Постструктурализм

Автор: Саша Акимов

«Прежде всего посмотрим, каким образом во все времена искусство умышленно стремилось пробудить незавершенные, внезапно прерванные переживания, чтобы тем самым благодаря обманутому ожиданию пробуждать нашу естественную тягу к завершенности».
(Умберто Эко «Открытое произведение»)


Пыль

Люда и я встречаемся. За ручку ходим, целуемся по-детски. Нам тринадцать лет. Мы играем в прятки на заброшенной стройке. Другие дети затаились. Но мне не хочется их искать. Обнимаю Люду.
-Полезли на самый верх. Похуй на остальных.
-Хорошо. Пойдем.
Сначала по лестнице без перил. Потом карабкаемся на четвертом этаже в дверной проем, кто-то подставил доску, чтобы было легче залезать. Бетон крошится всюду. Его размывает дождь, разрушает холод и тепло. Этой стройке уже лет двадцать. Она не огорожена. И детвора со всех окрестностей играет тут. В войнушку, прятки и пятнашки. На нижних этажах многие справляют нужду. Там воняет говном. В подвале всегда стоячая вода. Всюду витает бетонная пыль. На верхнем этаже, куда мы забрались, редко кто-то ползает. Потому что там кое-где нет пола. Иногда приходится перелезать из окна в окно, чтобы уйти подальше от завершенного, достроенного мира.
Хорошенькая мордашка. Большие, но красивые уши. Короткие волосы. Люда целует меня в щеку. Мы соприкасаемся губами. Пытаемся поцеловаться так, как в кино. С языками. У меня был нелепый сексуальный опыт. И я с гордостью мог сказать сверстникам: «Я ебал». Девочка невиннее. Первый настоящий поцелуй. Я хочу снять с нее штаны, расстегиваю пуговицу. Люда говорит: «Перестань».
Мы заброшенные и незавершенные.


Шрам

Окончили школу. Довольные собой. По улицам бродим. Я и мой дружок — Кирпич. С Кирпичом мы все время веселимся, кроме некоторых спорных моментов. Он похож на Джеймса Дина. Девки его любят, а я так, средней руки пошляк. Мы клеим школьниц. Ему нравятся постарше, десятиклассницы. Мне нравятся ученицы седьмых-восьмых классов. С Кирпичом мы близки настолько, насколько это возможно без интимной составляющей.
Малолетка недавно покончила с собой из-за безответной любви к Кирпичу. Он этого происшествия как будто не заметил. Совершенно спокойно идем в ларек за пивом. Хотим купить «Спецуху» в двухлитровой пластиковой бутылке. Отвратное пойло, но черепушку сносит.
Наш район. Высотки-новостройки. Подъемные краны где-то в конце улицы. Ларечки с дешевым алкоголем. Граффити на стенах. Бездомные псы перебегают дорогу.
Кирпич спрашивает:
-Ну что там с твоей Васей?
-Расстались мы.
-И хер с ней.
-Ага.
Сказал я, но еще сильнее расстроился. Хорошая была девочка. Она любила мармелад со вкусом колы. Развратный ребенок.
У ларька валяется пьяница. Он так уродлив, что кажется древнее, чем на самом деле. Каждого, кто пытается ему помочь, он посылает нахуй. Ему протягивает руку мужик с бородой. «ИДИНАХУЙ!» Отдыхает человек. Губа у него кровоточит, то ли падая разбил, то ли очередной посланный уебал. К алкашу подошла наша знакомая девчонка. Она не хочет знать, что с ним. Просто идет в ларек. Увидев нас – улыбается.
-Привет!
Щенячий восторг. Прибилась к нашей компании с месяц назад. Кто-то ведь ее трахнул первым, вроде Поляк. Слышал, что она любит выпить и подраться с девчонками. Но и поебаться горазда. Она не слишком хороша собой. Зато дает всем и каждому. Количество моих знакомых не ебавших ее стремительно уменьшается. Вижу, что и Кирпич хочет.
Предложили ей пойти с нами. Она и рада. Купили пиво в стеклянных бутылках. Выпендриваемся.
Пошли в парк.
Нашли славное местечко. Там кто-то уже побывал до нас. Угли костра еще не остыли. Мы уселись на бревна. Вся земля изгажена. Окурки, пакетики из-под закусок, битые бутылки. В воздухе не лучше. Комары летают тучами. Кусаются гниды.
Мы постепенно напиваемся. Девочка достала мобильный телефон и включила убогую русскую попсу. Сидела у меня на коленях, мы пару раз поцеловались. Я не проявил энтузиазма. Она пересела на колени к Кирпичу. Тот лапает ее. Нагло. Залазит к ней в джинсы спереди. Хоть мне и не нравиться эта развратная девчонка – у меня встал. Я думаю, что может быть пора слинять. Пусть себе совокупляются. Комаров кормят. Поднялся с места. Подошел к ним ближе, чтобы дать понять, что я ухожу. Девчонка вырвалась из лап Кирпича. Ударила полупустой бутылкой меня по лицу. Бутылка разбилась. Дура закричала: «Вы меня изнасилуете!»
И убежала.
У меня вся одежда в вонючем пиве. Кровь со лба стекает к глазу. Путается в ресницах. Кирпич ржет.
Через пару недель эта девка мне отсосала. Свою вину она загладила. Глубокая глотка.
С тех пор у меня небольшой шрам над левой бровью.


