No man no cry (1 глава)

Автор: ladysnowblood Он не помнил, как оказался в квартире соседки с затертым усталым лицом. Чувствовал он себя не важно, его знобило. Они по очереди смотрели в глазок, пока соседке не надоела конкуренция, и она не включила видеонаблюдение. Теперь он видел картинку целиком: помятая Ленка, санитары, носилки, испуганный кот и мужчина в фуражке. Его озадачила беготня за дверью, но вопрос, как он здесь очутился, занимал сильнее. Лунатизмом, сорока двух лет, разведен, широкоплеч, нарочито брутален, обременен в/о и ч/ю, не страдал. Волочиться за соседкой, в которой с первой же вымученной улыбки угадывалась особа со сложной судьбой, считал пустой тратой тестостерона. Сложности он грузной поступью обходил стороной, был не молод, опытен и брезглив. В последние годы предпочитал, чтобы женщины давались и давали легко, благожелательно, без жевания соплей и взаимных претензий. И само собой – без каких-либо обязательств с его стороны. Эта же мадам его раздражала. Во-первых, она никак не могла его запомнить, что несколько подтачивало его самолюбие, все-таки он, не без причины, считал себя мужчиной видным и для телок интересным. Прошел уже год, как он поселился у Лены, и они неоднократно сталкивались в подъезде, лифте, супермаркете внизу, а эта безымянная женщина смотрела сквозь него невидящими глазами. Такая отстраненная, нездешняя. Никогда не встретится взглядом, не улыбнется. Хотя в этом городе с улыбками совсем плохо, даже с дежурными, оправдывал ее он. Владимир старательно здоровался, она механически отвечала, беззвучно, как рыба. Бесполезно, смеялась Лена в ответ на его недоумение, она и меня не узнает. Говорят, муж от нее ушел, давно его не видно. Немудрено, думал он, глядя, как соседка бестолково носится со своими пакетами, пытаясь перехитрить лифт. От помощи она всегда апатично отказывалась, то ли от страха, что он унесется вдаль с французским багетом наперевес, то ли от того, что изнасилует в замкнутом пространстве.
— Что же там такое? – произнесла женщина. – Что случилось?
— Я бы тоже хотел знать.
Ему хотелось получить от нее хоть какое-то разумное объяснение, как он здесь оказался, выложить его Лене, помириться и лечь спать без выяснения отношений. Хватит и той разборки, которую Ленка устроила сегодня вечером. Они сели ужинать, Лена включила телевизор на кухне. Шла очередная церемония награждения звезд отечественного шоу-бизнеса, химер и фриков нашей эстрады. Пожиратели сердец неумолимо надвигались с экрана, расточая силиконовые улыбки. Лоснящиеся матроны, чванливые адепты поп-олимпа, сладкоголосые телочки-звездочки, светские львы, стерильные львицы, голубоватые амуры, полуголые нимфетки с тугими попками, повизгивающие виджеи – весь этот номинированный шлак, который приходилось лицезреть изо дня в день, манерные убожества, вызывающие омерзение, суповой набор горячих десяток, набивший оскомину. Ну и конечно, он не мог сдержаться, выступил в своей обычной манере ворчливого говноненавистника.
- Все, — вскочила Лена, когда он прошелся по первому кругу, подмечая каждую мелочь и ставя диагнозы. – Хватит. Я больше не могу это слышать. Перестань!
- Я только начал, — невозмутимо возразил он, накручивая спагетти на вилку. – Селебрити, бля!
- Володя, нам надо поговорить, — ее тон не предвещал ничего хорошего.
Владимир вздохнул с досадой: и эта туда же. Поговорить… Зачем ей вообще разговаривать? Была б его воля, он речевой аппарат к женщинам прилагал как опцию, где-то на периферии, или вот как у кукол – кнопка на диафрагме, три-четыре фразы, не больше.
