивай. Лишь Сука иногда пыталась усмирить слишком разбушевавшихся кайфоломов, ибо она была хозяйкой хаты и ей всё это предстояло убирать. Но она всегда была щедро вознаграждена, ибо ей доставалось всё что оставалось. А оставалось как ни странно много, включая пустые бутылки, на которые собственно Сука и жила. 

Веселились все. Все кроме Гниды. Ибо Гниде завтра предстояло не упасть лицом в грязь. Гнида завтра должен был насрать в час пик на центральном пешеходном переходе. И Гнида думал. Вернее он уже знал как это сделает. Гнида думал и мечтал о том, каким героем он станет завтра. Что там этот выигравший «веснушки» Пень! Вот он завтра устроит шоу! Гнида смачно затягивался планом и сам себе хихикал, ахуевая от своего гениального плана. Гнида курил план и обдумывал план. Завтра он станет героем Мухосрансой тусни всех самых отборных подонков в округе. А потом он целый месяц нахаляву будет тусить и пить пиво.

Оргия продолжалась до самого утра. Перед рассветом все вырубились. Тела валялись где только возможно: в прихожей, в ванной, даже на игорном столе заснул какой-то бедолага. Не спал только Гнида. Его нехило пёрло от выкуренного косяка, и он шарился по хате что-то выискивая. Пару раз его тормозила Сука и спрашивала, чего он хочет. Гнида только многозначительно лыбился и приговаривал «Абажжите, бля, абажжите». 

Наконец Гнида вроде бы нашёл то, что искал. В одной из комнат стоял давно никому ненужный книжный шкаф. Гнида его обследовал и удовлетворённый подошёл к курившей на кухне Суке. Там он ей что-то долго распрягал. Сука хихикала, потом махнула головой и достала из-за газовой плиты большую сумку. Гнида взял сумку и полностью набил её книгами из шкафа. После он сказал Суке «Ровно в час!» и вышел из хаты.

Занималось раннеапрельское утро. День обещал быть солнечным и Гнида в приподнятом настроении гордо шагал по Мухосранским проспектам. Куда он шёл, никто не знал. Но любой, увидевший Гниду в этот момент догадался бы, что этот дурнопахнущий человек неопределённого возраста абсолютно счастлив…

После одиннадцати утра отбросы стали просыпаться. Всем было хуёво что пездец. Не колотило только тех, кто курил план, но они предпочли не оставаться в хате и слиняли по домам. То есть в хате остались те, кто бухал и винегредчики. Сука, как радетельная хозяйка ещё после ухода Гниды обшарила сусеки и на опохмелку присутствующим наскребла. Тусня похмелялась, проклиная и вчерашний вечер, и веснушки, и жизнь. 

Фикус был очень зол с бодуна и не знал на ком оторваться. И вдруг он вспомнил, что Гнида вчера гнал про что-то невыполнимое.

- А где Гнида, бля?

- Гнида будет в час дня срать на пешеходном переходе в центре. Как и обещал. А ты его пивом обещал месяц поить. Забыл? — Сука ехидно осклабилась.

- Да помню я. Нихуя он не насрёт. Загребут его прежде чем штаны снимет. Наливай.

Толпа понемногу приходила в себя и разговор стал вертеться вокруг предстоящей веселухи, если Гнида в натуре утворит задуманное. Алкоголь стал разогревать любопытство и азарт всей тусни. Кто-то кого-то отправил за добавкой пойла. Человек десять отборных Мухосранских отбросов готовились психологически и физически к предстоящему шоу. Все почему-то были уверены, что Гнида таки насрёт. Во что бы то ни стало. По крайней мере, всем так очень хотелось, ибо подобного никто ещё в Мухосранске не вытворял. Только Фикус злился и психовал. Его похмелившееся самолюбие упорно не хотело верить в то, что он, прирождённый лидер всех этих подоноков, может проиграть спор какому-то залётному Захлюпинскому недоумку.