Сопля

Расхаживает у меня по квартире голышом. Чихает. Сопелька – называю ее так, потому что у нее постоянно течет из носа. Пили портвейн. Слишком много.
Я затащил ее в ванную. Включил душ. Заткнул сливное отверстие. Ванна медленно наполняется. А мы сидим, отмокаем. Девочка положила ноги мне на плечо. Соскользнула под воду, вынырнула. Выпустила струю изо рта мне в лицо. Потом чуть успокоилась. Стала пукать под водой. Пузырьки. Это позабавило и меня, мне захотелось ею овладеть прямо в ванне. Коричневая колбаска всплыла передо мной. Плеща воду на пол, я вылез. Выдернул затычку из сливного отверстия. Вода стала убывать, образуя воронку. Но говно никуда не делось. Сопелька пыталась его поймать руками. Ничего не получилось, поэтому она проталкивала какашку пальцами в отверстие. Бледная задница передо мной. Девочка все еще прекрасна. Я запрыгнул в ванну, попытался вставить член в Соплю. Но не смог.
Бросил попытки, сел. Слезы выступили на глаза. Худенькая девочка повернулась ко мне. Все руки у нее в дерьме. Воняет. Меня стошнило. А это дело заразительное, особенно, если перепили. Сопельку тоже вырвало. Она улеглась на меня. Легонькая. Я направил душ на нас. Смывая кусочки огурчиков и еще какую-то ерунду. После того, как мы проблевались, стало намного лучше. Я попытался вымыть руки малявке. Но немного фекалий осталось под ногтями. И мы оцепенели, прижавшись друг к другу. Пролежали так несколько часов. Сопелька шмыгала носом, а я слушал, как журчит вода.


Красота.

