Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
За жизнь:: - СТВОЛ (часть последняя и самая длинная)СТВОЛ (часть последняя и самая длинная)Автор: Мартин П. Stalker предыдущие части:http://www.litprom.ru/thread33135.html http://www.litprom.ru/thread33013.html http://www.litprom.ru/thread32924.html http://www.lit prom.ru/thread32755.html http://www.litprom.ru/thread32717.html http://www.litprom.ru/thread32621.html http://www.litprom.ru/thread32540.html - Александр Борисович! - Да, Миша. Я уже в машине. Еду. Давай расклад. Что произошло. - Да тут столько произошло, товарищ майор… - Давай без лирики. Факты. - Понял. Позавчера ночью на пульт отделения поступил сигнал… - Еще короче, лейтенант. - В общем. Позавчера ночью в северо-западном районе нашщ Стрелок застрелил гражданина Степанова… Короче местного мелкого бандюка на джипе пристрелил. Причем, скорее всего, с целью грабежа. Видно поиздержался. Денег при убитом не нашли. Сообщил житель близлежащего дома. Видел стрельбу в окно и позвонил. В темноте он, конечно же, ничего не разобрал. Наряд приехал через семь минут, так что вряд ли… - Все ясно, Миша. Правильные выводы сделал. Пропускай подробности. Только необходимая на данный момент информация. - Понял. На следующий день на него вышли люди Румына. Он уложил обоих бойцов прямо в машине. Плюс пристрелил тех самых двух кавказцев, которых забрали на рынке для опознания. Пальбу устроил прямо возле своего дома. А утром преспокойно прошел мимо следственной группы куда-то и еще на обратном пути постоял, поглазел у оцепления. - Откуда известно? - В расстрелянной машине была найдена распечатка фоторобота. Пацан местный его узнал. К нему еще вчера эти румыновцы подходили. А Стрелок – сосед пацана по подъезду. Мы сразу метнулись на квартиру, брать. Не успели. - Дальше. - А дальше этот ухарь перестрелял охрану на входе своей работы, забаррикадировал верхние этажи и держит там теперь в заложниках всю свою фирму. *** Своевременность. Прекрасное ощущение. Я никогда не занимался серфингом. Но теперь это ощущение мне знакомо. Когда за твоей спиной с грохотом беснуется неумолимая стихия способная перемолоть что угодно. Но эта сила не в состоянии дотянуться своими щупальцами до тебя. Потому что ты плавно скользишь, наслаждаясь вольным ветром, впереди этой могучей волны. И чем больше она беснуется, тем стремительнее ты несешься вперед. Моя скорость обуславливается скоростью стихии. Все складывалось просто великолепно. Я стоял там во дворе возле места моей победы и наблюдал, как глупые людишки копаются в надежде найти какую-нибудь зацепку. И не догадываются, что тот, кто им нужен, находится буквально в пяти шагах. Я поймал машину, закинул все, что нужно в багажник. Никакой ностальгической печали от мысли, что я больше не вернусь в этот дом, не было. Как можно грустить по надоевшему и, наконец, отрезанному ногтю. К черту рухлядь! Надо было только один единственный визит нанести. Но это не заняло много времени. По дороге заехал и забрал оставленные в маркете по причине тяжести пакеты. Все прошло без сучка и задоринки. Я просто ощущал этот грохот волны. Она грохотала, но грохот этот для меня был пустым сотрясанием воздуха. Я был сильнее, умнее и быстрее. Почти как олимпиец. Когда я заходил на проходную, я уже знал – этот мир не может мне противиться. Так и было. Металлоискатель не работал. Я спокойно прошел сквозь заповедную рамку, держа под одеждой два грозных куска стали. А когда остановился, никто не обратил внимания на то, как я достал длинного увесистого Стечкина и начал отстрел. Звук приглушенных хлопков выстрелов был необычен, но не резок. Паника началась только тогда, когда все пять охранников уже неподвижно лежали на натертых до блеска белесых плитках пола, заливая его багровым сиропом. Не готовы они оказались к настоящему нападению. Это вам, ребятки, не пьяных обыскивать. Хотя и я не слишком чисто сработал. Все-таки Стечкин это не Тайсон. Слишком тяжелый и громоздкий. Теперь можно было не