Белый, красный, мёртвый (Окончание).

Автор: Завхоз Глухой хлопок далёкого пистолетного выстрела выбросил Граевского из чуткого сна, как в ледяную воду, и уже в следующую секунду он, припав на колено, настороженно водил стволом Мосинки в сторону ближайших кустов. Флегматичный Азат спокойно прищёлкнул плоский штык к своей японской игрушке, полностью готовый к любым неприятностям. Всклокоченный со сна есаул злобно щурился в темноту, похожий на разбуженного пинком лохматого кота. Только вот коты шашек не носят и не матерятся тихо сквозь зубы.

Крылов же, казалось, и вовсе не спал. Проверенная винтовка была плотно прижата к плечу, а глаза привычно отыскивали цель в лесном мраке. Сам же снайпер как будто слился с ближайшей елью, а хищный винтовочный ствол казался не более, как ещё одной, необычно прямой веткой.

Самыми беззащитными в компании оказались связанные Глодов с Товарищем Егором. Ну, это и понятно, со стянутыми за спиной руками особенно не поскачешь. Но проснулись и заворочались и они тоже.

-Леший, — вполголоса констатировал очевидное Колыванов, — А Лёха просто так с перепугу палить не станет. Гости у нас, не иначе. Эй, красножопый, — обратился он к Глодову, — давай рассказывай, кто это там ещё из твоих нарисовался? Только не ври, я ложь нутром чую.

Глодов только сплюнул, злорадно ухмыльнувшись:

-А ты что думал, морда белогвардейская, так легко красных бойцов положить? – Глодов сам ни черта не понимал, но видел, что бандиты понимают ещё меньше, так что не грех было их и припугнуть. – Сейчас наши ребята, которых вы, сволочи буржуйские, просмотрели, поляну окружат и положат вас всех. И золото то, что вы у трудового народа награбили, нашей власти служить будет.

-Болтай-болтай, — как от мухи отмахнулся есаул, — тебя то я всегда пристрелить успею. А ведь дело он говорит, Батька, — обратился Колыванов уже к Граевскому, — оборону надо занять грамотно, эх, жалко Люська не с нами.

Да, пулемёт было жалко, слов нет. Оставалась, конечно, «хитрая штучка», но штабс-капитан пока о ней не думал: вещь новая, капризная, надеяться на неё нельзя, хотя пригодиться в ближнем бою она ой как может. А пока действительно, горячку пороть не стоит, если бежать уже поздно, так надо драться.

Костёр практически потух под каплями мелкого дождика, только угольки тихонько тлели, но Граевский опрокинув котелок, затушил и их. Нечего себя выдавать. Эх, жалко Лешего, был бы он живой, то не палить бы начал, тревогу поднимая, а уже тут бы был. Ну, здесь уж чего ж, все под этим ходим. Сам Граевский давно расстался с мечтой спокойно окончить свои дни в постели, поэтому и к чужим смертям относился довольно спокойно.

-Приготовились, — тихо скомандовал он. – Они оттуда идут, слышите? Как кабаны топочут, ничего не боятся. Ничего, повоюем ещё.

Два поваленных ствола на месте ночёвки давали неплохое прикрытие. До края поляны оставалось достаточно места, что б никто незамеченным к ним подкрасться уже не сумел, а из кустов по ним палить так же глупо, как и самому Граевскому стрелять по зарослям. Продержимся. А там рассветёт, хоть и дождь этот, всё полегче будет. Тем не менее, Граевский пододвинул чехол с «хитрой штучкой» поближе и приготовил пару гранат, кто их знает красных, вдруг на штурм кинуться? Мужичьё же, чего от них ждать – неизвестно.

-Вон они, — прошипел меж тем Азат – сколько ж их, мама моя…

Действительно, среди обступивших поляну деревьев смутно замаячили какие-то неясные тени. И их было много. Очень много.

«Не меньше роты, — прикинул намётанным взглядом Граевский, — и как подобраться то ухитрились. Только вот… Да что это за чертовщина, в конце то концов?! »

Действительно, было чему удивляться. Медленно надвигающиеся из темноты силуэты, похоже, вообще не имели никакого понятия не то, что б о строе, но и об элементарной боевой тактике. Просто тупо пёрли напролом через кустарник, создавая столько шума, что и глухой бы проснулся. Даже и не думая скрываться, они в полный рост выходили на опушку.