То ее дергает и колотит. То она вялая и беспомощная. Стимуляторы-транквилизаторы. Наркоту в колледже легко достать.
Мы вроде друзья. Но она меня сексуально привлекает. Рыжая. В веснушках. Тощая. Когда мы идем вместе по улице, я жалею других. Бедные одинокие люди, в мире без красоты.
После очередной вечеринки, лежим в одной постели в полудреме. У ее подруги в гостях. Я что-то сказал, она лишь промычала в ответ. Окончательно вырубилась. Жуткий коктейль препаратов свалил ее. Но я не могу заснуть. Мне хочется воспользоваться ее положением, хоть это и подло. Она лежит на боку. Стараюсь как можно нежнее снять с нее одеяло. Кладу ее на спину. Чувствую себя насекомым, завязшим в смоле. Девочка еле дышит. Трогаю ее ребра. Мертвенная красота привлекает. Я думаю о смерти. О том, сколько страданий я принес в этот мир. Но не хочу умирать. Хочу просто исчезнуть. Мир переполнен такими страдальцами, которые хотят убежать из него. Я же задумал стать невидимкой.
Хотел кончить ей на лицо. Но перевернул ее на живот. Трогая левой рукой маленькие ягодицы, я мастурбировал. Сперма брызнула девочке на крестец. Я быстро затер следы преступления. Она не заметит завтра, когда придет в себя после отходняков.
Я замер. Будто смола стала затвердевать, превращаясь в янтарь. Постыдная капля спермы повисла на кончике головки.
Больше мы с той девочкой никогда не виделись. Я ушел из колледжа. Чтобы стать никем.


Спор

-Я полез к ней целоваться. Она уже растаяла у меня в руках. Но все равно ломалась. А потом заявила, что она еще девочка и хранит себя для единственного. Я так ей в лицо и рассмеялся. Унылая целка.
Татьяна ответила мне, ухмыляясь.
-Этого стоило ожидать. Маша девочка-цветочек.
-Да уж. Зря я с тобой спорил, что смогу ей сунуть. Не смог, но хоть поразвлекся немного.
-Мы такие испорченные.
Три года назад паренек, которого бросила Татьяна выпрыгнул из окна. С восемнадцатого этажа. Она мне рассказывала о предсмертной записке. Где он понаписал чувствительной ерунды.
Татьяна разминает мне плечи. Приятно. Я только что пришел с турника. Она гладит мои волосы. Усаживаемся с ней на диван, включаю фильм «Кирпич». Гордон-Левитт отлично исполняет свою роль в этом нео-нуаре. После «Загадочной кожи» Араки, я полюбил этого актера.
Обнял Танюшу. Немного возни и неловкого петтинга. Расстегнул пуговицы у нее на кофточке. Взвешиваю в правой руке ее груди по очереди. Татьяна говорит:
-Что ты делаешь?
-Трогаю твои сиськи. Это разве не очевидно?
-Ты же понимаешь, что мне нравишься и все дела. Ты забавный. Но мы не будем сейчас трахаться.
Я тереблю ее соски. Игнорируя ее слова. На экране: Брэндон подставил нарко-барыгу Штыря. И отомстил всем.
Соски отвердели. Я пытаюсь их лизать. Татьяна вылезает из-под меня. Говорит:
-Хватит. Мои чувства к тебе совсем другие. Мне пора.
Проводил ее. Положил руку ей на задницу. Прижал к себе. Мы трогательно попрощались.
Маша, которая мне не дала, вышла замуж по залету на следующий год. Теперь она живет с безработным мужем, с ребенком на руках, в одной коммуналке со своими родителями.


Призрак

Влажная земля покрылась коркой льда вечером. Днем ее растопило солнце. Проталины в грязных сугробах, там, где расположены люки. Весеннее очарование гетто. Я снова влюблен. И знаю, что ничего из этого не выйдет.
Мимо проезжает трамвай. Но я не слышу его. У меня в наушниках песня Radiohead — Give up the ghost.
Пытаюсь выкинуть из сознания слова. Не облекать ничего в слова. В моей вселенной нет слов. Нет богов, власти, неравенства. Там нет ничего. Только ничто и нигде. Разбрызгивая сперму в вакууме, я породил новую материю. Soleil et Chair.
Буду идти вперед, пока не выгорит сердце.


«Уважаемый член общества может преспокойно смотреть на фаллические скульптуры в музее, ведь они древние. Генри Миллер, если не ошибаюсь, упоминал об этом в одной из статей. Мышление уважаемого члена общества самым иррациональным образом раздваивается: если нечто овеяно древностью, выставляется в музее и знаменито – то с ним все хорошо».
(Даниэль Одье «Интервью с Уильямом Берроузом»)