шифроваться. Это был уже мой третий рейс. За предыдущие два я успел, не спеша, почти все сделать. Пожарная лестница между восьмым и девятым этажами была уже перегорожена и старательно заминирована. Все-таки мы живем в замечательное время! Благодаря голливуду, можно выбрать необходимую схему акции, а интернет снабдит тебя всей необходимой технической информацией. Когда я, пыхтя, перетаскивал ящики с бутылками зажигательной смеси, ни у кого из охраны не возникло никакого подозрения. Ну, таскает трудяга какие-то звякающие ящики, значит так нужно. Пропуск-то у него в порядке. Может у них там корпоратив. Смешно. Ведь это охрана. Она должна обеспечивать безопасность сотрудников. Она должна проверять, не несет ли каждый входящий что-либо, угрожающее жизни людей. В том числе и их жизни. Что ж, не проверили – извольте расплатиться. Оставалось только подняться на лифте на самый верх и отрубить лифты. Это тоже не заняло много времени. Информацию о расположении рубильников я почерпнул из того же щедрого интернета. Теперь верхние четыре этажа здания были изолированы полностью. Вся моя распрекрасная фирма была в полном моем распоряжении. А значит, настало время моего триумфа. Я спустился до восьмого, прошел мимо недоумевающе тыкающих кнопки вызова лифта сотрудников, встал в конце коридора, окинул взглядом спокойные еще кабинеты и открыто достал оба ствола. Пора. *** - Румын! - Да, слушаю. Кто это? - Это Тихий. Человек, который завалил твоих бойцов, сейчас на проспекте Мира 212. - Вот как? И откуда такие расклады? - Слухами земля полнится. Так что поспеши, пока его мусора не скрутили. И не кипешуй, никаких уловок. Я реально за базар отвечаю. - С чего это ты решил мне помогать, Гаврилыч? - Пока такие беспредельщики как этот по городу шарятся никому из нас покоя не будет, так что мои интересы сейчас совпадают с твоими, Антоныч. - Допустим. И что, мусора его уже там пасут? - Румын, ты меня удивляешь! Включи телевизор. Там по всем местным каналам визг стоит. *** - Наконец-то! - Здравия желаю, товарищ полковник! - Здравствуй, Александр Борисович. Видишь, какая петрушка вышла. Мы тут с лейтенантом пообщались. Выходит, кругом ты оказался прав, я мы обмишурились. Уж извини, что сразу не восприняли всерьез твою версию. Что ж, и на старуху, что называется, бывает проруха. Так что выручай, ты у нас, получается, главный консультант по этому психу. - С вашего позволения, товарищ полковник… - Да брось, Александр Борисович! Не до субординации сейчас. После козырять будем. Сейчас дело важнее. - В таком случае, рассказывайте по порядку, что здесь произошло. - Он пришел в офис в семь, за два часа до начала работы. Перетащил внутрь три каких-то ящика. Скорее всего, именно тогда он забаррикадировал пожарную лестницу и сломал замки на дверях. Так как пожарной лестницей пользоваться неудобно, никто его действий не заметил. Потом он появился только в одиннадцать тридцать, перебил охрану внизу, поднялся наверх, обесточил лифты и открыл стрельбу. Причем не забыл заблокировать двери на основной лестнице. Так или иначе, три этажа оказались отсечены от остального здания и выбраться оттуда сейчас нет никакой возможности. Звонки на пульт милиции посыпались в одиннадцать сорок две. К сожалению, ничего путного выяснить не удалось. Все перепуганы, сообщения невнятны. Так что общая картина крайне туманная. Точное количество жертв до сих пор не выяснено. Стрельба раздавалась в течение сорока минут. Судя по всему, он ходил из кабинета в кабинет и отстреливал народ, пока не зачистил все помещения. По приблизительным подсчетам, там находилось около сотни человек. Сколько из них уцелело, остается загадкой. Как и то, где он их держит. Связи нет никакой. Сотовые отключены, городские номера тоже молчат. Камеры наблюдения, естественно, не работают. Мы вообще ничего не можем сказать о том, что там сейчас творится. Здание стоит особняком, все близлежащие, как видите, гораздо ниже. Ни снайперов посадить, ни в окна заглянуть. - А почему вы