Наконец часы показали половину первого и толпа вонючих и бухих отбросов вывалилась из хаты. Фикус красный и злой решительно шагал впереди всех, отпугивая своим ирокезом и вонью прохожих. Остальные, хохоча и громко матюкаясь плелись за ним. Без десяти час стадо приблизилось к центру города. Вот и переход. 

- Ну и где же этот Гнида? – ехидно возмутился Фикус.

- Он сказал ровно в час.- затянулась сигаретой Сука и присела на корточки.

Остальные, сильно подогретые алкоголем панки, стали играть пробкой от вина в футбол прямо на тротуаре. Время от времени они останавливали игру и осматривались вокруг. Время шло. Гниды не было. 

И вот, ровно без одной минуты час с противоположной стороны проспекта, в шинели до пят, со связками книг в обеих руках, в чёрных очках и со свеженакрахмаленным ирокезом появилась стройная стать Гниды.

С каменным лицом, не выражавшим абсолютно никаких эмоций, уверенно и твёрдо Гнида двигался к пешеходному переходу. Толпа прохожих ожидала зелёный свет и безучастно тупила в светофор. Все явно торопились, и никому не было дело до окружающих. Гнида пристроился за двумя школьницами и тоже упёрся взглядом в светофор. 

Одна из школьниц вдруг насторожено поводила носом в стороны, потом медленно повернулась на запах, которым пропиталось Гнидино тело и одежда. Узрев позади себя вонючее чувырло с агрессивно стоящим ирокезом, девица завизжала и бросилась в центр толпы, увлекая за собой подружку. Гнида не дрогнул ни единым мускулом и продолжал сосредоточенно пожирать взглядом светофор. 

Придя в себя, школьницы прыснули дружным смехом, и из-за спин взрослых дядь и тёть затыкали пальчиками в его сторону. Привлечённое внимание граждан к особе говноподонка воткнулась в Гниду со всех сторон. Толпа морщилась носами и лицами, прикрывала дыхательные пути ладошками и торопливо расчищала пространство вокруг нашего героя. Гнида с каменным как у памятника лицом замер. Он был сама отрешённость. Эдакий говнобудда источал скунсоподобный аромат и абсолютно на всех, казалось, срал с Вавилонской башни. А внутри него всё ликовало! 

Пока Гнида и добропорядочные граждане ожидают зелёного сигнала светофора, позволю себе немного рассказать об этом загадочном колоритном образе. Вернее образине.

Гнида был профессиональным мимом. Он с отличием закончил цирковое училище и ему пророчили большие подмостки. Студентом он зарабатывал на оживлённых проспектах Захлюпинска, долгое время застыв в одной позе. Пока очередной любопытный не кинет в его жестянку мелочь. Так он зарабатывал рублей пять в день, что для тех ностальгических времён было далеко не мало. Вот и сейчас Гнида неподвижно застыл, пока я презентую вам его личность. 

Гнида много читал. В основном философию и религиознае труды. Пока однажды он не наткнулся на опусы очередного то ли Гюрджиева, то ли Сикориского. Нечто в таком духе. Слетев башкой по этой пудре для мозгов, Гнида вместе со своей подружкой бросился на поиски гуру-автора этих мозгоебических трудов. Но выйти на «мастера» им не удалось. Зато с самими сектантами они встретились. 

В первый же вечер знакомства, его привели на какую-то заброшенную хату несколько отрешённых людей разнокалибарного возраста. Там, вслушав восхищённые отзывы Гниды о трудах «мастера», группа этих странных личностей, не сказав ни слова, просто напросто отпиздила Гниду очень жестоко. После чего на его же глазах изнасиловали его подружку. 

