Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Ниспровержение логоса (1)Ниспровержение логоса (1)Автор: дервиш махмуд К вечеру метель, за сутки изрядно накуролесившая в округе, белым чортом порезвившаяся по улицам всласть, утомилась и стихла. Установилась тихая, как уснувший кот, непроницаемая для любых воздействий извне зона долгожданного молчания. Тишина млечной благодатью разлилась по пространству пригородного дачного посёлка.Метель стихла, и существование обрело хрустальную задумчивую невесомость, взяло долгую джазовую паузу, в которой я лично, например, завис и остался бы навсегда – так, из чистого снобизма, а точнее, в силу нездоровой склонности разума принимать за аксиому всякий ладно скроенный интеллектуальный софизм (читай – вздор) – в данном случае тот, провозглашённый ещё якобы Лао-Цзы, в котором говорится о невозможности выразить словами ничего путного. Однако боюсь, сей фокус – с молчанием, наполненным невыразимым внутренним смыслом – мне не удастся по причинам чисто техническим, да и ты, друг, неверно меня поймёшь. Иногда нужно сознательно выбирать конфуцианскую точку взгляда, и действовать, согласно ей, твёрдо веруя в слова, законы, кодексы, правила хорошего тона, саму жизнь со всей её гнилой дурно пахнущей начинкой и изнанкой, инструкции по применению, рекомендации, предписания, формулы, дальний космос. Впрочем, бог с ним, с дальним-то, пусть висит, где ему положено, мы же ограничим наше пребывание в сугубо земной топографической точке; всё будет происходить на местности, составленной из десяти-двадцати пресекающихся улочек и переулков; вот вам тихая станция, как бы замкнутая от внешнего мира на ржавый замок, однако три раза в день, согласно расписанию электричек, всё же открывающаяся для прибывающих извне добра и мерзости. При желании можно, конечно, добраться сюда на вертолёте или автомобиле, но в данных климатических условиях не всякая, как справедливо подмечено поэтом, птица…. Надмирное молчание было долгим – настолько, насколько может быть долгим вздох или взгляд. А потом из верхней непроглядной глубины стал падать новорождённый, бесшумный снег. И падал себе уже как бы помимо временной протяжённости, по крайней мере, вне этих раздражающе дробных человеческих измерительных единиц, в беспричинно приветливом вакууме. Казалось, в пространстве нарисован некий прототипический смайл, ни в коей мере не отягощённый ещё грузом злокачественного человеческого смысла. В абсолютном безмолвии, безветрии летели танцующие хлопья. Будто природа, прекратив раздумья, разом ответила на все заданные за день нами, суетливыми назойливыми незнайками и почемучками – ей, самим себе, друг другу, божествам – вопросы. Оставалось лишь, сняв шапки и задрав головы, взять и всмотреться в мир, и прислушаться к миру, происходящему, оказывается, прямо сейчас, всегда, везде и от нас ни в коей мере не зависимо, и опять же – замолчать и вовсе прекратить ненужное своё как внутреннее, так и внешнее мельтешение (всё-таки вернувшись по спирали обратно к дао: да и то верно, без дао какой, на хрен, драйв). В дачном поселении с легкомысленным названием Звёздочка, сохранившимся ещё, как видно, с той, всецело подчиненной иллюзиям и идеям эпохи, в это белое время года категорически покойно и малолюдно. Жизнь замирает, как в насекомом анабиотическом сне. Летние постройки, которых здесь большинство, посещаются дачниками раз в месяц – для очистки крыш и дворов от снега; капитальных же домов, в которых хозяева проживают на постоянной основе, в посёлке наберётся с десяток-другой, не больше. Интересующий нас двухэтажный деревянный добротный дом с мансардой и другими архитектурными излишествами являлся как раз полноценно жилым и стоял (ну не лежал же) на самом краю, в конце улицы. Дальше шёл уже тёмный лес с ёлками и волками. Подъезд к дому и довольно обширный участок улицы были тщательно расчищены от снежных завалов. Кто-то потратил, орудуя деревянной лопатой, много физических сил и того