решили, что он там кого-то в живых оставил? - После штурма он вывел к окну генерального директора и пистолетом у виска и крикнул, что начнет убивать заложников, если попытка повторится. - После штурма? - Да уж. Хм… Мы тут предприняли поначалу кое-что… - Не темните, Алексей Геннадиевич! Мы же в одной команде. - В общем, попытались час назад разобрать пожарную лестницу. Он там мебели навалил, столов, стульев, тумбочек всяких… Короче, он туда, как выяснилось, три бутылки с зажигательной дрянью установил, а в качестве взрывателя, скорее всего, петарды использовал. Двое на месте погибли. Троих в больницу с тяжелейшими ожогами. Пожарники лезть тушить отказываются. Боятся, что он из окон палить начнет. Там сейчас такой пожар разгорелся… - На связь, я так понимаю, он не выходил? - Кроме того заявления, про заложников – ни слова. - Что по нему есть? - Аркадий Оладышев. Сорок два года. Не женат. Работает в фирме «Интер-Оптимус» младшим менеджером по… Черт, где же тут у меня было записано. Короче, мелкий служащий. Работает там уже восемнадцать лет. Характер тихий. Эдакий заморыш. Не состоял, не привлекался, не замечен. Живет один. Словом, совершенно не за что зацепиться. - Да. Плохо дело. - Да не мучай, Борисыч! Говори толком. Чего нам ждать? Что он может потребовать? - В том-то и дело, что ничего. - Как так? - Этого я боялся больше всего. Ничего ему не надо. Ни денег, ни самолета, ни отставки президента. Все что ему нужно, у него уже есть. - Не понимаю. Чего же он хочет? - Только одного. Убивать. И это самое страшное. *** Как тихо! Давно мечтал, чтобы здесь в будний день было так тихо. Сегодня просто волшебный день. День, когда сбываются мечты. Я шел по кабинетам своего офиса и с величайшим наслаждением претворял в жизнь то, о чем мечтал так долго. Тайсон торжествовал вместе со мной. Он безошибочно указывал мне, где прячется урод, заслуживающий пули, а где обычная жертва бесчувственной корпоративной машины. Стрелял я всегда наверняка, чтобы не тратить времени сил и боеприпасов. Только с моим «другом» Матвеевым позволил себе некоторую слабость. Захотелось посмотреть как он будет корчится. Славное было зрелище. Оставшихся согнал вместе, поотбирал все телефоны и запер в холле конференц-зала. Велел сидеть тихо. Больше к ним не заходил. Знаю, будут сидеть тихо как мышки. После всего-то того, что они видели, точно бузить не будут. Туалет у них там есть, кулер с водой тоже. За них я не беспокоился. Нет там среди них ни одного способного хоть на какой-нибудь поступок. Работа в фирмах вроде нашей превращает большинство в послушных баранов. Это стадо привыкшее подчиняться пастуху. На самостоятельные действия они не способны. Пастух все решает, и стадо заранее согласно с любым его решением. Даже если этот пастух вытягивает из стада одного из них и начинает резать у всех на глазах, остальные только жмутся друг другу, воспринимая обреченного как исторгнутого обществом изгоя. Причем каждый радуется, что режут не его и тупо верит, что так будет всегда. Поэтому теперь я для них всего лишь новый пастух. И они беспрекословно будут исполнять все мои указания. Конечно, это стадо тоже не заслуживает пощады, но не стоит на них тратить патроны, которых и так значительно поубавилось. А ведь впереди еще финальный аккорд. Но это позже. А пока я наслаждался восхитительной и несравненной тишиной. Такая тишина настает только после основательного грохота. И этим она особенна ценна. Я сидел в самом главном кабинете нашей компании и блаженствовал. Только вот Великий и Ужасный все портил. Пыхтел как паровоз. Страшно ему. Весь потом покрылся. Весь его надменный лоск улетучился. Сейчас передо мной сидело привязанное к стулу насмерть перепуганное, дрожащее, жалкое, несчастное, совершенно мокрое ничтожество. - Уймись, Константин Семенович! Отвлекаешь. - Послушай, чего ты добиваешься? – снова завел свою песню генеральный, — Неужели ты не понимаешь, что ты отсюда не выберешься. Тебе крышка! - А с чего ты взял, что я собираюсь выбираться, мой