Он давно перестал удивляться умению женщин испортить аппетит. Не в этот раз, милая, не в этот раз, подумал он, поглощая соус болоньезе, который сегодня явно удался и был ароматен и нажорист. Ленкин кот, наглая рыжая морда, сидел рядом и молча его презирал. Владимир отвечал тем же – у них было вынужденное перемирие. Когда ее не было рядом, кот следовал за ним по пятам. Владимир слежку пресекал, и кот начинал летать по комнате, показывая чудеса аэродинамики. Бессмысленный комок шерсти предпринимал ответные ходы: в первый же день переезда Владимира в Ленкину квартиру кот пометил ненавистные мужские ботинки — у рыжей тварюги оказался характер. Дорогие итальянские ботинки пришлось выкинуть. Свершился акт кармического возмездия, понял Владимир, и кота убивать не стал. Он даже его зауважал. Когда-то, в самом начале 90-х, в те далекие времена, когда люди не знали волшебных букв «смс», и в ходу были совсем другие аббревиатуры, Владимир, после распределения преподавателем русского языка и литературы, трудился официантом в кооперативном ресторане. обслуживал малиновых пиджаков и их вульгарных подруг. В трудные времена работал, где платили, надо было кормить нарождающуюся семью. Обслуживать зоопарк за столиками, всех этих краснорожих бабуинов и панд с густо осыпающейся тушью, ему претило. Иногда, устав от хамства посетителей, он метил желудочными соками филе миньон или колдовал над бабуинским пойлом: водка, мартини, плевок – взболтать, но не смешивать.
— Володя, ты слышишь меня, ау?
Он быстрым движением почесал копчик:
- Да-да.
- Ты превращаешься в злобного урода.
– Открою тебе глаза, Ленок: я и есть злобный урод. Я давно такой. Тут уж ничего не исправишь. Смирись, женщина.
- Это невыносимо.
- Нет, ты только посмотри на эти рожи! – воскликнул он, тыча пальцем в экран. Девочки в розовых пеньюарах посылали ему воздушные поцелуи.
- Володя! Нам нужно поговорить!
- Опять?!!
Она заслонила собой экран телевизора.
- Милая, не могла бы ты отойти чуть-чуть в сторону. Спасибо!
Лена отошла, но молчать не стала:
- Знаешь, что самое ужасное? Сказать?
- А вот эта девочка – ничего. Какие губы…
- Володя!
- Да, мама!
- Я с тобой разговариваю!
- Ну? – он с трудом оторвался от лицезрения юной особы и перевез взгляд в пустую тарелку.
«Надо срочно попросить добавки, когда Ленка встанет на паузу», — решил он. Владимир обожал хорошо поесть, обожал итальянскую кухню, у него был пунктик по поводу еды только из качественных продуктов, мясо, рыбу и овощи он отбирал собственноручно на Дорогомиловском рынке. До него Ленка питалась полуфабрикатами, и ему пришлось приучать ее к правильной еде, рецепты он скачивал из интернета, и уже через месяц она вполне сносно готовила тальятелле с артишоками. И вот теперь она говорила, когда он ел, и говорила слишком громко.
- Ты всем им завидуешь, — донеслось до него.
Владимир поперхнулся:
- Что? Кому? Этим дешевым блядям?
- Не такие уж они и дешевые, в отличие…
- В отличие от кого? Договаривай, если начала. От меня?
Ленка, милая спокойная Ленка, женственная, мягкая, в меру глуповатая, с большой теплой грудью, на которой он засыпал, как младенец, вздернула подбородок и пошла в атаку:
- Да, от тебя. Прежде чем исходить дерьмом, посмотри на себя, а сам-то сколько стоишь? Что ты из себя представляешь? Кто ты такой?
- Лена, это я, Вова, — мягко напомнил он.
- Ты неудачник, Вова, — Лену несло со скоростью селевого потока. — Ты неудачник, ты сдался, ты ничего не хочешь делать.