-Батька, — почти над самым ухом раздался сдавленный сип есаула, — Батька, а ты в Бога веруешь?

Граевский только головой мотнул в ответ, уже и сам, боясь поверить, в то, что видит.

-А в Чёрта? – не отставал Колыванов. Граевский давно заметил, что перед серьёзным боем тот начинает болтать без умолку. Да и ладно, лишь бы в схватке не подвёл, а вот этого за казаком пока не водилось – Потому как, сдаётся мне, — продолжал бубнить есаул, — не божеское это творение, то, что мы сейчас видим. Ты ведь то же, что и я видишь, а, Батька?

Граевский уже видел и не хотел верить. Многое, ох многое, привелось ему повидать за без малого десять лет непрерывных боёв, и нескончемой стрельбы. Жёлтое марево германских газовых атак, железных гусеничных монстров, плюющихся огнём, целые аллеи из повешенных соратников, забитые доверху трупами колодцы в сёлах. Видал он умерших от голода, в агонии обгрызавших до костей собственные руки, видал распятых на монастырских дверях штыками монахов, видал сгорающих заживо в собственном, превращённом в крепость, доме крестьян. Но такого… Такого видеть Граевскому до сих пор не приходилось.

Выходящие на опушку преследователи только отдалённо напоминали людей. Многие уже давно превратились в увешанные остатками меховых одежд скелеты, где-то лишившиеся руки или пары рёбер. Другие, почти свежие, были обряжены в красноармейскую форму, но на людей были похожи ещё меньше, чем почти голые костяки: разбитые пулями лица, вывернутые гранатными взрывами конечности…

-Батька, — прошипел есаул, — вон там, справа, видишь?

Граевский видел. Волоча за собой перебитые осколками ноги, в первом ряду упрямо полз вперёд перепачканный в могильной земле Володька-пулемётчик. За ним угрюмо ковыляла до боли знакомая неказистая фигура верного Поликарпа. Покойники, мертвяки. Но, тем не менее, они медленно и упорно двигались в сторону остатков отряда Граевского.

-Не раскисать никому, — свистящим шёпотом скомандовал тот. – Если молиться, то очень тихо и про себя. Азат, ты как?

-А нам татарам всё одно, — вроде бы спокойно, но с заметной дрожью в голосе отозвался тот. – Только вот думаю, как нам с ними драться то? Ходють они, конечно, как куклы, но ведь ходють? И куда их бить-то надо? Что б они ходить перестали, шайтаны.

Та же мысль занимала и Граевского.

-Крылов, — позвал он.

-Да понял уже, Константин Фёдорович, — отозвался тихий шелест из-за дерева. – Проверить?

-Делай уже, — скомандовал Граевский, — чего спрашивать?

Громыхнул выстрел. Один из передовых костяков получив пулю в бесстыдно открытый всем позвоночник, просвечивавший через решётку грязных рёбер, вроде бы как слегка уменьшился в росте, но движения не замедлил. Чёрт!

-В голову попробуй, — посоветовал Граевский.

Грохнул ещё один выстрел. Обтянутый высохшей кожей череп скелета превратился в белесоватое облачко костяной пыли. Секунду-две простояв вертикально оживший костяк завалился навзничь и больше не двигался. Его место тут же заняли другие.

-Ага, — пробормотал Граевский. – Все усекли? Серёжа, теперь с Володей попробуй.

В ту же секунду пуля из крыловской винтовки пробила окровавленный колтун на голове загребающего перед собой землю трупа бывшего пулемётчика. Тот ткнулся лицом вперёд и затих.

-Все поняли? – не оборачиваясь, поинтересовался Граевский. – Бить только в голову. А теперь, господа, огонь!

Раздался частый град выстрелов. Почти десяток идущих во главе страшного отряда мертвецов осели на месте. С глухим треском превращались в пыль высохшие черепа мёртвых много лет тунгусов, со влажным чмоканьем разваливались головы вчерашних чоновцев. Но остальные продолжали переть вперёд, как ни в чём не бывало. Много их было, очень много.

- Офицер!!! — раздался из-за спины истошный вопль, и Граевский обернувшись наткнулся на бешенный, вытаращенный взгляд Глодова. – Батька, как там тебя, Грай, маму твою! Руки развяжи нам! Не продам, не ссы, а подыхать как курёнку неохота!