Когда всё закончилось, один из этих странных сектантов склонился над Гнидой и, совершенно отрешённо и добродушно, произнёс: «Ну вот теперь мы и посмотрим как ты хочешь присоединиться к нам. Ты полное, отождествлённое с собой чмо. Кем ты себя возомнил? Сначала переступи через себя, выкинь это лживое «Я» из своей тупой башки. А потом и поговорим. Как только будешь готов, мы окажемся рядом. Посмотрим, что тебе дороже: истина или твоё червивое «Я». Привет от мастера». И напоследок ещё раз припечатал Гниде в дюндель, чтобы тот отключился.

Подружка слетела крышей, отвалялась где-то на дурке, и Гнида о ней больше никогда ничего не слышал. Он бросил карьеру цирковой звезды, нарядился в чучело и отправился «растождествляться». Он убивал свою значимость, своё гнилое «Я», колеся без денег и без сменной одежды по просторам тюрьмы народов, ночевал где попало и ел что попало. Гнида намеренно загонял себя в умопомрачительные косяки и не заботился, как будет из этого выпутываться. И вот на такой волне он зарулил в Мухосранск. 

Но вот и зелёный свет! Пора вернуться к нашему герою непосредственно.

Подонки явно не ожидали увидеть Гниду в столь интеллектуальном виде. Пень пытался было заржать, но тусня его не поддержала и как то даже растерянно примагнитилась взглядом к столь неожиданной картине. Фикус отвис челюстями и медленно приблизился к переходу. Подонки засеменили за предводителем.

Граждане бодренько спешили пересечь шумный проспект и суетливо лавировали друг между другом. Но наш герой словно прирос к месту на котором стоял. Подонки столпились напротив Гниды с другой стороны проспекта и совершенно отупело созерцали невероятное. Секунды оставались до красного света. И вот, когда зелёный начал предупреждающе мигать, Гнида сорвался с места и семимильными шагами бросился по переходу. Красный свет его настиг прямо на островке посередине «зебры». Машины взревели и ринулись по проспекту с обеих сторон панка-интеллектуала. Гнида, как затравленный зверёк стал испуганно вертеться на месте, шарахаясь то от юркого запорожца, то от грозного КАМАЗА. Недоноски дружно заржали, а Сука даже захлопала в ладоши. Фикус был на пределе и со злости ёбнул Гоголя прямо в усы. Гоголь, не переставая ржать, спрятался за Диблоида и вытирал грязными руками кровь с рассечённой губы. 

Машины неслись мимо Гниды развевая его ирокез и шинель. Некоторые водители сигналили ему, как молоденькой девочке. Всем было весело. И вдруг Гниду чуть не снесло ветром от промчавшегося грозного Урала. Говнобудда зашатался, потом как бы споткнулся, взмахнул руками с книгами и те рассыпались вокруг него. Это было нечто! Перегруженный машинами проспект, шум, гам и посередине автострады пугало в окружении россыпи литературы. 

Фикус не понимал, что Гнида задумал. Его это невыносимо злило. Хотел было ёбнуть Гоголя ещё раз, но тот надёжно укрылся в крепости спины Диблоида. А ёбнуть кого-нибудь хотелось очень сильно. Рядом проходил, побрякивая медалями пожилой ветеран и Фикус дёрнул его за рукав:

- Дай рубля, дед! Рубёл накинь, старый! А!? — грозно растопырив беззубый рот, отброс доебался до защитника Родины.

- Э-э-э…Н-н-нету у м-м-меня… — ветеран поспешил мимо побрякивая металлом багодарности Отечества.

- Ну так иди нахуй отсюда, а то в жопу плюну и голова отвалится! Ковыляй нахуй, тыгдыгский конь!

Тыг-дык, тыг-дык-тыг-дык…

И вот вновь загорелся зелёный. Пешеходы опять засуетились по переходу. Гнида, чуть подтянув шинель, присел на корточки и торопливо стал собирать книги. Граждане обходили его, награждая удивлёнными взглядами. Одна сердобольная старушка принялась было ему помогать. Но видно не вынесла ароматной атаки Гнидиного растождествления и оставила эту гуманную затею. Вот-вот должен был загореться красный. Гнида активно собирал книги. Все пешеходы перешели на нужную им сторону и Говнобудда в городом одиночестве, обозреваемый сотнями глаз, паковал литературу в стопки. 