«О, нет, только не это!» — взмолился он про себя. Рано или поздно всех его пассий настигал когнитивный диссонанс: разница между его почти двухметровой фактурой и отсутствием даже намека занять верхнюю ступеньку карьерной лестницы была значительна. Девы грезили о нем в роли успешного бизнесмена, а он был никем, и ему было хорошо, он был в балансе с самим собою. Он не считал себя неудачником, скорее, бытовым гедонистом без особых запросов, от неудачников он старался держаться подальше, боясь заражения. Все, что он хотел, так это необременительных отношений без особых страстей и дешевого драматизма с заламываниями рук и пьяными слезами.
- А что я должен делать, объясни? Начинать день с подвига? Ты уж извини, но я самый обычный мужик, а не человек-праздник, я тебя предупреждал с самого начала: голубей в небо не запускаю, серенады не пою, золотом-бриллиантами не одариваю. Убей меня веником, если хочешь, но вряд ли ты меня изменишь.
Он услышал в ответ:
- Ну, обычным ты сам себя не считаешь, в том-то все и дело. Ты ж у нас популярный блогер, тебя люди читают! Толпы людей, которым нечем заняться! Как это там у вас называется, блогер-тысячник?!!
- Как ты узнала? – поразился он.
Он не афишировал свою маленькую вторую жизнь, это было его личное медиа-пространство, где он писал своим фирменным брезгливо-жеманным стилем, едко и зло, и куда любовницы, коллеги и родственники не допускались. Ему всегда было что сказать, он ездил в метро, а там объектов насмешек хватало. Ему нравилось глумиться над заспанными лицами пролетариев, которых он исподтишка фотографировал на мобильный телефон и выкладывал в сеть. Он был активен и беспощаден, разил глаголом, сыпал пеплом, умело подмечал детали, высмеивал понты и пафос. Его комментировали и разбирали на цитаты. Он сам себе нравился там, в параллельном мире. Там он был не банален, здесь, в этой плоской реальности, из серой череды картонных людишек его выделяла лишь злость и раздражительность.
- Не узнала бы, если бы там не было твоих фоток. Ты же себя обожаешь! Вова на фоне дорогого ресторана, Вова натирает пенис медному быку в Нью-Йорке, Вова в новых шмотках, Вова в Риме, Вова, поедающий пиццу. Я не понимаю, тебе, что, двенадцать? К чему это самолюбование? При физиономии человека рабочей профессии? Ты уж извини, но посмотри на себя в зеркало, ты же не Ален Делон! Прекрати забрасывать людей дерьмом. Ты бы тоже не отказался от своей минуты славы, верно?
Надо признать, заметил Владимир, она его хорошо изучила. Он-то считал, что заболтал-затрахал, что можно расслабиться, глядя сверху вниз на старательную макушку… вот черт! Леночка показывает характер, оказывается, он у нее есть. Не знал, не знал. Испортила прекрасный ужин. Бабы-дуры, все до единой. Нет, не женюсь.
Он участливо поинтересовался:
- У тебя что сегодня, ПМС?
- Пошел к черту.
- Вина еще налить? – примирительно предложил он.
- Не хочу. Ничего не хочу, — она села за стол и закрыла лицо руками.
- Ладно. Я все понял. Кто он?
- Какие же вы, мужики, все одинаковые, — вздохнула Лена. – Как у вас все просто: или ПМС, или любовник…
- Это не у нас, Лен, это у вас, — поправил он.
- …а чтобы признать свою неправоту или хотя бы задуматься – нет, никогда.
- А что, разве не так? – он допил вино и поставил пустую бутылку под стол.
- С тобой невозможно разговаривать!
Зазвонил телефон.
- Это мой, — сказала она, вышла в коридор и вернулась со своей сумочкой. Достала мобильный, ответила на звонок. – Але. Да, это я. Где, у метро? Когда? Да, я смогу. Нет, все нормально. Нет, не поздно, ничего страшного. Да, буду.