самого, дроблённого, как крупа, времени. Дом окружал высокий – в человеческий, с запасом, рост – надёжный забор с колючей проволокой, может даже с подведённым к этой проволоке электрическим током. Металлические, выкрашенные в зелёный цвет ворота стояли насмерть, непреодолимые. Однако, у наблюдателя, буде таковой бы присутствовал, ощущения, будто хозяева прячутся, боятся, что-то скрывают или что они какие-нибудь там куркули, преступники, буржуи – нет, не создавалось: сам дом был довольно высок, стоял на высоком фундаменте, и, несмотря на забор, был весь виден, как на ладони. Скорее, глядя на него, пришли бы в гипотетическую постороннюю голову мысли об основательности, семейственности, преемственности и т.д., и вспомнилась бы английская поговорка. К тому же дом был не модный новодел – а относительно старый, тех самых имперского застоя времён, когда населённым пунктам присваивались ласковые идеологические выверенные имена. К вечеру, когда стихла буря, к дому стали съезжаться гости на крупногабаритных автомобилях, таких, которые как раз долетят до середины и далее и которым нипочём условия локального катаклизма. Гости шумно, весело выходили из экипажей с пакетами и баулами, полными корма, напитков и подарков. Дело было в том, что хозяин дачи, полковник в отставке Шуев, Павел Алексеевич, праздновал свой юбилей – стукнул ему законный полтинник. Хозяин был в прошлом лётчик военной авиации и уже давно вышел на пенсию. Это был весьма известный в определённых кругах человек, который в своё время даже входил, говорят, в экипаж государственного самолёта №1, участвовал в захвате неопознанного космического корабля над пустыней Калахари (пожизненная подписка о неразглашении); теперь полагались ему за это вечный почёт и привилегии. Тихо и хорошо полковник с женой Тамарой жили в уединении, вдали от шумного города, наслаждаясь заслуженным земным отдохновением. Душа в душу жили супруги, как два сапога. Это в молодости они чего-то там воевали – друг с другом, с энтропией и вообще, беспокоились, суетились, а теперь всё – угомонились. Жили себе в достатке и равновесии, насколько оное вообще возможно в этом суетном мире. Была у них дочка Юлия 20 лет отроду: полковник с женой предоставили ей для самостоятельного существования свою городскую квартиру. И юбилей этот был примечателен ещё тем, что был на него приглашён вместе с дочкой жених её, ещё с родителями незнакомый; должны были состояться помимо остальных торжеств ещё как бы смотрины: такие тут у нас творились семейные дела. Молодой человек по фамилии Ложкин давно ухаживал за Юлией. Они учились вместе на последнем курсе уважительного (или как это сказать по-русски?) заведения на популярной специальности. Саня Ложкин был добрый простой парень, по виду – типичный среднего уровня интеллигент. Такой сутулый аккуратный доходяга в очках, не лишённый, впрочем, определённого обаяния, каким обладает всё сверхтипическое, как бы подтверждающее визуальные императивы: всем же, например, понятен и чем-то симпатичен забулдыга у пивной, мирно спящий в луже, всем ясна, как на ладони, бабулька, торгующая семечками у остановки. Мир в таких типажах как бы самоутверждается в глазах смотрящего в когнитивной тавтологической гармонии. Ложкин, конечно, был горд собой, что заполучил в невесты красавицу Юлю. Юля была да, очень красивая, хотя и слегка полноватая: но то была сладкая фруктовая здоровая полнота. Мужчины, глядели на неё, высунув, истекая и теряя. Южная такая девушка, брюнетка, горячая, как печка. Она была так прекрасна, что Сашу Ложкина терзали сомнения. Он спрашивал себя – за что всё-таки эта роскошная девица его полюбила? Как мужчина он совершенно не производил, а был, наоборот, нескладный, сутулый и похожий на некий чертёжный инструмент или карикатурный рисунок. А это лицо – без подбородка, без бровей, с птичьим клювиком вместо носа, с усиками, которые отпустил, чтобы выглядеть взрослей, похожие на грязь на верхней губе – кому оно может