дорогой супербосс? Неужели ты думаешь, что я так цепляюсь за эту никчемную жизнь. Пойми ты, что жизнь нам дается для чего-то конкретного. А мы как полные идиоты тратим жизнь для того чтобы просто жить. Ну подумай сам, для чего все это? Ради денег? Так их с собой в могилу не унесешь. Чтобы наплодить и обеспечить будущее паре-тройке спиногрызов? Так они вырастут избалованными, изнеженными белоручками, которые к тому же будут тебя же ненавидеть. Ведь так, а, Семеныч? Да и вообще, что за бред – жизнь ради продолжения жизни! Тупо размножаться меня не устраивает. - Да ты совсем дебил! - Ты не поймешь. Да тебе и понимать нечем. Нету у тебя того органа, который понимать должен. Отсохла у тебя понималка. Ты же давно ничего понимать не желаешь! У тебя и таких как ты только одна цель – хапать. Вы же даже не хапаете, чтобы жить, вы живете, чтобы хапать. Но самое поганое, это то, что вы уже помешались на своем воровстве. Вы уже начали обворовывать тех, кто вас кормит. Вам уже мало того, что люди, которые на вас работают, которые приносят вам прибыль, получают жалкие крохи. Вы и эти крохи хотите отобрать. Чтобы бедный трудяга расплачивался еще и за ваши бездарные косяки в руководстве, за вашу глупость, жадность и недальновидность. У тебя же давно мозги закостенели. Ты по тупости своей вляпываешься в дерьмо, а расхлебывать все должны подчиненные. Ты же у нас непогрешим. - Бред! Какой невообразимый бред! - Верно, Константин Семенович, ты не в силах вообразить ничего, что не касается твоего брюха и твоего кошелька. Ты же никого, кто ниже тебя за людей не считаешь. Мы все для тебя насекомые. Только, оказывается, и у насекомого есть и чувства и желания и гордость. - Все это тебе ничего не даст, — судя по интонациям, Великий и Ужасный был близок к истерике, — Тебя грохнут. Понял? Просто грохнут. - Прекрасно, Костик, прекрасно! Я готов. Пусть меня грохнут. Но перед этим я успею грохнуть тебя. И этим освобожу немало народу от твоей гнилой политики управления. Ты хочешь сказать, что и это ничего не даст? Что на смену тебе придет другой кровосос? Такой же, если не хуже? Согласен. Придет. Только вот после твоей скоропостижной и трагической гибели очень многие денежные упыри извлекут урок. Что нельзя обижать работников низшего звена. Что даже у самого ничтожного представителя офисного планктона может лопнуть терпение. Что даже самый затюканный клерк может захотеть повторить мой поступок. Захотеть взять в руки пистолет, или топор, или бейсбольную биту, или канистру с бензином и пойти научить зарвавшееся руководство уму-разуму. И наглости у вашего брата поубавится. Значит, я не зря свою жизнь прожил. Значит, оставил какой-то след. А вот ты, мой дорогой верховный главнокомандующий, ты можешь сказать, зачем живешь ты? С какой целью ты занимаешь место в этом мире? Во имя чего ты коптишь это небо? Причем не только коптишь, но еще и не даешь нормально дышать целой куче народа. Что такого ты в своей жизни сделал, чтобы я мог сказать «Семеныч, ты человек. Ты заслужил право на жизнь» Не знаешь. Раз так – не обессудь. Ни тебя, ни подобных тебе пауков я жалеть не намерен. - Господи! Неужели ты действительно хочешь меня застрелить! – заныл босс. Все-таки надо было ему рот заклеить. - Не решил еще пока, — я пожал плечами, — Может и застрелю. А может, вышвырну из окна. *** - Ну что? - Все верно, Савелий Антонович. Это он. Ковальчук всю раскладку выложил. Старается, крыса. Наш пассажир три верхних этажа заблокировал. Вон те, где дым. Сидит там с утра. Мусора обложили плотно. Я Ковальчука за глотку взял, но в действительно не может сейчас ничего сделать. - Значит так, Филин. Здесь вся эта тягомотина будет еще не меньше трех часов длиться, так что вывернись наизнанку, но найди и привези мне сюда Дантеса. - Дантеса?! Савелий Антонович, я правильно понял? Это ведь… - Да, да, ты не ослышался! Я помню, что это за тип! Помню! Что дерет втридорога, что капризный, что может передумать и заказчика завалить из моральных