- Кто это? – спросил Владимир, когда она закончила разговор.
- Деньги должны подвезти. Надо будет дойти до метро и встретиться с ними.
- А к подъезду они не смогут подъехать?
- Нет, не смогут.
- Кто на этот раз? Кого спасаем? Где фото лысого ребенка? Что лечим?
- Не твое дело.
- Блин, что за люди. Ненавижу. Терпеть не могу это благотворительность по интернету, слезливые истории, ужасные фотографии. И как ты в это ввязалась? Нет, не отвечай. Я знаю, что ты сейчас скажешь. Я это уже не раз слышал. «Если не мы, то кто?» Кто-кто – дед Пихто! Государство! Они хоть понимают, что тебе за это не платят?
- Это не важно, — отмахнулась Ленка.
- И сколько они передадут?
- Сто рублей.
- Ты серьезно? Ради этой мелочи ты попрешься к метро на ночь глядя?
- Эта мелочь, Володя, поможет спасти жизнь ребенка. Если каждый сдаст по сто рублей…
- Лена, это бред. Хочешь, я тебе дам сто рублей, а ты сиди дома. Кажется, дождь начинается. Охота тебе? Позвони этим безмозглым благодетелям и отмени встречу.
Она насупилась:
- Ты меня не проводишь?
- Я?!!! – поразился он. — Из-за ста рублей?!!! Нет! Я же не дурак.
- Зато я дура!
Он хмыкнул:
- Я этого не говорил.
Ленкина грудь пошла красными пятнами. Владимир старался не смотреть. Это было не красиво. Не эстетично. Она поднялась, пододвинула стул к холодильнику, встала, потянулась и достала пачку сигарет и зажигалку. Он всегда подозревал, что она не бросила курить, как обещала. Целуя, он иногда ощущал затхлый никотиновый душок.
- Знаешь что, Вольдемар, — сказала она, с наслаждением делая первую затяжку. – Собирай-ка вещи и уматывай.
- Что, вот прям так, без добавки?
- Ты слышишь меня? У-ма-ты-вай! Вали отсюда!
- Теперь слышу.
- Я так от тебя устала.
- Ты, кажется, торопилась? Тебя люди ждут.
- Подождут.
Она курила и ходила взад-вперед по кухне. Кот с интересом следил головой за перемещениями хозяйки. Владимир следил за обоими, не забывая косить одним глазом в телевизор, где весь экран занимала известная теледива с роскошными статями. Грудь у нее была больше, чем у Ленки. О фак, она еще и поет!
- Не добрый ты, — донеслось до него. — У тебя есть темная половина, и она куда больше светлой. Ты бываешь таким противным! И слова твои ядовитые! Мне не нравится, когда ты смешиваешь людей с грязью, когда в каждом человеке ты замечаешь одно дерьмо. Притом, ты так аппетитно подносишь это дерьмо на подносе, ты искусно расписываешь его, что и я ничего, кроме этой дымящейся кучи в этом человеке уже не вижу. Мне кажется, что с тобой и я становлюсь хуже, злее. А я совсем не такая. Я хочу быть доброй!
- Ну, будь ею. Кто тебе мешает?
Дива на экране гримасничала и позировала фотографам. Дама была уже не первой свежести и наслаждалась каждой секундой своего пребывания на красной дорожке. Двигалась она настолько заторможено, что Владимир машинально щелкнул кнопкой перемотки. Не сработало. Дива оставалась в центре кадра, явно не желая уступать место прибывающим селебритиз. На ковре образовалась небольшая давка, в конце концов, диву оттеснили в сторону. А Лена все говорила и говорила, сбивчиво и громко:
- Ты! Ты мне мешаешь! Я устала, понимаешь? Я устала улыбаться, когда ты злишься. Я даже слова не могу вымолвить, хотя бываю с тобой не согласна. Я устала бороться с твоей злобностью, жадностью и мелочностью…
- Ты боролась? – включился он. — Я как-то не заметил. Могла бы предупредить, я бы поработал над собой, начал уступать места в транспорте, переводить старушек через дорогу. Все для тебя, моя любовь!