Граевский колебался лишь долю секунды, после чего коротко кивнул есаулу. Тот скользнул к двум связанным пленникам и через секунду те уже облегчённо потирали освобождённые от верёвок руки. Точнее, потирал только Товарищ Егор, Глодов же моментально метнулся к забытому впопыхах Азатом у костра тяжёлому топорику. После чего присел возле Грая.

-Не остановим мы их, — опытным взглядом оценив ситуацию сообщил он Граевскому, — в рукопашную придётся. Твои-то как сдюжат?

-Увидим, — как равному ответил Константин. – Медленные они очень, — Граевский, понятно, говорил о мертвяках, — может и есть шанс. Сейчас ты, есаул и Азат в прорыв пойдёте, а я… Есть у меня один сюрприз.

Глодов кивнул.

-Командуй.

Отряд мертвецов, меж тем, медленно, но верно, оставляя за собой многочисленные недвижимые тела приближался к поваленным стволам, за которыми засели остатки отряда. Пули Крылова и Азата разили без промаха, но нападавших меньше как бы и не становилось.

-В рукопашную!!! — дико, сам себе удивляясь, заорал Граевский. Так он кричал только несколько лет назад, когда окружённый в заваленном трупами окопе со своими солдатами принял безрассудное решение прорываться в сторону близкой канонады. Тогда спаслось восемь человек, остальные погибли.

Азат с Колывановым как будто только этого и ждали. Татарин отбросил, наконец, непривычную винтовку, вытянул откуда-то из небытия отточенную до бритвенной остроты окопную лопатку и мощным болидом врубился в толпу наседающих мертвецов. Только хруст пошёл.

«Ёооооо-тв-ю-ать!!!», — раздался страшный нечеловеческий визг справа. С этим боевым кличем предки Колыванова кидались втроём на янычарский полк или польскую хоругвь. И те отступали, поняв, что своя жизнь всё-таки дороже, а эти сумасшедшие перед тем, как погибнуть, заберут с собой не один десяток. Так же и в прошедшей войне германцы в ужасе разбегались, едва заслышав этот жуткий крик. Другими словами, есаул Колыванов тоже вступил в дело, описывая над головой круги шашкой и абсолютно наплевав на то, какие враги перед ним: живые или не очень и сколько их.

Следом за ним угрюмо рванулся Глодов, наконец, ощутив в руке знакомое со времён пролетарской юности оружие.

И завертелось… Трое головорезов, как нож в толстое брюхо, ввинтились вы толпу оживших мертвецов. Только хруст пошёл от расшибаемых костей, только и слышно было, что истеричные матюги Коновалова и рёв Азата. Граевский, тем временем расчехлил «штучку».

Два года назад набрели люди Грая на брошенный лесной хуторок, много таких в последнее время развелось, и там, в амбаре нашли помирающего от непонятной хвори парня. Напоили, накормили, но помочь, по большому счёту уже не смогли, через пару дней человечек преставился. Но перед этим интересные вещи Граевскому рассказал.

Году так в пятнадцатом, решили в русском Генштабе ввести в бой новое оружие: винтовки, они же для дальнего боя, в рукопашной от них толку мало, тут больше на штыки, револьверы и те же лопатки вся надежда, а ту же мосинку, пока перезаряжаешь, пока целишься,… Убьют тебя раз так восемь. И появилась в генеральских мозгах идея создания индивидуального пулемёта для каждого бойца. Что б шёл он и свинцом землю перед собой поливал. Легко придумать, да нелегко сделать. Многие, многие оружейники пытались такое чудо сотворить, но неплохо получилось только у одного, у неизвестно откуда взявшегося господина Фёдорова. Вроде б и карабин, как карабин, только что патронник непривычно большой и изогнутый, а стрелять может и как винтовка и как пулемёт. И не тяжёлый, не намного тяжелее мосинки. Только что, патронов с собой таскать много приходится, потому, как жрёт их машинка со скоростью прямо-таки устрашающей, но никто на это не жаловался.