понравиться? За что? В финансовом плане он тоже был пока ещё абсолютный ноль: стипендия плюс редкий приработок то тут, то там, наследства ниоткуда не ожидалось, родственники у него на этом свете отсутствовали. Ложкин пребывал в постоянных муках. Он успокаивал себя тем, что, мол, полюбила она его за душевные качества. Наверно он добрый, надёжный и перспективный. Наверно она разглядела в нём будущего… кого? Каких-то гениальных задатков Саня в себе, как ни тужился, не ощущал. Всё, чего он добился, являлось результатом каторжного мозгового труда. Они были странной парой. Дело, тем не менее, двигалось к свадьбе. Компания на даче собралась небольшая, все, как говорится, свои. Приехали давние знакомые Шуева. Заходили в дом вольно, как к себе. Хозяин шумно встречал каждого и заключал в крепкие объятья. Друзья были все штучные люди, чётко выверенные самим временем; это был несократимый остаток от пятидесяти лет просеивания человеческой массы через сито бед и радостей жизни. Лишних здесь не ждали. Это была закрытая вечеринка. На празднество прибыли: универсальный музыкант Воротников с женой, тоже музыкантшей и тоже универсалом. (Они виртуозно играли почти на всех известных музыкальных инструментах, особенно любили экзотические и необычные типа кото, терменвокса, дудок австралийских аборигенов). Приехал некий дядя Янис, бывший подводник (они с Шуевым представляли собой как бы два полюса на военной планете, один в морской пучине родину защищал, другой – в небесной вышине), балагур, путешественник, рыбак и охотник. Прибыл профессор кислых щей, шучу – филологии – Абрамов, специалист по раннесоветской литературе, автор незаконченной ещё пока, но очень ожидаемой в академических кругах работы «От Платона до Платонова: ниспровержение логоса», Абрамов был тоже с супругой, домохозяйкой. Ещё приехал Раков – такой автоматический богомолоподобный человек. Вроде бы он занимался строительным бизнесом, но все здесь называли его почему-то хирургом и при этом заговорщицки улыбались. Вот, пожалуй, и весь список. Присутствовала ещё домбработница-прислуга-экономка, расторопная, как колобок, тётушка, мелькающая в доме то тут, то там. Приехавшие позже всех Юля с Саней долго топтались в прихожей, Саня неуклюже путался в рукавах полупальто, спотыкался, затягивал шнурки на полуботинках в мёртвые узелки, Юля помогала, хихикая над неуклюжестью своего избранника. Но, наконец, справились. Вошли в просторную светлую гостиную. Гости пока не торопились рассаживаться, свободно бродили по залу, громко друг с другом переговариваясь, смеясь почём зря от избытка положительных эмоций. Накрывался большой стол. Блестели хрусталь и приборы; закуски мясные и рыбные тоже поблёскивали в свете ярких люстр благородным жирком-с. Стол был монументально красив. В камине горел огонь. Уютно было очень. Ложкин с удовольствием от тепла и уюта, но некоторым всё же трепетом осматривался по сторонам, как щенок жался к Юле. Ему хотелось произвести сегодня благоприятное впечатление, был он весь чистенький и опрятный, как огурчик. Всю дорогу он настраивал себя на этакий непринуждённый, уверенный лад, но войдя, сразу забыл о настройке, заробел, заволновался, ручонки потеющие то спереди сложит, то за спину отведёт, то волосы ими ерошит свои, то пиджак теребит без надобности. Родители пока что не обращали на него внимания – болтали с другими гостями, перешучивались с ними и перемигивались, опять обнимались. Видно было, что всем этим людям вместе комфортно и хорошо и вольготно. Это были взрослые состоявшиеся и состоятельные существа, когда-то потрудившиеся для достижения своего нынешнего статуса, а теперь получающие от трудов дивиденды и чистое удовольствие. Саня сделал было шаг в направлении главы семейства, чтобы выразить своё почтение, но тут под ноги ему откуда ни возьмись выскочил – показалось сначала студенту, что павлин – но нет, то был гигантский радужный петух с безумными глазами; выскочил и замахал на незнакомого человека крыльями. Ложкин отшатнулся, перепуганный, чуть не упал. Гости захохотали. Юля подхватила Саню под руку. -Испугался что ли, дурачок? Это ж Пендерецкий, папин любимец, он добрый! -Какой он у вас…- пробормотал Саня ошеломлённо,- здоровяк. Как собака просто… -Плимутрок!