Лена его не слышала:
- Меня выворачивает от твоего брюзжанья, от того, как ты относишься к людям, как разговариваешь с телевизором. Ты злой!
- Я не злой. Я строгий!
- Кстати, по поводу телевизора, давно хотела спросить, ты заметил, что подсел на кулинарные передачи?
- Нет.
- Ты можешь часами наблюдать, как фаршируют поросенка, жарят бараньи котлетки или посыпают салат пармезаном. Ты же не собираешься готовить, что тогда?
- Не знаю, — пожал он плечами. — Наверное, это меня успокаивает.
- Ладно, проехали. Давай, собирай чемоданчик и в путь.
- Отлично! И куда же я пойду? В ночь глухую?
- Не моя проблема.
- Ну, ты и стерва.
На этом Ленка споткнулась, посмотрела на него и бросила дымящуюся сигарету в кастрюлю с соусом.
- Ты его не знаешь, — сказала она, скрестив руки на груди. – Простой парень. Мы собирали вещи для детдома, он принес упаковку памперсов.
- Сердобольная ты моя!
- Уже не твоя.
Это было неожиданно. Это всегда неожиданно. Вот ты пуп земли, тебя холят и лелеют, удобряют свежим душистым навозом, а вот тебя уже выдергивают с корнем и оставляют на обочине.
- Как давно?
- Где-то месяц.
- Ясно.
Ленка забарабанила пальцами по столу, затем вытащила из пачки еще одну сигарету и щелкнула зажигалкой. Затянулась, выдохнула в потолок. Как будто можно спрятаться за дымовой завесой, ухмыльнулся он про себя.
- Зачем? – вырвалось у него. – О нет, только не улыбайся так!
- Как?
- Улыбкой умудренной бляди. Все женщины разные, а улыбаетесь вы в такие моменты всегда одинаково. Не думал, что когда-нибудь и ты мне так улыбнешься.
- Переходи сразу к следующему вопросу. Ты, наверное, хотел спросить: «И как он?». Мы, умудренные бляди, обожаем на него отвечать.
- И как он?
- Он теплый, Володя. Он теплый, а ты холодный. Вроде бы и рядом стоишь, а на самом деле, как будто совсем в другом мире находишься. Ты всегда такой! И меня ты не любишь. А мне так хочется почувствовать себя любимой!
- Ну и как, почувствовала?
Лена промолчала. Церемония награждения прервалась на рекламную паузу. Она смотрела на него холодно, с вызовом, так, словно бы давно списала со счетов, подвела баланс. И молчала. Молчание было хуже всего. Лучше бы она заплакала. У него вдруг задергалось правое веко. Ощущение было не из приятных. Нервный тик выбивал азбукой морзе: я-убью-тебя-лживая-сука-точка-сейчас-точка. Владимир допил вино, встал, и, не спеша, удалился в спальню, в дурацкой надежде, что Ленку отпустит, и она приползет с извинениями. Он сболтнул лишнее. Она пошутила. Шутка не удалась. Они помирятся и займутся сексом. Проснутся утром и поедут на работу. Или он размажет ее лукавое личико по мраморной столешнице, а потом задушит, расчленит тело в ванной, обсушит мясо бумажными салфетками и вынесет куски в пакетах для мусора. Владимир пытался понять, что он чувствует: ревнует, любит или хочет ее убить. Он всегда был нетерпим в подобного рода вопросах, и никогда не делил своих женщин с другими самцами. Хлопнула входная дверь. Все-таки, она пошла. Идиотка! Кот мяукнул за дверью, как всегда неотложное дело, следить за проигравшим. Владимир встал и запустил животное. Пульс отбивал учащенный ритм, но ревности точно не было. Нет, это не может быть правдой! Целый месяц! Она не задерживалась на работе, выходные проводили вместе, ничего подозрительного, никаких чужих запахов. Она бы сказала, просто не смогла бы, это не в ее характере, он ее изучил вдоль и поперек. Ленка не была стервой. Она была доброй и даже бесхребетной. Излишне эмоциональной, но искренней и честной. Сколько себя помнил, вечно