Отстреляли машинку, получившую название «личный пулемёт» на стрельбищах и решили провести испытания в, так сказать, полевых условиях. Отобрали роту бойцов, доказавших, что на врага глаза в глаза они ходить не испугаются, вооружили их Федоровскими машинками (попутно ещё всяким неопробованным добром, типа гранат новых и ещё бякой разной смертоносной) и бросили в Галицию. Очень хорошо показали себя там Федоровские машинки, особенно, при атаке. Рвутся солдатики в бой и такой огонь открывают, что ни один германец из окопа высунуться не может. А потом, когда в окоп спрыгнули, немец на них с ножом, а они его — пулей. И сразу же второго. И третьего…. На раз окопы вычищали. Собрались уже машинку, не считаясь с затратами, в серийное производство в Туле запускать, но… Февраль, отречение, безобразие в стране, короче, забыли про спецподразделение. А после Октября вообще весь личный состав разбежался: кто к красным примкнул, кто к белым, кто, как тот самый паренёк вообще от войны подальше подался.

Так и попал в руки Батьки Грая этот самый «личный пулемёт», а точнее, настоящая автоматическая винтовка. С боеприпасами проблемы не было, стреляла машинка теми же самыми японскими патронами не хуже, чем специальными, а уж этого то добра тогда в Сибири водилось с избытком. Тайком пристрелял Граевский оружие, привык к нему, но никому пока не говорил, лишний туз в рукаве никогда не помешает. Но сейчас, кажется, время пришло.

Прижав приклад тяжёлого оружия к плечу, Граевский нажал на курок, и сам отшатнулся от неожиданно мощной отдачи, чуть не переломавшей ключицу. Но эффект был налицо: четверо мертвяков откинулись назад и больше не двигались. Граевский выпустил ещё одну короткую очередь. Ещё двое. Жалко только, что в запасе у него было только три магазина, по двадцать пять пуль в каждом. О прицельной стрельбе уже говорить не приходилось, надо было бить очередями, а надолго ли так хватит? Ладно, живы будем — не помрём…

-Татарин! – тем временем заорал вертящийся, как белка в колесе Глодов, — Ты ближе! Снайперу вашему помоги, или ты слепой?

Азат, потерявший в пылу боя всякую ориентацию (бей, руби, а там — будь что будет), налитыми кровью глазами глянул в ту сторону, где, засев под елью, отбивался Крылов. Да, дела у снайпера были вправду плохи. Более двух десятков мертвецов наседали на него со всех сторон и, как бы быстро он не вёл огонь, уже видно было, что враги просто завалят его массой. Но Сергей и не думал бежать, твёрдо заняв позицию и с двухсекундным перерывом посылая пули в сторону нападающих.

Дико взревев, Азат рванулся на помощь стрелку. Даже уже не рубя, а просто раскидывая плечами кровожадно тянущие к нему конечности костяки, он практически мгновенно оказался возле Крылова. Но не успел.

Толпа мертвецов накрыла бешеного снайпера с головой, и сейчас на том месте, где только что стоял Сергей, уже копошилась толпа омерзительных конечностей. Уже молча, но от того не менее страшно, Азат принялся крушить лопаткой образовавшуюся кучу, стараясь, впрочем, попадать по головам, и расшвыривать всякую склизкую гадость, облепившую Сергея ногами.

Очень скоро он наткнулся на снайпера, точнее то, что от того осталось. А осталось не так уж и много: грудь Сергея была разорвана, от лица остались одни ошмётки и только стиснутое в руке ложе винтовки указывало на то, чей это труп. Горестно взвыв, Азат снова рванулся в бой.

-Направо, за первым рядом, — раздался снизу сиплый голос, — туда посмотри, штабс-капитан. Видишь падлу эту?

Полуоглохший от отдачи Граевский сначала и не понял, откуда исходит этот звук, но потом, опустив глаза, обнаружил прямо у своих ног спрятавшегося за поваленным бревном Товарища Егора, ведущего одиночный, но убийственно точный огонь по наступающим трупам из револьвера. Комиссар только неопределённо указал рукой, но Граевскому хватило.

Чуток вдали за наступающими, точнее, прущими как на убой, толпами оживших мертвецов маячила слабо светящаяся, но, тем не менее, знакомая фигура. Старичок-шаман, то самый, что дорогу подсказал, а потом проводником у красных был. Только вот, тогда он нормальным был, дедок и дедок, а вот сейчас…

Сейчас старый Угулай светился как бы изнутри. Голубоватым таким, неживым светом. И руками размахивал. И в том направлении, куда указывала его сухонькая, с удлинившимися не по-человечески пальцами рука, сразу же устремлялся ещё один отряд мертвяков. Потерявший уже всякую надежду отбиться от наседающих толп покойников Граевский почувствовал, как дикая идея, терять то нечего, зашевелилась в его мозгу.