соображений. Все помню. Но этот сукин сын лучший из всех. А мне больше промашек не надо! - Я понимаю. Но, Савелий Антонович… - Я троих своих людей потерял, мать твою! Троих! В том числе и Компостера! Моего незаменимого Компостера! Которого ты, паскуда, выпросил! Так что лети, Филин! И если ты, сука, не приведешь сюда Дантеса в течение часа, я тебя лично на ремни порежу!!! Усек? *** - Не можем же мы просто сидеть и ждать, когда этот полоумный перебьет всех оставшихся! - А я этого и не говорю, Алексей Геннадьевич. Предотвратить эту трагедию мы не успели. Значит, надо постараться спасти тех, кого еще можно. И как можно быстрее. Пока антитеррористы не прибыли. Эти уж точно нянчиться не будут. Такой Сталинград здесь устроят, камня на камне не останется. - Ну, и что ты предлагаешь? - Требований никаких он выдвигать не будет, это ясно. Значит и переговоры ему не нужны. По личным связям что? - Стопроцентный бобыль. Живет один. Ни родственников, ни друзей, ни завалящего хомячка. - Женщины? - Тоже никаких сведений. - Мда. Выходит, и здесь на него не нажмешь. Тогда, боюсь, остается только одно, чем можно его заинтересовать… *** День невыносимо медленно двигался к завершению. Конечно, это был великолепный день. Но финал должен проходить в темноте. Дневной свет в таком деле совершенно неуместен. Я ждал вечера и начинал уже проявлять некоторые признаки нетерпения. Тайсон, поначалу вроде бы насытившийся, снова рвался в бой. Интересное дело, я совершенно не слышал Стечкина. Если мой Тайсон был настолько наполнен жизнью, что энергия просто била из него фонтаном, то Стечкин в руке был просто тяжелым холодным и бездушным механизмом. Очевидно, не во всех орудиях смерти есть жизнь. Забавно. Жизнь в орудии смерти. Все-таки наш мир безумен. И не стоит пытаться жить в нем по каким-либо вменяемым правилам. Надо просто определиться кто ты в этом сумасшедшем доме – пациент или санитар. И действовать соответственно… Внезапно за окном раздался усиленный мегафоном голос. - Оладышев, внимание! Говорит майор Сорокин. Предлагаю вам немедленно отпустить заложников и сдаться. Даю вам на размышление десять минут. В случае неповиновения, имею официальное указание вести огонь на поражение. Не стоит с нами играть, сынок! Подумай как следует. Здесь собрались профи. *** - Савелий Антонович, кажется, они собираются идти на штурм. - Что Дантес? - Дантес подписался. Он уже на точке. - Дай мне его. - Минутку. … - Алло, Дантес? - Слушаю. - Мне нужно, чтобы этот кусок не был упакован. Сделаешь? - Пока не знаю. - Плачу любую сумму. - Я перезвоню. *** - Александр Борисович, ты с ума сошел! Ты же на глазах у прессы объявляешь о начале штурма! - Все верно. Единственное чем можно пронять нашего стрелка, принизить его стрелковые навыки. Надеюсь, это сработает. - А если не сработает? - А если не сработает, я беру всю ответственность за последствия на себя. Так что, товарищ полковник, позаботьтесь о деталях моего самоуправства. - Но ведь он же перебьет заложников! - Да плевать ему на заложников. Убивать тех, кто не сопротивляется ему неинтересно. Иначе бы там не было ни одного живого. Пригрозил он только чтобы потянуть время. Ему зачем-то нужно время. Он чего-то ждет. Может быть именно наших ответных действий. Так что в случае повторного штурма мы рискуем не больше чем наши столичные гости. - Майор, ты уверен? Мне сообщили, антитеррор приземлился в аэропорту и уже направляется сюда, минут через пятнадцать будут здесь. Я пока на связь не вышел, но сам понимаешь… - Алексей Геннадиевич, я одной ногой уже на пенсии. Это моя лебединая песня. Или грудь в кустах или голова в кустах. И давайте поспешим. Что там у нас с основной лестницей? Я должен лично проконтролировать. *** За окном неторопливо сгущались сумерки. Это конечно не та темнота, которую я хотел, но выбирать не приходилось. Пора. Я повернулся к стулу с генеральным и дослал патрон в патронник. -Вот и все, Константин Семенович, финал. Настало время сворачиваться. Нас сейчас начнут