- крикнул из угла полковник Шуев. В руках у него был фужер, он приподнял его, как бы приветствуя Саню, и отпил.- Здорово, студент! Не робей! Будь как дома! Ложкин стеснительно пробормотал приветствие. Петух, продолжая взмахивать и подлетая в воздух, угрожающе ходил вокруг Сани, но вдруг, как по команде, успокоился, дёрнул хвостом и сгинул куда-то под лавку. Ложкин, прильнув опять к Юле, отошёл с ней к окну. За окнами, попадая в освещённое фонарём пространство, всё шёл и шёл крупный снег. Юля и Саня стояли у большого окна и смотрели туда, в февральский вечер, зачарованные. -Красиво, правда?- промолвил Саня, немного неуклюже приобнимая Юлию за талию. -Правда,- подтвердила Юлия.- Я ужасно проголодалась и хочу шампанского. -А я водки!- внезапно осмелев, громко произнёс Саня и сам испугался своего голоса, втянул голову в сутулые плечи. -Ну-ка!- Юля стукнула его по спине, чтоб распрямился: это была их обычная игра. Саня втягивал и сутулился, Юля, как строгая мамочка – сынка, ударяла нерадивого. Ложкин распрямился. Засмотрелся на её прекрасный профиль, на который бросал отблески горящий в камине огонь. Юля была умная и любознательная девушка, хотя и попрыгунья. Всё ей было интересно – концерты, выставки, клубы. Везде ей надо было побывать, во всём поучаствовать. Саня всюду послушно таскался за ней. Хотя ему вся эта суета была несколько не по нутру, он был домосед. Вырос в однокомнатной квартире с престарелой матерью, ныне покойной. Отца своего не помнил, а точнее, его и не было никогда. Слышал он от матери, что отец его, будучи ещё пятилетним ребёнком, поехал в Алупку и там утонул. Роль отца сыграл дед. Впрочем, он плохо помнил и деда. Ложкин любил больше всего тишину и покой, мог сутки просидеть, как истукан, за ноутбуком. Никогда в жизни не онанировал. Юля была первой в его жизни самкой. В студенческих компаниях больше молчал, слушал болтовню товарищей с недоумением, зачастую не понимал — о чём это они? А Юля громко смеялась, дурочка. А он сидел, хлопал и всё протирал платочком, всё протирал. Рослые модные студентики вились вокруг Юли электрическими угрями. Всё чего-то рассказывали, нашёптывали, склонялись, отирались. Юля хохотала, словно бы позабыв о Сане, угрюмо молчащем рядом. Ревновал ли Ложкин? Да, ревновал и опять же недоумевал: за что она его – того?.. Нет, решительно не улавливал. Он приглядывался к ней, искал признаки охлаждения, обмана, насмешки, игры, заговора, но подруга, всегда безошибочно ловя этот взгляд, тут же отвлекалась от своих воздыхателей, льнула к Сане горячим телом своим, и он всё забывал. В этот момент перед глазами его вставала, как сладкая луна, круглая смуглая жопа Юленьки, на которую он мог глядеть, хоть наяву, хоть в воображении своём, часами… -Ты, Саня, правда, не тушуйся,- сказала Юленька своему жениху, отведя взгляд от окна,- иди вон мне бокал принеси с вином. По глотку перед ужином можно. Ложкин покорно поковылял к подносу, стоящему на отдельном маленьком столике, но по пути полковник Шуев – крупный полный человек, очень похожий внешне на героя космонавтики Георгия Гречко – перехватил Саню, сжал крепкой ладонью его плечо и произнёс с торжеством: -Ну-с, молодой человек, добро пожаловать в семью!