-Есаул, красный!!! – во всю глотку приказал-заорал он, — справа от вас, через ряд, синий! Видите? Его рубите, его!!!

Ошалевший от мясорубки Колыванов ещё вращал глазами, когда Глодов, мгновенно уловив ситуацию рванулся к смутно светящейся в темноте далёкой фигуре, подрубив по дороге ноги ещё паре мертвяков. Но уже спустя секунду вслед ему рванулся есаул, рубя всё перед собой, не обращая внимания руки это, ноги или головы, просто очищая путь.

Первым, всё-таки, добрался Глодов. Но, уже занеся топор для удара по седой старческой голове странного чудовища, командующего армией мертвецов, он почувствовал жёсткий, сильный удар, отбросивший его на пару метров. Мёртвый Угулай-не-Угулай усмехнулся, но тут же ухмылка его сменилась гримасой ярости. Это подкатившийся незнамо откуда есаул рубанул его по ногам, перерубив одно колено напрочь. Мертвец зашатался, тщетно пытаясь сохранить равновесие, но всё же завалился навзничь, выбросив в сторону наглого казака руку с кровожадно выставленным указательным пальцем. Что за колдовство он там творил, неизвестно, явно, что-то такое, после чего никто бы выжить не смог, только всё дело в том, что Колыванова в этом месте уже не было.

Перекатившись колобком, он ещё раз рубанул по уже лежащему на земле телу мёртвого колдуна шашкой. Просто так, где попадётся. Попал по левой руке, вскочил и сразу же снова рубанул, уже по голове. Чуток опоздал, Глодов, пришедший в себя уже размозжил темя мёртвого колдуна мощнейшим ударом топора. Но боевая истерия была ещё сильна, и что тот, что другой всё ещё продолжали кромсать уже поверженное тело, прежде чем заметили, что мертвенно-голубое сияние погасло.

Глодов с Колывановым затравленно оглянулись.

По всей поляне, ещё недавно нагло прущие на оружие мертвецы, тупо застывали на месте и медленно оседали или заваливались на землю. Дождь, лес и трупы. Это живо напомнило Колыванову одну операцию в шестнадцатом году где-то на Северо-западе, когда он, один из немногих выживших, был удостоен очередного Георгия и недельного отпуска домой. Домой тогда Колыванов так и не добрался, а пропьянствовал всю неделю в ближайшем польском городке пытаясь перебить водкой солёный вкус чужой крови во рту.

Вроде б и вправду всё закончилось. Неужто отбились?

Потом напала после боевая дрожь. И Колыванова и Глодова начало неудержно тряси, как будто оба они пробыли несколько дней на леднике, а потом выбрались наружу. Взглянув друг на друга, оба только чудом удержали нервный смешок, грозящий перерасти в настоящую истерику.

Через пару минут они достигли поваленных брёвен, образующих лагерь, где застали устало сжимающего дымящийся автомат Граевского и пришипившегося в углу Товарища Егора. Ещё через минуту из дождевой завесы показалась глыбообразная фигура Азата, бережно несущая на руках растерзанное тело Крылова.

-Вот, — смущаясь кивнул обычно чуждый всякому этикету Азат, — похоронить бы надо. Есаул, поможешь а? Жалко Серёжу, хоть и психический был, а стоял насмерть. А я ведь грешил на него, думал притворяется, свой интерес имеет, только притворяется… А он и вправду: настоящий был.

Колыванов кивнул и уже начал подниматься, когда раздался негромкий и, даже какой-то несерьёзный хлопок выстрела. Азат как-то совсем по-детски улыбнулся, скосил глаза куда-то влево и начал заваливаться вперёд, прямо на тело Крылова.

Смертельно уставший Граевский даже не имел сил поднять оружие, а только смотрел в белые от ненависти глаза Товарища Егора, сжимающего в такой же побелевшей руке наган.

Расслабившийся Колыванов вроде бы вскинулся, но наткнувшись на хищно-чёрный глазок второго пистолета в руке комиссара кровожадно застыл на месте.

