О ревности

Автор: *Ъ! Вот только что была кровь, а теперь тяжёлый, горький, медленный яд течёт в моих звенящих от напруги жилах. Ногти давно оставили свои привычные следы в ладонях. Пальцы сжимаются и разжимаются сами, ища чьё-то горло. Ревность живёт в самом низу живота. Там, где раньше жила нежность. Смерть, это как детская, мгновенно забытая обида по сравнению с ней. Смерть не калечит душу. Она случается. Смерть, это когда кончается время. Ревность же длится и длится. Всё время. И конца ей нет и края. Как басовая подложка, в джазе. Она есть, незаметная и основательная, в каждой вещи — есть. Ходишь, в тягости каждый тихий, солнечный, хороший день. Каждый безвкусный завтрак, обед и ужин. Каждую тоскливую, безнадёжную дрочку, в душе. Или ночью, проснувшись от тоски.

Новое фото в её профайле, откуда это фото, гадаешь. Кто снимал. Кто упивался гладкой линией её колен, не отводя влажный взгляд от её стройных ног. Кто держал в руках её дрожащее от наслаждения, такое мне знакомое, родное, до каждой родинки, до каждой мышцы тело. Кто целовал в идеальный рот, кусал её губы. Глотал её тихие стоны, упиваясь своей извечной мужской властью. Тот, кому она улыбается.

Ты, кто смотрит на неё сейчас, по-мужски победно, нежно. Мол, ну что ты… я же рядом.Ты. Меня слушай. И я так смотрел. Знаешь ты, сучий сын, какой ты счастливчик? Задыхаешься ли ты её запахом по утру, когда она встаёт тёплая и родная, поправить одеяло нашего ребёнка? Тянет ли тебе спину к вечеру, от груза ответственности за ту, кем обладаешь? Как смеётся сквозь слёзы, знаешь? Как кончает, измученная нежностью? Как молчит благодарно. Каждый раз мне мнится, что все пределы уже пройдены и Бог только знает, как дальше вынести то, что мне по рангу, как смертному, нести не положено – безысходность. Но всегда есть куда упасть. Не обижай её никогда, так, как обижал её я. Берегись несвоевременности, легкомысленный ты глупец. Она самое страшное, что может случиться с тобой. Несвоевременность наполнит твою душу сожалением. А нет ничего страшнее осознанного, несбывшегося счастья.

И ещё, упаси тебя Господь, от меня.

Вы же, безымянные сетевые тысячи, читающие меня с привычной ленцой, с ухмылкой, с рукой у рта, кто с жалостью, кто с нежностью, кто с пониманием, кто без — пишу вам, по необходимости. Мне стыдно и страшно. Но вы нужны мне. Как ядовитая змея, я бьюсь в частой ячее всемирной сети. Читайте меня. Читайте. С каждой буквой, с каждым впитанным вами словом, сцеживаю я в вашу кровь каплю тягучего янтарного яда, силясь выжить. Как-то дотянуть до утра. На каждого по малой толике – вы и не заметите, может кольнёт под третьим ребром и отпустит. А я выживу. Я аборт. Я кусочек чего-то, что раньше было живо и безвозвратно и неосознанно, по праву рождения, принадлежало ей. А теперь я выскоблен и отторгнут. Я кровавый сгусток прошлого. Но я всё ещё жив, Боже мой.

Я тот, кто шептал ей в аккуратное ушко «Другую люблю!» и думал что вправду люблю и удивлённо глазел на крупные, с хороший бриллиант размером, слёзы из её зелёных, отуманенных болью глаз и думал, зачем же так любить. Это же, наверное, больно. Рад бы сейчас соврать и лечь спать трезвый, с кошкой, умывшись начисто, чуть не до крови растерев кожу большим махровым полотенцем. Но я не могу. Во мне осталась только проклятая, прямая как неизбежность правда. Её — нет рядом.

Поэтому простите, те кто любит меня. Я слеп. Я не вижу вас, я иду сквозь вас, прозрачных от несбывшихся надежд, заботливо поправляющих на холодном ветру длинными тонкими пальцами, воротник моего пальто. Сквозь тех, кто пишет «люблю», в ответ на «вне зоны действия» и до утра ждёт подтверждения доставки. Кто ревнует, как и я. Нам ли, горемыкам, не знать, что ревность, это вовсе не отсутствие любви. Это её наличие. Это когда её слишком много. Это когда вся любовь, что полагалась обоим – вдруг, неожиданно досталась одному. И вся зря.

Или нет?! Ведь я до сих пор не знаю, молиться ли на, или проклясть от души, ту надежду, благодаря, или вопреки которой, всё ещё жив.