– И многозначительно посмотрев в глаза Ложкину, вдруг стукнул легонько его в лоб своим лбом и зашептал прямо в лицо: — Ты ведь, парень, русский? -Русский,- пытаясь отодвинуться, проговорил Саня. -Фамилия как бишь твоя, запамятовал? Саня, чувствуя кожей лба неприятное давление, задвигал вхолостую губами: тут надо сказать, что был у нашего студента вдобавок ко всему ещё один дефектик – он букву «л» категорически не выговаривал. Всякий раз, когда школе, а потом в институте у него спрашивали фамилию, он испытывал страшные моральные и физические мучения, начинал заикаться, краснеть и выдавливал, наконец, из себя отвратительно писклявым голосом: «Вооо-ошкин». Вот и сейчас так же ответил полковнику противным детским голоском. Шуев ухмыльнулся и, хлопнув для поддержки Саню по спине, продолжил шептать, брызжа слюной ему в лицо. -Русский, значит. А русский Саня, это тебе не немец, не американец, не еврей. Русский- это тебе не существительное, а прилагательное! А к чему его прилагать, русского-то? Не знаешь? А вот к этим,- полковник широким жестом обвёл рукой пространство,- просторам, вот к этому снегу, к этой бесконечности и прилагать! А чем прилагать? Да вот этой головой! Готов башку расшибить ради Родины?- Шуев чуть отстранился и несильно, но ощутимо приложился, стукнулся головой о Санин лоб, который у того уже болеть, потеть, краснеть начал. Ложкин, наконец, сделал шаг назад и оторвал себя от главы семейства. И удивлённо смотрел на полковника. Тот тоже глядел прямо в глаза женишка – глядел серьёзно и строго. Но тут черты лица его изменились, смягчились, и он захохотал: вроде как вышутил довольно нелепую ситуацию. Саня с облегчением захихикал подобострастно. — Высота 1500 километров, студент, полёт нормальный! Ууууууу!- Шуев завыл, расставил руки в стороны, изображая самолёт, развернулся как бы на бреющем, и улетел к гостям. Ложкин выдохнул. «Пьян он что ли?» — подумалось ему. Но решил не углубляться мыслями. В каждой семье свои порядки, свой устав. Ему в туалет захотелось по маленькому. Он, забыв, зачем отходил, подошёл к Юле, которая стояла всё так же у окна, задумчивая, почти грустная, какая-то даже совсем чужая. - Юль, мне бы…- начал Саня. -Там, в конце коридора, последняя дверь,- поняла без лишних слов Юля и указала пальчиком, даже не посмотрев на Саню. Ложкин кивнул. И пошёл по коридору. Паркет скрипел. На стенах висели картины. Оригинальные, надо сказать – всё какие-то шары да треугольнички были изображены на них. Кто бы мог подумать, что хозяева интересуются абстракционизмом. Саня открыл дверь и вошёл в ванную комнату. Заперся. В светлой туалетной комнате неожиданно неприятно пахло калом. Ложкин, морщась, помочился. Стал мыть руки над раковиной, схватил неудачно мыльный кусок, тот выскользнул и прыгнул куда-то под ванную. Саня, чертыхнувшись, опустился на колени и полез. Сунул руку, нащупывая, и вдруг заорал: боль пронзила его палец, будто кто-то укусил его мелкими острыми зубками. Мышь? Крыса? Вскочив, он ударился головой о раковину, опять упал, завозился на полу, чертыхаясь… Наконец, поднялся, отряхнулся и вымыл руки и лицо. Руки дрожали. Укушенный палец саднил. Чёрт дёрнул его глянуть на своё отражение в зеркале – ему показалось, что голова двойника вся обмотана бинтами, как у мумии. Саня встряхнулся, сбросил наваждение, сплюнул в раковину. Слюна оказалась с примесью бурой крови. -Хуй с ним, с мылом,- сказал вслух Саня. С ним, как это бывало почти всегда, когда он начинал какую-либо деятельность вне привычного, ограниченного строгими рамочками маленького мирка своего, творилась непотребная, нелепая чепуха. В таких случаях ему всегда представлялась в воображении такая картинка: некто безличный сидит где-то там в другом измерении в тёмной комнатке и управляет его судьбой с помощью замысловатых приборов и механизмов. Сейчас это некто с презрительным равнодушием выкручивает тумблер, например, влево и стрелочка Сашкиной жизнедеятельности неумолимо движется к пессимуму. Он вздохнул. Так хорошо всё начиналось сегодня. Они ехали по занесённому шоссе. Юля вела, а он смотрел в окно, за окном проносились снежинки… Нет, нельзя портить такой особенный день своим скверным настроением. Он ещё раз глянул в зеркало – на этот раз там оказался соответствующий юноша с испуганным умеренно прыщавым лицом. Он честно попытался сложить губы в подобие улыбочки: получилось нечто среднее между гримасой стыда и выражением физического страдания. Что ж, сойдёт за неимением лучших вариантов. И вышел из ванной и бодро зашагал по коридору, любуясь. И когда прошёл он в зал и увидел, что свет уже приглушён, а гости рассаживаются за столом, ощущение уюта и покоя вернулось. Саня прошёл на указанное ему место на краю стола, рядом с невестой. Теги:
-1 Комментарии
#0 09:30 06-02-2011Слава КПСС
Дервиш. Ты бей на меньшие отрывки. Текст хорош, но тяжело вчитываться. Тяжеловато как-то по началу. ну раз уж простыня, то дождусь как все части выложишь, и с листа прочту как-нибудь вечерком за рюмочкой абсента хороший текст что-то действительно слишком. увлёкся. Слава Героям! в смысле, тем, кто прочёл. не знаю, лично я без напряга зачитал Автор вступлением всю кровь выпил, хотя… с другой стороны… расслабил Но как только запахло прекрасноработающим желудком, напрягло Ломаю голову что дальше уважаемого, престижногво заведения, не? марычев, да. это я вообще-то пошутить хотел. ДМ, как много! Почитам-с. кто жъ ево укусил-то? Слышал он от матери, что отец его, будучи ещё пятилетним ребёнком, поехал в Алупку и там утонул. (с) Ась? ничего-то ты кастя не понимаешь… с удовольствием прочитала. Очень приятно читается, медленно так, с чувством. Понравилось отсутствие объектов при глаголах. Такой свеженький (?) литературно-синтаксический приём. Про ванную комнату поняла — что-то будет. В общем, жду продолжения. Арлекин, ты меня зтрахал. Я понимаю больше, чем ты думаешь. Отвали. да я тебя подъёбываю отсутствие объектов при глаголах — не такой уж и свеженький приём. но всё равно он лучше, чем его отсутствие, иногда — вот как здесь. и к синтаксису это не имеет вообще никакого отношения, какбы Дай мне, будь так добр, определение синтаксиса в начале был взрыв. назовем его «большой взрыв», так и родилась вселенная. и она расширяется. — сказал кто-то. он даже вычислил продолжительность ее жизни: десять миллиардов обращений земли вокруг солнца. и весь мир был счастлив; все решили, что его вычисления — это и есть наука. никому не пришло в голову, что, предположив, что вселенная имела начало, этот человек просто следовал синтаксису своего языка; синтаксису, который требует начал, вроде рождения, развитий, вроде созревания, и завершений, вроде смерти. только так строятся высказывания. вселенная когда-то началась, а теперь она стареет, — заверил нас тот человек. и она умрет, как умирает все, и как он сам умер, после того как подтвердил математически синтаксис своего родного языка. синтаксис иного типа действительно ли вселенная имела начали? верна ли теория большого взрыва? это — не вопросы (несмотря на вопросительный знак). является ли синтаксис, который требует начал, развитий и концов для построения высказываний, единственным существующим синтаксисом? вот это — настоящий вопрос. есть другие синтаксисы. есть такой, например, который требует, чтобы различные варианты интенсивности принимались как факт. в этом синтаксисе ничто не начинается и ничто не кончается; рождение — это не четко выделенное событие, а лишь особый тип интенсивности, как и созревание, и смерть. человек этого синтаксиса, просматривая свои уравнения, обнаруживает, что он вычислил достаточно много вариантов интенсивности, чтобы авторитетно заявить: вселенная никогда не начиналась и никогда не закончится, но она прошла, и проходит сейчас, и еще пройдет через бесконечные колебания интенсивности. этот человек вполне мог бы заключить, что сама вселенная является колесницей интенсивности и на ней можно мчаться сквозь бесконечные перемены. он бы мог прийти к этому выводу, и ко многим другим, пожалуй, даже не осознавая, что он лишь подтверждает синтаксис своего родного языка. (с) Арлекин, я так и думала, что у тебя синтаксис — в философском смысле, а мы попроще — у нас он чисто грамматический, в смысле феномена языковой структуры да при чём тут философия? это самый что ни на есть буквальный смысл слова синтаксис в языке — способ описания окружающего мира. категории концептов и денотатов Синтаксис — раздел