Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Было дело:: - Тёмная история.Тёмная история.Автор: Рыцарь Третьего Уровня Поезд «Воркута-Москва» судорожно задергался и остановился, противно заскрипев тормозами.- Ну вот, опять до вокзала не дотянули, пока добежишь до ларька, поезд уйдет. Ванька, вставай! Беги очередь занимай, а то вы всю воду высосали, чем я вас поить буду? – забурчала снизу вредная бабка, которая не давала покоя не только своим внукам, но и остальным заложникам вагона. Я оторвал голову от серой наволочки со штемпелем «Северная Железная Дорога» и глянул в окно. Надо же, всего 10 часов от Инты, а деревья уже зеленые. С севера на юг ехать всегда веселее: садишься в поезд, где дожди и хмурое небо, через 10 часов уже начинаешь улыбаться зеленой травке, а еще через сутки приезжаешь туда, где вовсю светит солнце и шелестят листья. Если бухать двое суток до потери пульса и изредка поглядывать мутными глазами в окно, природа всегда подскажет, в какую сторону ты едешь. Рывком поднявшись с полки, я аккуратно спустился вниз, чтобы не потревожить бабку. В коридоре уже столпились угрюмые пассажиры, которые, как и бабушкин Ванька, хотели успеть купить припасов в дорогу и подышать свежим воздухом. - Стоянка всего пять минут, куда вы все лезете?! – негодовала проводница, заслоняя собой тамбур. - Дай хоть покурить выйти! – забасили соскучившиеся по солнцу шахтеры и выдавили укротительницу полосатых матрасов на перрон. Оказавшись на подножке, я зажмурился, ощутив букет живых ароматов и звуков. Запах иван-чая, свежих досок и мазута, станционные гудки, грохот почтовых тележек, лай дворняжек – всё это мощным потоком ударило в голову. Постояв немного, я спрыгнул с подножки и в ту же секунду упал, ощутив резкую боль в ноге. Проводница, откинувшиеся зэки, шахтеры и тетки с детьми обступили моё лежащее тело. - Ты че, пьяный? - Что с тобой? - Да у него перелом – точно говорю! - Ща поезд тронется, а он лежит! Держась руками за лодыжку и стиснув зубы, я не мог произнести ни слова. Когда боль немного утихла, я попытался встать, но ничего не вышло — лодыжка опухла до невозможных размеров. - Надо врача. А где ж я тебе его возьму? – воздела руки к небу проводница, — затащите его быстрее в вагон! Эх, горе луковое… Два шахтера в белых майках и растянутых трениках ловко подхватили моё тело и эвакуировали на нижнюю полку под бок к бабке, которая тут же наградила нас недовольным взглядом. - Я дико извиняюсь, но вынужден причинить Вам некоторые неудобства в связи со случившимися обстоятельствами, которые меня крайне огорчают, — обратился я к старухе, но вместо ответа она демонстративно отвернулась к окну. - Так, бабка, парень посидит тут немного, и чтобы я тебя и твоих визгов не слышала! – скомандовала проводница, — Я уже связалась с начальником поезда, в Княжпогосте тебя будет ждать «скорая», собирай вещи. - В смысле? - Будем тебя снимать с поезда, до Москвы ты не доедешь. Вдруг у тебя перелом? Смотри, нога уже вся лиловая! Чёёёёёрт! Только этого мне не хватало… С досады я ударил затылком о стенку. А делать нечего, нога и правда опухла. На перроне стояла «скорая» – серая от рождения «буханка». Всё те же шахтеры выгрузили меня из поезда, я пожелал им хорошего отпуска и полез в нутро УАЗа. Минут через десять, взвизгнув изношенными колодками, «буханка» остановилась у больницы. В приёмном отделении мою ногу осмотрел дежурный врач, похожий на