штурмовать. Успокоившийся было супербосс тут же взвился. - Послушай, как там тебя, Оладышев! Я хочу предложить тебе сделку. Ты сохраняешь мне жизнь, а я помогаю тебе выбраться из всей этой заварухи. - Надо же! Великий и Ужасный небожитель снизошел до невозможного. Он запомнил мою фамилию. Какие все-таки чудеса способно творить огнестрельное оружие! - Я не шучу, слышишь! – глазки у генерального мелко бегали, губы дрожали, пот лился градом. Он не просто боялся смерти, он дико безоглядно хотел жить. И ради этого он готов был на все что угодно, — В одиночку у тебя нет шансов, а со мной ты можешь смыться. Понимаешь? Уйти живым и стать богатым. Очень богатым. - Костик, ты все-таки полный идиот. И совершенно не разбираешься в людях. Неужели ты думаешь, что я поведусь на эту лажу? - Это не лажа. Выслушай меня. Я все продумал… - Ну конечно! Сейчас ты мне изложишь блестящий план, как мы вдвоем покинем здание и уйдем от преследования. После чего ты со слезами благодарности на глазах осыплешь меня золотом, расцелуешь, вручишь новый паспорт гражданина Аргентины и помашешь вслед платочком. Так? И ты думаешь, что я в это поверю? - Ну зачем же так! Я же серьезно… - А если серьезно, то у тебя сейчас есть несколько секунд, чтобы оглянуться на свою жизнь и подвести итог. - Нет! Пожалуйста, нет! Я умоляю! - Прекрати. К чему это нытье? Ты все равно сейчас умрешь. Так имей мужество сделать хоть это достойно, по-человечески, если не смог по-человечески жить. - Не надо! – не слыша меня, надрывался тот, — Я не хочу! Не хочу! Я всматривался в его лицо, в его глаза в надежде увидеть хотя бы проблеск души. Но видел только верещащее животное. Хотя и животным его назвать нельзя. Звери перед лицом смерти перестают метаться и становятся спокойны и даже несколько торжественны. - Хочу, не хочу… Нет, Семеныч, — покачал я головой, — Ты не способен нормально встретить смерть, потому что ты и не жил. Со стороны основной лестницы раздался скрежет. Зашевелились. Но это еще не штурм. Опасность не резкая. Значит, сначала будут проверять, не заминировано ли. После попытки на пожарной лестнице они стали пуганные. Потом последнее предупреждение по матюгальнику. И только потом полезут. Что ж, ускорим. Я взял стул с прикрученным генеральным и поволок к окну. Внизу весело сверкала сине-красная иллюминация милицейских машин, между которыми промелькивали бело-желтые фонари телекамер. Все что нужно человеку для счастья! Я запустил в зеркальное стекло декоративным столиком, и когда все осколки осыпались, выставил орущего уже что-то нечленораздельное директора на обозрение. Потом осторожно выглянул и сам. Внимание всех собравшихся внизу теперь было обращено на меня. Мне оставалось только проорать что-то грозное, не особо стараясь перекричать истерику агонизирующего босса, выстрелить в его спину так, чтобы на светлой рубашке на груди эффектно разлетелось, откинув в сторону галстук, и отправить все это художество в последний полет. Полторы секунды полета прошли в оглушительной тишине. Потом был глухой стук, женские визги, крики команд, неуверенные хлопки одиноких выстрелов. Но этих полутора секунд мне хватило, чтобы услышать в высоте новый звук. Звук, рассеявший последние сомнения. Это был уверенный звук вертолетных лопастей. *** - Алло, Румын! - Да! - Я буду работать с ним. - Прекрасно, Дантес. А почему не сделал сейчас, когда он был на ладони? - Послушай меня, Румын. Я не шавка из твоей команды, и подгонять меня не надо. Если я сказал, сделаю, значит сделаю. И давай договоримся, я не учу тебя, а ты не учишь меня. Идет? - Идет. Работай. *** Перетащить оставшиеся бутылки с горючкой к дверям заняло не больше пяти минут. Подготовить сюрприз – еще три минуты. Пока стягивал бутылки изолентой, пытался вспомнить, из какого фильма я выудил эту идейку. Что-то старое. Кажется с Брюсом Уиллисом. Неважно. Самым сложным оказалось разодрать створки лифта. Они словно чувствовали, что ничего хорошего внутрь запихивать не будут. Но против пожарного багра мало