грамматики, изучающий внутреннюю структуру и общие свойства предложения. (с) и не еби мне мозги (с) дервиш нас рассудит ну вы, блин, даете (с) бггг хорошо написано. легко читается. Пусть Дервиш рассуживает тебя, а я — обойдусь цитата из костонеды хорошая конечно. но я, братья и сёстры, хуй его знает что такое синтаксис. у меня врождённое грамотность. от бога. нащёт отца, Кастя, который в пятилетнем возрасте утонул, это опять же пошутить хотел. это юмористический в общем-то рассказ. ДМ, ну я, в общем, так и подумала. Хотелось уточнить. Врождённая грамотность — это замечательно. Я тоже этим страдаю, гг Давай продолжение ваяй. сколько частей-то будет? да части 3-4.и много букв. наверно это грех в наше время. да. ну и что. я грешник не потому что романист, а потому что злое делал да плевать на количество букв, главное — их качество действительно. что это я. какой же это грех. вапще кайф получил. тристама шенди напомнило по степени опизденения. насчот точного словоупотребления щас наваляю простыню. хотя, ну его нахуй. просто скажу: эстетика и прагматика ошибки. а ты думай, если не в лом Интересно. а я б почитал простыню про точное словоупотребление, Гумберт. говорят, есть такие люди которые по 20 лет пишут один роман. слова ищут. я вот чо по этому поводу думаю. пастернак вот писал двадцать с хуем лет своего доктора, нобеля ему присудили, хуёмой. а по сути — нудная хуета. при всей моей всеядности, мне не пошло ну совсем. со скрежетом зубовным прочитывал, через не хочу. а вот какой-нибудь керуак хуйнул без редактуры на одном дыхании — и всё блять культовая вещь уже полвека как. до сих пор молодняк за почот считает прочесть. а вот пастернака хуй кто читает сегодня. хотя видел я девочку в автобусе как-то, сидела, продиралась через эту прочтыню. я ей посочувствовал чото ну живаго я тоже неосилил. частями читал, да всё одно бросил. не знаю даже чем не угодил. я ведь более скучные книги читал и ничо. обломов, например. Все дела отложу-а Дервишавсегда прочитаю, без базара. Только Обломов одно из лучших вещей, я его в год раз перечитываю- особенно первые части- потом конечно ломает-когда немец у него бабу уведёт… Начало какое-то… ну не знаю? — нуднаватое что ли? — чуть не бросил читать после пары-тройки абзацев, а потом да — разошёлся… Прочитал. Действительно, здорово написано. Когда продолжение? Ванчестер, через дней пять. Понравилось, буков много канешна, но четаеца нормально.. Щас дальше пойдём… дальше-это куда? Еше свежачок был бы я мохнатым лосем,
аккуратный, ровный кал, я раскладывал меж сосен, спину б я о них чесал, и, мыча от сладкой боли, долго терся о кору… В лоси мне податься, штоли… ну так я и говорю… А в квартире, между прочим, о косяк чесать - не то и анализы не очень, мох - отделка на пальто.... Я дам тебе себя в обиду -
играй, используй, забракуй… но только не люби для виду - пусть будет все по чесноку. Смотри насмешливо, блудливо, над ванной трусики суши… Вина осеннего разлива хлебнул я сдуру от души. Я протрезвею, может, к маю, но поскучаю без тоски - что ни случись , не проиграю, хотя играю в поддавки.... …ложью пахло и лимонадом,
в углу охуевала елка… девка кокетничала: Ну не надо… но всхлипнула и умолкла. А, была тут некая Жанна - снегурочка в макияже гот - сидела на лестнице, как долгожданный, новый астрономический год. Потом - в комнату раз, и come in оправила скромно платьице… Трамвая жду, мол… дала двоим - скоро гражданами обрюхатится.... Осень заткнёт листвой не один фонтан,
прохожих, меня, не живущего по соседству. Мёртвые правила падают за диван фантиками от конфет, истреблённых в детстве. С ужасом щупай пространство вокруг себя, словно был тренирован, натаскан, но в тапочках страха.... Мастера медведь съел. Натурально. Белый медведь . Потому что не нужно ходить туда, куда не нужно. Табличка висит. "Не ходить". Теперь где нового мастера искать. Медведь за него работать будет что ли. Услили ограждение. Периметр обнесли колючей проволокой.... |