Робинзона Крузо. Пощупав лодыжку, он поставил диагноз: - Фигня! Связки потянул. Побудешь у нас дня три и можешь валить дальше. - Спасибо, доктор! Буду Вам очень признателен, если лечение займет гораздо меньше времени, — сказал я, наблюдая за парой тараканов, играющих в салочки на серой стене. - Имя? – спросил Робинзон, заполняя бумаги. - Максим Евгеньевич. - Возраст? - 22 - Где проживаешь? - В Москве. - Зачем с поезда прыгал? - Никуда я не прыгал, просто неудачно оступился. - Аня! – крикнул в коридор врач, — принеси костыль или палку! Так, Максим Евгеньевич, определяю тебя в 13-ю палату. Сейчас медсестра сделает тебе перевязку, потом накормит остатками ужина и можешь валиться спать – больше тут делать всё равно нечего. Кстати, в твоей палате лежит дед, будешь бухать с ним – выгоню, а лечение продолжишь у ментов в обезьяннике. У меня тут и без тебя алкашей хватает. - Пить не буду, не волнуйтесь. Про телевизор не спрашиваю – и так всё понятно, а почитать хоть есть что-нибудь? Робинзон наклонился и вытащил из-под стола две пыльные книги: «Взгляд на русскую литературу 1846 г.» Белинского и сборник сказок Джанни Родари. - Выбирай, другого ничего нет. Советую взять Белинского, у Родари страниц не хватает – дал больным почитать, а они, стервецы, жопы им подтирали – бумага мягкая. Я выбрал Родари – вдруг и мне листы пригодятся. На пороге приемного отделения появилась медсестра Аня с длинной деревянной палкой в руке. Я широко открыл глаза и Родари со своими Чипполинами и паровозами чуть не выпал у меня из рук. Аня как будто сошла со страниц журнала для взрослых. Её лицо – последнее, на что я обратил внимание, имело благородный белый оттенок. На вид медсестре было лет тридцать. - Проводишь больного в 13-ю палату, сделай перевязку и накорми. Всё, меня больше не трогать! Свободны! В коридоре Аня забрала у меня посох, обняла моё туловище одной рукой, и с её помощью я допрыгал до своей палаты. Весь путь от приёмного до кровати я ощущал прикосновение её груди и бедра. - Принимай гостей, Митрич! Из угла на меня уставился дедок. Глянув на него, я сразу понял, что старичка-лесовичка на Мосфильме явно рисовали с Митрича. - Доброго здоровьичка! Кого ты мне, Анютка, привела? - Не тебе, а себе! Нашла, наконец-то, молодого парня, а то от вас, алкашей, никакого толку! – засмеялась медсестра и ущипнула меня за задницу. Я несколько напрягся, потому как уже неоднократно являлся объектом домогательств со стороны женского пола. Когда ты хватаешь девушку за мягкие места – это одно, а когда щупают тебя – тут, блин, есть о чем задуматься! Аня усадила меня на кровать и туго перевязала лодыжку. Наматывая бинт на ногу, она, не отрываясь, смотрела мне в глаза. От ужина я отказался, на что живо отреагировал Митрич, назвав меня дураком: - Не хотел есть — мне бы свою пайку отдал! По слову «пайка» мне сразу стало понятно, где провел Митрич некоторую часть своей жизни. Уже совсем поздно, как раз на том месте, где Чипполино объявили в розыск, в палату зашла Аня. Я отложил книгу и бросил взгляд в сторону Дмитрича. Дед спал, как убитый. Аня опустила пониже настольную лампу и присела ко мне на кровать. - Мне нужно взять у тебя кровь. - Какую еще кровь? Зачем? - В больнице так положено. - Вы её у всех тут берете? - Да! – прошипела странным голосом Аня. - Нет, Аня, кровь не дам, мне врач об этом не говорил! И не люблю я, когда мне пальцы прокалывают. - Ну ладно… Как