какая техника способна устоять. Когда щель стала достаточно широкой, я аккуратно выдернул чеку и опустил в шахту подарочек. Подарочек представлял собой связку из четырех бутылок с горючкой а-ля «Сталинград», а начинкой служила осколочная граната, памятный сувенир от покойного Лыжника. Грохнуло от души. На совесть. Не хуже чем у Голливуда. Если уж здесь выгнуло створки, то на первом творился полный абзац. Это хорошо. Это правильно. Когда у бойцов в тылу бедлам, то и боевой настрой уже не тот. Сердце пело. Сегодня был прекрасный день. И завершается он главным вечером в моей жизни. Вечер, на котором я станцую убийственный танец. Я подошел к дверям на лестнице. Это были массивные металлические двери, обшитые мореным дубом. В отличие от других, Ныне покойный Константин Семенович пожелал, чтобы двери отгораживали не один этаж, а всю лестницу, ведущую в его владения. Что мне просто идеально подходило. Взломать такие двери непросто, а открыть изнутри — минутное дело. Суета за дверьми была неупорядоченная. Очевидно великие профи не могли решить что делать, продолжать штурм или заняться проблемами на первом этаже. Я отодвинул засов, приоткрыл дверь и кинул в щель последние две бутылочки коктейля. А когда полыхнуло как следует, распахнул, не таясь, обе створки и шагнул прямо в огонь. *** - Ну что, господа специалисты, объясните мне, как это могло произойти? Как один единственный полоумный профан смог преспокойно открыть дверь, поджечь лестницу и уложить пятнадцать опытных бойцов? - Товарищ генерал, тут многое непонятно… - Это мне, мать вашу, непонятно! Потому что я там не был! А вы были, полковник! Поэтому вы должны мне объяснить – как это могло произойти? - Мы отправили оружие на дополнительную экспертизу, но предварительная показала, что у пятерых членов штурмовой группы отказало оружие. А остальные нарвались на шальную пулю. - Вы меня что, за идиота держите?! Думаете, я поверю в эту чушь?! - Мы сами ничего не понимаем. Это совершенно невероятно, но факты выглядят именно таким образом. Чертовщина какая-то! *** Вот он, апофеоз! Это ни с чем не сравнимо. Теперь понятно, почему каждый воин желает погибнуть именно в бою. Здесь, в огне сражения каждая секунда наполнена такими красками, таким смыслом, таким весом, что с ней не сравнится и год мирной жизни. Тайсон пел свою самую лучшую песню. Стечкин подпевал бэк-вокалом. Первые несколько человек готовы были выстрелить сразу же после моего появления. Но это было бы несправедливо. Нельзя обрывать триумф в самом его начале. Это понимал я, это понимал Тайсон, это поняли и направленные на меня автоматы. Не поняли только люди почему их оружие разом дало осечку, но Тайсону их понимание и не надо было. Он работал ювелирно. Каждый выстрел достигал своей цели. Количество выпущенных пуль точно совпадало с количеством оборванных жизней. У Стечкина кончились патроны, и я безо всякого сожаления сменил его на автомат одного из убитых. Я спустился на этаж ниже и там уже меня встретил настоящий огненный шквал. Но и в этой, казалось бы, неуправляемой неразберихе я четко ощущал красные линии реальных опасностей. А дальше было просто. Сдерживая остальных короткими веерными очередями из автомата, я выбирал линию, которая была наиболее близка ко мне, и обрывал ее с помощью Тайсона. Я шел среди этого свинцового урагана, сея смерть и оставаясь невредим сам. Я видел суеверный ужас в глазах этих людей. Они видели то, во что не смели поверить. Они, обычные люди, видели перед собой кого-то большего, чем просто человек. Это было невыразимо прекрасно. Понять и поверить самому – это одно. А доказать остальным – совсем другое. Я успел спуститься еще на один лестничный пролет, когда наткнулся на эту стальную линию. Ее я перерезать уже не мог. Тайсон, несмотря на всю свою силу, всего лишь оружие ближнего боя, а это была дальнобойная винтовка, да к тому же с оптикой. Я не смог ее увидеть, только почувствовал. Кто бы ни держал эту винтовку, оружие он чувствовал не хуже меня. Уворачиваться