Загорелся красный. Машины опять взревели и Гнида мелькал ирокезом между ними. Загорелся жёлтый. Машины остановились. Пешеходы приготовились. Гнида был как на сцене, сидящий на корточках в длинной шинели, которая скрывала всю нижнюю часть его тела. Созерцаем и пожираем туснёй, зеваками и водителями. В этот самый момент Гнида осторожно поднялся, оправил шинель, взял в руки связки книг и теми же семимильными шагами бросился к толпе недоносков. 

Кучу дерьма на том месте где только что сидел Гнида отбросы заметили сразу.

- Говно! Говно! Бля! Гавно, бля буду! – заверещала Сука и согнулась пополам от хохота. Гоголь показывал пальцем на середину перехода и дёргал Диблоида за рукав. Тусня ржала и её хохот наполнял чем-то вечно живым суетливый, запрограммированный и предсказуемый эфир большого муравейника. Даже Фикус лахал во всё редкозубое хавало, ибо как настоящий лидер умел по достоинству оценить настоящую пункерскую заморочку. Гнида пересёк переход, поставил около урны интеллектуальную собственность человечества, снял очки и бросился в объятия толпы подонков.

Все были счастливы.

А дерьмо? Его добропорядочные обитатели Мухосранска даже не заметили. Оно липло к изящным туфелькам девушек, растоптанным говнодавам работяг, кедам подростков. Говно размазывалось по самому оживлённому переходу, наматывалось на колёса машин, уносясь в непредсказуемые закоулки городского пространства, радуя младенческий незамутнённый Ахуй растождествляющегося Гниды. 



* * *



 Веснушки на лице социума, с его выцветшими социальными нормами, с его затёртыми ценностями, с его обывательской мечтой.

Социум. Ему не скрыться от этих веснушек. От бомжей, от припанкованно-похуистической тусовки, от гопников, поджидающих в подворотне или стрёмном дворе свою жертву. 

Эти веснушки с радостью дают пинка всем потребительским, добропорядочным стереотипам. Они неизбежны. Они выскочат обязательно по весне, по своей весне.

Гопник оденет спортивные штаны как только потеплеет и поплетётся на лавочку к друганам; бомж вылезет под тёплое солнышко из своей помойки на всеобщее обозрение; панки и прочие неформалы повылезают из своих нор, как только тело социума начнёт подавать признаки слишком хорошего самочувствия. И вся эта асоциальная элементщина законопатится по лицу устаканенного обывательского бомбоубежища. 

Я люблю эту пёструю массу всевозможных асоциалов. Они живые как дети. Они не хотят загонятся в рамки программы школа-семья-дети-старость-смерть. Они сразу выбирают смерть под забором. Living for today! Умри молодым! 

Я, крохотная точечка дерьма, сделаю всё, чтобы окружающая меня электорально-потребительская биомасса с отвращением морщилась и воротила от меня свою сытую рожу. Я сливаюсь с этой массой и становлюсь одним из островков говна на лице прогнившего мира. В моих глазах этот мир катится в пропасть и я с радостью, хохоча даю ему пинка. 

Я выскакиваю как прыщ, неожиданно и неприятно. Я неизбежность, как сама весна. А весна придёт в любом случае. Маленькая девочка Весна ворвётся в нашу жизнь, какими бы раковыми опухолями мы не болели. Она наивно, по детски, весело смеясь, подбежит и протянет к вам своё личико, на котором будут россыпи самых милых веснушек, самых неожиданных и непредсказуемых. 

Я рад, что я одна из этих песчинок. 

Я крупица радости и умиления на лице вечной девочки Весны. 

Я — веснушка. 

Я вечно юн.

Я вечно пьян.

Я иду умирать молодым.