нога, болит? - Так себе, ноет. - Я тебе укол сейчас сделаю. Обезболивающий. - Куда? - В твою попу, — еще ниже наклонилась Аня. - Коли быстрее и уходи – видишь, у меня Чипполино. - Дай я потрогаю твоего Чипполино! – сунула руку под одеяло медсестра. Я аж подскочил. Аня расхохоталсь: - Да ладно, успокойся, укол сделаю и уйду. Укола я почти не почувствовал, зато ощутил, что мне жутко захотелось спать. Остатками сознания я еще цеплялся за Чипполино, но вскоре впал в забытье. Утром меня разбудил Митрич, уронив на пол железную кружку. На моей тумбочке уже стоял завтрак: чай, вареное яйцо и тарелка с кашей. Я протянул руку к своему посоху и, опираясь на него, похромал к умывальнику. Разглядывая свою физиономию в зеркале, я заметил на шее две красные точки. - Чертовы комары! - А? – спросил Митрич. - Говорю, комары – паскуды ночью покусали! Или может это клопы? - Да разве это клопы? Вот у нас на зоне в 78-м – вот это были клопы! Утреннего обхода почему-то не было. Митрич сказал, что тут лежат одни хроники – че их осматривать каждый день? Летом народу мало, основной поток пациентов идёт зимой – ломают руки-ноги или замерзают по пьяни. Боль вроде утихла и я, прихватив с собой верного Родари, вышел посидеть на лавке во дворе. Через пару часов книга закончилась, и я пошел менять Родари на Белинского. На месте вчерашнего отшельника сидел другой врач, тоже бородатый. Раз уж я пришел за Белинским, заодно не грех и ногу проверить! Бородач пощупал её, я поойкал в ответ. - Ну, чё, нормально. Сильно ногу не напрягай, и скоро сможешь бегать. Сейчас тебе сделают новую перевязку. - Аня? - Нет, она у нас только по ночам работает. Весь день я провел за изучением трудов Белинского. Надо же, сам ведь ничего не написал, а других критикует, гад. Чем темнее было за окном, тем всё менее я понимал Белинского и никак не мог сосредоточиться на тексте — все мои мысли были заняты Аней. Я знал, что вечером она придет снова. Митрич отрубился, и около полуночи в палату юркнуло знакомое тело в белом халате. - Здравствуй, Максик! Мне сказали, что на ужин ты только пил чай. Так нельзя! — с укоризной произнесла Аня и положила на кровать апельсин, яблоко и плитку шоколада. - Аня, я ведь не девочка, чтобы мне шоколадки носить. - А это чтобы ты был еще слаще! – сверкнули в темноте её глаза. - Аня, уходи. Мне твои шутки не нравятся. Ты офигенная девка, у тебя в этом поселке конкуренции наверняка нет, че ты... Договорить я не успел. Аня набросилась на меня, закрыв мне рот ладонью. Словно вихрь закружился в моей голове. Меня бросало то в жар, то в холод, а затем опять по новой. Утром я еле оторвал голову от подушки. Митрич смотрел на меня, сидя на тумбочке, и нагло пожирал мой завтрак. Ну и ладно, есть мне всё равно не хотелось. Пошарив рукой, я нашел свой друидский посох и побрёл к умывальнику. Мать моя! Точки стали еще больше. Умывшись, я намотал полотенце на шею и отправился к врачу. - Здорово, Бендер! – глянув на «шарф», поприветствовал меня заступивший на смену отшельник. Я плюхнулся на стул и потребовал, чтобы меня сию же минуту выписали. - Так ты ж еще ходить не можешь! На «скорой» я тебя к поезду не повезу, а сам ты не дойдешь. Да и не могу я выписать тебя, не вылечив. - Я тут от другой болезни сдохну! - От какой? Я тронул полотенце и, немного подумав, опустил руку. - От тоски. - Ладно, не скули, я тебе Жюля Верна принесу. - Спасибо, но у меня еще Белинский не прочитан. - Ну, как