было бессмысленно да и слишком поздно. В следующий момент меня резко толкнуло в грудь, левую сторону пронзила острая боль, и мир опрокинулся. *** - Значит так, мистификаторы. Все эти басни будете рассказывать в прокуратуре. А меня сейчас интересует одно – чья была инициатива начать штурм за пять минут до прибытия экспертов? - Майора Сорокина. Он настоял на немедленном штурме. - И какого черта вы это позволили? - Виноват, товарищ генерал. Сорокин один из самых опытных наших сотрудников. У него за плечами огромный стаж… - Ну и где этот ваш герой хренов? Почему его здесь нет? Обосрался и за спинами начальства надеется спрятаться? - Никак нет. Он не может присутствовать, потому что он один из этих пятнадцати. Словил пулю почти сразу. - Вот как? Хм… что ж, будем считать, что ему повезло. *** Я лежал на холодном полу и прислушивался к тому, как стремительно выходит из меня моя жизнь. Люди что были этажом ниже, кажется, всадили в меня еще несколько пуль, но я этого уже не чувствовал. Невозможно бесконечно скользить по гребню волны. Вот она меня и накрыла. Что ж, это был прекрасный финал. Все прошло просто безупречно. Я исполнил все, что задумал. В поле зрения появились чьи-то форменные ботинки. Один из них пинком отбросил в сторону выпавший из моей руки пистолет. Тайсон проехался по полу и стукнулся о стенку. Теперь он лежал дулом ко мне. Черный кругляшок дула неожиданно стал расти. Он рос, пока не заполнил собой все вокруг, поглотив весь мир, включая и меня самого. И я, наконец, понял, что среди всех видов и многообразий темноты самой главной, самой сильной и самой абсолютной является эта. Всепоглощающая и великая темнота по имени Смерть. Теги:
-1 Комментарии
#0 10:02 11-05-2010@ЕД
Печатаю все части и читать! Долго думал, но вышло что надо. Некоторые фрагменты настолько сильно изложены что можно их использовать для призывов к гражданскому неповиновению. Спасибо, поздравляю-здорово нервов потрепал властям парень. Чхеидзе Заза Ну вот. Хоть кому-то угодил. Спасибо, что напомнил про окончание, генацвале. Так бы фиг вспомнил. Мартин П. Stalker очень хорошо, причеши «Ствол» и можно в издательство. ИМХО. @ЕД Ну уж и в издательство… это конечно перебор, но все равно — тхенкс Достойный финал отличной повести. Не скромничай, не прибедняйся. По таким сюжетам бы еще кина снимали, киноиндустрия бы возродилась. В Советское время за это повествование бы арестовали или со страны попёрли-да и сейчас умные власти бы сделали бы предупреждение. Это ведь ты не просто про пукалку бумаги изморал, а поднял проблему «эксплуатации человека человеком»- и исходящего из него… Шедевр! Точка. Еше свежачок Под колпаком воды
Станции стекло-бетонный аквариум, За колпаком воды Ветхозаветный океанариум. Треснет аквариум пить-дать, Сверху посыпятся капелюшки, Но не привыкли мы утирать Из под опухших носов сопелюшки. В изделия номер один Пакуем лысеющих головорожек, В изделия номер два Спускаем живительных капитошек.... Да, когда-то щёлкнет тумблер,
Сбив сознания поток. Засвидетельствуют: умер. Я узнаю, есть ли Бог. Ну а если не узнаю, То тогда и не пойму, Почему душа больная Так боится эту тьму. Если есть — подумать жутко О масштабности огня!... Не снятся мне синие горы,
И дОлы, не снятся, в туманах А снятся - друзья мои вОры, И деньги, мне снятся, в карманах Не снится, что утречком рано, Я встал, чтоб подругу погладить А снятся мне рваные раны, Желание, снится, нагадить Страдания неотделимы, От крепких телесных устоев Не снится - чтоб прямо, не мимо, А снится всё время - пустое Весь вечер провёл я, тоскуя Хотел чтобы море приснилось Приснились - два жареных хУя, В тарелку едва уместились Звенит тяжёлая монетка.
Идёт безбожная игра. ...Молчит дешёвая планетка. ...Кричит истошное — ура-а! Ведь у монетки той две части, и участь тоже не одна; твой аверс — это мир и счастье, мой реверс — горе и война. А жизнь — игра блаженства с болью, мышиной глупости с совой, игра жестокости с любовью, игра судьбы с самой собой.... |