кому-то помогала, пыталась спасти мир. Занималась благотворительностью, собирала деньги для больных детей, развозила памперсы по детским домам, ездила на Курский вокзал перевязывать бомжей. Владимира от подобных акций коробило, ему мерещился сладковатый запах мочи и гноя, что неблаготворно влияло на эрекцию. Постоянные телефонные звонки, даже ночью. Она переписывалась с двумя девочками из каких-то далеких школ-интернатов, оказывается, люди еще отправляют письма в бумажных конвертах. И даже пишут их вручную шариковой ручкой. Выглядело это весьма архаично. Но Лена считала, что это трогательно. Раз в месяц она пропадала на почте, отправляя посылки своим подшефным: огромные синие коробки, набитые всякой всячиной, от колготок до шоколадных пряников. Он не видел в этом ровно никакой пользы, кроме того, что она балует этих бесполезных девиц, дарит им подарки только за то, что у них нет мамы с папой. Вечерами Лена часами просматривала сайты по усыновлению, подзывая его к экрану компьютера, когда видела симпатичную мордашку. Давай кого-нибудь усыновим, просила она. Владимир, пыхтя, отмалчивался. Он знал, что никогда не сможет полюбить чужих детей, не сможет вдыхать неродной запах от белобрысого затылка, и в каждом нелогичном поступке ему будет мерещиться легкая стадия дебильности. Или тяжелая, смотря, как повезет. В пустовавшей комнате, которую Ленка заранее определила под будущую детскую, теперь разместился склад секонд-хэнда, ожидающий отправки в очередной детский дом. Незнакомые люди несли поношенные рваные вещи, в дом торжественно вносились бывшие радиоуправляемые машины, одноглазые куклы, полинявшие медведи и прочая игрушечная нечисть. Владимир бесился, Ленка тратила кучу денег в бездонную сиротскую яму. Владимир не понимал, почему нельзя было потратить деньги на более приятные вещи, например, ужин в хорошем ресторане с бутылкой-другой красного вина? Бурная деятельность захлестывала Лену с головой, по вечерам она рассказывала ужасы про всех этих несчастных без ног, без рук и, кажется, без почек. Он кивал, внимательно слушал, а яйца съеживались до размера горошин и покрывались наждачной шкуркой. Вдоволь наплакавшись, она требовала секса, а он никак не мог себя раззадорить, он не был виртуозом в этом плане, мог либо жалеть, либо ебать, третьего не дано. Секс имел место по утрам, в прихожей, на посошок. Леночка работала в банке, носила строгие деловые костюмы, очки в золотой оправе, затейливо укладывала волосы, и представляла собой типичный образ учительницы начальных классов, выпускницы пединститута, объект его первых эротических грез. Довольная, она скрывалась в ванной, затем быстро накладывала блеск на зацелованные покусанные губы, и вылетала из квартиры, чтобы застрять в пробке метров через триста. Владимир брился, созерцая свою мрачноватую физиономию из-под тяжелых век, принимал душ, не спеша плотно завтракал, пинал кота, одевался и шел на остановку маршрутного такси. В самом начале их романа Лена довозила его до метро, сама она работала на другом конце Москвы, им было не по пути, но ему было не комильфо. К наличию машины, он, разумный горожанин, не державший в руках дрели, относился свысока и прекрасно чувствовал себя на месте пассажира. После развода он оставил все жене, ревнивой истеричке, москвичке в первом поколении. Вообще, в начале всех своих романов Владимир не забывал сверяться по мастям. Девушка всегда должна быть на ранг выше, твердил он себе. В долгосрочной перспективе всегда была надежда, что его, саратовского паренька, подвезут