знаешь. Он осмотрел мою ногу и мы договорились, что меня выпишут завтра утром, иначе я просто сбегу. Опять я весь день сидел на лавке и читал книгу. К вечеру похолодало, и я решил пройтись вдоль больницы, чтобы согреться и разогнать кровь. Стоп! Кровь! Я сел на лавку. Не может быть! Этого не может быть!!! Бред какой-то… Я энергично помотал головой, чтобы вытряхнуть идиотские мысли из головы, но они увязли в ней еще крепче. Я сходил на кухню и выпросил на кухне нож, а потом несколько часов сидел и тупо втыкал его в землю. Потом сторожа с интересом наблюдали, как я ходил вдоль аллеи, разглядывая деревья. Остановившись возле одного из них, я отломил толстую ветку и стал скоблить её ножом. - Ты что делаешь, ирод? Зачем дерево ломаешь? - Новую трость хочу сделать. В подарок больнице. Я же завтра выписываюсь! Поужинав хлебом, я приготовился к очередному визиту Ани: переоделся в свою одежду, сложил больничную пижаму на тумбочку, привел свои мысли в порядок и стал ждать. Митрич зыркал на меня из угла, кряхтел, вроде силился что-то сказать, но почему-то только вздыхал и ничего не произносил. Наконец жизнь в коридоре окончательно умерла, и в больнице стало совсем тихо. Я слышал только дыхание Митрича и стук своего сердца. В полночь появилась она. - Привет, дорогой, я снова пришла к тебе! - Я ждал тебя. Извини, что не приготовил цветы и шампанское. - Ничего страшного, сладенький. Я сейчас уберу отсюда деда, чтобы он нам не мешал. Она открыла дверь и аккуратно выкатила кровать с Митричем в коридор. Я поправил лампу, чтобы она светила выше. Аня вернулась и плотно закрыла за собой дверь. - Ну что, теперь ты мой! – произнесла она и распахнула халат. Я задрожал от увиденной красоты и еле удержал себя в руках. Халат упал с её плеч, и Аня медленно стала приближаться к кровати. Я сидел, не шелохнувшись, и смотрел в её глаза, которые, казалось, гипнотизировали меня. Остановившись в метре от моих ног, она широко улыбнулась, и я увидел её острые клыки. - Стой, Аня! Первый раз в шприце было снотворное, вчера в кружке с чаем была еще какая-то хрень, а сегодня как ты будешь меня усыплять? - Молчи, мой сладкий, и не говори всякие глупости! - Уходи, Аня! Завтра я уеду и мы забудем всё, что здесь случилось. - Я не могу просто так уйти, мне нужна кровь! - Иди из пробирок напейся! - Я никуда не уйду! - Аня, ты больна! Это болезнь, тебе нужно лечиться, ты сама должна знать об этом! Она подняла с пола халат и вытащила из кармана шприц. - Раз ты не хочешь по-хорошему, я вколю тебе снотворное, — перестала улыбаться медсестра и сделала шаг вперед. - Ты мне не оставляешь выбора, Аня! В тот же миг в её голову полетел Белинский. Аня наклонилась, я прыгнул вперед, сбил её с ног и полотенцами привязал её руки к ножкам кровати. Аня шипела и страшно ругалась. Я сидел на полу, слушал её проклятия и думал, что делать дальше. Всё происходящее было похоже на сон. Кто мне поверит про голую вампиршу со шприцом? Я вышел в коридор и растормошил Митрича. Дед поднял голову, и я увидел на его шее такие же точки, как у меня. - Митрич, я так понимаю, что ты всё знаешь. Он опустил голову. - Слушай, дед, я ухожу. Прямо сейчас сваливаю отсюда и еду на вокзал. Медсестра привязана к кровати. Я не знаю, как лечить эту дуру от её болезни. Я сел на кровать рядом. - Дурдом какой-то! Прикинь, у меня у самого чуть крыша не поехала — весь вечер осину искал, идиот. Видел трость мою