-Именем Реввоенсовета, — тяжело, будто ворочая языком неподъёмные глыбы, нараспев начал произносить Товарищ Егор, — враг Трудового Народа, враг Нового Строя и ярый контрреволюционер, бандит Константин Граевский, по прозвищу «Батька Грай», за преступления против Советской Республики и попытку хищения Народного Достояния приговаривается народной властью в моём лице к высшей мере социальной защиты – смертной казни.

Что-то глухо чвакнуло. Глаза Товарища Егора непроизвольно дёрнулись к переносице, а потом и вовсе закрылись. Труп комиссара мрачно ткнулся носом в прелую хвою.

-А достал он меня, — равнодушно пояснил Глодов оглядывая обух топорика и без того обильно покрытый кровавыми подтёками. Да, мозги Товарища Егора по цвету от мозгов оживших мертвецов практически не отличались.

-Пояснишь? – уже ко всему готовый поинтересовался Граевский. Есаул, как там и был, уже маячил за спиной Глодова.

-А чего тут пояснять? – удивился Глодов. – Говно человек был. Ты думаешь, мы бы вернулись, отряд потеряв, кто бы виноват остался? Старый большевик Товарищ Егор или матрос Глодов? Он бы меня первый и сдал, что б самому чистым остаться. Да и не по-человечески это: вместе от трупаков отбивались, хоть и не поверит никто, а он потом… Ладно, не бери в голову, гм, атаман, я то перед своими отбрешусь. А нет – так и нет. Золото ведь ты мне отдашь?

-Не отдам, — согласился Граевский. – А вот, если б ты с нами пошёл…

-Ты это брось, — недовольно насупился Глодов. – Нужно мне твоё золото? Мы же через пять лет уже в твоём Харбине будем, а потом и дальше, про Мировую Революцию слыхал? И всё твоё золото, так или иначе, народным будет, как товарищ Маркс учил, понятно?

-Ага, — кивнул уже Колыванов, — а Серёжу с Азатом похоронить поможешь?

Глодов только плечами пожал.

-Конечно, помогу. Только я того, не подумайте, что за услугу… — Глодов засмущался, — Коня мне дадите, а? У вас-то табун целый, а мне ещё до своих добираться…

Колыванов усмехнулся:

-Да любого бери, только не моего, не атаманова и не того, что под грузом. А пока пошли, парней похоронить надо.

Глодов только пожал плечами, подхватив заляпанную всякой мерзостью лопатку Азата….

***

-Батька, — раздумчиво, как бы про себя, спросил Колыванов, — знаешь, о чём я сейчас подумал?

-Нет, — флегматично ответил Граевский, так же как и есаул, угрюмо бредущий за караваном из трёх коней, нагруженных оружием, провизией и (но это секрет) частью золотого запаса атамана Соловьёва, состоящего из полутора пудов золота и нескольких мешочков, наполненных чистейшей воды якутскими алмазами. – Но ты поделись, если желание такое чувствуешь.

Есаул горестно вздохнул:

-Вот ты батька всё смеёшься… А подумай, — усы Колыванова азартно ощетинились. — Я ж теперь завидный жених, так, да? В Харбине нам делать нечего, тоже правильно, да? Там же одна голь-босота ошивается, с ними дела иметь нельзя. То есть, Батька, дорога нам из Харбина или в Штаты, что мне больше нравится, или в Англию, но там лорды всякие, а я то из простых. Так что, Штаты эти Соединённые, мне больше по душе. А человек я сейчас состоятельный, даже с вычетом того, что мы на борьбу против коммуняк пустим. Я могу даже к миллионерше какой-нибудь посвататься… И жениться. И знаешь чего, Батька?

-И чего? — лениво поинтересовался Граевский. До границы оставалось всего ничего, опасности не наблюдалось, но ухо, всё-таки, следовало держать востро.

-Вот я и подумал, — продолжал есаул, — женюсь, дитёнка заведу. Пацана. И назову Азатом. И ничего, что имя басурманское, человек-то хороший был. Брат, можно сказать. Что скажешь, Батька?

Граевский задумчиво пожевал губами.

-А я, — с совершенно серьёзным лицом заявил он, — «Троцким» своего сына назову, «Львом Давыдовичем». Что б помнить и не забывать.

-Батька, — уронил челюсть Колыванов, — да разве ж можно живого человека, сына, тем более, так обзывать???

-Шучу я, есаул, — успокоил того Граевский. – Федей назову, как отца. Пошли уже, до границы рукой подать.

(с) Завхоз