по социальной лестнице вверх, минуя несколько ступеней. В краткосрочной – что не придется всякий раз платить за ужин. С женой, тщательно отобранной среди нескольких кандидатур, не задалось сразу. К супруге прилагалась воинствующая теща с жертвенным папашей. Папаша молчал, теща шипела, жену после рождения близнецов он перестал узнавать. На смену звонкой девушке с тонкой талией пришла грузная женщина с сельскими вкусами и короткими, как пукнуть, мыслишками. Плебейское семейство разрушающе действовало на психику. Пришлось уйти. Снимал квартиру, пробовал копить на машину, но не вышло, всегда находились первоочередные нужды, а покупать в кредит что-то на колесах объемом в полтора литра считал зазорным. Зарплата была небольшая, плюс он взял на себя обязательства снабжать всем необходимым сына, одного из близнецов, старшего на пять минут, второй оказался балбесом, в маму. Снабжал всем: от шнурков до нужных репетиторов, сын поступал в этом году в МГУ, и они старались изо всех сил. Этого сына Владимир обожал, и было за что: рослый красавец с яркими синими глазами, хорошо учился, нестандартно мыслил. Имел первые заработки: прибился к известной дизайнерской студии, брал заказы. Сын увлеченно рассказывал о промышленном дизайне, он – снисходительно кивал. Мальчик при деле, у мальчика – талант. У второго сына и глаза были не такие синие, и запросы попроще. Со вторым было не интересно. Однако дети растут как трава, надо и о себе не забывать. Знакомиться с девушками, снимать пробы. Но девушки становились все материальнее, и флирт после ответа на вопрос «а какая у тебя машина?» заканчивался. Поиск лирических героинь становился все труднее. К радостям жизни без лишнего балласта они относились недоверчиво. Как правило, на него западали истомленные клоунессы бальзаковского возраста с лобками, поросшими бурьяном, но таких он брезгливо обходил стороной. Он и не подозревал, как тяжело бывает найти спутницу, с душой и ногами нараспашку, с веселым характером, самостоятельную, не вульгарную, не въедливую, чистоплотную, с ровными зубами, не вететарианку и не поэтессу, умеющую поддержать разговор, но не раздражавшую излишней болтовней. Лена была не болтлива. Редкая удача. У Леночки еще оставался мягкий уральский акцент, а ему, как филологу, местечковость претила. Раздражение не проходило, иногда, слушая ее нежный грудной голос, он в бешенстве размышлял, не направить ли ее к логопеду-дефектологу, тогда Леночкин рот будет стабильно занят неочищенным фундуком и все, что он будет слышать между телевизором и кроватью – это «от топота копыт пыль по полю летит». Он был за то, чтобы она поменьше раскрывала рот, а если раскрывала, то либо ела, либо… Тем не менее, надо признать, за исключением акцента и мании к благотворительности, в Леночке все было идеально: тело, карьера, машина и дом, милый дом. Удобная девушка во всех отношениях. Трепетная, в меру наивная. Иной раз, благосклонно одобряя демонстрацию свежекупленного нижнего белья и всего его сочного, гладкого, зовущего содержимого, не обезображенного фитнесом и диетами, он лениво задумывался, а не завязаться ли с ней матримониальными узами, вполне достойный экземпляр женской плоти. И вот теперь, когда он был почти готов повторить ошибки юности, она говорила ему «нет»! Женщина, которую он привык считать своей — теплая, мягкая, податливая, влажная, с чувственными полными губами, складывающимися в самую бесстыжую букву «о», которую он когда-либо вызывал возвратно-поступательными движениями — указывала ему на дверь...