новую? Из осины сделал. Самому, блин, смешно. Ты слышишь меня, Митрич? Дед кивнул головой. - Я уеду, а вы все тут останетесь. Или пусть продолжает годами сосать из вас кровь, или сдайте её в ментуру. Или в дурку… Нет, не надо! Жалко её, блин, красивая ведь, дура. Митрич, ты только сейчас её не отпускай! Ладно? Развяжи её утром, чтобы я успел ночью сесть в поезд, а то вдруг ещё погонится за мной – сам знаешь, на что бабы способны. Как отвяжешь, отдай ей мою трость – пусть будет подарок на память. Митрич поднял на меня глаза. - Уезжай отсюда, парень, это наши дела. Я знаю, что делать. Всё, давай! - Прощай, Митрич! Я выпрыгнул из окна туалета в темноту и поковылял к вокзалу. Через несколько часов я сидел в московском поезде с проводницей в купе и пил чай. Проводница жадно пожирала меня глазами… Ярославский вокзал встретил поезд массой народа, таксисты стояли плотной стеной и не давали пройти. Прорвавшись сквозь толпу, я подошел к киоску и вдруг увидел газету с огромным заголовком «В больнице совершено ритуальное убийство». Зайдя в метро и сев на ступеньку эскалатора, я стал жадно поглощать статью. В вагоне я еще раз медленно прошел по тексту, не веря своим глазам. Какой-то мужик, перегнувшись через мое плечо, спросил: - А! Тоже это читаете? Ну и как? Вот до чего дожили с этой демократией! Сумасшедший дед закалывает осиновым колом медсестру, а потом вешается! Где это видано? Кошмар, какой кошмар! А рядом читали? Средь бела дня инкассаторов ограбили! И где — под боком у мэрии! Молча взглянув на него и ничего не сказав, я вышел из вагона. Теги:
-1 Комментарии
#0 19:26 22-10-2011Sgt.Pecker
читал читал так нихуя и не дочитал чота остопиздело к середине, сорри. решытельный дед, бля. Очень даже. Понравилось. ну не знаю Первая половина неплоха, далее совершенно нелогично пошла заезженная тема, стало скучно. А хорошо, чотам «Укротительница полосатых матрасов» — понравилось выражение. Еше свежачок Серега появился в нашем классе во второй четветри последнего года начальной школы. Был паренёк рыж, конопат и носил зеленые семейные трусы в мелких красных цветках. Почему-то больше всего вспоминаются эти трусы и Серый у доски со спущенным штанами, когда его порет метровой линейкой по жопе классная....
Жнец.
Печалька. Один молодой Мужик как-то посеял кошелёк свой и очень опечалился, хоть кошелёк и был совершенно дрянь форменная – даже и не кошелёк, а кошелёчишко, но вот жалко до слёз – столько лет в карманах тёрся, совсем по углам испортился и денежек в нём было-то всего 3 копеечки, а вот роднее родного – аж выть хочется.... Если верить рассказу «Каптёра» о самом себе, позывной ему дали люди за его домовитость и любовь к порядку. Возможно. Я бы, конечно, дал ему другой позывной, да уж ладно, менять позывной – плохая примета. Но «Каптёр» правда домовит и хорошо готовит. Годков ему где-то двадцать или двадцать три....
Вестибюль городского ДК полный людей. В большинстве это молодёжь, и я понимаю, что это его друзья и знакомые. А ещё я понимаю, что «Урбан» был ещё очень молодым человеком. Урбан 200. У колонны на лавочке сидит пожилой человек в костюме. У него полностью отсутствующее лицо....
«БТР» 200. Еду на похороны к нему в пригород. Ну как пригород, там полноценный завод, вокруг которого и вырос посёлок, который стал нашим пригородом. «2ГИС» наврал с адресом, чую, где-то не здесь, слишком тихо. Подхожу к бабушкам на лавочке, спрашиваю дорогу....
|